Рубикон

***

Гермиона открыла глаза и замерла, ощущая, как по телу прокатилась волна слабости.

Комната была светлой. Тёплый, мягкий свет пробивался сквозь тонкие белые тюли на окнах, бросая расплывчатые тени на стены с серыми обоями. Воздух был пропитан уютным, почти домашним теплом, пахло чем-то чистым, едва уловимым — то ли древесиной, то ли свежим бельём.

Но это не имело значения.

Ей было плохо.

Каждый вдох давался с трудом, грудная клетка сжималась, будто её туго стянули верёвками. Горло саднило, лёгкие жгло, а в теле поселилась глухая, выворачивающая боль. Ломило всё: от кончиков пальцев до самого затылка.

Но хуже всего была голова.

Гермиона сжала веки, надеясь, что боль немного отступит, но нет — пульсация в черепе стала ещё сильнее, будто внутри что-то раскалённое и невыносимо тяжёлое билось в попытках вырваться наружу.

Она попыталась пошевелить ногами — резкая, пронзающая боль.

Губы дрогнули.

Она не знала, где находится.

Гермиона заставила себя осмотреться. Двухместная кровать с мягким тёмным покрывалом, небольшой шкаф, прикроватная тумбочка с белой лампой, картина на стене — комната выглядела совершенно обычной. Спокойной. Уютной.

Но она не могла расслабиться.

Память подводила её.

Она сбежала, помнила это отчётливо. Помнила страх, адреналин, колючий ветер, обжигающий щёки. Помнила, как сердце грохотало, как бежала, спотыкаясь… А дальше?

Дальше — ничего.

Пустота.

Как она здесь оказалась? Кто её нашёл? Как давно она здесь?

Её руки задрожали.

Она снова попала в ловушку?

Дверь приоткрылась, и в комнату вошла пожилая женщина.

Гермиона напряглась, вглядываясь в неё.

Гермиона сглотнула, ощущая, как тревога сдавливает грудь. Голова раскалывалась, ноги и рёбра ныли, а ещё этот сухой, колючий кашель, который она едва сдерживала.

Она смотрела на женщину, пытаясь понять, кто перед ней. Пожилая, с аккуратно уложенными седыми волосами, в простом платье в цветочек, с мягким, немного старомодным ароматом лаванды и ванили. На переносице круглые очки, в глазах тёплая забота.

— О, ма пети, — мягко произнесла женщина, и Гермиона вздрогнула.

Французский? Или что это? Нет, точно французский. Слышался лёгкий акцент.

— Ты, наконец, очнулась…

Гермиона напряглась. Бабушка выглядела доброжелательно, но откуда ей знать?

— Где я? — прошептала она, чувствуя сухость во рту.

Женщина присела на край кровати, двигаясь осторожно, будто боялась напугать её.

— В тёплое место, где тебе не навредят, — мягко ответила она. — Я зделаль тэбе шэй, но если хочешь воадэ, скажи.

Акцент, интонации — да, точно француженка. Или нет? Может, она просто долго жила во Франции?

Гермиона растерянно моргнула, облизнула пересохшие губы. Она не знала, что ответить. Голова болела, мысли путались, а память будто проваливалась в пустоту. Где она? Кто эти люди?

Гермиона сглотнула, чувствуя, как горло сдавливает сухость.

— Вода… — тихо выдавила она, не отводя взгляда от пожилой женщины.

— Оу, да, ма пети, — тут же откликнулась та, поспешно поднявшись. — Ждать, я принэсу.

Она исчезла за дверью, оставив Гермиону одну. Девушка зажмурилась, пытаясь собрать мысли воедино, но всё было, как в тумане. Она помнила… бегство. Холод. Кровь. Потом — ничего. Как она оказалась здесь? Кто её нашёл?

Через минуту женщина вернулась с подносом. Поставила его на прикроватную тумбочку, помогла Гермионе приподняться, подкладывая под спину подушки. Движения осторожные, заботливые.

— Вот, воадэ… — Она протянула ей стакан. — Пить медленно, не спешить.

Гермиона послушно сделала пару маленьких глотков, и только тогда осознала, как сильно пересохло во рту. Женщина наблюдала за ней с тёплой улыбкой.

— Кто вы? — наконец спросила Гермиона, ставя стакан обратно на поднос.

— Я? — старушка рассмеялась. — Простая женщина. Звать мадам Боннэ.

Боннэ. Определённо француженка.

— Вы… француженка?

— Оу, да, ма пети, но живу здесь давно. Ты, наверное, хочешь знать, как попал сюды?

Гермиона сжала губы. Конечно, хотела. Но в то же время боялась ответа.

— Bien сюр, ма пети. Весь город говорить о тебе. Героиня войны… исчезнувшая… Пувр фий… Тебя ищут.

Гермиона сжала зубы, чувствуя, как сердце сжалось от тревоги. Кто её ищет? Как давно она здесь? Она не знала, сколько времени прошло. День? Два? Больше?

— Где… где я? Это деревня? Город? — она судорожно сглотнула, борясь с нарастающей паникой.

— Маленький город, не переживать. Ты в безопасности, ма пети. Здесь никто не тронет тебя.

Но могло ли это быть правдой? Гермиона не знала. Она всё ещё была пленницей. Просто теперь её клетка выглядела уютнее.

— Мой гарсон нашёл тебя, — мягко продолжила мадам Боннэ.— Ты былэ в крови, без сознания… лёжалэ на снегу. Он не мог оставить тебя, бедняжка.

Гермиона моргнула, пытаясь сосредоточиться. Голова всё ещё гудела, мысли путались.

— Га… гарсон? — переспросила она, спотыкаясь на слове.

Мадам Боннэ улыбнулась, покачав головой.

— Оу, ма пети, гарсон — это мальчик. Мой...сы...сып? Мой...сын, вот. Он нашёль тебя.

— А… — Гермиона сглотнула, чувствуя, как по спине пробежал холодок. — Он… где?

— На работе, — спокойно ответила женщина, поправляя тёплый плед на Гермионе. — Но скоро придёт. Ах, бедная девочка… ты дрожишь! Надо согреться, да? Я принэсу ещё одно одеяло.

Гермиона только молча кивнула, вжавшись в подушки.

Как только мадам Боннэ вернулась, укутав Гермиону тёплым шерстяным одеялом, девушка глубоко вздохнула и, собравшись с мыслями, тихо спросила:

— Мне… нужно домой. К родным. В Лондон.

Старушка покачала головой, поправляя очки на переносице.

— Оу, нон, ма пети. Это нэ вазможно.

Гермиона нахмурилась.

— Почему?

— Это слишком опасно. Ты не знаешь, кто за тобой охотится.

Сердце болезненно сжалось. Гермиона крепче сжала пальцы на краю одеяла.

— Но… мои друзья! Они могут приехать за мной?

Мадам Боннэ грустно улыбнулась и погладила её по руке.

— Они узнают, что ты жива. Но не сийчас. Сперва ты должна востановиться. А потом уже думать, что делать дальше.

— Но… — губы Гермионы дрогнули. Она хотела возразить, сказать, что Гарри точно уже поднял всех авроров, что её ищут. Но что, если она действительно приведёт их прямо в ловушку?

Голова закружилась от усталости, а мысли спутались. Она вцепилась в одеяло, сжимая ткань дрожащими пальцами. Всё неправильно. Всё ужасно неправильно.

Мадам Боннэ вздохнула, мягко похлопала Гермиону по руке и, поправив очки, направилась к выходу.

— Тебе нужен отдых, ма пети. Я приду позже.

Дверь закрылась, оставляя Гермиону одну. В комнате снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым потрескиванием дров в камине. Она глубоко вздохнула, стараясь унять тревогу, но внутри всё сжималось от паники.

Что теперь?

Она попыталась собрать воспоминания воедино, но чем больше пыталась, тем больше понимала, что в её голове зияют дыры. Она помнила, как бежала — холод, страх, усталость. Помнила кровь. А потом?

Она нахмурилась, прикрыв глаза.

До этого… до побега… Был суд. Она работала в Министерстве. Где-то мелькало имя Поттера. Её друзей.

А потом — Малфой.

Гермиона приоткрыла глаза, вцепившись пальцами в одеяло. Малфой. Он точно был. Она помнила его взгляд — в нём было что-то… тёплое. Непривычное.

Но что именно?

Голова снова заныла, и она невольно застонала, вжимаясь в подушку.

Она ничего не помнила.

Блейз… Он тоже был. Что-то говорил.

Но что?

Гермиона сжала губы, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы. Она не могла вспомнить. Словно кто-то стёр целые куски её жизни, оставив лишь беспорядочные обрывки. Её сердце колотилось в груди, страх поднимался волной.

Она ведь должна помнить. Должна знать, что с ней произошло. Но в голове была пустота.

Ближе к вечеру в дверь комнаты постучали. Гермиона вздрогнула, машинально натягивая одеяло чуть выше, словно это могло её защитить. Дверь скрипнула, и в комнату вошёл парень.

Он выглядел моложе, чем она ожидала, — лет двадцать, может, чуть больше. Брюнет, высокий, в круглых очках. Чем-то даже напоминал… Гарри? Нет, это сравнение было странным. Этот юноша выглядел более… мягким? В его чертах не было той решимости, что была у Поттера, но всё равно было в нём что-то… знакомое.

Парень замялся у порога, заметно нервничая.

— Эм… Привет, — он неловко поправил очки и робко улыбнулся. — Как ты себя чувствуешь?

Гермиона нахмурилась.

— А ты кто?

— О, да… Прости, — он быстро подошёл к креслу у окна и сел, сцепив пальцы. — Я Сэмуэль.

— Сэмуэль, — повторила она, словно пробуя имя на вкус. — Это ваш дом?

— Да, мой и моей мамы, мадам Боннэ, — он кивнул, нервно теребя рукав. — Я… э-э… я нашёл тебя.

Гермиона напряглась.

— Нашёл? Где?

Сэмуэль взглянул на неё чуть виновато.

— В снегу. Ты была вся в крови, без сознания… Я не мог просто оставить тебя там.

Она замерла, переваривая услышанное.

— Где именно ты меня нашёл?

— На окраине городка, недалеко от леса.

— Городка? — она резко посмотрела на него. — Значит, я не в Лондоне?

Парень отвёл взгляд.

— Нет. Это маленький город.

Гермиона почувствовала, как её затопила новая волна паники.

— Ты… ты привёз меня сюда?

— Я… аппарировал, — признался он неохотно.

— Без разрешения? Без спроса?

— Ты была без сознания! — Сэмуэль поднял руки, словно защищаясь. — Я не мог оставить тебя умирать!

Она сжала губы. Всё это было неправильно. Очень неправильно.

Гермиона глубоко вздохнула, стараясь унять тревогу.

— Мне нужно домой, — твёрдо сказала она, глядя прямо на него.

Сэмуэль явно ожидал этих слов. Он сжал пальцы в замок, задумчиво смотря на пол.

— Я понимаю, — медленно ответил он. — Но это… не лучшая идея.

Гермиона напряглась ещё сильнее.

— Почему?

— Ты ранена, ослаблена. Ты даже ходить нормально не можешь, — он кивнул на её ноги, скрытые под одеялом. — А ещё… ты не в безопасности.

— Что? — она недоверчиво сузила глаза.

Сэмуэль слабо улыбнулся, но в его взгляде читалась искренняя тревога.

— Ты же знаешь, кто ты, Гермиона Грейнджер? О тебе говорят в газетах, тебя ищут. И не только те, кто хочет тебе помочь.

Сердце заколотилось быстрее.

— Кто ещё меня ищет?

— Я не знаю, — он покачал головой. — Но если бы тебя нашёл не я, а кто-то другой… кто знает, чем бы это закончилось?

Она сжала пальцы в кулак.

— Это не даёт вам права удерживать меня здесь.

— Мы не удерживаем, — он посмотрел на неё серьёзно. — Просто… просим немного подождать. Пока ты восстановишься. Пока всё не уляжется.

Гермиона молчала. Всё это звучало разумно… но интуиция кричала, что что-то здесь не так.
Она стиснула зубы, пытаясь переварить его слова. Всё это казалось неправильным. Да, она была ранена, ослаблена, но оставаться здесь, в каком-то неизвестном месте, с незнакомыми людьми?

— Хорошо, — медленно проговорила она. — Если я не могу уйти прямо сейчас… дайте мне хотя бы написать письмо. Моим друзьям.

Сэмуэль нахмурился.

— Письмо?

— Да, письмо, — твёрдо кивнула она. — Чтобы они знали, что я жива. Что я в безопасности.

Он задумчиво прикусил губу.

— Я… не знаю, будет ли это хорошей идеей.

Гермиона резко дёрнула головой, так, что боль в висках усилилась.

— Почему нет?! Это всего лишь письмо! Я напишу Гарри Поттеру или… или кому-нибудь ещё! Вы же сказали, что меня ищут! Друзья, наверняка, с ума сходят!

Сэмуэль вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, протёр лицо руками.

— Дело не в этом, — пробормотал он. — Просто… Если твоё письмо перехватят не те люди…

— Тогда отправьте его анонимно! Заклятием, через сову, как угодно! Но я не могу просто сидеть здесь и ничего не делать!

Сэмуэль посмотрел на неё долгим взглядом.

— Я поговорю с мамой, — наконец сказал он. — Но ничего не обещаю.

Сэмуэль не спешил уходить. Он, казалось, раздумывал о чём-то, то ли не решаясь сказать что-то важное, то ли просто не зная, как продолжить разговор. В конце концов, он тихо вздохнул.

— Я понимаю, что тебе тяжело, — сказал он. — Но, правда, пока лучше оставаться здесь.

Гермиона не ответила. Она смотрела, как за окном медленно падает снег, и пыталась подавить тревогу, которая снова начинала сдавливать ей грудь.

— Отдыхай, — сказал Сэмуэль, вставая. — Если что-то понадобится, просто зови.

Она кивнула, даже не повернув головы.

Когда дверь за ним закрылась, Гермиона зажмурилась и глубоко вдохнула.

Письмо. Ей нужно написать письмо. Нужно сообщить Гарри, где она. Нужно выбраться отсюда.

Но почему-то казалось, что всё будет не так просто.

Ночью она почти не спала.

Голова раскалывалась, тело ломило, словно после пыток, а мысли, одна за другой, тянули её вниз, в темноту.

Ей казалось, что это тоже ловушка. Очередная западня, как та, из которой она сбежала. Просто новая клетка — тёплая, уютная, но всё равно клетка. Ведь она не могла уйти.

Гермиона ворочалась, но боль мешала двигаться. Её мучили провалы в памяти. Она пыталась вспомнить, как оказалась здесь, но всё расплывалось, как дым. Последнее, что она помнила отчётливо — это побег. Потом… боль. Тьма.

И что-то ещё. Что-то важное, но ускользающее, как вода сквозь пальцы.

Малфой.

Почему именно он? Почему, когда она пыталась за что-то зацепиться в этом хаосе, всплывал именно его образ?

Она помнила… что-то тёплое. Что-то, связанное с ним. Но что?

Гермиона нахмурилась, вглядываясь в темноту. Малфой отправлял ей тёмную магию. Это она помнила. Помнила, что собиралась сбежать. Но что ещё?

Что-то важное.

Но сколько ни пыталась, воспоминания не складывались в целостную картину.

Утром дверь тихо скрипнула, и в комнату вошёл Самуэль, неся поднос с завтраком. Аромат горячей яичницы и поджаренных сосисок тут же наполнил воздух, и у Гермионы предательски заурчал живот. Она давно не видела нормальной еды. Казалось, вечность.

— Доброе утро, — улыбнулся он, ставя поднос на прикроватную тумбочку. — Как ты себя чувствуешь?

Гермиона, уже сидящая на кровати, привалившись спиной к изголовью, медленно провела ладонями по лицу.

— Гораздо лучше, — хрипло ответила она, а затем, не сдержавшись, добавила.— Еда пахнет просто потрясающе.

Самуэль усмехнулся.

— Рад слышать. Ешь, тебе нужно восстановить силы.

Он устроился в кресле у окна, наблюдая, как Гермиона потянулась к стакану с апельсиновым соком и сделала несколько жадных глотков.

— Кстати, — добавил он, достав из кармана сложенный пергамент, перо и конверт. — Мама разрешила написать письмо.

Гермиона замерла, сжимая стакан в руках.

— Правда?

— Да. Но оно должно быть анонимным.

Она нахмурилась.

— Что это значит?

— Без имён и адресов, — пояснил Самуэль. — Сова сама почувствует, куда нужно.

Гермиона прищурилась, вглядываясь в его лицо.

— Откуда ты знаешь?

— Так всегда работает с анонимными совами. Им достаточно магии письма, они чувствуют, кому оно предназначено.

Она всё ещё сомневалась, но, возможно, это был её единственный шанс сообщить кому-то, что она жива.

— Ладно, — тихо сказала она.

Самуэль кивнул.

— Я оставлю тебя. Поешь и напиши, что считаешь нужным. Я зайду позже.

Он взял пустой стакан, аккуратно прикрыл за собой дверь, и Гермиона осталась одна. Она уставилась на чистый пергамент, не зная, с чего начать.

Гермиона уставилась на чистый пергамент, не зная, с чего начать.

Ей казалось, что она уже сталкивалась с этим раньше. Анонимные совы. Магия письма. Что-то смутное шевельнулось в глубине сознания, но воспоминание не хотело выныривать из тумана.

Она уже… писала такие письма? Отправляла что-то, не оставляя имени?

Гермиона нахмурилась, сжимая в пальцах перо.

Воспоминание было размытым, неясным. Будто она кому-то отправляла что-то важное… но кому? И что именно?

Отголоски магии вспыхнули в сознании, и перед глазами мелькнула сцена: старая сова, коробка с чем-то внутри, тёплая мантия, запах дождя.

Но кому?

Она вцепилась пальцами в перо, пытаясь вспомнить, но в голове было пусто. Только смутное ощущение, что это уже происходило.

И в то же время — будто она слышит об этом впервые.

***

Драко сидел в кресле, рассеянно глядя в пламя камина, лениво перекатывая в пальцах бокал с огнёвиски. Напиток был крепким, обжигал горло, но не приносил облегчения.

Блейза не было. В доме стояла тишина, и от этого было только хуже.

Грейнджер всё ещё не нашли.

Он закрыл глаза, запрокинув голову назад. Всё идёт не так, как надо. Ни единого следа. Ни одной зацепки. Она словно исчезла.

Рождество через неделю.

Драко стиснул зубы. Он уже пообещал себе, что купит ей подарок. Поздравит её. Только бы нашлась. Только бы была жива.

О, Малфой, да ты герой на все случаи жизни. То кафе, то Рождество, то бессонные ночи с виски и её именем в мыслях.

Но они нашли след.

Две ночи назад Грейнджер каким-то образом ответила ему на его магию.

Беспалочковая.

Она владела беспалочковой магией?

О, ну да. На неё это слишком сильно похоже. Как же ещё.

И когда они с Блейзом нашли её кровь...

Это было страшно. Да, Малфой и не такое видал за всю свою жизнь, учитывая своё прошлое, но...это была её кровь.

Поттер с аврорами провёл какие-то дурацкие проверки и снял пробы.

Это действительно была её кровь.

Значит, она пыталась сбежать.

Значит, или её поймали и ударили, или она сама упала.

Но её там не было.

Никаких тел. Никаких следов.

Даже сбежать нормально не может.

Драко с силой сжал бокал, чувствуя, как злоба и бессилие сжимаются тугим узлом в груди.

Если её поймали… Если она сейчас снова в лапах тех, кто уже причинял ей боль…

Он сделал резкий глоток, едва не закашлявшись.

Нет. Он не мог думать об этом.

Она бежала. Это факт. Она была жива в тот момент, когда оставила этот след. А значит, была надежда.

Но почему её нигде не было? Почему после того всплеска магии всё снова исчезло, словно её просто вычеркнули из этого мира?

Драко тяжело выдохнул, ставя бокал на столик.

Он хотел найти её. Больше всего на свете.

И не потому, что чувствовал себя обязанным. Не потому, что Поттер с Уизли слонялись по Министерству, кидая на него косые взгляды, будто он сам её похитил.

Уже нет.

Просто это была Грейнджер.

Противная всезнайка, которая слишком много работала, слишком мало спала, которая таскала на себе всё Министерство, а потом приходила в этот дурацкий книжный магазинчик по выходным, просто потому что не могла без книг.

Которая умела злить его до белого каления.

Которая пахла…

Чёрт, он так и не разобрался. Ваниль? Карамель? Иногда ему казалось, что это что-то совсем другое, что-то, чего он не мог объяснить словами.

Которая…

Драко закрыл глаза и провёл ладонями по лицу.

Он слишком далеко зашёл. Уже пересёк тот самый Рубикон, после которого невозможно повернуть назад.

И теперь оставалось только одно — идти до конца.

В Министерстве он уже не работает, ему это не надо. Деньги есть, а когда всё уложится он откроет бизнес.

Драко проснулся рано, хотя заснуть удалось далеко за полночь. Голова была тяжёлой, но не от огневиски — он выпил совсем немного. Его мучило другое.

Он так и не нашёл ответа. Так и не понял, где она.

Малфой с раздражением провёл ладонью по лицу, садясь на кровати. За окном серел зимний рассвет.

Внизу раздался глухой хлопок — судя по всему, аппарировал Блейз. Драко слышал, как он ходит по дому, что-то роняет, ругаясь себе под нос.

Но прежде чем Драко успел встать, раздался ещё один звук. Тихий стук в стекло.

Он резко обернулся.

За окном, окутанная утренним туманом, сидела белая сова. Незнакомая.

Драко медлил.

Сова сидела на подоконнике, бесшумно двигая лапами по покрытому инеем дереву. Глаза её поблёскивали в утреннем полумраке — слишком умные, слишком пронизывающие.

Малфой встал, чувствуя, как по телу пробежала дрожь — то ли от холода, то ли от чего-то другого. Открыл окно.

Сова тут же встрепенулась и протянула лапу, к которой был привязан конверт.

Без печати. Без опознавательных знаков.

Анонимное письмо.

Драко медленно развязал бечёвку, и, как только он забрал письмо, птица молча расправила крылья и исчезла в зимнем воздухе.

На мгновение он просто смотрел на сложенный пергамент в руках.

А потом развернул его.

Я жива.

Сейчас я нахожусь в доме пожилой француженки. Она добрая, заботится обо мне, но я не могу избавиться от чувства, что это снова ловушка.

У неё есть сын, Самуэль. Брюнет, в круглых очках, немного похож на…Гарри. Он выглядит скорее как ботаник — спокойный, немного застенчивый, но в целом милый. Говорит без французского акцента, что странно. Это он нашёл меня возле леса, без сознания и всю в крови. Аппарировал сюда. Я не знаю, где именно нахожусь. Это какой-то маленький городок, но названия мне не говорят.

Они утверждают, что мне пока рано уходить. Что я слишком слаба, что меня могут искать. Возможно, они правы… но я всё равно хочу домой.

Я не могу сказать, где нахожусь. Не потому, что не хочу, а потому что сама не знаю.

Мне просто нужно, чтобы вы знали — я жива.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался Блейз, как всегда с той смесью иронии и лёгкой небрежности, которая сводила Малфоя с ума.

— Ну что, Малфой, удалось ночью не сдохнуть от тоски? — бодро осведомился он, оглядывая его растрёпанный вид. — Или ты уже заказал себе траурный венок с надписью «Без Грейнджер жизнь не мила»?

Драко промолчал, продолжая смотреть на письмо в руках.

Блейз сразу это заметил.

— Эй, ты меня вообще слушаешь?

Ответа не последовало.

— Малфой…

Тишина.

Блейз нахмурился, шагнул ближе и, не спрашивая разрешения, выхватил у него из рук письмо.

— О, да ты у нас романтик. Кому пишем? — с ухмылкой начал он, но, пробежав глазами первые строки, вдруг резко замолчал.

Драко смотрел на него, ожидая.

Блейз сглотнул.

— Это… Она?

— Да.

Он снова опустил взгляд на письмо, будто пытался убедиться, что не ослышался.

— Это не может быть… — пробормотал он. — Это может быть ловушка, Малфой. Может, кто-то…

— Почерк, — холодно оборвал его Драко.

Блейз поднял на него глаза.

— Ты уверен?

Драко усмехнулся, но в этой усмешке не было ничего весёлого.

— Я смотрел на этот чёртов почерк семь лет подряд, Забини. Он доводил меня до бешенства. Слишком правильный, резкий, без единой ошибки…

Блейз молчал, сжимая письмо так, будто держал не лист пергамента, а что-то бесценное.

— Значит, она жива, — наконец выдохнул он.

— О, ты мог догадаться давно, учитывая, что мы два дня назад нашли её кровь, — нервно бросил Драко, закатив глаза. Он сел в кожаное кресло.

Блейз медленно сел в кресло напротив, постучав пальцами по письму.

— Ну, ты же понимаешь, — лениво протянул он, — что кровь — это, конечно, хороший знак, но живую Грейнджер мы тогда не нашли.

Драко сжал зубы.

— Она была жива в тот момент.

— В тот момент, — повторил Блейз, подняв бровь. — Вот именно. И мы не знали, что с ней случилось потом.

Драко раздражённо откинулся в кресле, скрестив руки на груди.

— Ты вообще читал письмо или просто любуешься им?

Блейз усмехнулся и снова взглянул на пергамент.

— О да, я его изучаю. Особенно тот момент, где она пишет, что этот твой Самуэль «милый».

Он поднял взгляд и довольно ухмыльнулся.

— Малфой, она живёт у какого-то француза. Брюнет. В очках. Слишком похож на Поттера, чтобы быть хорошим человеком.

Драко сжал кулаки.

— Забини…

— Нет-нет, погоди, это просто чудесно! — продолжал Блейз, делая вид, что не замечает его злости. — Ты только представь: она там, в каком-то милом французском городке, пьёт горячий шоколад, а этот «милый» Самуэль заботливо укрывает её пледом.

— Блейз…

— И, конечно, он совершенно безобиден! Ну, по её словам. Брюнет, в очках, ботаник… Как ты думаешь, он уже читает ей книжки на ночь?

Драко резко поднялся, так что кресло громко скрипнуло.

— Хватит!

Блейз расхохотался.

— О, Малфой, да ты ревнуешь!

— Я не ревную!

— Конечно, конечно, — хмыкнул он, пряча ухмылку. — Ты просто хочешь найти её, забрать оттуда и устроить допрос этому «милому» Самуэлю, а заодно — сломать ему очки.

Блейз снова начал вертел письмо в руках, словно изучал его с научным интересом.

— Так, где тут этот твой Самуэль… Ага, вот. — Он хмыкнул. — «Спокойный, немного застенчивый, но в целом милый».

Драко медленно сел обратно в кресло, сцепив пальцы в замок.

— И что?

— Да ничего, просто… Забавно, что Грейнджер сразу отметила, какой он милый.

Малфой лишь скептически выгнул бровь, не поддаваясь.

— Забини, я не собираюсь обсуждать, кого она считает милым.

— О, конечно, нет, — оживлённо закивал Блейз. — Тебе ведь плевать, верно?

— Абсолютно.

— Поэтому ты сидишь тут, сжав кулаки так, будто готов аппарировать во Францию и выбить ему зубы.

— Ты идиот, — без эмоций отозвался Драко.

Блейз драматично вздохнул.

— Ладно-ладно, допустим, ты не ревнуешь. — Он театрально откинулся на спинку кресла. — Но давай хотя бы признаем, что ситуация… ну, знаешь, слегка раздражающая?

— Нисколько.

— Да ладно, Малфой, даже ты не настолько хорош во вранье.

Драко не ответил, лишь пристально смотрел на письмо.

Блейз, конечно, не остановился.

— Ну просто представь. Она сидит там, в тёплом доме, этот Самуэль приносит ей чай, заботливо укутывает пледом, а потом говорит: «О, ма шерри, вам нужно отдохнуть…»

Драко сжал челюсть.

Блейз прищурился, явно довольный своей работой.

— И вот ты говоришь, что тебе это всё безразлично…

Драко медленно вдохнул, забирая у него письмо и сворачивая его в аккуратную трубочку.

— Если ты не заткнёшься, то следующим «милым» ботаником в очках будешь ты.

***

Пиздец.

Просто ахуительно.

Мы с Блейзом два дня назад нашли её кровь. Много крови. Буквально на снегу. Не капли, не следы — а дохуя. А значит, она ранена. Значит, она бежала. Значит, мы были, блять, в двух шагах.

А теперь анонимная сова.

Я даже не удивился, если честно.

Открыл письмо.

И ахуел.

Почерк.

Вот он, этот ебучий почерк.

Семь лет подряд он вызывал у меня желание сломать перо, прожечь взглядом пергамент и разорвать всё к хуям. Слишком правильный. Чересчур аккуратный. Омерзительно безупречный.

Грейнджер.

Она.

Жива.

Ну заебись? Радоваться? Ахуенно!

Вот только дальше начинается полное ебаное дерьмо.

"Я в безопасности. Самуэль. Брюнет. В очках. Милый."

МИЛЫЙ.

Блять, МАЛО ЕЙ БЫЛО ПОТТЕРА?!

Ну серьёзно! Семь лет ей не хватило одной этой ходячей катастрофы в очках, теперь она решила найти новую?

"Брюнет. В очках. Милый."

Я перечитал это раза три. Мне реально стало физически плохо.

Какая, нахуй, безопасность? Ты в каком-то ебучем французском городке у «милого Самуэля»? Ты серьёзно, Грейнджер?!

Я представил, как этот французский хуй в очках читает ей книжки на ночь, наливает горячий шоколад, заботливо укрывает пледом и щебечет на своём французском "ma chérie, вам удобно?"

Меня чуть не стошнило прямо на месте.

Почему этот уёбок нашёл её, а я — нет?!

Две недели, две, сука, я искал любую зацепку. Я перевернул к хуям весь Лондон, я носился по Министерству, я допрашивал всех, кого можно, я, блять, пытался читать следы на снегу.

А в итоге какой-то французский ботаник в ёбаных очках нашёл её раньше.

Ну заебись.

Что теперь делать?

Сказать Поттеру? Да он ахуеет и решит, что его ёбаное геройство снова кому-то нужно. Разбудит пол-Аврората, создаст, блять, спецотряд спасения, а потом умудрится проебать её во второй раз.

Нет, нахуй. Поттера сразу нахуй.

Написать письмо?

А как? Куда? У меня, блять, нет адреса. Иди, Малфой, отправь анонимную сову во Францию.

Ага, ахуенная идея.

Любой может перехватить. Любой может узнать.

Это ужасно.

И что теперь?

Я, блять, не знаю.

Я не привык не знать, что делать.

Блейз что-то говорил, но я его уже не слышал.

Где ты, Грейнджер? Где тебя искать? Как мне тебя вытащить?

Какого хуя ты там делаешь с этим ёбаным ботаником?!

Пошёл он нахуй.

***

— Вы идиоты.

Голос Роу звучал ровно, но в нём кипела ярость. Он стоял в центре комнаты, глядя на Лестера, который сидел в кресле, бледный, с перекошенным от злости лицом.

— Вы, блять, держали её две недели, и что в итоге? — продолжал Роу, сдерживая желание заорать. — Она сбежала. Два ёбаных дня назад. И вы всё ещё не знаете, куда?!

Кейн лениво прислонился к стене, скрестив руки.

— Если бы защита была нормальной, она бы не сбежала, — протянул он.

Лестер зло дёрнул головой.

— Защита была нормальной. Эта сука — ненормальная!

Грейсон усмехнулся.

— Недооценил грязнокровку?

Лестер злобно сверкнул глазами.

— Я думал, она будет бояться. Думал, сломается. А она…

Он осёкся, стиснув зубы.

Роу шагнул вперёд.

— Где её теперь искать?

— Если она не сдохла в лесу, значит, её кто-то подобрал, — сказал Кейн. — Может, магглы. Может, волшебники.

— Мы искали вокруг дома. Никаких следов, — медленно сказал Грейсон.

Роу выругался и провёл рукой по лицу.

— Если она добралась до города, то мы её проебали.

— Не факт, — сказал Кейн. — Каризрак тоже был в этом районе. Если бы она далеко ушла, он бы это почуял.

— Он её не нашёл два дня назад. Почему ты думаешь, что найдёт сейчас?

— Потому что теперь мы знаем, что она не сидит взаперти. Значит, нам нужно прочесать все дороги, маггловские автобусы, железнодорожные станции…

Роу сжал кулаки.

— Вы оба — долбаные гении, только это надо было делать два дня назад, а не сейчас.

— Да заткнись ты, — огрызнулся Лестер.

— Мы найдём её, — твёрдо сказал Грейсон.

Роу усмехнулся.

— Найдём. И на этот раз без ошибок.

***

Гермиона сидела на краю постели, сжимая в пальцах чашку с горячим чаем. В комнате было тихо, только ветер за окном изредка бился в стекло. Самуэль стоял рядом, склонив голову набок, внимательно за ней наблюдая.

— Ты мало ешь, — заметил он с лёгким укором.

Гермиона сжала губы.

— Я не голодна.

— Но тебе нужно восстановить силы, — мягко продолжил он. — Ты здесь в безопасности. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя комфортно.

Он улыбался, но в его взгляде было что-то… неуловимо странное. Слишком внимательное, слишком заботливое.

— Я ценю твою помощь, но мне правда не нужно, чтобы ты обо мне беспокоился, — осторожно сказала она.

— Глупости, — рассмеялся он. — Разумеется, нужно. Разве ты не видишь? Я хочу, чтобы тебе было хорошо.

Он вдруг шагнул ближе, протянул руку и, прежде чем она успела отпрянуть, мягко убрал прядь её волос за ухо.

Гермиона напряглась.

— Послушай, — быстро заговорила она, отстраняясь. — Спасибо за всё, но я не могу здесь оставаться.

Улыбка Самуэля стала чуть менее искренней.

— Куда ты пойдёшь? Там опасно. Эти люди… Они могут снова тебя найти.

— Это уже не твоя забота.

— Но я хочу, чтобы ты была в безопасности.

Он смотрел на неё, как будто она была не человеком, а чем-то драгоценным, чем-то, что он не собирался выпускать из рук.

Гермиона сглотнула. Что-то в его тоне, в его поведении заставляло её чувствовать себя… неуютно.

Гермиона глубоко вдохнула, сжимая чашку в руках.

— Скажи мне, где я.

Самуэль заморгал.

— Ты в безопасности. Это всё, что тебе нужно знать.

— Нет, — её голос стал твёрже. — Я хочу знать город, адрес.

Он улыбнулся, но улыбка вышла странной, слишком мягкой, словно он говорил с ребёнком.

— Это неважно, Гермиона. Здесь тебе ничто не угрожает.

Она нахмурилась, чувствуя, как внутри нарастает тревога.

— Меня ищут, Самуэль. Мои друзья. Они не остановятся, пока не найдут меня.

— Они не знают, где ты. — Он говорил спокойно, но что-то в его тоне заставило её сердце забиться быстрее.

— Поэтому ты мне скажешь.

— Я пытаюсь тебе помочь, — он чуть склонил голову, его взгляд потемнел. — Зачем тебе уходить в мир, который тебя предал? Который допустил, чтобы тебя похитили?

Гермиона почувствовала, как в груди нарастает холод.

— Это мой мир. Там мои друзья.

Самуэль усмехнулся и качнул головой.

— Друзья? Те, кто позволил, чтобы с тобой это случилось? Разве они не должны были защитить тебя?

Её пальцы дрогнули на чашке.

— Они не виноваты.

— Правда? — Он чуть подался вперёд, изучая её лицо. — Они ведь даже не знают, где ты. А я нашёл тебя. Я спас тебя.

— Я сама сбежала.

— Но если бы не я, ты бы замёрзла там, на улице, истекая кровью.

Он говорил так ласково, так убедительно, что у неё по спине пробежал неприятный холодок.

Она чувствовала себя в ловушке. Давящая, тягучая тревога оплела её изнутри. Что-то было ужасно неправильным.

Вчера Самуэль казался просто навязчивым, чересчур добрым, но сегодня… Сегодня в нём было что-то другое. Слишком пристальный взгляд, слишком мягкий голос, слишком настойчивые слова. От этого по коже пробегали мурашки, и не от холода.

Он был противен. В его доброжелательности сквозило что-то нездоровое. Как будто он ждал чего-то от неё.

Гермиона сглотнула, стараясь держать голос ровным.

Она сглотнула, стараясь держать голос ровным.

— Можно мне написать ещё одно письмо? — её голос дрогнул, но она тут же взяла себя в руки. — Я… кажется, забыла сказать кое-что важное.

Самуэль слегка нахмурился.

— Что именно?

— Я не написала, что действительно жива, — быстро сказала она, стараясь говорить искренне. — Они могут не поверить. Ты же сам сказал, что это важно. Если я прямо не напишу, что со мной всё в порядке, они решат, что письмо поддельное. И не успокоятся.

Он не отвечал, лишь хмуро смотрел на неё.

— Гермиона…

— Пожалуйста, — она посмотрела на него с мольбой, но не слишком навязчиво. — Это всего лишь письмо.

— Я не уверен… — протянул он, покачав головой.

— Это займёт минуту, — мягко добавила она, удерживая спокойный тон.

Самуэль ещё немного колебался, но, наконец, кивнул.

— Хорошо. Но я буду рядом.

Гермиона сидела за небольшим кофейным столом, держа в руках перо. Напротив неё, в одном из кресел, сидел Самуэль, внимательно наблюдая за каждым её движением. Она чувствовала его взгляд, липкий и настойчивый, но старалась не подавать виду.

Письмо. Её единственный шанс сказать хоть что-то. Она не знала, кому оно попадёт, но надеялась, что его получит кто-то из знакомых. Она расскажет всё, что помнит.

Я не знаю, какое сегодня число. Не знаю, сколько прошло дней. Неделя? Две? Больше? Я чувствую, что время растворяется, как и я сама. Я скучаю. Мерлин, как же я скучаю. По вам, по дому, по Лондону. По обычным вещам. По чашке чая с утра. По звуку дождя за окном. По теплу. По безопасности.

Мне страшно.

Я помню, как очнулась в подвале. Тёмном, сыром, полном крыс. Связанная. В разорванной одежде. И тогда я поняла. Я даже не сразу почувствовала боль. Просто осознала. Они… Они сделали это. Они сломали меня. Меня вырвало. Я пыталась не сходить с ума. Считала кирпичи в стенах, повторяла заклинания в голове. Но это не помогло.

Они смеялись. Называли меня «символом». Охотились на таких, как я. Кормили сырым мясом, кидали затвердевший хлеб. Как животному. Я думала, что сойду с ума. И, наверное, сошла. Я не помню многого. В голове провалы. Иногда мне кажется, что я помню что-то важное, но стоит попытаться ухватиться за мысль — и она исчезает.

Я ждала момента. Когда он появился, я схватила осколок тарелки и вонзила в руку одного из них. В вену. Я бежала. Бежала, пока не упала. Ударилась головой. Потом — пустота.

А теперь я здесь. В чужом доме.

Самуэль говорит, что спас меня. Что нашёл в снегу. Он улыбается, говорит со мной мягко, заботливо. Но мне страшно.

Он не такой милый, каким хочет казаться. Он озабоченный. Он пугает меня. Он говорит, что я должна остаться. Что мне лучше здесь. Он сидит напротив меня, пока я пишу это письмо. Он наблюдает.

Я не знаю, кому оно попадёт. Но я надеюсь, что своим.

Мне больно. Физически. Морально. Я разбита. Одна в этом страшном мире.

Я не помню, и это сводит меня с ума. Всё как в тумане. Суд... Забини... Малфой... Что-то важное связано с ним, но я не могу вспомнить. Я пытаюсь, но в голове только обрывки — его голос, взгляд, что-то ещё... Может это вообще мои глюки и ничего не было, я не знаю.

Я так устала. Мне кажется, я никогда не была так измучена. Мне страшно. Я скучаю по дому, по друзьям. По Лондону. По Гарри.

Я надеюсь, что это письмо попадёт к нему, как и прошлое. Гарри всегда знает, что делать. Он обязательно меня найдёт.

Я просто хочу домой. Заберите меня отсюда.

Гермиона аккуратно запечатала письмо в конверт, стараясь не выдать дрожь в руках. Бумага казалась слишком тонкой, слишком хрупкой, словно могла разлететься в пыль от одного неловкого движения. Она сглотнула и протянула письмо Самуэлю.

Он взял конверт, пробежался по нему пальцами. Его взгляд был мягким, почти заботливым — и от этого становилось только хуже.

— Какое сегодня число? — её голос прозвучал тише, чем она ожидала.

Самуэль оторвал взгляд от письма, словно раздумывая, говорить или нет. Затем улыбнулся.

— Двадцатое декабря.

Двадцатое.

Пять дней до Рождества.

Пять дней до праздника, который она всегда отмечала с друзьями. С Гарри, с Роном, с… Она не закончит это предложение.

Не в этом доме.

Не здесь, в белых штанах и голубой кофточке, которые были на ней, когда она очнулась. Она не знала, откуда взялась эта одежда. Её ли она? Или Самуэль переодел её сам?

Нет. Она даже думать об этом не хочет.

Она сжала кулаки, но не подала виду.

Она не отпразднует Рождество в Хогвартсе или у Норы, не будет смеяться с друзьями, не откроет подарки под ёлкой. Она будет здесь. В этом странном месте. С этим человеком, которого боялась.

— Пять дней до Рождества, — повторила она вслух, пытаясь, но не сумев улыбнуться.

— Да, — Самуэль кивнул, его глаза вспыхнули чем-то непонятным. — Но разве это плохо? Здесь тепло, уютно. Думаю, тебе понравится.

Гермиона ничего не ответила.

Потому что всё внутри неё уже кричало.