Рубикон

***
Ночь перед судом выдалась беспокойной.

Гермиона пыталась уснуть, но каждый раз, когда закрывала глаза, мысли начинали гулко биться в голове. Всё, что она собиралась сказать, все аргументы, все возможные вопросы, которые ей могли задать. Она уже сотню раз прокрутила в уме завтрашний день, но спокойнее от этого не становилось.

Интересно, Малфой правда думает, что она не придёт? Скорее всего. Он ведь сам сказал, что ей удобно закрывать глаза на то, что её используют. Наверное, считает, что она слишком обидчива, чтобы исполнить свой долг.

Как же он раздражает.

Она повернулась на другой бок, стиснув зубы. В который раз за последние дни её передёрнуло от одной мысли о нём. В его взгляде в тот день было что-то такое… высокомерное, самодовольное. Будто он заранее знал, что она рано или поздно бросит это дело.

Но он ошибся.

Гермиона пришла к этому выводу уже давно, но теперь повторила про себя снова, словно пытаясь убедить не только его, но и саму себя.

Завтра она скажет всё, что должна. Всё, что важно для суда. А потом…

Потом что?

В 8:35 утра Гермиона, Гарри, Блейз, Эмма и адвокат Малфоя, Треверс, собрались в одном из коридоров Министерства магии. В воздухе витало напряжение. Гермиона держала в руках документы, но едва ли читала написанное — мысли были заняты совсем другим. Впервые за долгое время она видела Забини таким встревоженным. Обычно он легко отмахивался от проблем, но сегодня выглядел так, будто действительно не спал всю ночь. Видимо, Малфой значил для него больше, чем он сам готов был признать.

Блейз держался хмуро и почти не разговаривал, что само по себе было странным. В последние дни он полностью игнорировал Малфоя, и Гермиона не могла не задуматься, что тот теперь думает. Знает ли он, что Блейз здесь? Что она здесь? Скорее всего, нет. Он, наверное, уже успел убедить себя, что его бросили, что никто не собирается защищать его, что ему не на кого рассчитывать. Это было в его стиле — строить из себя жертву, даже если он сам виноват во всём.

Но всё это не имело значения. Сейчас важно было одно — судебное заседание. Вопросы судей, позиция защиты, малейшие детали, которые могли бы склонить чашу весов в пользу Малфоя. Треверс бегло просматривал бумаги, время от времени что-то помечая. Гарри выглядел сосредоточенным и спокойным, в отличие от Блейза, который только делал вид, что держит себя в руках.

Суд начинался через двадцать пять минут.

Проход в зал суда был строго охраняем. Министерство магии не собиралось допускать никаких неожиданностей — у входа дежурили авроры, а перед тем как попасть внутрь, каждому предстояло пройти проверку.

Гермиона подошла первой. Аврор в чёрной мантии протянул руку:

— Палочку.

Она послушно вложила её в протянутую ладонь, чувствуя неприятное беспокойство. Оставаться безоружной в таком месте казалось неправильным, но правила были правилами. Мужчина молча взмахнул палочкой над её головой, проверяя на наличие запрещённых предметов или чар, затем кивнул, разрешая пройти.

Длинный коридор вёл вниз, вглубь Министерства. Чем дальше Гермиона спускалась, тем холоднее становился воздух. Каменные стены, освещённые лишь факелами, будто поглощали любой звук, и от этого ощущение напряжения только усиливалось.

Зал №10 находился глубоко под землёй, скрытый от посторонних глаз. Здесь не было окон, только суровые каменные стены и массивная дверь из тёмного дерева, украшенная серебряными узорами. Когда она приблизилась, створки с тяжёлым скрипом распахнулись, открывая вид на высокий амфитеатр.

В центре — кресло с цепями. Оно казалось пугающе одиноким, словно ждало свою жертву. По три стороны от него, поднимаясь ступенями, располагались кресла Визенгамота — около пятидесяти членов суда в сливовых мантиях с вышитыми серебряными буквами "В". Они уже заняли свои места, наблюдая за входящими с холодным равнодушием.

Гермиона прошла внутрь, стараясь держаться прямо. Она почувствовала, как кто-то вошёл следом — Гарри, Блейз, Треверс. Малфоя пока не было.

Атмосфера зала давила. Здесь пахло сыростью, старым камнем и чем-то неуловимо тревожным — может быть, страхом всех, кто когда-либо сидел в этом кресле перед судьями.

Судебный зал наполнился напряжённым молчанием.

Гермиона сидела рядом с Гарри, ощущая, как холодные каменные стены будто сжимают пространство вокруг. Блейз выглядел напряжённым, его взгляд метался между судьями и массивной дверью, за которой уже ожидал Малфой.

Дверь с глухим стуком распахнулась, и в зал ввели подсудимого.

Драко Малфой.

На его запястьях и лодыжках поблескивали магические кандалы, подавлявшие любые попытки колдовать. Эти оковы не просто ограничивали движения — они вытягивали магическую энергию, делая волшебника беспомощным.

Два аврора в чёрных мантиях вели его за локти, словно опасного преступника. Драко был бледен, под глазами залегли тени, но держался прямо — спина ровная, подбородок приподнят, губы плотно сжаты. Глаза холодные, пустые, будто ничего вокруг не существовало.

Когда его усадили в каменное кресло в центре зала, кандалы на запястьях и лодыжках ярко сверкнули, активируясь, и с глухим щелчком закрутились туже, окончательно обездвиживая.

Гермиона вздёрнула голову, но промолчала.

Драко медленно поднял взгляд на судей.

Тишину разорвал властный голос Тиберия Огдена:

— Судебное заседание объявляется открытым.

Гул голосов в зале стих, когда Тиберий Огден наклонился вперёд, подбирая веские, безапелляционные слова. Его голос, лишённый эмоций, разлетелся под сводами мрачного зала:

— Заслушивается дело обвиняемого Драко Люциуса Малфоя по следующим обвинениям.

Он сделал паузу, позволив словам повиснуть в воздухе, и развернул пергамент.

— Во-первых, неповиновение властям в период военного времени, отказ следовать требованиям Министерства Магии после поражения Тёмного Лорда.
Во-вторых, преступления против магического правопорядка, включая сотрудничество с опасными организациями.
В-третьих, использование непростительных заклинаний, в том числе проклятия Круциатус, Империус и, вероятно, Авада Кедавра.

В зале прокатился приглушённый ропот. Малфой оставался невозмутим, но цепкие взгляды судей впивались в него, как клинки.

— В-четвёртых, содействие и помощь в организации террористической деятельности Лорда Волан-де-Морта, включая передвижение его сторонников, предоставление убежища и иные действия, направленные на поддержку режима.
В-пятых, соучастие в похищениях, пытках и убийствах, совершённых Пожирателями Смерти.

На этом моменте кто-то в дальнем ряду фыркнул, но сразу же замолчал под пристальным взглядом судьи.

— В-шестых, нарушение Международного Статута о Секретности, а именно, участие в инцидентах, которые могли привести к раскрытию магического мира перед магглами.

Гермиона почувствовала, как сжались пальцы на её коленях. Они явно пытались повесить на Малфоя всё, что только можно. Блейз стиснул челюсть, но не проронил ни слова.

— В-седьмых, мошенничество и злоупотребление наследственными полномочиями, включая незаконное распоряжение финансами семьи Малфоев в целях поддержки Пожирателей Смерти.

Где-то в зале раздался приглушённый смешок — кто-то явно находил обвинение особенно ироничным. Возможно, кто-то из чистокровных аристократов, прекрасно знающих, как обстоят дела с состоянием Малфоев после войны. Или, напротив, кто-то из тех, кто просто наслаждался процессом, наблюдая, как один из бывших наследников влиятельного рода сидит в кандалах, а его фамилию полощут на весь зал.

— И, наконец, угроза национальной безопасности волшебного сообщества.

Огден сложил пергамент, выжидающе посмотрел на Малфоя.

— Признаёте ли вы себя виновным, подсудимый?

Зал замер в ожидании.

Малфой медленно поднял голову, его серые глаза скользнули по рядам Визенгамота, задержались на Гарри Поттере, на Блейзе, а потом — на Грейнджер. Она всё так же смотрела вперёд, не встречаясь с ним взглядом.

Он усмехнулся. Всё это было фарсом, прекрасно срежиссированным спектаклем, в котором роль виновного уже давно распределена. Независимо от его ответа, эти люди уже решили его судьбу.

— Нет, — наконец произнёс он, голос его был твёрдым, но спокойным. — Я не признаю себя виновным.

По залу прокатился гул, кто-то возмущённо фыркнул, кто-то зашептался с соседом. Кто-то кричал с места оскорбления. Огден слегка приподнял брови, но не выглядел удивлённым.

— Что ж, в таком случае приступим к рассмотрению доказательств.

Огден вновь развернул пергамент, пробежался по нему глазами и приподнял брови:

— В качестве свидетелей заявлены… — он сделал паузу, словно проверяя, не ошибся ли он. — Гарри Поттер и Гермиона Грейнджер.

В зале вновь раздался шум — негромкий, но ощутимый. Конечно, все знали, что Поттер присутствует, но сам факт его участия в процессе явно вызывал у многих вопросы. Что уж говорить о Грейнджер.

Огден постучал пером по столу, призывая к тишине.

— Довольно необычный выбор свидетелей защиты, учитывая их прошлое с подсудимым, — заметил он, бросая на Поттера и Грейнджер внимательный взгляд. — Особенно вас, мисс Грейнджер.

Малфой едва заметно сжал пальцы, но сохранял спокойное выражение лица. Ему было плевать, кто что думает. Но вот кто-то из свидетелей мог начать сомневаться под давлением.

Огден продолжил:

— Также свидетельские показания предоставит Блейз Забини. — Ну и, разумеется, выступит адвокат защиты, — подытожил Огден, бросая взгляд на Треверса. Тот молча кивнул.

Огден сложил пергамент и посмотрел на присутствующих.

— Если у сторон нет возражений, переходим к заслушиванию свидетелей.
Первым слово получает защита.

Треверс неспешно поднялся, разгладил пиджак и поклонился суду. Его голос был ровным, уверенным, но без лишнего давления — он уважал процедуру, но знал, что его задача не просто выступить, а защитить своего подзащитного.

— Уважаемый суд, прежде чем мы перейдём к заслушиванию свидетелей, я бы хотел обратить внимание на ряд пунктов, предъявленных моему подзащитному. Любое разбирательство должно основываться на конкретных доказательствах, а не на предположениях и домыслах. Прошу позволить мне дать краткое разъяснение по каждому обвинению.

Он развернул свои бумаги и чуть приподнял взгляд, наблюдая за реакцией судей.

— Начнём с обвинения в неповиновении властям. Хотел бы уточнить, каким именно властям? Напомню, что в 1997 году Министерство магии находилось под контролем Волан-де-Морта и его последователей. Если обвинение основывается на том, что мой подзащитный не предпринял попыток восстать против них, то смею напомнить, что подавляющее большинство присутствующих здесь также не предприняли подобных попыток.

Он сделал небольшую паузу, а затем продолжил:

— Далее следует обвинение в преступлениях против магического правопорядка. Здесь требуется уточнение: какой правопорядок имеется в виду? Если мы говорим о правопорядке Министерства во времена Магической войны, то очевидно, что оно было подчинено террористической организации Лорда Волан-де-Морта. В подобных условиях трудно говорить о правомерности или нарушении его законов.

Треверс говорил спокойно, не повышая голоса, но в его словах чувствовалась уверенность.

— Следующее обвинение — содействие Тёмному Лорду. Должен напомнить, что на момент событий моему подзащитному было семнадцать лет. Он находился под постоянным давлением, угрозами и шантажом со стороны Волан-де-Морта. В сложившейся ситуации любое его действие было продиктовано страхом за собственную жизнь и жизнь его семьи. Судить его за это — значит игнорировать обстоятельства и отказывать в элементарном праве на защиту.

Треверс плавно перевернул страницу с заметками.

— Далее: мошенничество и злоупотребление наследственными полномочиями. Разрешите уточнить, имеются ли конкретные финансовые документы, подтверждающие незаконные транзакции, или же это лишь предположения? Финансы семьи Малфоев всегда находились под наблюдением Гринготтса, и если были зафиксированы нарушения, прошу предъявить соответствующие отчёты.

Он сделал небольшую паузу, выдерживая ритм выступления.

— Что касается обвинения в использовании непростительных заклинаний, защита не отрицает этот факт. Однако, прошу учесть обстоятельства, при которых это происходило. Мой подзащитный находился под принуждением со стороны Волан-де-Морта и его последователей. Его семья была под угрозой, и отказ выполнять приказы означал бы неминуемую расправу.

Он слегка повернулся к судьям.

— Напомню, что подобные случаи принуждения к преступлению рассматривались в Визенгамоте ранее, и всегда учитывались обстоятельства давления. Я прошу суд проявить объективность и учесть, что мистер Малфой не действовал по своей воле, а потому его нельзя судить наравне с теми, кто совершал преступления добровольно.

В зале повисла тишина, кто-то из судей обменялся взглядами. Треверс выдержал паузу и продолжил.

— Кроме того, нет ни одного зарегистрированного случая, когда использование непростительных заклинаний мистером Малфоем привело к смерти или непоправимому ущербу жертве. Если у обвинения есть конкретные доказательства, прошу их предъявить. В противном случае мы имеем дело с обвинением, которое опирается на предположения и домыслы, а не на факты.

Он сделал небольшую паузу, выдерживая ритм выступления.

— Ну и последнее — угроза национальной безопасности волшебного сообщества. Хотелось бы услышать более подробное объяснение данного обвинения. Каким именно образом молодой человек, который на тот момент сам находился под угрозой, мог представлять подобную опасность? Если суд располагает доказательствами, прошу их предоставить.

Треверс сложил бумаги и с лёгким поклоном обратился к судьям:

— Уважаемый суд, защита просит учитывать не только формальные обвинения, но и обстоятельства, в которых находился мой подзащитный. Если в ходе слушаний будут представлены неопровержимые доказательства вины мистера Малфоя, защита готова их рассмотреть. Однако на данном этапе мы видим множество предположений и недостаток фактических подтверждений. Прошу учесть это при дальнейшем разбирательстве.

Он вновь кивнул судьям и сел на место.

Не плохо. Даже очень хорошо. Забини действительно потрудился, подбирая адвоката.

Они должны выиграть этот суд. Нет, у них нет другого выбора.

Тиберий Огден выслушал речь Треверса, скрестил пальцы и постучал ногтем по столу, едва заметно качая головой. Недовольство скользнуло в его взгляде, но голос остался ровным. Он сказал, что аргументы защиты приняты к рассмотрению, но одних слов недостаточно. Визенгамот ожидает убедительных доказательств в пользу подсудимого.

Перелистнул свои записи, хмыкнул, как будто видел в них подтверждение собственной правоты. Добавил, что теперь заслушают свидетелей. Первым выступит Гарри Поттер.

— Гарри Поттер, — огласил Огден, когда тот вышел вперёд. — Вам слово.

Гарри кивнул, выпрямил плечи.

— Я не собираюсь оправдывать Драко Малфоя, — начал он. — Да, он совершил преступления. Да, он был Пожирателем. Но у меня один вопрос: а скольким из вас, — он обвёл взглядом судей, — доводилось выбирать между смертью своей семьи и подчинением Тёмному Лорду?

Зал притих.

— Малфой не герой. Но он и не убийца. Он не пошёл до конца, даже когда мог. И если мы сейчас закроем глаза на обстоятельства, в которых он оказался, то какой тогда смысл в правосудии?

Огден постучал пером по столу.

— Вам известно, что господин Малфой применял непростительные заклинания?

— Известно, — Гарри не отвёл взгляда. — Но мне также известно, что вы сейчас судите его не как волшебника, а как наследника семьи Малфоев. Вы хотите показать, что после войны аристократы больше не смогут уйти от наказания.

В зале послышался ропот.

— Прошу соблюдать уважение, мистер Поттер, — холодно сказал Огден.

— А я прошу соблюдать справедливость, — ответил Гарри. — Если мы начнём судить людей не за их поступки, а за фамилии, то чем будем отличаться от тех, кого победили?

Некоторые судьи переглянулись. Огден нахмурился.

— Вы закончили?

— Да.

— Можете занять своё место.

Гарри бросил взгляд на Малфоя. Тот сидел неподвижно, но в глазах мелькнуло что-то… похожее на благодарность.

Огден пролистал бумаги, затем поднял взгляд:

— Блейз Забини.

Блейз неторопливо поднялся, выпрямился, словно перед дуэлью, и уверенно направился к центру зала. Он выглядел спокойным, но в его движениях читалась собранность.

— Господин Забини, — Огден сложил пальцы в замок. — Вы подтверждаете, что находитесь здесь в качестве свидетеля защиты?

— Подтверждаю.

— Как давно вы знакомы с подсудимым?

— С детства.

— То есть вы — его близкий друг?

— Это так.

Огден сделал пометку.

— В таком случае, учитывая вашу осведомлённость, могли бы вы пояснить суду, при каких обстоятельствах господин Малфой присоединился к Пожирателям Смерти?

— Разумеется, — Блейз слегка наклонил голову. — Ему не оставили выбора. В семнадцать лет он получил приказ убить Дамблдора, а его родители оказались в моральном и физическом давлении у Тёмного Лорда. Он вынужден был подчиниться, потому что иначе их бы убили.

— Тем не менее он выполнил приказ, — заметил один из судей.

— Нет, не выполнил, — Блейз посмотрел прямо на Огдена. — Дамблдор погиб не от его руки.

— Но он использовал непростительные заклинания?

— Использовал. Однако у вас есть доказательства того, что он делал это добровольно?

— У нас есть свидетельства его участия в пытках, — Огден прищурился.

— Свидетельства или домыслы? — Блейз говорил ровно, но в его голосе звучала явная острота. — Вам известно, что большинство артефактов и магических объектов в поместье Малфоев использовались не ими, а теми, кто оккупировал их дом? Он жил среди убийц, он не мог ослушаться.

Огден постучал пальцами по столу.

— Вам также известно, что после окончания войны он не понёс наказания, несмотря на серьёзность предъявляемых ему обвинений?

— Да, потому что уже тогда Визенгамот признал, что он действовал под принуждением.

— Но сейчас мы рассматриваем дополнительные факты.

— Или же пытаемся переписать историю в угоду чьим-то интересам?

В зале зашевелились. Блейз не отвёл взгляда.

— Господин Забини, вы утверждаете, что подсудимый жертва?

— Я утверждаю, что он не преступник.

Некоторые судьи недовольно переглянулись. Огден постучал пером.

— У вас есть что добавить?

— Да. Если Визенгамот решил судить семнадцатилетнего юношу, действовавшего под страхом смерти, может, стоит вспомнить и о тех, кто допустил, чтобы это произошло?

В зале повисла напряжённая тишина. Огден сжал губы.

— Вы можете занять своё место.

Блейз взглянул на Гермиону, и в его глазах читался... страх?

Блейз Забини и страх? Интересно.

Видимо, он всерьёз сомневался, что они смогут выиграть этот суд. Но... но она верила. Они должны. Если они проиграют...

— Гермиона Грейнджер. — голос выбил её из мыслей.

Огден откинулся на в кресле, пристально глядя на Гермиону поверх сложенных пальцев.

— Вы, мисс Грейнджер, — начал он медленно, — человек с безупречной репутацией. Герой войны, кавалер Ордена Мерлина первой степени. Вы посвятили свою жизнь борьбе за справедливость. И вот сегодня, перед Визенгамотом, вы сидите здесь, чтобы защищать Драко Малфоя.

В зале кто-то негромко хмыкнул, но Огден даже не повёл бровью.

— Расскажите нам, мисс Грейнджер, — его голос был одновременно вкрадчивым и давящим, — что именно заставило вас встать на его сторону? Напомню, что подсудимый не просто принадлежал к лагерю противника — он был активным участником. Он носил Метку, использовал непростительные заклинания, помогал преступному режиму.

Он сделал небольшую паузу, словно давая ей время осознать каждое слово.

— Вы хотите сказать, что этот человек не виновен?

В зале воцарилась напряжённая тишина.

— Вы, — продолжал судья, — человек, который знает, что значит быть жертвой. Человек, который пострадал от рук его семьи, который был замучен в их доме. И тем не менее вы сидите здесь, чтобы оправдать его?

Гермиона чувствовала, как десятки глаз впиваются в неё, ожидая ответа.

— Или, может быть, вы хотите сказать, что человек, который убивает не по собственной воле, но по приказу, менее опасен? Что слабость освобождает от ответственности?

Огден склонил голову набок, словно изучая её реакцию.

— Так если бы перед вами сейчас сидел не Драко Малфой, а кто-то другой — вы бы тоже защищали его?

Гермиона невольно перевела взгляд на Малфоя. Смотря прямо в его глаза.

Он держался. Из последних сил.

Его лицо оставалось каменным, губы сжаты в тонкую линию, но глаза... В них больше не было прежней холодности, той высокомерной отстранённости, к которой она привыкла. Вместо этого там было что-то иное. Глубокое, спрятанное за выученной с детства маской безразличия.

Он выглядел почти... потерянным.

Гермиона знала, что это не просто усталость. Это страх.

Малфой не дышал. Точнее, дышал слишком быстро, неглубоко, будто воздух в зале стал тяжёлым, удушающим. Его пальцы едва заметно подрагивали.

Паническая атака?

Но он держался.

Гермиона не отвела взгляда.

Ей было страшно. За него.

Жалеет ли она?

Гермиона не знала.

Она не могла позволить себе жалеть его. Не сейчас. Не здесь.

Но всё же… видеть Малфоя таким — сжатым, загнанным в угол, беспомощным перед системой, которая уже решила его судьбу, — это вызывало у неё глухое, неприятное чувство.

Жалость? Нет. Скорее, горькое осознание того, как всё могло бы быть иначе.

Но прошлого не изменить.

Гермиона почувствовала, как напряглись мышцы её спины. Углы зала давили, превращая пространство в клетку, наполненную настороженными, жадными до осуждения взглядами.

Она сглотнула, не позволяя себе дрогнуть.

— Я не оправдываю его поступки, — её голос звучал ровно, но внутри всё горело. — Но я считаю, что нельзя судить человека только по его прошлому.

Огден чуть прищурился.

— А что, если прошлое предсказывает будущее? Вы уверены, что завтра Малфой не встанет на ту же сторону, на которой был вчера?

— Да, — ответила она твёрдо.

— Интересно, — пробормотал судья, сложив ладони в замок. — Вы обладаете даром видеть будущее?

В зале раздался тихий смех.

— Нет, — Гермиона позволила себе короткую паузу, прежде чем продолжить, — но я умею анализировать.

— Анализировать? — переспросил Огден, скептически выгнув бровь. — И что же, по вашему анализу, делает Малфоя достойным оправдания?

Она знала, что если сейчас закроется, если позволит эмоциям взять верх, то даст им победить.

— Он сражался за свою семью, — ответила Гермиона. — Как и многие из нас. Только его битва была иной. Он не имел права выбора.

— Ах, значит, отсутствие выбора — это уже достаточная причина для снятия ответственности? — в голосе Огдена скользнул сарказм.

— Нет, — Гермиона посмотрела прямо на него. — Это причина рассмотреть обстоятельства.

Огден выдержал паузу, его губы тронула тень улыбки — холодной, оценивающей.

— Хорошо, мисс Грейнджер. Давайте рассмотрим обстоятельства.

Он перелистнул несколько страниц в своих записях и остановился.

— Насколько мне известно, мистер Малфой сам вызвался убить Альбуса Дамблдора.

В зале повисла гробовая тишина.

Гермиона почувствовала, как сжались пальцы.

— Или этот момент вашего анализа вы решили опустить?

Гермиона знала, что этот момент обязательно всплывёт. Они не упустят возможность снова и снова возвращаться к тому, что случилось на Астрономической башне.

Она глубоко вдохнула.

— Да, он был вынужден выполнять приказ, но не сделал этого, — её голос звучал твёрдо. — И это важно. Мистер Забини уже говорил это.

— Вынужден? — Огден скептически вскинул брови. — Вы пытаетесь сказать, что если человек намеревался убить, но передумал, его следует считать невиновным?

— Я говорю, что не всё так однозначно, — ответила Гермиона.

— Тогда давайте добавим больше однозначности, — судья сделал плавный жест рукой. — Вы действительно считаете, что Малфой в какой-то момент встал на сторону добра?

Гермиона посмотрела на него.

— Да, — сказала она, а затем добавила, прежде чем ему удалось что-то возразить, — и я могу это доказать.

В зале вновь пробежал лёгкий гул. Огден чуть подался вперёд.

— И как же вы собираетесь это сделать, мисс Грейнджер?

— Я готова предоставить воспоминания.

Это вызвало уже настоящий всплеск эмоций среди присутствующих. Визенгамот заговорил, кто-то что-то шептал соседям, кто-то удивлённо переглядывался.

Огден постучал пером по столу, призывая к тишине.

— Воспоминания? — повторил он, изучающе глядя на неё.

— Да, — кивнула Гермиона. — Воспоминания, в которых Драко Малфой, рискуя собственной жизнью, сражался против армии Лорда во время битвы за Хогвартс.

В зале вновь зашумели.

Огден не сразу ответил. Казалось, он оценивает ситуацию, взвешивает риски.

— Вы хотите сказать, что обладаете воспоминаниями, доказывающими, что подсудимый сражался против своего бывшего господина? — уточнил он.

— Да, — твёрдо ответила Гермиона. — Я лично видела это.

В зале вновь пробежал шум.

— Довольно неожиданное заявление, — судья постучал пером по столу, призывая к тишине. — Однако мы не можем рассматривать голословные утверждения как доказательства.

Гермиона была к этому готова.

— Именно поэтому я предлагаю предоставить воспоминания, — сказала она. — Прямое свидетельство того, что произошло во время битвы.

Огден сцепил пальцы в замок, пристально глядя на неё.

— Вы понимаете, мисс Грейнджер, что ложные показания или подделка воспоминаний будут расцениваться как преступление?

— Разумеется, — её голос оставался уверенным.

Он перевёл взгляд на Визенгамот.

— Совет должен обсудить, примем ли мы это доказательство.

Он сделал знак одному из магов, и спустя секунду в воздухе вспыхнуло магическое поле, отсекая судей от остальных. Они начали переговариваться между собой, обсуждая предложение Гермионы.

Она ощущала, как внимание всего зала сосредоточено на ней. Она почти физически чувствовала взгляд Малфоя, но не смотрела в его сторону.

Сердце билось быстрее обычного, но она сохраняла внешнее спокойствие.

Спустя минуту магическое поле исчезло.

Огден постучал пером по столу.

— Визенгамот постановил, что воспоминания Гермионы Грейнджер будут рассмотрены как доказательство. Мы проведём их просмотр в Омуте памяти.

Зал вновь загудел. Это могло изменить ход дела.

Огден вновь пробежался глазами по своим записям.

— Кроме того, я вижу, что подсудимый был официально трудоустроен в Министерстве Магии, — он приподнял бровь, — в Отделе магических артефактов.

Он перевёл взгляд на Гермиону.

— Вы также хотите заявить, что он работал там честно и добросовестно?

— Да, — кивнула она. — Он был принят на работу по результатам проверки. Его наставница, Эмма Флинт, может подтвердить, что он выполнял свои обязанности безукоризненно.

— Интересно, — судья выразительно посмотрел на Малфоя, затем снова перевёл взгляд на Гермиону. — Выходит, Министерство Магии сочло уместным взять на работу человека, который, по вашим же словам, сражался против режима Тёмного Лорда?

Гермиона выдержала его взгляд.

— Министерство Магии не занимается преследованием людей, которые искупают свою вину. Он работал на благо магического сообщества.

Огден чуть прищурился.

— И вы хотите сказать, что человек, который был частью преступного режима, может вот так просто изменить свою суть?

— Люди могут меняться, — твёрдо ответила Гермиона. — И если кто-то делает осознанный выбор встать на сторону добра, он имеет право на второй шанс.

Судья на секунду замолчал, затем постучал пером по столу.

— Визенгамот примет к сведению ваш довод. Однако этого недостаточно для оправдания, мисс Грейнджер. Нам нужны веские доказательства.

Гермиона снова подняла голову.

— Именно поэтому я предлагаю предоставить воспоминания.

Огден медленно скрестил пальцы в замке, пристально глядя на Гермиону.

— Мисс Грейнджер, позвольте уточнить, — его голос был всё таким же ровным, но в нём сквозила едва заметная насмешка. — Вы столь страстно защищаете подсудимого… Возможно, это связано с личными мотивами?

В зале раздались приглушённые шёпоты.

— Личными? — Гермиона нахмурилась.

— Да, — невозмутимо кивнул он. — Скажите, у вас с мистером Малфоем имеются… как бы это сказать, более тесные отношения?

Её брови взлетели вверх.

— Простите?

— Может быть, вы испытываете к нему какие-то… особые чувства? — тон Огдена был абсолютно серьёзным, словно он спрашивал о статье закона. — Это могло бы объяснить вашу позицию.

Гермиона резко выпрямилась.

— Это абсурд!

— Правда? — судья наклонил голову. — Вы, человек, который годами был его противником, вдруг решаете его защищать. Просто так?

Она сжала челюсти, но промолчала.

— Значит, вы утверждаете, что между вами и подсудимым нет никакой… близости?

Гермиона едва не рассмеялась от возмущения.

— Разумеется, нет!

— Никаких романтических чувств?

— Никаких!

— И никакой… половой связи?

Шёпот в зале усилился. Кто-то откровенно усмехнулся.

Гермиона почувствовала, как вспыхнули её щёки.

— Это не имеет никакого отношения к делу!

— И всё же, — Огден чуть прищурился, — ваши действия выглядят так, будто вы не просто выступаете за справедливость, а скорее… защищаете близкого человека.

Она едва удержалась от того, чтобы закатить глаза.

— Я защищаю не Малфоя, а право любого человека на справедливый суд.

— Ну конечно, — протянул он.

Гермиона хотела что-то добавить, но не выдержав медленно повернула голову и встретилась глазами с Малфоем.

Он смотрел прямо на неё — внимательно, напряжённо, словно пытался что-то разгадать.

И впервые за весь процесс его губы дрогнули в тени едва заметной усмешки.

Огден сделал паузу, словно обдумывая следующий шаг, затем снова заговорил:

— Вы утверждаете, что мистер Малфой изменился. Скажите, мисс Грейнджер, если бы у вас была возможность вернуться назад, в тот момент, когда вы оказались в плену у его семьи… Вы бы поверили в это тогда?

Гермиона почувствовала, как внутри всё сжалось.

— Это некорректный вопрос, — сказала она ровным голосом.

— Некорректный? — судья изобразил удивление. — Почему же? Разве ваши слова о его изменениях не означают, что вы должны были видеть в нём что-то хорошее с самого начала? Или вы считаете, что тогда он был чудовищем, а теперь — нет?

Гермиона стиснула зубы.

— Люди могут делать ужасные вещи под давлением обстоятельств.

Сколько раз эта фраза уже прозвучала на этом суде?

— Давление обстоятельств? — приподнял бровь Огден. — Значит, по-вашему, человек, который совершает преступление, но делает это неохотно, не несёт за него ответственности?

— Я такого не говорила.

— Но вы его защищаете. Значит, считаете, что он не должен быть наказан?

— Я считаю, что наказание должно быть справедливым.

— Что ж, — судья сделал вид, что соглашается, — а как насчёт других? Если бы перед судом сейчас стоял другой Пожиратель, вы бы тоже защищали его?

— Этот процесс не о них.

— Конечно, не о них, — кивнул Огден. — Но если бы вы так же яростно оправдывали другого человека, который носил Метку, кто бы вам поверил?

Гермиона не ответила.

Огден усмехнулся.

— Хорошо, давайте уточним. Вы много говорите о Малфое, защищаете его. Считаете ли вы, что в глубине души он хороший человек?

Гермиона слегка напряглась.

— Я считаю, что он заслуживает справедливого суда.

— Это был не ответ. Вы верите в него?

Гермиона знала, что любое её слово может быть использовано против неё.

— Я верю в его право на второй шанс.

— Понимаю, — протянул Огден, скрестив руки на груди. — Тогда скажите, как далеко простирается ваша вера?

— Что вы имеете в виду?

Огден чуть подался вперёд.

— Если завтра Драко Малфой предложит вам довериться ему безоговорочно, вы согласитесь?

Гермиона нахмурилась.

— Это странный вопрос.

— Ничуть, — мягко возразил судья. — Вы готовы поставить за него свою репутацию, свою честность. А что насчёт чего-то большего? Доверите ли вы ему свою жизнь?

Гермиона не моргнула.

— Я доверю правде.

Огден улыбнулся уголком губ.

— Удобный ответ.

В зале кто-то хихикнул.

Огден сделал вид, что удовлетворён её ответом, но в его глазах мелькнуло что-то хищное. Он откинулся в кресле, будто давая Гермионе передышку, а затем заговорил снова:

— Хорошо. Доверие, честь, справедливость. Великолепные принципы, мисс Грейнджер. Но вы, наверное, понимаете, что мы здесь не для того, чтобы обсуждать философию морали?

Он сделал паузу, позволив этим словам повиснуть в воздухе.

— Вы утверждаете, что мистер Малфой изменился, — продолжил судья. — Что он работает честно, что он раскаивается. Скажите, вы уверены, что его раскаяние искреннее?

Гермиона нахмурилась.

— Вы хотите сказать, что он делает это ради показухи?

— Я хочу сказать, что люди делают многое, чтобы избежать наказания, — спокойно ответил Огден. — Бывают ли у вас сомнения в его искренности?

— Нет.

Судья чуть склонил голову, будто анализируя её ответ.

— То есть вы абсолютно уверены?

— Да.

— Вы, разумеется, можете подтвердить это какими-то доказательствами? Или вы просто верите в это?

Гермиона сцепила пальцы в замке.

— Я основываюсь на его поступках.

— Интересно, — усмехнулся Огден. — А если я скажу вам, что преступники часто ведут себя безупречно, чтобы вызвать сочувствие?

— Малфой не преступник.

— Это решит суд.

Он снова выдержал паузу, затем добавил, чуть склонив голову:

— А теперь другой вопрос, мисс Грейнджер. Если бы он не изменился, если бы он остался тем, кем был раньше… вы бы всё равно его защищали?

Гермиона замерла.

— Я защищаю человека, а не прошлое.

— Но прошлое определяет человека, не так ли?

Гермиона напряглась.

— Не всегда.

Огден мягко усмехнулся.

— Значит, вы утверждаете, что преступления можно искупить?

— Да.

— Тогда скажите мне, мисс Грейнджер, — голос его стал тише, но резче, — если бы перед вами сейчас сидел не Малфой, а Беллатриса Лестрейндж, вы бы тоже говорили о раскаянии?

Зал ахнул.

Гермиона почувствовала, как внутри всё похолодело.

"Грязнокровка" — этот шрам всё ещё оставался на её руке. Она помнила. Помнила ту боль.

Огден был хитёр. Подкупленный судья, который использовал некорректные вопросы, словно играя с ней. И делал он это только с ней. Давил, запутывал, снова и снова возвращался к одному и тому же, меняя лишь формулировки. Он не пытался разобраться в истине — он хотел добиться нужного Визенгамоту решения.

Гермиона сжала кулаки.

— Вы сравниваете Драко Малфоя с Беллатрисой Лестрейндж? — её голос прозвучал ровно, но в нём ощущалась сталь.

Огден склонил голову набок.

— Я спрашиваю вас, можно ли искупить любое преступление. Или же есть черта, за которой прощения быть не может?

— Безусловно, есть, — ответила она, не отводя взгляда. — Но если человек осознал свои ошибки, если он сделал всё, чтобы исправить их… то разве справедливость не должна учитывать это?

— Значит, по-вашему, раскаяние может изменить прошлое?

— Нет, — твёрдо сказала Гермиона. — Но оно может изменить будущее.

Огден склонился вперёд, внимательно изучая её лицо, словно пытался уловить малейшую неуверенность.

— Как удобно, — произнёс он медленно. — В таком случае, мисс Грейнджер, что помешает другому бывшему Пожирателю Смерти встать перед этим судом и заявить, что он раскаялся? Что помешает любому преступнику использовать ваши же слова, чтобы избежать наказания?

Он сделал паузу, давая залу осознать его довод.

— Малфой не просто выполнял приказы, он сделал свой выбор. Многие юные волшебники находились под влиянием своих семей, но не все из них взяли в руки палочку и произносили непростительные заклинания. А он произносил. Значит, в тот момент он разделял идеологию Тёмного Лорда.

Огден медленно покачал головой.

— Разве преступление, совершённое из страха, становится менее преступным? Разве у жертвы остаётся выбор, если нападающий боится больше её?

Гермиона молчала, сдерживая гнев. Судья давил, создавал ловушки в каждом своём слове. Он не хотел услышать её доводы — он хотел доказать, что их не существует.

Она бросила взгляд на Малфоя. Он сидел, напряжённо сжав челюсть, руки скованы магическими кандалами. Бледный, но до сих пор держащийся.

Гермиона выдохнула.

— Я не говорю, что страх оправдывает преступление, — сказала она, вновь встречаясь взглядом с Огденом. — Я говорю, что обстоятельства имеют значение.

— Тогда, может, и убийцы должны оправдываться обстоятельствами? Или похитители, насильники? Где эта граница, мисс Грейнджер?

Она не отвела взгляда.

— Эта граница там, где человек делает выбор.

Огден усмехнулся.

— И вы считаете, что Малфой сделал правильный?

Гермиона кивнула.

— Да.

Огден чуть склонил голову, словно оценивая её, а затем заговорил снова:

— Значит, граница там, где человек делает выбор? Хорошо. Тогда скажите, мисс Грейнджер, с какого момента мы должны считать, что выбор сделан? С первого произнесённого заклинания? С первого нанесённого удара? Или, быть может, с первого страха перед наказанием?

Его голос был ровным, но за каждым словом скрывалась холодная уверенность.

— В какой момент, по-вашему, Драко Малфой решил, что не поддерживает Тёмного Лорда? До или после того, как на его руке появилась Метка? До или после того, как он поднял палочку на невинного?

Гермиона сжала ладони. Он снова пытался загнать её в угол, используя риторику, которая не давала точного ответа.

— Люди могут осознать свою ошибку в любой момент, — произнесла она, не дрогнув.

— В любой момент? — переспросил судья. — То есть, если бы он осознал это перед тем, как нанести смертельный удар, но всё же сделал бы это… мы бы сейчас тоже сидели здесь и обсуждали его раскаяние?

В зале кто-то тихо усмехнулся. Гермиона почувствовала, как у неё неприятно сжалось в груди.

— Это не одно и то же, — сказала она, стараясь не выдать эмоций.

— Разве? — Огден слегка развёл руками. — Вы только что сказали, что люди могут осознать свою ошибку в любой момент. Выходит, признание вины освобождает от ответственности?

Гермиона стиснула зубы.

Он ловил её на каждом слове. Переворачивал их, снова и снова задавал одни и те же вопросы, изменяя их суть, но не смысл. Он не хотел услышать истину — он хотел разрушить её доводы.

Она украдкой взглянула на Малфоя. Он всё ещё был спокоен снаружи, но она видела, как побелели его пальцы, сжатые в кулак. Ему было тяжело. Чертовый Визенгамот.

— Нет, — наконец ответила она, переводя взгляд обратно на Огдена. — Раскаяние не освобождает от ответственности. Но осознание ошибки — это первый шаг к тому, чтобы её исправить.

Огден прищурился.

— Исправить? Вы считаете, что человек, который когда-то поднял палочку против невинных, может искупить свою вину?

— Да.

Он чуть склонил голову.

— Тогда скажите, мисс Грейнджер… если бы перед вами сейчас сидел другой человек, но с таким же прошлым, но без знакомого вам имени… вы бы так же рьяно его защищали? Или дело только в Малфое?

Гермиона напряглась.

Огден ударил в самое уязвимое место. Он хотел показать, что она действует не из принципа, а из личного отношения. Что она защищает Малфоя не потому, что верит в его невиновность, а потому, что… что?

Она почувствовала, как пересохло в горле.

Ей нужно было ответить.

— Вы, кажется, уже задавали этот вопрос, только немного в ином плане. — сунулся Блейз,ему явно надоело слушать маразм этого судьи.

— Свидетель, вам слово не давали.— Огден перевёл взгляд на Забини. — Мисс Грейнджер, мы ждём ответа.

— Я бы защищала любого, кто действительно этого заслуживает, — твёрдо сказала Гермиона.

— Интересно, — Огден чуть склонил голову. — Тогда почему же я не вижу вас в качестве защитника других бывших Пожирателей Смерти?

Она почувствовала, как в груди поднимается раздражение.

— Потому что не каждый из них пытался изменить свою судьбу, — ответила она. — И не каждый был вынужден делать выбор под страхом смерти.

— Значит, страх оправдывает преступление? — его голос оставался холодным.

— Нет. Но страх — это не то же самое, что убеждённость, — Гермиона крепче сцепила пальцы. — Драко Малфой не поддерживал режим.

— А вы это точно знаете?

Она выдержала его взгляд.

— Да.

— Вы видели его мысли? Были в его голове? Или, может быть, вам просто хочется верить в это, потому что он вам симпатичен?

В зале кто-то фыркнул.

Гермиона почувствовала, как в ней закипает злость. Одно и то же в сотый раз.

— Моё мнение не основано на симпатии, а на фактах.

— О, факты, — протянул судья. — Тогда скажите, мисс Грейнджер… если бы вы не знали Драко Малфоя лично, если бы вы только прочли его дело — вы бы все равно защищали его?

Гермиона открыла рот, но осеклась.

Он снова загнал её в угол.

Она вспомнила, как впервые увидела его после войны — осунувшегося, измученного, с равнодушием в глазах, которое скрывало неравнодушие. Она вспомнила, как он избегал всех, как будто заранее знал, что его будут ненавидеть. Вспомнила, как он держался за последние крупицы достоинства, когда мир был готов его растерзать.

Всё это — не просто слова.

Но если бы она не видела этого своими глазами…

— Я бы изучила все доказательства, — ответила она. — Так же, как изучила их сейчас.

— Но вы не были бы так уверены, верно?

Он снова давил. Снова ставил её под сомнение.

— Разве это не естественно? — она чуть приподняла подбородок. — Разве не ради этого мы и ведём этот процесс? Чтобы изучить все детали и понять, кто перед нами?

Огден усмехнулся.

— Хороший ответ.

Гермиона почувствовала, как сердце стучит слишком громко.

Она украдкой взглянула на Малфоя.

Он всё ещё держался, но теперь его грудь чуть быстрее поднималась и опускалась.

Она знала этот взгляд.

Ему было плохо.

Но он не собирался показывать это.

Огден же смотрел только на неё.

— Что ж, мисс Грейнджер. Вы умеете подбирать слова. Хорошо, думаю, вы уже более чем сказали, — Огден отложил перо и откинулся в кресле. — Теперь суд хочет послушать другого свидетеля.

Гермиона ощутила неприятный холодок по спине.

— В зал приглашается Амилия Уоррен.

Тяжёлые двери открылись, и в зал вошла женщина — невысокая, худая, с бледным лицом и тревожными глазами. Её пальцы нервно теребили край мантии.

— Мисс Уоррен, — обратился к ней Огден, — расскажите Визенгамоту, что произошло с вашей семьёй во время войны.

Женщина перевела взгляд на Малфоя, и в её глазах вспыхнула явная ненависть.

— Мой брат, Бенджамин Уоррен, — её голос дрогнул, — был схвачен Пожирателями Смерти. Драко Малфой присутствовал при его допросах.

Гермиона сжала кулаки.

— Присутствовал? — переспросил судья. — А участвовал?

Амилия сжала губы.

— Я не знаю. Я… я не видела этого лично. Но мой брат говорил, что Малфой был там. Он не пытался его спасти. Он ничего не сделал! В итоге моего брата больше нет! После нашего разговора его убили! Убили такие, как он! — женщина показала пальцем на Малфоя.

Визенгамот загудел.

— Значит, ваш брат утверждает, что Драко Малфой был соучастником пыток?

— Он был там! — резко ответила она. — Он мог остановить это, но не сделал!

Гермиона видела, как Малфой напрягся.

Огден одобрительно кивнул.

— Спасибо, мисс Уоррен. Визенгамот примет во внимание ваши показания.

Затем он перевёл взгляд на Гермиону.

— Ну что ж, мисс Грейнджер. Вы утверждаете, что Драко Малфой пытался искупить свою вину. Что он изменился. Но как насчёт этого? Если бы не победа в войне, сколько ещё таких людей, как Бенджамин Уоррен, могли бы пострадать из-за его бездействия?

Вопрос вонзился, как лезвие.

Гермиона стиснула зубы.

Они использовали её же метод против неё.

Но она не могла проиграть.

Гермиона крепче сжала кулаки.

Он что, издевается? Она уже ответила на все его вопросы по тысячу раз. Каждый её аргумент переворачивался, каждый довод разбивался, а теперь он хочет, чтобы она снова объясняла очевидное?

— Мисс Грейнджер? — холодно напомнил о себе Огден.

Гермиона глубоко вдохнула.

— Драко Малфой не мог спасти вашего брата, мисс Уоррен, — сказала она, глядя женщине прямо в глаза. — И не потому, что не хотел. А потому, что если бы он попытался, он бы сам был мёртв.

Зал замер.

— Лорд Волан-де-Морт не терпел предательства, — продолжила она, голос её был твёрдым, но внутри всё горело от усталости. — Каждый, кто осмеливался пойти против него, умирал в мучениях. Вы хотите сказать, что Драко Малфой должен был рискнуть своей жизнью, зная, что это ничего не изменит? Зная, что ваш брат всё равно бы пострадал, но вместе с ним погиб бы и он сам?

Амилия Уоррен вздрогнула.

— Это не оправдание, — прошептала она.

— Это реальность, — резко ответила Гермиона. — Малфой был ребёнком, которого вынудили подчиняться. Он не выбирал этот путь. Он не участвовал в пытках. Да, он был там. Да, он видел. Но вы действительно считаете, что он мог что-то сделать?

Она снова перевела взгляд на судью.

— Если мы осудим человека за то, что он не смог совершить невозможное, тогда мы отказываемся от самой идеи справедливости. Мы осуждаем не поступки, а обстоятельства.

Она сделала паузу, давая залу переварить её слова.

— Если бы Драко Малфой действительно был Пожирателем по убеждению, он бы не сражался против них в битве за Хогвартс. Он бы не работал на Министерство. Он бы не сидел сейчас здесь, а прятался, как многие из них.

В зале повисла тишина.

Гермиона чувствовала, как кровь стучит в висках.

Ей было плохо. От этих вопросов, от давления, от всего.

Гермиона сжала пальцы так сильно, что ногти болезненно вонзились в ладонь.

Судья хмыкнул.

— Интересно. А если бы мистер Малфой лично убил кого-то, но под страхом смерти? Вы бы тоже сказали, что у него не было выбора?

— Вы серьёзно? — её голос сорвался на резкость, и в зале повисло напряжение. — Вы задаёте один и тот же вопрос в десятой вариации, надеясь, что я наконец скажу то, что вам выгодно услышать? — она немного повысила голос.

Огден чуть приподнял бровь, словно удивившись её тону.

— Это называется выяснением истины, мисс Грейнджер.

— Нет, — резко отрезала она. — Это называется манипуляцией.

В зале раздались приглушённые перешёптывания. Малфой чуть повернул голову в её сторону, и хотя его лицо оставалось непроницаемым, в глазах промелькнуло нечто похожее на удивление.

— Достаточно, — вмешался наконец Треверс, его голос прозвучал твёрдо и властно. — Судья Огден, я вынужден напомнить, что ваша задача — вести процесс беспристрастно, а не пытаться морально сломить свидетеля.

Огден перевёл на него ленивый взгляд.

— Я лишь уточняю детали.

— Уточняли их уже как минимум десять раз, — сухо заметил Треверс. — Мисс Грейнджер ответила на все ваши вопросы. Либо мы переходим к следующей части заседания, либо Визенгамоту придётся признать, что у него больше нет аргументов.

Судья прищурился.

На мгновение зал наполнился напряжённой тишиной. Затем Огден медленно наклонил голову.

— Хорошо, — его тон был всё таким же спокойным, но в голосе звучало плохо скрываемое недовольство. — Тогда… перейдём к следующему этапу. Мисс Грейнджер, — голос Огдена прозвучал холодно и отстранённо, — если вы действительно уверены в своих словах, вы можете предоставить Визенгамоту свои воспоминания. В таком случае суд возьмёт паузу для их изучения и дальнейшего вынесения вердикта.

Он выдержал паузу, будто давая ей возможность отступить.

— Осознаёте ли вы, — продолжил он, пристально глядя на неё, — что если ваши доказательства окажутся недостаточными, это может лишь усугубить положение подсудимого?

Гермиона встретила его взгляд с непоколебимой решимостью.

— Да, осознаю, — твёрдо ответила она. — Но я также знаю, что истина не боится проверки.

В зале повисла напряжённая тишина.

Огден медленно кивнул, затем перевёл взгляд на судейский состав.

— В таком случае, Визенгамот рассмотрит предоставленные воспоминания.

Он сделал жест, и один из младших членов суда поднёс к Гермионе маленькую коробочку с бархатной подложкой внутри. Она знала, что воспоминания просмотрят при помощи Омута памяти, и судьи будут изучать их в отдельной комнате.

— Вы согласны передать воспоминания прямо сейчас? — уточнил Огден.

— Да, — без колебаний ответила Гермиона.

Гермиона передала флакон с воспоминанием члену суда, в эту самую коробочку.

— Суд объявляет перерыв для рассмотрения предоставленных доказательств, — раздался голос Огдена. — Все присутствующие должны оставаться в зале.

Руки Гермионы дрожали от усталости и стресса.Она проделала слишком долгий путь, слишком многое вынесла за эти часы. Как же они отвратительны… эти судьи, эти пристальные взгляды, полные осуждения и предвзятости.

Она чувствовала на себе чей-то взгляд. Его взгляд. Жгучий, настойчивый…Но она не смотрела.Не сейчас. После суда, если его оправдают, она просто встанет и уйдёт. Быстро. Без лишних слов.

— Ты в порядке? — негромко спросил Блейз, опускаясь на соседний стул.

Гарри тоже смотрел на неё с беспокойством, но молчал. Он знал, что любые слова утешения сейчас будут лишь раздражать.

— Я в норме, — тихо ответила она, хотя сама не была уверена, что это правда.

Слева раздался недовольный голос:

— Ну и зачем я вообще здесь? — раздражённо бросила Эмма, скрестив руки на груди. — Ты меня позвала, но даже слова не дала сказать.

Гермиона устало потерла виски, но ответить не успела — Флинт продолжила:

— Впрочем, всё логично. Я же всего лишь тот человек, который работал с Малфоем, который может подтвердить, что он не украл у Министерства ни одного артефакта и не убил ни одной старушенции. Но зачем кому-то слушать меня, когда есть твоя пламенная речь?

Гарри бросил на неё резкий взгляд.

— Ты бы лучше выбрала, на чьей ты стороне.

Эмма хмыкнула, наклонилась ближе к нему и усмехнулась.

— На своей, Поттер. Как всегда.

Она снова откинулась на спинку стула и склонила голову набок, оценивающе разглядывая Гермиону.

— Ты выглядишь как человек, которого только что выбросили из вагона на полном ходу. Всё ещё уверена, что оно того стоило?

Гермиона сжала зубы и не ответила.

Суд не хочет правды. Им нужен только приговор.

Кажется, шансов мало.