Рубикон

***

— Гарри, ты поговорил с Кингсли? Что он сказал? — Гермиона встретила Гарри за обедом в столовой Министерства.

— Поговорил, — пережёвывая булочку, сказал Гарри.

Гермиона села за его столик напротив него.

— И?

— Ну, он сказал, что поможет. Честно, он также не особо горел желанием это делать, — Гарри сделал глоток своего зелёного чая. — Будешь булочку?

— Нет. Я вчера была у Малфоя, — сказала Гермиона. Она решила, что тянуть кота за хвост не будет и скажет прямо в лицо, только за обедом этого делать не стоило.

Гарри подавился чаем.

— Где ты была?! — Гарри с ужасом посмотрел на Гермиону, отложив свою еду.

— Я ходила к Малфою.

— Зачем? Точнее, почему ты ничего не сказала мне? Или Рону, или Джинни, да хоть кому-нибудь! — Гарри явно был зол.

— Вы бы меня не отпустили. И вообще, почему я должна отчитываться перед вами? — Гермиона смотрела в глаза своему другу, раздражение нарастало с каждым словом.

— ОН МОГ СДЕЛАТЬ ЧТО УГОДНО! — почти выкрикнул Гарри, но тут же осмотрелся по сторонам. — Ты понимаешь, что он мог навредить тебе?

— Но не навредил же. И это точно не в его интересах, учитывая его репутацию сейчас, — Гермиона приподняла бровь.

Гарри устало вздохнул, понимая, что спорить с ней ни к чему не приведёт.

— И что ты ему говорила?

— Я сказала, что мы хотим ему помочь и выступим в его защиту на суде. Вот и всё, — она пожала плечами.

— А он что?

— Ну, он огрызался, говоря, что не верит. Но кого это волнует вообще? Если Кингсли нам поможет, то мы его вытащим.

— Он больше ничего не хотел? — настороженно спросил Гарри.

— Нет.

Гарри помолчал, барабаня пальцами по столу, затем тяжело вздохнул.

— Послушай, Гермиона, я не уверен, что Малфой заслуживает нашей помощи. Он сам во всём виноват.

— Ты знаешь, что его отец в Азкабане, а мать умерла. Он один, и Министерство его просто бросило, — Гермиона скрестила руки на груди.

— Он бы не стал помогать нам, будь всё наоборот, — буркнул Гарри.

— Может быть. Но это не значит, что мы должны опуститься до его уровня, — твёрдо сказала Гермиона.

Гарри вздохнул.

— Надеюсь, мы об этом не пожалеем.

***

Дождь барабанил по стеклу, оставляя тонкие, извилистые дорожки на прохладной поверхности. В воздухе стоял запах мокрого камня и осени. Гермиона сидела на широком подоконнике, обняв колени и прижавшись спиной к стене. Весь Лондон тонул в сером мареве дождя, огни фонарей отражались в мокром асфальте, словно тусклые звёзды, застывшие в лужах. Она вела пальцем по стеклу, следя за каплями, что сливались воедино и стекали вниз, исчезая из виду.

Внутри было тепло, но Гермиона чувствовала себя холодной. Будто внутри неё что—то давно замёрзло и никак не могло растаять. Мысли плелись в голове беспорядочными клубками – о работе, о суете последних дней... И о Роне.

Когда—то его присутствие согревало её, его слова заставляли улыбаться, а взгляды – трепетать. А теперь... Теперь она чувствовала лишь раздражение. Он был рядом, но словно за невидимой стеной. И от этого становилось ещё тяжелее.

Глухой стук в дверь вывел её из мыслей. Она вздохнула, медленно слезла с подоконника и, поправив сползающий рукав мягкого свитера, пошла открывать.

— Привет, Гермиона. — Рон поцеловал её в щеку и вошёл в квартиру.

Устало вздохнув, она закрыла дверь и прошла за ним. Он сразу же отправился на кухню.

— Принёс тебе немного еды. Тут фрукты, овощи... — Он что—то рассказывал, но она особо не слушала, ибо не было сил уже ни на что.

— Спасибо, Рон, — сухо произнесла она, и он сразу же нахмурился.

— Гермиона, всё в порядке?

Она вздохнула. Ей сейчас хотелось что—нибудь разбить, что-нибудь сломать или просто прокричаться. Казалось, эмоции кипели внутри, скручиваясь в плотный узел, готовый разорваться в любой момент. Она опёрлась о край кухонного стола, сжав пальцы в кулак, прежде чем поднять на него взгляд.

— В порядке? — в её голосе послышалась усталая усмешка. — А должно быть не в порядке? Или ты просто заметил это впервые за долгое время?

Рон удивлённо приподнял брови, но быстро спрятал эмоции за обычной маской легкомысленности.

— Я просто беспокоюсь о тебе, — ответил он, протягивая ей яблоко, словно это могло решить всё.

Её руки дрожали от сдерживаемого гнева. Одним резким движением она схватила это несчастное яблоко и швырнула его на стол, оно отскочило и покатилось по полу.

— Ты беспокоишься?! — вспыхнула она, её голос звенел в кухне. — Ты приходишь сюда с жалкими подачками, думая, что этого достаточно? Думая, что я должна быть благодарной?!

— Что за чёрт, Гермиона?! — рявкнул Рон, сжав кулаки. — Я стараюсь, чёрт возьми! А ты просто... просто ведёшь себя, как...

— Как кто, Рон?! — она шагнула ближе, её глаза метали молнии. — Как человек, который устал от пустоты? От того, что ты приходишь, говоришь дежурные слова и уходишь, будто это нормально?

— Да что ты от меня хочешь?! — его голос перекрыл даже шум дождя за окном. — Я работаю, я занят, я делаю, что могу! Прости, что у меня нет времени выслушивать твои бесконечные жалобы!

Гермиона горько рассмеялась, но в этом смехе было больше боли, чем радости.

— Ты даже не слышишь себя. Не слышишь меня! — её голос сорвался, слёзы подступили к глазам, но она не позволила им пролиться. — Ты думаешь, что просто быть рядом достаточно? Это не забота, Рон. Это не любовь.

Рон зарычал от злости, резко отступая назад и ударяя кулаком по столу.

— А ты идеальна, да?! Ты всегда знаешь, что правильно, что неправильно! Всегда судишь меня, будто я недостаточен для тебя! Может, тебе просто нужен кто—то другой, а?!

Наступила звенящая тишина. Она не отвела взгляда. Он всё понял по её глазам.

Гермиона сглотнула, её дыхание сбилось. Сердце колотилось в груди, но она знала — момент настал.

— Да, — тихо, но твёрдо сказала она.

Рон застыл, словно получил удар в живот. Его лицо исказилось в ярости и обиде, он резко выдохнул, будто не верил своим ушам.

— Ты... ты не смеешь...

— Я больше не могу, Рон. — Она посмотрела на него, и в её глазах уже не было злости, только усталость. — Уходи.

Он стоял, тяжело дыша, сжав кулаки, но ничего не сказал. Лишь глухо выругался и рванул к двери, хлопнув ей так, что стены дрогнули.

Гермиона не пошевелилась. Только закрыла глаза, а дождь за окном продолжал лить, смывая всё ненужное, оставляя её одну — но, наконец, свободной.

В тот вечер она плакала. Плакала, сама не зная почему. Возможно, потому что давно копила в себе эти слёзы, потому что устала. Устала от однообразия, от пустых разговоров, от отношений, в которых давно не чувствовала себя любимой. Это было тяжело. Но, наверное, так будет лучше.

***

Тишина в квартире была давящей. Сырая, глухая, пустая. Драко сидел на полу, прислонившись спиной к холодной стене. Комната была плохо освещена — единственный источник света исходил от уличного фонаря за окном, отбрасывая тусклые тени на потрёпанную мебель.

Он не помнил, сколько времени прошло с того момента, как он опустился сюда. Минуты? Часы? Время теряло смысл, растворяясь в удушливой тьме.

Дыхание было сбивчивым. Грудь сдавливало, воздух не доходил до лёгких. Он судорожно втягивал его ртом, но этого было мало. Катастрофически мало.

Пальцы дрожали, сжимая ткань рукава. Ладони вспотели, пульс бешено стучал в висках. В голове шумело, как будто внутри бушевал шторм.

"Остановись, Малфой, дыши, всё нормально."

Но дыхание не слушалось. Грудь сковано сжалась, словно чьи-то невидимые руки сдавили её изнутри. Сердце колотилось так, что казалось — ещё немного, и оно просто разорвётся.

Где-то далеко, на грани сознания, проскользнуло знакомое ощущение — страх. Не перед кем-то. Не перед судом, не перед проклятыми взглядами в Министерстве. Страх перед собой.

Он закрыл глаза, крепко вжавшись затылком в стену. Тело бил мелкий озноб. Пальцы впились в волосы, ногти царапали кожу. Хотелось кричать. Выть от боли. Но голос застрял в горле.

Прошла вечность, прежде чем он наконец сделал первый ровный вдох. Потом ещё один. И ещё.

Он знал — это пройдёт. Всё проходит. Даже это.

Но легче не становилось.

***
Хер его знает, зачем я снова это пишу. Но если я не выложу всё сюда, то точно сойду с ума.

Грейнджер явилась ко мне домой.

Ни сова, ни письмо, ни жалкий намёк на её вечное желание сунуть нос туда, куда не просят. Нет. Она сама.

Стук в дверь. Чёткий, уверенный.

Стояла на пороге, будто это самое обычное дело – прийти ко мне, словно мы в Хогвартсе, и у неё есть причина напомнить мне, что я говно.

Разумеется, я огрызнулся. Сарказм – моя единственная защита.

Потом она начала говорить о суде, о помощи, о Поттере. О том, что шанс есть.

Она говорила спокойно, но я видел её глаза.

Тёплые.

Слишком тёплые для меня.

Она спросила, нужны ли мне продукты.

Конечно, нет.

И она ушла.

А чуть позже...

Анонимная сова. Гениально, блять.

Грейнджер, ты правда думаешь, что я настолько ёбнулся, что не догадаюсь?
Кто ещё мог отправить мне коробку с продуктами, завернутую так аккуратно, будто это это ёбаный подарок для сиротки?

Поттер? Нет, он бы явился лично, нёс бы свою героическую хуйню о справедливости. Уизли? Он скорее откусил бы себе руку, чем потратил бы на меня хоть один кнат.

Так что, Грейнджер. Это ты.

И знаешь, что самое мерзкое?

Я не выбросил эту чёртову коробку.

Я должен был.

Но стоило мне её открыть – и всё. Чисто, ровно, аккуратно. Даже запах...

Карамель. Или ваниль.

Твою мать.

Это было в воздухе, едва уловимо, но я знаю этот запах. Ты так пахнешь, Грейнджер. Чёрт возьми, я слишком хорошо это помню. Он тянулся от твоих волос, от твоих рук, когда ты...

Нет.

Я хотел выкинуть эту коробку.

Но, блять, желудок свело так, что я готов был съесть даже гриффиндорскую пайку в Хогвартсе.

И вот я, Драко Малфой, сижу на кухне, ем яблоки и всё прочее, что прислала мне грязнокровка.

Какого хуя, Грейнджер?

Чего ты добиваешься?

Я не нуждаюсь в твоей жалости.

Я не нуждаюсь в тебе.

Я просто не должен...

Он помнил это слишком хорошо. Грейнджер, стоящая в уголке класса, всегда с книгой в руках, всегда в своём мире. Иногда он ловил её взгляд — быструю искорку в её глазах, скрытую под его издевательскими замечаниями. Но было нечто другое, то, что невозможно было объяснить. Этот запах.

Он впервые заметил его в библиотеке. Они оказались рядом случайно — она тянулась за какой-то книгой, он стоял возле полки, притворяясь, что читает, но на самом деле выжидая момент для очередной колкости. И вдруг…

Карамель. Или ваниль.

Запах был лёгким, ненавязчивым, но он будто окутал его. Он заполнил пространство между ними, напоминая что-то уютное, но в то же время раздражающее. Он не должен был так остро ощущать его. Не должен был запоминать.

Он отстранился, не выдержав этого странного ощущения — будто что-то, что не должно было ему нравиться, вдруг задело его сильнее, чем любой их спор. Грейнджер бросила на него быстрый взгляд, недовольный, но даже в этом было что-то… тёплое.

С тех пор запах преследовал его. Иногда, проходя мимо неё в коридоре, он снова чувствовал его. И каждый раз это раздражало. Словно его тело знало что-то, чего он не хотел понимать.

Он ненавидел это.

Но теперь, спустя столько лет, этот запах снова был рядом. И это пугало его сильнее, чем когда-либо.

***

Драко вышел на улицу, надеясь, что прогулка поможет ему хоть немного прийти в себя. Голова гудела от мыслей, тело ощущалось ватным, но свежий воздух, как он надеялся, должен был хоть немного его взбодрить.

Он ушёл из дома около пяти вечера, а возвращался уже ближе к семи. Прогулка была совершенно обычной – если не считать косых взглядов, которые он ловил на себе практически на каждом шагу. Люди узнавали его. Узнавали по светлым волосам, по чертам лица, по тому, что когда-то было символом чистокровного превосходства.

И в этот момент он ненавидел свои волосы сильнее, чем что-либо на свете.

Район, в котором он жил, был далеко не лучшим. Мрачные улочки, закрытые лавки, следы времени на облупленных стенах зданий – место, где никому не было до него дела. Или, по крайней мере, он так думал.

До тех пор, пока не свернул за угол и не наткнулся на группу мужчин.

Они стояли в тени, переговариваясь между собой, но едва увидели его, разговор смолк. Малфой почувствовал их взгляды – цепкие, оценивающие, с нотками узнавания. Один из них, тот, что стоял ближе всех, сузил глаза.

— Ну-ну, смотрите-ка, кого к нам занесло…

Драко стиснул челюсть.

Только этого не хватало.

— Эй, погоди… — ухмылка, в которой не было ничего хорошего. — Ты же Малфой, да? Маленький аристократ, который проебал всё своё состояние?

Драко напрягся, когда группа мерзких типов встали ему на проходе.

— Проваливайте.

— Ой-ой, какой грозный, — протянул второй, щербато улыбаясь. — А что, отец не научил, как с людьми разговаривать? Хотя… — он будто только что понял что-то, и ухмылка стала ещё шире. — Точно. Отец-то в Азкабане.

Другие двое заржали.

— Слушай, а что там с твоей мамашей? — продолжил первый. — Жива ещё? Или уже удавилась на шёлковом шарфе?

Драко сжал челюсти.

Он знал, что они провоцируют. Что им нужно, чтобы он первый дал повод. Драться первым было бы глупо. Но в тот момент Малфою было плевать.

Его кулак врезался прямо в скулу наглеца, сбивая ухмылку с его лица. Парень пошатнулся, но удержался — и тут же кинулся вперёд.

— Ах ты, мразь!

Второй удар — Драко успел увернуться, но его тут же схватили за плечи. Удар в живот. Затем ещё один — по рёбрам.

Воздух вышибло из лёгких, и на пару секунд перед глазами потемнело.

— Смотрите-ка, наш аристократ уже не такой гордый, — усмехнулся один из них, наблюдая, как Драко сгибается от боли.

— Что, Малфой? Теперь ты такой же, как и все? Обычный нищий ублюдок?

Кто-то схватил его за шею, рывком выпрямляя. Голову тут же пронзила боль — кровь из рассечённой брови потекла по виску.

— Ну давай, скажи что-нибудь, — прошипел тот, кто держал его. — Где твой грёбаный чистокровный гонор?

Но Драко только усмехнулся, плюнув кровью себе под ноги.

— Я бы с радостью вам ответил, но, боюсь, после меня вам придётся сначала выучить хотя бы пару слов длиннее трёх букв.

Кто-то ударил его в голову сзади. В глазах мелькнула вспышка — и тут же всё погрузилось во тьму.

Темнота настигла его, но это было не так страшно. Страшнее было то, что он знал — это ещё не конец.