Под пыльными слоями
Архивы располагались под библиотекой, за тяжёлой дубовой дверью, скрип которой напоминал вздох старого дома. Здесь не было ни света, ни воздуха. Только коробки, свитки, книги, чьи названия давно стерлись. И он.
Теодор Нотт стоял у длинного стола, перебирая старые реестры, как будто это и было его естественное состояние — среди теней и забвения.
— Вы хотели наказания без эмоций, — сказал он, даже не оборачиваясь. — Вот оно. Порядок в хаосе. Бесстрастная работа. Без споров.
Я бросила сумку в угол.
— Отлично. Я умею раскладывать по алфавиту.
— Посмотрим. — Он протянул мне груду исписанных свитков. — Начнёте с перерегистрации трансфигурационных практик за 1903 год. Слева — система кодов. Ошибётесь — начнёте заново.
Я не ответила. Просто села за стол. Рядом. Он слишком близко. Пространства было достаточно, но ощущение — будто между нами воздух стал гуще.
Час прошёл в тишине. Бумага шуршала. Перо царапало строки. Пыль щекотала в носу. И только его дыхание — ровное, выверенное — звучало неуместно громко. Я не понимала, почему оно так действует.
Я поймала себя на том, что краем глаза слежу за его руками. За тем, как он держит свиток, как сосредоточенно морщит лоб, как будто не даёт себе права на ошибку даже здесь, в пустом помещении, без свидетелей.
Именно тогда я нечаянно опрокинула чернильницу.
— Прекрасно, — пробормотала я, хватая платок. Чернила поползли по столу, затекая под бумаги. — Простите. Я…
Он уже был рядом. Резкий, молниеносный. Отодвинул пергаменты, схватил свитки, не дав ни капли испортиться.
— Осторожнее, Фейрвуд, — процедил он. — Это не ваш личный хаос. Это архив.
— Я не специально, — буркнула я. — Просто…
Он выпрямился и... его рука скользнула по моей, когда он положил свиток обратно. На секунду. Мгновение.
Но этого хватило.
Контакт был незначительным — даже не прикосновение, а почти намеки на него. Но кожа будто вспыхнула. Я отдёрнула руку. Он тоже. Оба молчали.
Я сделала вид, что ничего не произошло. Он тоже. Но комната стала другой. Воздух — теснее. Тишина — громче.
— Это не наказание, — выдохнула я, не поднимая глаз.
Он молчал.
— Это... какая-то проверка?
— Возможно, — тихо ответил он. — А возможно, просто необходимость. Взаимная.
Я подняла взгляд. Он стоял напротив, опершись на стол, и впервые не смотрел сквозь меня. А прямо. Пронзительно. Без привычной оценки. Без маски.
— Вы всегда такой? — спросила я. — Или только со мной?
— Такой — это какой?
— Сдержанный. Острый. Как лезвие. Будто всё вокруг — угроза.
Он усмехнулся, едва заметно.
— А вы всегда задаёте вопросы, на которые не хотите ответов?
— А вы всегда уклоняетесь от них?
Пауза.
— Только от тех, что действительно опасны.
Мы снова замолчали. И снова — не было звуков, кроме наших дыханий. Он подошёл ближе, чтобы взять папку. Слишком близко. Я ощутила, как его рукав задел мой локоть. Опять — еле заметно, но словно ток прошёл по позвоночнику.
— Хватит, — выдохнула я и отступила. — Не делайте этого.
Он нахмурился.
— Я не делаю ничего.
— Именно. — Я смотрела на него, губы пересохли. — Вы ничего не делаете, но всё это… ощущается. Словно на грани.
Он отвёл взгляд.
— Некоторые границы существуют не просто так, Фейрвуд.
— И всё же вы продолжаете подходить к ним.
Он посмотрел на меня снова. И в его взгляде не было раздражения. Только что-то… настороженное. Оборонительное. Почти как у зверя, которого загнали в угол.
— Мы не обязаны понимать друг друга, — сказал он тихо. — Лишь соблюдать правила.
— Но вы же знаете, — сказала я, — что всё уже вышло за их пределы.
Он ничего не ответил. Просто вернулся к своему месту. Отчуждённо. Чётко.
Но теперь в каждом его движении я ощущала внимание. И в себе — тоже.
И вдруг поняла: всё изменилось. Из-за чего-то такого незначительного, как касание.
Но в этом касании было больше, чем в десятках наших споров.