41.
-Боже мой, детка. Мне так много нужно тебе рассказать, — говорю я, входя в квартиру Гарри, быстро чмокнув его, прежде чем пойти на кухню.
Гарри закрыл дверь и запер её— новая маленькая привычка, которую он приобрёл с тех пор, как мы вернулись к нему домой.
-Что случилось? — спрашивает он несколько расстроенным и усталым голосом.
-Ты в порядке? — спрашиваю я, нахмурившись между бровями.
-Да, детка. Просто устал. Вот и всё, — говорит он мне.
Я кладу свои вещи на кресло-остров и обнимаю его за талию.
-Я скучала по тебе, — говорю я ему, целуя его, каким-то образом всё ещё твёрдый, торс сквозь тонкую ткань футболки.
-Я скучал по тебе тоже, - говорит он, оставляя лёгкий поцелуй в макушку моей головы.
-Итак, какие новости ты хочешь мне сообщить? — спрашивает он меня, вытаскивая из объятий, чтобы посмотреть на меня.
-Ты плакал? — спрашиваю я, внезапно заметив красные вены, пронизывающие белки его глаз.
-Что? Нет, — смеётся он, отводя от меня взгляд.
Он почесал нос и пошёл в гостиную.
-Когда я не смогла связаться с тобой во время перерыва, я подумала, что что-то не так, — говорю я ему, следуя за ним, как потерявшийся щенок.
-Я знаю, детка. Извини. Но я уже говорил тебе, я спал.
-Наверное, — вздыхаю я.
Гарри разложил своё длинное тело на диване и похлопал себя по коленям, приглашая меня присоединиться. К счастью, я сделала так, как было сказано. Гарри закрыл глаза и прижал моё тело к себе — чувство, которого мне не хватало в течение сегодняшнего дня.
-Какие новости? — спрашивает он меня, его глаза всё ещё закрыты.
-Лорен и Люк спят вместе. - Я говорю ему, что моё хорошее настроение теперь ухудшилось и стало таким же унылым, как и его настроение.
-О, да. Я знаю, - он говорит мне.
Я сажусь и смотрю на него.
-Откуда ты знаешь? - Я спрашиваю.
-Люк рассказал мне.
-Когда? Ты можешь открыть глаза, пожалуйста? Это как говорить со стенкой, - я слегка посмеиваюсь.
-Когда он приходил ранее, — говорит он, открывая только один глаз.
-Ты под кайфом? - Я сплюнула, и в моём тоне звучало осуждение.
-Я? Нет, — фыркает он.
-Я устал, Захара. Я уже говорил тебе это...
-Нет, ты устал уже несколько недель, и ни разу твои глаза не выглядели такими красными, как сейчас. Итак, либо ты плакал, либо ты принимал наркотики. И поскольку ты мой жених, я... я имею право знать, что происходит, потому что мне не всё равно и я беспокоюсь за тебя, Гарри. - Я говорю.
Наконец Гарри открыл оба своих зелёных глаза, и налитые кровью белки стали ещё заметнее, чем на кухне.
-Тогда и то, и другое. - Гарри говорит после нескольких мгновений пристального взгляда.
-И то, и другое что? — осмелюсь спросить я, чувствуя, как страх скатывается где-то внизу живота.
-То, что ты сказала, — бормочет он, отводя взгляд от меня.
-Что ты принял? — спрашиваю я, мой голос слегка надламывается.
Не то чтобы я была плаксой. Но последние несколько недель были такими напряжёнными, такими стрессовыми для всех участников. И сейчас, услышав, как Гарри говорит мне эти слова, я почувствовала себя так, будто мир, который можно было починить только пластырем, прорвался сквозь дешёвый, липкий пластик и снова рухнул. Но я должна была знать. Я должна была знать, что так будет, потому что пластыри не вечны. Они не могли ничего исправить. Я не могла ничего исправить. И я знала, что так будет лучше. Я знала, что лучше не верить, что он "в порядке". Поверить, что он "справляется", потому что, если бы он справлялся, двери не должны были бы быть заперты всё время.
-Просто принял немного остатков фентанила, — говорит он мне.
-Просто хотел ничего не чувствовать. Как они делали в больнице...
-Под присмотром. Под наблюдением. Даю тебе нужное количество. Безопасное количество! - Я сказала, повышая голос, когда по щеке скатилась слеза. Я быстро смахнула её.
-Я знаю, - скривился он.
-Просто, эм, был немного, не знаю. Параноик, что ли? - шепчет он.
-Это понятно, Гарри. - Я шепчу в ответ, глядя на сломанного мужчину.
-Я не хочу, чтобы это было «понятно», — фыркает он.
-Никто этого не понимает. Никто не знает, что я, блять, переживаю, и я не могу никому рассказать, потому что вы все подумаете, что я, блять, сумасшедший, и это не будет иметь никакого смысла, — говорит он мне, слёзы начинают падать по его скульптурным щекам.
-И даже если бы вы поняли, или даже если бы это вообще имело смысл, вы бы позвонили в психиатрическую больницу быстрее, чем я успел бы назвать ваше имя.
Я почувствовала, как моё сердце разбилось на тысячу кусочков. Увидев его таким обиженным, я почувствовала такую глубокую боль внутри себя: такую, которую я никогда раньше не испытывала.
-Я не подумаю, что ты сумасшедший, обещаю. - Я говорю, слёзы всё ещё текли по моему лицу, хотя я пыталась взять себя в руки.
-И я тебя никуда и никогда не отправлю. - Я пообещала ему, потому что я, как никто другой, знала, что это значит, как это ощущается, когда тебя помещают в место, полное боли, и говорят "исцелиться".
-Ты отправишь, — кричит он.
-Потому что это не имеет смысла.
-Это не обязательно, — говорю я ему.
На несколько мгновений стало тихо, единственные звуки исходили от попыток Гарри остановить падение собственных слёз.
-Это... это звучит как чьё-то... — начинает он, но обрывает себя.
-Неважно, это чертовски глупо, — бормочет он.
-Нет, это не так.
Сделав глубокий вдох, Гарри снова начал говорить.
-Звучит так, будто в моей грёбаной голове кого-то забивают до смерти. В одну минуту всё хорошо, а в следующую я слышу, как ботинки раскалывают череп или как кровь течёт на бетон. Я слышу стоны боли. Я мог бы поклясться, что звук доносится снаружи, настолько он реален. Но каждый раз, когда я смотрел... там ничего не было. А я остаюсь с привкусом металла и колотящимся сердцем, - говорит он мне, его голос дрожит, глаза закрыты.
-А иногда я выглядываю в окно и вижу их. Я вижу, как они стоят там и ждут, чтобы прийти и убить меня. Но потом я моргаю, и они исчезают. Как и тогда. Потому что я сумасшедший, я клинический сумасшедший, Захара, - говорит он, его голос становится всё более дрожащим, когда болезненные крики начинают пробивать его грудь.
Вместо ответа я опустила голову ему на грудь и прижалась к его телу так близко, как только могла; надеясь, желая, чтобы моё тело, прижатое к его телу, каким-то образом обеспечило ему безопасность. Это был маленький жест по сравнению с той тяжестью, которую он испытывал, но когда я чувствовала себя небезопасно, его объятия казались самым безопасным местом на этой земле. И я хотела подарить ему это чувство, пусть даже совсем чуть-чуть. Пусть даже на долю секунды.
-Люк тоже думает, что я сумасшедший. - Гарри скривился.
-Когда ты слышишь такие вещи, малыш, - осторожно начала я.
-Ты выдаёшь это за плохое самочувствие?
-Так легче, - бормочет он.
-Мне бы хотелось, чтобы ты не был так изолирован от меня. От всех, кому не всё равно, — шепчу я.
Хотя я его не винила. Наверное, я бы сделала то же самое. Но я чувствовала себя жалкой, беспомощной, эгоисткой.
-Я знаю.
-Я никогда не рассказывала об этом раньше, но я была в психиатрической клинике. Точнее, оставалась в ней. Неохотно. Я знаю, что ты знаешь. Я знаю, что ты слышал, что сказал Дэниел тогда на вечеринке. Ты никогда не упоминал об этом, потому что я никогда не упоминала об этом. Но мне нужно, чтобы ты знал: может, кому-то эти места и помогают, но мне они не помогли. Застрять в одном месте с единомышленниками - не такое уж революционное решение, как думали мои родители. Однако терапия помогла. Это спасло меня несколько раз, правда. Привлечение кого-нибудь, кто наведёт порядок в твоих мыслях, помогает. Это правда, действительно помогает. Помогает, когда кто-то лелеет самые больные места твоего сознания и говорит тебе, что ты не сошёл с ума, что всё в порядке. Потому что иногда страх перед собственным потенциальным безумием - это самое страшное. И как только ты узнаёшь, что на самом деле твой образ мыслей, твоя реакция - это нормально... тебе будет намного легче исцелиться. - Я говорю ему, произнося слова мягко, медленно и намеренно, чтобы не отпугнуть его самой идеей поговорить с кем-то о том, как он себя чувствует.
-Почему ты ушла? Когда? - Гарри тихо спрашивает.
-Если ты не возражаешь, что я спрашиваю, то есть...
- Мне было 16. Родители отправили меня в психиатрическую больницу за много миль от дома. Они скрывали свою гордость под напускной заботой. Я помню, как они непрерывно кричали медсёстрам, чтобы те взяли меня к себе. По их словам, я вышла из-под контроля, и это был единственный способ остановить это, остановить меня. Забавно, что иногда они оступались, иногда их игра давала сбои, и они показывали свою гордость. Они напомнили мне, что никто не должен знать о моём пребывании там и что они скажут людям, что меня постоянно спаивал какой-то злой друг или парень. Таким образом, это будет "о Боже, ваша бедная девочка!", а не страшное "что, блять, случилось с вашей дочерью? Где же вы так ошиблись? - Я вспоминаю для Гарри, и на моём лице появляется небольшая улыбка, поскольку я допускаю, что их глупость может быть для меня скорее юмором, чем болью.
-Мне жаль, что они это сделали. - Гарри говорит.
-Всё в порядке, — пожимаю я плечами.
-Я вышла из-под контроля. Наркотики, алкоголь, секс и случайно забытая еда. Я представляла собой довольно уродливую картину для их полированных кадров, — говорю я.
-О нет, только не секс! — дразнит Гарри, его голос всё ещё тихий и болезненный, но теперь уже немного легче.
-Я знаю, правда? - Я смеюсь.
-Но, я имею в виду, это помогло мне не напиваться до потери сознания каждую ночь. Не многие знают об этом. - Я говорю.
-Так что я понимаю. Я не совсем понимаю степень твоей боли, и мне бы хотелось, чтобы тебе не пришлось этого делать. Но я понимаю, что хочу ничего не чувствовать. Я понимаю, что не хочу, чтобы тебя считали сумасшедшим. Я понимаю, детка. Но тебе нужно понять, что разговоры помогают. Поверь, если бы в подростковом возрасте мне не вправили мозги, я была бы гораздо более хреновой, чем сейчас.
-Ненавижу, что ты прошла через это, - вздыхает он.
-Я рад, что это помогло тебе. Но я не думаю, что это поможет мне. Я думаю, что всё это просто пройдёт, и в конце концов со мной снова всё будет в порядке, - говорит он мне, хотя я не могу сказать по тону его голоса видно, что даже он не поверил своим словам.
-Я буду драться ещё раз, и всё будет в порядке.
-Боюсь, посттравматическое стрессовое расстройство действует не так, Гарри.
-Я просто не думаю, что что-то может спасти меня от самого себя в этот момент, детка, — говорит он тихо, почти неслышно. Моё сердце треснуло.
-Не говори так, Гарри. — говорю я, глядя на него.
-Я не понимаю, как "разговор" может всё исправить. Я не могу понять, как кто-то, сказав мне, что я "в порядке", избавит от этого привкуса во рту. Этот грёбаный привкус, - говорит он, повышая тон, когда садится чуть дальше.
-Я боюсь каждой минуты, зная, что в любой момент я услышу их голоса или увижу их лица.
Зная, что в любой момент мой череп треснет о ботинки. Против конкретики. Зная, что в любой момент я снова переживу свой собственный ад. Может, я заслужил это. Может, это карма за всё то дерьмо, что я натворил. Но, говорю тебе, разговоры мне не помогут. Я чувствую себя... блять, я даже не знаю. Нет, я знаю. Я знаю. Я чувствую, что нахожусь под водой. К моим конечностям привязаны камни. И камни тяжёлые. Не просто маленькие камешки. А когда-то я боролся. Однажды мне удалось сбросить с себя достаточно камней, чтобы снова подняться. Но потом это стало занимать всё больше и больше времени. Но теперь я не могу. Камни очень тяжёлые, Захара. И вот уже несколько недель я лежу в больнице, поэтому я слабею. У меня нет того, что было раньше. Это всё; это всё, что мне осталось. Я тону.
————————————————————————
Какое-то стекло началось.. 😔