Повелитель Смерти I

Зал был полон гостей - их приглушённые голоса, шорох платьев и едва уловимые вздохи сливались в тонкую ткань беседы, натянутую поверх напряжённого ожидания. Люди стояли вдоль стен, образуя живую рамку вокруг пустого центра, где возвышался свадебный алтарь - сердце торжества, к которому всё стремилось, но к которому пока никто не осмеливался подойти.

Пол из отполированного мрамора поблёскивал зеркальной гладью, ловя блики от сотен свечей и канделябров, развешанных вдоль стен. Свет дрожал на каменной поверхности, будто отражая нетерпение самих гостей.

Воздух был насыщен ароматами — тонкие ноты благородных духов переплетались с запахом свежих лепестков редких цветов, расставленных по залу с особым вкусом. Всё здесь говорило о роскоши и тщательной подготовке, будто само пространство готовилось стать свидетелем чего-то величественного.

Алтарь, венчающий композицию зала, возвышался как священное место - украшенный резьбой и тканями, он был обрамлён живым пламенем факелов, их холодный свет придавал ему почти мистическое сияние.

Повелитель Смерти стоял неподвижно, выпрямив спину, словно изваяние из чёрного мрамора - воплощение власти и безмолвного величия. Одним лишь своим присутствием он заставлял гостей невольно замирать, будто сама тишина подчинялась его воле.

Рядом с ним, с высоко поднятой головой, стоял Старший Судьбоносец - строгий мужчина в роскошной белой мантии. Его взгляд скользил по залу, гордый и ясный, оценивая подготовку к мероприятию. Сегодня на него была возложена особая честь: провести Брачную Церемонию для Повелителя Смерти и его избранницы.

По бокам алтаря, едва различимые в полумраке, замерли помощники Судьбоносца. Их лица скрывали глубокие капюшоны, а мантии падали тяжёлыми складками до самого пола. Они не двигались, не дышали громко - лишь стояли, будто тени, живущие между мирами. Их задача была проста, но священна: безмолвно подавать церемониальные атрибуты в строго определённый момент.

Старший Судьбоносец всегда отбирал для этой роли молодых учеников - тех, кто уже проявил себя как достойный продолжатель служения Владыке, но ещё не связал свою судьбу узами брака и не имел потомства. Их чистота, как верили, открывала им доступ к истине - пусть и лишь на мгновение, в момент проведения обряда.

Между алтарём и гостями возвышался низкий, изящный заборчик — тонкая, но отчётливая граница между двумя мирами. По одну сторону — собравшиеся, молчаливые свидетели, по другую — сцена, где разворачивалось действо, будто из древней легенды. Всё, что происходило за этой перегородкой, напоминало тщательно поставленное представление, в котором главную роль играл их Владыка — Повелитель Смерти.

Начало церемонии ознаменовалось лёгкой дымкой, что беззвучно поползла по полу, словно дыхание иного мира. Она постепенно сгущалась, превращаясь в плотный туман, мягко стелющийся между колоннами и ногами гостей. Разговоры стихли — зал окутала тишина, как будто сам воздух замер в ожидании.

Огни вспыхнули ярче. Пламя в факелах заиграло множеством оттенков — изумрудным, аметистовым, лазурным, багровым. Языки огня то сливались, то распадались, будто танцуя под неведомую музыку. Всё вокруг наполнилось таинственным светом, придающим происходящему ауру мистики и чего-то почти священного.

Вдруг, без предупреждения, двери с гулом распахнулись. В этот самый миг зал наполнился звуками величественной музыки - глубокие, торжественные аккорды зазвучали, разливаясь по залу, будто само время замерло, чтобы внимать этому звуку.

В проёме распахнутых дверей появилась Розария. Её силуэт, очерченный мягким, почти неземным светом, на миг показался видением — прекрасным и недосягаемым. Когда она ступила внутрь, зал будто затаил дыхание. Рядом с ней шёл её отец, с высоко поднятой головой, гордо ведя свою дочь к алтарю, словно вручая её самой судьбе и своей собственной выгоде.

Гости замерли. Их взгляды, полные оценивающего презрения, устремились к ней. Розария двигалась с безупречной грацией - лёгкой, уверенной, словно в ней сплелись красота и сила, которую она гордо выставила на показ.

Её платье мягко развевалось при каждом шаге. Полупрозрачная фата скрывала лицо от чужих глаз, оставляя лишь загадочную тень. На запястьях сияли брачные браслеты - тонкие, искусно выкованные, почти невесомые. Но за их хрупкой красотой скрывался символ: изящные кандалы невесты, знак верности, послушания и смиренного подчинения.

Пока Розария шла к алтарю, её мысли были заняты не торжественным мигом, не присутствием Повелителя, а лишь одним - как можно скорее избавиться от рядом идущего человека, которого она называла отцом. Его присутствие отравляло этот день, только усиливая страх перед браком, который и без того давил на сердце.

Пожиратель Душ явился в её покои, когда она готовилась к церемонии. Он вошёл без стука, как всегда, словно входил не к дочери, а к слуге, которому можно диктовать правила. Его голос был холоден, как металл, и полон яда. Он стал говорить, какой женой она должна быть - молчаливой, послушной, незаметной.

Он не упустил случая напомнить, что её мать, по его мнению, была "бесполезной, никчёмной и слабой", и что Розария не должна повторить её участь.

Она должна сидеть тихо. Терпеть молча. Делать без колебаний. Рожать сыновей по приказу. Лежать у ног Владыки, как только он поманит её пальцем, как послушная собачонка.

А потом он сказал то, что врезалось в её память, будто лезвие по коже: если в ней есть хоть капля крови её "ничтожной матери", то ей лучше прямо сейчас отрезать себе язык или выйти в окно, чтобы не позорить его перед Повелителем.

От злости у Розарии закружилась голова. На миг в ней вспыхнуло отчаянное желание действительно броситься в окно - не из страха, а чтобы больше никогда не слышать этот голос, не видеть этот взгляд, не чувствовать тяжести отцовского презрения. Перед ней шёл не отец - перед ней шёл чужой, жестокий, холодный человек, способный сломать даже тень надежды.

А самое страшное заключалось в том, что когда-то Розария видела его совсем другим. В её детских воспоминаниях он был опорой, защитником, почти героем - тем, на кого она равнялась, кому стремилась угодить, чьё одобрение было дороже золота. Ей казалось, что именно он - пример идеального отца, каким должен быть отец для дочери.

И теперь, глядя на его холодный профиль, слыша, как из его уст льются слова, острые, как иглы, она чувствовала, как рушится всё то, во что верила с детства. Иллюзия разбивалась, как хрупкое стекло, оставляя после себя лишь обломки - острые и ранящие.

Подойдя к алтарю, Розария наконец освободилась от тени своего отца. Пожиратель Душ с безупречно исполненным поклоном отступил в сторону, уступая дочери право стоять в центре этого мгновения - без его присутствия, без его взглядов, без его слов.

Она сделала глубокий вдох. Плечи её на мгновение напряглись, словно тело всё ещё не верило в свободу, но она взяла себя в руки. Сдержанно, грациозно, она опустилась на колени - движения были отточены многочасовыми репетициями.

Её задача была проста. И в то же время - исполнена древнего смысла. Она поставила ладони на пол перед собой, а затем, не колеблясь, склонилась, коснувшись лбом своих рук. Этот жест, исполненный в полной тишине, был не просто ритуалом. Это был знак.

Знак готовности принадлежать. Подчиняться. Следовать за мужем, куда бы ни повела его воля. Даже если путь этот лежит сквозь мрак.

Теперь оставалось лишь дождаться жеста Повелителя Смерти. Леонхард выпрямил плечи, и его фигура, казалось, становилась ещё более величественной, словно сама сила мира собиралась вокруг его образа. Он подошел к Розарии и протянул руку невесте. Девушка подняла голову и её внимание моментально привлекло кольцо, сверкавшее на его пальце.

"Перстень Вечной Ночи" - символ, который носили все Повелители Смерти после того, как принимали первую женщину в свой гарем. Этот перстень стал не только знаком обладания женщиной, но и выражением её привязанности к Господину.

Но для него Розария была первой....

Невзирая на неограниченную власть над всем сущим, Леонхард отдавал себе отчёт, что вряд ли он откроет путь к своему сердцу кому-то ещё. Розария была для него кем-то особенным - человеком, что заставлял его дыхание сбиться, а в груди трепетать. Она стала его избранницей и он не готов был пускать в их семейную идиллию другую.

Протянутая рука тоже несла в себе скрытый подтекст. В Брачной Церемонии этот жест означал ничто иное, как решимость взять на себя ответственность за жену, приглашение её в свою семью.

Вкладывая ладонь в руку жениха, невеста принимала приглашение и навсегда отрекалась от отчего дома. Так и поступила Розария.

Камни на перстне Леонхарда и браслетах девушки замерцали слабым светом, после чего она заняла место рядом с женихом.

Музыка стихла. Пришло время давать клятву.

- Я, ныне живущий Повелитель Смерти, названный именем Леонхард, единый Владыка всея и всех, перед лицом прошлого и будущего, перед глазами предков и богов, клянусь взять в жёны Розарию, рабу мою, сделать её своей спутницей, хранительницей моего дома и матерью моих детей. Я обязуюсь давать ей кров и пищу, защиту и покой, дабы она могла исполнять свой долг. Я возьму на себя ответственность за её жизнь, как за свою собственную, и за жизнь наших будущих детей. Пусть они будут сильны моим именем, пусть растут под моей тенью. Слово моё нерушимо, воля моя непреклонна. С этого дня и до последнего моего вздоха.

- Я, верная раба Повелителя Смерти, Розария, перед лицом прошлого и будущего, перед глазами предков и богов, клянусь быть верной супругой своему господину, Леонхарду, ныне живущему Повелителю Смерти, единому Владыке всея и всех. Я покорно склоняю голову перед его волей, ибо отныне он - мой закон и мой суд. Я обязуюсь родить ему наследников, взрастить их в страхе и в почтении к отцу. Я буду заботиться о муже моём, служить ему в дни радости и в дни горя, хранить его дом в чистоте и достатке, беречь его честь, как свою собственную. Я отрекаюсь от своей прежней жизни, ибо отныне у меня нет иной судьбы, кроме судьбы моего супруга. Мои желания - это его желания, мои слова - это лишь тень его слов. Пусть мои руки будут слабы в бою, но сильны в служении. Пусть мой голос будет тих, но сердце - исполнено любви. Да будет мой путь освещён его светом, да будет моя жизнь посвящена его имени. Клянусь в этом кровью своей, клянусь в этом дыханием своим. Отныне и навеки.

Леонхард слушал молча, его лицо оставалось непроницаемым, но пальцы на рукояти меча в ножнах сжались крепче. В зыбком свете огней он видел, как тонкие плечи его невесты чуть дрожали под тяжестью произносимых слов.

Помощники Старшего Судьбоносца двигались вокруг алтаря, словно тени, не издавая ни звука. Их руки осторожно выкладывали на алтарь "Сферу Бракосочетания" - древний артефакт, предназначенный запечатлеть их союз в глазах богов и всех тех Повелителей Смерти, что правили прежде.

Помощники Старшего Судьбоносца двигались вокруг алтаря, словно тени, не издавая ни звука. Их руки осторожно выкладывали на алтарь "Сферу Бракосочетания" — древний артефакт, предназначенный запечатлеть их союз в глазах богов и всех тех Повелителей Смерти, что правили до них. Сфера была почти невидимой в тусклом свете, её поверхность отражала свет пламени, но не давала четкого отражения - лишь тусклый, загадочный блеск.

Следом, также с величайшей осторожностью, были поднесены "Кубки Смешения Крови", перевитые золотой лентой. Эти кубки, как и сама церемония, символизировали нерушимую связь двух вокровов тел.

Пока Розария произносила Клятву, её голос был спокоен, но в нём таилась тень - тень безропотного смирения, которого требовали традиции. Её свободная рука, прижималась к груди и едва заметно сжималась в кулак. Она не осмеливалась поднять головы, не могла встретиться взглядом с тем, кому теперь принадлежала.

Так было положено. Так велел закон.

Но Леонхард смотрел на неё - не на склонённую голову, не на опущенные веки, а на её дыхание, на её сдержанность, на каждое движение, что выдавало её истинные чувства. И когда её слова затихли, а в зале повисла торжественная тишина. Владыка должен был дать ответ:

- Ты поклялась мне, Розария, верная раба Повелителя Смерти, и я принимаю твою клятву.

Но не успел зал зааплодировать в честь сотворения новой семьи, как он добавил к своим словам то, чего не ожидал никто. Даже знающий Владыку вдоль и поперёк Айзек.

Его голос прозвучал твёрдо, словно удар клинка о камень:

- Но знай: я не возьму у тебя больше, чем ты сможешь дать. Я не допущу, чтобы твоя жизнь была тяжестью, не позволю, чтобы тени коснулись твоего лица. Я укрою тебя от всех невзгод, от жестокости этого мира, от боли, что прячется в его холодных стенах. Ты будешь моей королевой, но прежде всего - моей любимой и единственной женой. Ни закон, ни традиции, ни голоса чужих людей не смогут встать между нами. Мне всё равно, что скажет Элита, что прошепчут за спиной знатные гости, чего потребуют древние обычаи. С того мгновения, как я взял тебя за руку, лишь я решаю, что правильно, а что нет. Я клянусь сделать тебя счастливой. Я положу на это все силы, брошу к твоим ногам всё, что имею, и вырву у судьбы всё, что потребуется. Если мир посмеет ополчиться против нас - я сожгу его дотла. Если враги попробуют встать между нами - их имена забудутся быстрее, чем они успеют проклясть меня. Я принимаю тебя, Розария, любовь всей жизни Повелителя Смерти, не как жалкую рабыню, не как покорную тень, но как часть самого себя. И если тебе суждено склоняться передо мной, знай: я всегда буду тем, кто поднимет тебя обратно.

Гости в зале ахнули, кто от удивления, кто от негодования. Один из рабов в зале от потрясения даже умудрился разбить бокалы с вином, которые прежде устойчиво держал на подносе. Айзек был в шоке. А Леонхард отчеканил последнюю фразу, ставя точку в своей речи:

- Я люблю тебя.

От его слов Розария не сдержалась и взглянула на Владыку. Ей нужно было увидеть его глаза - найти в них подтверждение искренности. И она увидела....

Растроганная невеста не смогла сдержать слёз. Она закусила губу, пытаясь успокоиться и не расплакаться. Служанки так старались над её макияжем, а теперь он будет испорчен всего несколькими фразами, произнесенными человеком, которого она поклялась ненавидеть до конца дней. Но её сердце дрогнуло.

Да.

Она готова выйти за него.

Старший Судьбоносец, явно не ожидавший подобной выходки со стороны Владыки, нервно прочистил горло, пытаясь вернуть себе утраченные самообладание. Он сделал глубокий вдох и, сдерживая внутреннее беспокойство, жестом приказал помощникам наполнить кубки красным вином и принести их поближе. Самый юный из учеников, с дрожью в руках, послушно выполнил указание. Склоняясь перед Повелителем, он осторожно поднес поднос, держа его, как священный предмет, и почти не смея взглянуть на Владыку.

Союз через Кубки Смешения Крови — древнейший ритуал, уходящий корнями в забытые времена, когда клятвы заключались не словами, а плотью и кровью. Согласно обычаю, жених, выпивая кровь невесты, принимал её как часть себя, вплетал её судьбу в свою. А невеста, отпивая из кубка с кровью мужа, отрекалась от рода, что взрастил её, и становилась частью супруга, его дома, его рода, его мира.

По обряду, жених первым поднимал с подноса церемониальный кинжал, затем осторожно обхватывал запястье невесты и делал на нём тонкий, но точный надрез. Пока алая кровь капля за каплей стекала в кубок, предназначенный для него, он повторял тот же жест на собственной руке, позволяя каплям своей собственной крови слиться с вином, которым предстояло вкусить невесте.

Леонхард бережно взял Розарию за запястье. Та не сопротивлялась - безмолвно отдала себя в его руки, покорно склоняя голову, словно принимая неизбежное. Но смотреть на происходящее она не решалась. Короткая вспышка боли - и багровая кровь уже струилась по коже, окрашивая вино в кубке.

Не колеблясь ни на мгновение, Леонхард сделал надрез на собственной руке, и его кровь, густая и сияющая, как расплавленное золото, слилась с вином в чаше для Розарии - заключая союз, который теперь не мог быть разорван.

Пока кубки наполнялись алой жидкостью, к новобрачным торжественно поднесли Сферу Бракосочетания - древний артефакт, заключённый в обсидиановую оправу, словно сердце самого мира.

"Сфера Бракосочетания" служила печатью союза, фиксируя брак перед лицом Богов и всех Предшествующих Повелителей Смерти. Её магия создавала невидимую, но несокрушимую связь между супругами - настолько крепкую, что разорвать её могла лишь смерть одного из них. Именно этим правом нередко пользовались мужчины, когда прежняя жена становилась для них обузой.

Розария и Леонхард одновременно приложили израненные ладони к поверхности Сферы. Артефакт дрогнул, и в следующее мгновение вспыхнул ослепительным светом, как будто небеса сами благословили их союз. Воздух задрожал, будто сама судьба признала клятву.

Как только их руки отпрянули, следов от ран не осталось - плоть затянулась мгновенно, будто и не касалась лезвия. Всё происходящее казалось напоминанием: этот союз больше не принадлежит им - он отныне принадлежит вечности.

Леонхард поднял оба кубка, перевитых золотой лентой. Один он оставил себе, а второй, предназначенный для неё, бережно протянул невесте.

Розария приняла чашу обеими руками, словно боялась уронить не только кубок, но и его содержимое.

Под торжественный звон колоколов их взгляды встретились - глубокие, сосредоточенные. Не отводя глаз, они одновременно поднесли кубки к губам и осушили их до дна.

Кровь и вино слились в их жилах, как слились судьбы - без права на обратный путь.

Под самый конец церемонии Леонхард, будто поддавшись внезапному вдохновению, решил добавить ещё один ритуал - спонтанный, но значимый лично для него.

Медленно, почти бережно, он приподнял вуаль своей теперь уже жены, скрывая от чужих глаз её заплаканное лицо. Слёзы, пролившиеся во время произнесения клятв, размыли макияж, но он не обратил на это внимания - для него она оставалась прекрасной.

Розария вздрогнула и нервно поджала губы. Она не знала, как выглядит сейчас, и не понимала, что ещё этот непредсказуемый мужчина способен выкинуть в эту минуту.

Леонхард не произнёс ни слова. Он просто потянулся вперёд и скрепил их союз поцелуем - открытым, настоящим.

Поцелуй был мягким и глубоким, как дыхание, растворяющееся в воздухе. Он не был ни стремительным, ни жадным - напротив, в нём царила полная гармония, словно само время замерло. Их губы соприкоснулись легко, но в этом касании было обещание.

Это был не просто поцелуй - это было соединение душ. Без борьбы. Без гордыни. Только тихая привязанность, наполненная светлой, чистой любовью.

В этом прикосновении была сила, но без тени жестокости. Он ничего не требовал, ничего не ожидал — просто отдавал себя, словно единственное, что он мог подарить в этот миг, — это сам поцелуй. Его губы обвивали её с нежностью, и Розария, будто боясь разрушить хрупкое волшебство, ответила ему с такой же мягкостью.

Звук исчез.

Свет растворился.

Реальность отступила.

Остались только они.

Два сердца, два дыхания, два взгляда - и никакие слова уже были не нужны.

Розария ответила ему взаимностью.

***

По окончании церемонии Леонхард приказал убрать всё лишнее и позволить гостям наслаждаться вечером. Зал снова наполнился музыкой, а элита, разбившись на небольшие группы, оживлённо обсуждала всё, что только что увидела.

Для многих это стало незабываемым зрелищем. Девушки, с восхищением переговариваясь, обсуждали, как благородно и красиво Повелитель обошёлся со своей невестой. Некоторые вздыхали с завистью, мечтая о подобном муже, который, несмотря на всю свою власть, смог бы проявить столь редкую для их мира нежность.

Но мужчины восприняли происходящее иначе. В их взглядах читалась настороженность, а в голосах звучало негодование. Повелитель слишком мягок. Он позволил женщине слишком многое. Он прогнулся перед ней.

- А достоин ли он вообще власти? - шептались одни.

- Сначала этот раб, теперь женщина... - ворчали другие.

- А что дальше? Он решит разрушить кастовую систему?

Сомнение, зародившееся в их умах, было подобно змею, свернувшемуся в ожидании удобного момента для броска. Но, как бы мужчины ни роптали, их всё же было меньшинство.

Большая часть знати пришла к единодушному выводу: виновата не столько слабость Повелителя, сколько хитрость его невесты. Они шептались между собой, обвиняя Розарию в том, что она сумела охмурить Владыку, вынудив его нарушить строгий протокол Церемонии и клятвы.

Громче всех клеймил девушку её родной отец. С яростью, едва скрываемой за натянутой улыбкой, он прошипел кому-то из ближайшего окружения:

- Она всегда была слишком своенравной... Я предупреждал, что её нельзя баловать! Когда она родит наследника, я голыми руками отправлю её следом за её дрянной мамашей.

Доминик внимательно слушал разговоры, ловя каждое слово, каждую нотку недовольства в голосах знати. Он даже не прилагал усилий, а сомневающиеся в компетентности Повелителя Смерти уже появились сами собой. Это было приятно. Это было обнадёживающе.

Для Доминика это значило лишь одно — если он решит выступить против Владыки, у него уже есть потенциальные союзники. Кто-то из этих мужчин наверняка прикроет ему спину, когда придёт время.

Но молодой Лорд не собирался торопиться. Одного недовольства было недостаточно, нужно было понять, готовы ли эти люди пойти до конца. Пока же он просто наблюдал. Ждал. Слушал.

Леонхард мягко провёл Розарию к столу и усадил рядом с собой. Девушка, казалось, не замечала ни любопытных взглядов, ни перешёптываний знати - весь её мир в этот момент сосредоточился на нём.

Она не отпускала его руку, крепко сжимая пальцами ладонь, будто боялась, что если разожмёт пальцы, он исчезнет. Леонхард почувствовал это лёгкое, почти детское отчаяние в её прикосновении и, вместо того чтобы отстраниться, лишь сильнее сжал её руку в ответ.

Тут подоспел Айзек.

- Леонхард, - шепнул он ему на ухо. - Почему ты нарушил протокол? Мы же с тобой обсуждали это, репетировали клятву.

- Довольно, - прервал его Владыка. - Айзек, я нарушил протокол, потому что я принял такое решение. Мне не хватило заученных слов, я хотел поклясться перед лицом прошлого и будущего словами, что исходили из моего сердца.

- Но теперь Элита....

- Айзек! - никак не дал ему договорить Леонхард. Поначалу голос его прозвучал грубо и холодно, но после смягчился. Повелитель Смерти вздохнул. - Я - Божество. Моя воля - закон. Элита поворчит и смирится с измененной клятвой, а моя любимая женщина не будет всю жизнь жить в осознании, что я держу её в качестве постельной рабыни для деторождения. Это, по твоему не правильно? Я поступил так, как должен был поступить, и сказал то, что посчитал нужным. Это моя клятва. Я не стану повторять клятву Вестериана, потому что так, якобы, положено. Это моя жизнь, Айзек. И моя жена. Тема закрыта.

- Но....

- Тема закрыта!

- Милый, не ругайся на него, - встала на защиту слуги невеста. - Айзек просто беспокоится за тебя. Его состояние вполне понятно. Ты - весь его мир, всё, что у него осталось в этой жизни. Не гневайся на него, прошу.

- Ладно. Просто давайте закроем эту тему. Я принял решение и готов понести за это ответственность. Кроме того, слово, как стрела - запустил и всё.

- У меня есть свадебный подарок для тебя, - теперь Розария не сомневалась в своём решении. - Айзек очень сильно мне помог.

- Подарок? Для меня?

- Да, - с улыбкой, которую не было видно за вуалью, ответила девушка. - Айзек, будь добр, принеси.

- Даже интересно, что вы успели выдумать.

- Я очень надеюсь, что ты останешься довольным, потому что подарок... специфический. Я не знаю, как ты на него отреагируешь, но знай, он был не со злым умыслом....

- Вот как, - чуть погрустнел Леонхард, прикрывая глаза. - Хорошо. Я учту.

- Мой Повелитель, - со спины раздался голос Айзека.

Леонхард обернулся. Перед ним предстал мужчина средних лет. Ожидавший уже чего угодно Владыка в недоумении окинул незнакомцев взглядом, после перевёл взгляд на Айзека. Получив в ответ лишь легкую улыбку, он взглянул на Розарию.

- Это кто? - спросил он не громко.

- Это твой отец, - пояснила девушка. - Я подобрала его в трущобах и привела сюда, решив, что тебе будет приятно посмотреть на родных людей... пока они ещё есть. Есть ещё младший брат....

- Мой отец и.. брат?

Леонхард встал и снова посмотрел на незнакомца. В зале воцарилась гробовая тишина. Все гости замерли в ожидании того, что же произойдёт дальше. Как поступит Повелитель Смерти.

- Владыка..., - Крэс поклонился.

Леонхард замер. Его лицо оставалось бесстрастным, но внутри всё будто оборвалось. Он ждал чего угодно — подарка, сюрприза, даже какой-то новой уловки, но не этого.

- Леонхард. ты чего?.., - поинтересовался Айзек, видя, что тот будто онемел от подобных новостей.

Леонхард застыл на месте, его взгляд был прикован к человеку перед ним. Его отец. Этого просто не могло быть. Он не существовал в его жизни уже столько лет, что воспоминания о нем казались чем-то далёким, почти призрачным. Но вот он стоит здесь, перед ним. Настоящий. Реальный. Леонхард чувствовал, как сердце гулко стучит в груди, а в горле застрял ком. Он даже не мог вымолвить ни слова.

Крэс смотрел на сына с мягкой улыбкой, в которой таилась легкая сдержанность. Он хотел выглядеть приветливым, дружелюбным, но не переступал черту дозволенного. Его поза оставалась почтительной, движения осторожными, словно он хорошо понимал, каково его положение. Низкий поклон, отсутствие резких жестов - он не смел позволить себе лишнего, несмотря на то, что был отцом правителя.

Позади Леонхарда замерли двое – Гао и Рюо. Глаза Рюо блестели от предвкушения; уголки его губ дрожали в скрытой улыбке. Он не мог дождаться, когда они заговорят. Диалог между этими двумя должен быть интересным.

Гао же, напротив, был напряжён. Его рука крепко сжимала рукоять меча, готовая в любой момент выхватить оружие. Если Повелителю Смерти эта встреча покажется опасной, он будет действовать без колебаний.

Розария, стоявшая рядом с Леонхардом, невольно сжала его руку. Её пальцы побелели от напряжения, а дыхание стало тяжелее. Она прекрасно понимала, что этот визит может не обрадовать её мужа. Что, если он воспримет это как напоминание о былых ранах? Что, если это разозлит его? Чем дольше длилось молчание, тем больше её страхи становились реальностью.

Айзек тоже нервничал. Его взгляд метался между Леонхардом и Крэсом. Он понимал, что ситуация слишком хрупкая. Достаточно одной искры, чтобы всё вспыхнуло и вышло из-под контроля, но надежда на благополучный финал, всё же, теплилась в его душе.

Зал загудел. Высшая знать потрясённо перешёптывалась, обсуждая случившееся. Раб, осмелившийся прийти на свадьбу Повелителя Смерти? Да ещё и заявляющий, что он его отец?! Это просто неслыханная дерзость! Разве он не понимает, какое наказание может последовать за подобной выходкой? Возможно, он ещё и потребует что-то у Владыки. Негодование витало в воздухе, как наэлектризованный разряд.

Тем временем отец Розарии пылал от ярости. Его кулаки сжались, а зубы скрежетали от напряжения. Он буквально кипел от злости. Его дочь не просто посмела вмешаться в брачную церемонию, нарушив многовековую традицию Клятвы, но и привела сюда того, кого Леонхард не должен был знать абсолютно! Это было плевком в лицо правителю, оскорблением, которое невозможно просто так проигнорировать. Как она могла? Как она осмелилась? Это могло оставить неизгладимый след на карьере Пожирателя Душ.

Леонхард выпрямил плечи.

Зал погрузился в напряжённое молчание, когда Владыка сделал первый шаг вперёд. Его глаза были тёмными и непроницаемыми, как омут бездонного колодца. Второй шаг - тяжёлый, отточенный годами уверенности в своём могуществе. Его походка была неторопливой, но в ней чувствовалась скрытая угроза, заставляющая окружающих отступить на шаг назад.

Розария почувствовала, как внутри всё сжалось. Она не осознавала, что перестала дышать, пока не хватанула воздух с негромким всхлипом. Леонхард двигался словно хищник, приближающийся к жертве, и в его взгляде не было ни капли сомнения. Она хотела было дёрнуть его за руку, сказать хоть слово, но боялась, что это только ускорит неизбежное. Её пальцы сжались в кулак, а сердце бешено заколотилось. Она не хотела стать причиной гибели такого доброго человека, как Крэс, поэтому мысленно взмолилась.

Толпа начала шуметь, тихие шёпоты превращались в гул. Все ждали, что вот-вот прозвучит приказ. Повелитель Смерти не терпел дерзости, а этот человек осмелился прийти сюда, заявить, что он его отец. Было ли это проявлением безумия или последним отчаянным шагом?

Гао стиснул рукоять меча, а Рюо чуть подался вперёд, с нескрываемым интересом наблюдая за сценой. Айзек напрягся, его дыхание стало прерывистым.

Леонхард остановился перед Крэсом. Время, казалось, замерло. В воздухе повисло ожидание. Крэс не шевелился, его лицо оставалось спокойным, но в глубине тёмных глаз читался страх.

Розария уже была уверена - сейчас он ударит. Сейчас он прикажет стражникам схватить его, или сам нанесёт смертельный удар. Она не могла это остановить, не могла изменить его решения...

Но вдруг, в мгновение ока, напряжение рассеялось. Леонхард сделал последний шаг вперёд и крепко обнял Крэса.

Толпа ахнула.

Все, кто ожидал казни, теперь были потрясены от разворачивающейся сцены. Повелитель Смерти, который не ведал жалости, прижимал к себе человека, которого только что все считали обречённым.

Крэс не сразу осознал, что произошло, но затем, медленно, он обнял сына в ответ. Его движения были осторожными, но наполненными неподдельным теплом.

Розария вскрикнула от радости, её глаза заблестели. Она не смогла сдержать эмоций, подпрыгнула и, счастливо улыбаясь, захлопала в ладоши.

Айзек громко выдохнул, словно весь этот момент не дышал, и прикрыл глаза на мгновение, позволяя облегчению накрыть его целиком. Всё могло закончиться иначе, но теперь напряжение схлынуло, оставляя после себя лишь тишину и потрясение присутствующих.

Как только Леонхард обнял Крэса, напряжение в зале сменилось гулом приглушённых голосов. Гости не смели говорить громко, но перешёптывания уже заполнили пространство. Элита, привыкшая видеть в Повелителе Смерти несокрушимую силу, теперь с трудом скрывала своё потрясение.

- Он слишком мягок..., - проскользнул чей-то шёпот.

- Что-то здесь не так. Он что, правда верит этому рабу? - другой голос, хриплый, наполненный презрением.

- Если он так легко проявляет слабость, то что же будет дальше? Кто ещё осмелится прийти и потребовать признания?

- Может, он уже не тот, кем был раньше... Может, власть его ослабла....

Доминик, стоявший неподалёку, не стремился вслушиваться, но слова сами проникали в его сознание. Он чувствовал, как растёт напряжение среди аристократов, как страх превращается в сомнение, а сомнение - в недовольство. Они видели в Леонхарде непоколебимого Владыку, но теперь, увидев этот жест, их вера начала рушиться.

Уголок губ Доминика дрогнул. Он не ожидал увидеть эту брешь в образе всемогущего Повелителя, но теперь, когда она появилась, он не мог не воспользоваться моментом. Если даже Элита шепчется о слабости Леонхарда, значит, есть шанс. Значит, он найдёт среди них тех, кто готов будет последовать за другим лидером - за тем, кто не поддаётся эмоциям, за тем, кто не подчинится слабости.

Он стиснул пальцы, чувствуя прилив силы. Этот день стал для него поворотным моментом. Он ещё докажет, что настоящий правитель - это не тот, кто обнимает слабых, а тот, кто заставляет мир склоняться перед его волей. Сам. Без праварождения.

Доминик вынырнул из своих мыслей, когда внезапный визг девиц пронзил зал. Он нахмурился, раздражённый этим шумом, и поднял голову. Взгляд его тут же упал на центр зала, где Леонхард, только что державший отца в объятиях, вдруг обмяк. Его тело безжизненно осело, и он рухнул на пол.

В тот же миг воздух в зале сгустился от напряжения. Гао, не раздумывая, выхватил меч, глаза его метнули гневную искру. Он уже шагнул вперёд, мышцы напряглись в готовности к убийственному броску. На его лице читалась безоговорочная уверенность - Крэс причастен к этому.

Лицо раба отражало испуг. Он никак не ожидал того, что сын в его руках превратится в безжизненную куклу.

- Стоять! - раздался резкий крик Айзека.

Гао замер, но не опустил оружие, тяжело дыша. Айзек рванулся вперёд, встав между ним и Крэсом, и, оглядываясь на присутствующих, поспешно заговорил:

- Всё нормально! Такое случается! Крэс ни в чём не виноват. Владыка страдает от потери сознания в последнее время.

Но было уже поздно. В зале, словно яд, поползли слухи:

- Повелитель Смерти рухнул? Правда что ли? - чей-то недоверчивый голос.

- Он слаб? Больной? Как такое возможно?

- Если его так просто свалить, значит, он не всесилен....

***

Солнце стояло в зените, заливая всё вокруг тёплым, мягким светом. Небо простиралось высоко-высоко, чистое, бездонное, цвета расплавленного лазурита. Воздух был наполнен чем-то сладким и едва уловимым — может, запахом цветущей сирени, а может, согретой солнцем травы, ещё хранящей в себе утреннюю свежесть.

Ветер лёгким, едва ощутимым дыханием касался кожи, играл в волосах, неслышно пробегал между стволами деревьев, осторожно шурша молодыми листьями. Их тени ложились на землю светлыми, ажурными узорами, будто искусно вытканное кружево. Вдалеке слышался приглушённый смех, щебет птиц, где-то в траве стрекотали кузнечики.

Всё вокруг жило, дышало. Даже неподвижные камни на дорожке, даже гладкая поверхность пруда, отражающая солнечные блики, казались частью этого гармоничного, залитого светом мира. Хотелось замереть, вдохнуть глубже, закрыть глаза и просто почувствовать, как тепло солнца мягко касается кожи, а ветер ласково пробегает по рукам. День был по-настоящему живым, светлым, полным какой-то щемящей радости, такой тихой и естественной, что её даже не хотелось нарушать словами.

Очередное видение. Леонхард понял это почти сразу.

Леонхард шагал медленно, вглядываясь в окружающий его город. Везде царила жизнь: по каменным дорогам с весёлым смехом пробегали дети, гоняясь друг за другом, их румяные лица светились радостью. Из распахнутых окон доносился аромат свежеиспечённого хлеба, тёплого молока, сладких пирогов. Молодая женщина у крыльца встряхивала льняное полотенце, а рядом стоял мальчишка, нетерпеливо дёргая её за рукав - видно, надеялся на кусочек ещё горячей выпечки.

По улицам возвращались мужчины - усталые, но довольные. Их руки были в пыли и земле, на одежде оставались следы тяжёлого труда, но они несли с собой плоды своей работы: в корзинах лежали налитые солнцем овощи, мешки были полны зерна, а кто-то вёл под уздцы гружёного мукой мула. Их встречали жёны и дети, одни с нетерпением, другие с радостными возгласами, а третьи просто с тёплыми улыбками, в которых читалась любовь.

Леонхард двигался дальше, оглядываясь по сторонам. Но никто не обращал на него внимания.

Как и в прошлые разы, он был здесь лишним, призраком в мире, который жил своей жизнью, не замечая его присутствия.

Он остановился, наблюдая, как девочка в белом платье принялась ловить солнечных зайчиков, танцуя среди лучей, пробивающихся сквозь кроны деревьев. На мгновение ему показалось, что она обернулась, что её глаза встретились с его... но нет. Она просто смотрела сквозь него, не видя, как он стоял посреди улицы, чужой среди этой идиллии.

Леонхард вздохнул и направился в сторону дворца. Он выглядел невозмутимым, но мысли его оставались спутанными. Всё было слишком странным, слишком неожиданным.

Отец. Он видел его. Человека, который дал ему жизнь, но о котором он не знал почти ничего. Каким он был? Что любил? Скучал ли? Или это его попытка получить жизнь лучше, чем тот имел? Леонхард понятия не имел. Для него отец всегда был чем-то вроде далёкой, забытой тени из прошлого, не оставившей в его жизни ни тепла, ни следа. А теперь - вот он, живой, настоящий. Но что сказать ему? О чём говорить с человеком, который когда-то должен был стать самым близким, но остался чужим?

А брат? Леонхард даже не знал, как он выглядит. Сколько ему лет? Каков он характером? Будет ли он походить на него? Или у них нет ничего общего, кроме крови?

И ещё один вопрос, самый неприятный, самый колючий.

Мать.

Что с ней? Жива ли она? Или...

Мысли путались. Он не знал, что чувствовать. В груди смешивались тревога, лёгкое волнение и странное, почти детское любопытство. Леонхард привык быть тем, кто задаёт правила, кто знает, как всё устроено, кто управляет этим миром. А теперь перед ним вставало прошлое, которое он не понимал.

И он даже не знал, хочет ли понимать.

- Мама! - из мрачных мыслей Повелителя вывел голос маленького мальчика. - Мама, найди меня!

Леонхард остановился и осмотрелся. Он даже и не заметил, как его переместило в место, похожее на королевский сад. Он перевёл взгляд в сторону голоса и заметил, как ребенок прячется за огромной статуей какого-то мужчины. "Повелитель Смерти" - именно эта надпись была выбита на золотой табличке мастером. Стало быть - первое воплощение Владыки, раз не стали указывать цифру.

- Ой! Где мой сыночек? Где же мой Вестериан? - с улыбкой направлялась в его сторону женщина.

Леонхард уже видел её прежде. Королева. Дочь усопшего Повелителя Смерти. Она шла в сопровождении двух служанок. Стан её гордый, величественный - совсем не свойственный тем женщинам, что живут сейчас.

- Девочки, вы не знаете, где же может быть мой сыночек? - спрашивала она служанок, наигранно изображая, что не замечает ребенка.

- Мама! Я здесь! Найди меня! - малыш хихикал, прикрывая рот рукой. Его, определённо, забавляла эта игра. Он подошел к краю пьедестала и аккуратно выгляну, но матери не увидел. - Мама?

- Попался! - воскликнула подошедшая к нему со спины женщина.

- Мама! Ты меня напугала! - малыш обиженно надул щечки.

- Прости, моё солнышко, - она тепло улыбнулась и присела перед ним на колени. - Я не хотела.

- Я испугался..., - ребенок подошел к ней и обнял. - Я думал, что ты тоже меня бросила....

- Нет, что ты? Никогда я не оставлю своего любимого сыночка. Как ты мог об этом подумать? - она обняла его и погладила по волосам. - Ты же моё самое большое сокровище. Кроме тебя у меня ничего нет.

- А если бы было? Бросила бы?

- Конечно, нет! Я бы никогда не променяла тебя ни на что.

- Даже за всё золото в мире?

- Да. Не нужно мне золото, если рядом со мной не будет моего маленького Вестерианчика....

Какое-то странное, непривычное тепло разлилось в груди, когда Леонхард смотрел, как королева обнимает своего сына, приёмного сына. Её голос был таким нежным, таким тёплым, что даже он, чужой, невидимый, чувствовал это.

Мальчик с обиженно надутыми щёчками выглядел забавно, но ещё трогательнее было то, как он доверчиво уткнулся в её плечо, крепко обняв её тонкими ручками. Он испугался, что она оставит его... И так легко поверил её словам, когда она заверила его в обратном.

Леонхард не мог вспомнить, чтобы когда-то слышал нечто подобное. Чтобы кто-то говорил ему такие слова. Чтобы его кто-то так обнимал.

Ему вдруг стало по-настоящему интересно: а каким он сам был в детстве? Был ли он таким же наивным, таким же простым в своей любви и страхе быть оставленным? Получал ли он в ответ подобное тепло?

Он не знал. Не помнил.

Но сейчас, глядя на эту женщину и её сына, он чувствовал что-то похожее на умиление. Чистую, искреннюю нежность, которую нечасто испытывал. И от этого стало как-то странно легко... и в то же время немного тоскливо.

Леонхард задумался.

А каким отцом был бы он сам?

Глядя на то, как королева нежно обнимает сына, как её голос льётся тёплой лаской, как мальчик с доверием прижимается к ней, он невольно представил себя на её месте. Представил, как маленькие руки обхватывают его за шею, как детский голос с радостью зовёт его «папа».

Будет ли он таким же? Сумеет ли?

Или станет холодным, строгим, наполненным жестокостью? Будет ли требовать, наказывать, внушать страх вместо любви? Будет ли считать, что ребёнок должен слушаться безоговорочно, а привязанность - это слабость?

Нет.

Мысль об этом ему не нравилась.

Он хотел бы быть другим. Тем, кто защитит, кто успокоит, кто станет для своего ребёнка опорой. Тем, кого любят не из-за страха, а потому что с ним спокойно и хорошо.

Но возможно ли это для него?

Леонхард не знал. Но, впервые задумавшись об этом всерьёз, он понял: если судьба даст ему шанс, он попробует. Попробует быть не таким, каким его сделали. А таким, каким он сам хотел бы видеть своего отца.

***

Сознание возвращалось медленно, как будто Леонхард пробирался сквозь густой туман. В висках гулко отдавался слабый пульсирующий шум, в ушах звучали приглушённые голоса. Он моргнул, глубоко вдохнул - и ощутил себя снова здесь, в реальности.

Перед глазами расплывались яркие свечи, пёстрые наряды, золотые кубки, наполненные вином. В зале было полно гостей. Музыка стихла, разговоры оборвались - все смотрели на него.

Рядом стояли Айзек и Розария, оба напряжённые, настороженные. Чуть поодаль, в стороне от них, его отец. Ещё дальше, ближе к колоннам, замерли Гао и Рюо, переглянувшись между собой, но не сводя с хозяина пристального взгляда. В их глазах читалось беспокойство.

Леонхард медленно провёл рукой по виску, будто пытаясь стереть странное ощущение, оставшееся от видения. Затем вдохнул глубже, выпрямился и поднялся на ноги.

- Всё в порядке, - его голос прозвучал уверенно, твёрдо. Он слегка приподнял ладонь, призывая гостей вернуться к веселью. - Продолжайте праздник.

Тишина продлилась ещё мгновение, а затем воздух вновь наполнился шумом голосов, музыкой, звонким смехом. Люди нехотя переключились обратно на свои беседы, но всё ещё бросали на него осторожные взгляды.

Леонхард выдохнул и, обернувшись, встретился взглядом с мальчиком, который прятался за спиной Крэса. Тот испуганно смотрел на него, сжав тонкие пальцы в ткани одежды взрослого, словно ища защиты.

Повелитель Смерти задержал взгляд на нём всего на секунду, затем его губы тронула лёгкая улыбка. Тёплая, спокойная, без намёка на угрозу.

- Всё хорошо, - мягко произнёс он, не сводя глаз с ребёнка.