13 сентября 1986 года.
12 сентября 1986 года.
Улица Фонарей — одна из тех улиц, что была приближена к центру. Являвшись нейтральной территорией, на неё многие покушались, пытаясь присоединить к своей группировке. Но не удавалось: мирные граждане, включая мимо проходящих чушпанов, успевали вызвать снаряд милицейских, которые предотвращали драку между столкнувшимся группировками.
Лидер Универсама — Кащей, спал и грезил о том, чтобы его группировка забрала себе этот участок, которому между пацанами они дали более красивое по их мнению обозначение "Улица Фонарей", так как лень им было произносить чересчур умное название "Астрономическая улица". Многие его попросту выговорить не могли, а из-за того, что на улице было рассыпано многочисленное количество фонарей, иное прозвище сразу приходило в мысли, да и на словах легко и моднее звучало.
Проводя вечер за играми в дурака и за несколькими рюмками дорогостоящей водки, Костя, кличка которого пошла от его фамилии — Бессмертный, с азартом вглядывался в полные козырей свои шесть карт. Ну не человек, а сама удача. Фортуна ему всегда улыбалась, чему постоянно удивлялся весь Универсам, так как Кащей с лёгкостью решал возникающие вопросы, касающиеся группировки. Он пользовался авторитетом, что был проделан ему чистой и ровной дорогой, который действовал даже после того, как он вышел из тюрьмы, но уже не с такой силой. Поэтому для решения деловых вопросов, ему уже требовалось из кармана отваливать большие деньги. Но для Универсама ничего не жалко, верно?
Кинув наконец козырную даму на карту, что была обращена к нему от противника, Костя без особого труда выходит из игры. Его друзья, хотя, можно их таковыми считать? Обычные собутыльники, подпевалы, которыми Кащей умело пользовался в нужный момент, а те даже этого не подозревали. Аж смешно: весь мир, кажется, в его руках.
— Чё, может, ещё раз?
Он поглядывает на сидящего напротив Демида и, поджигая кончик сигареты, с ухмылкой говорит:
— Десять рублей сначала за этот раунд, а потом посмотрим, драгоценный мой Демидушка, — с хитрым блеском в глазах не оставляет без ответа боксёра. — Не передумал же со мной на деньги играть?
Кащей довольно ухмыляется, видя стопку денег на столе, и наливает себе и "друзьям" дополнительную рюмку и, подняв взгляд вместе со своей рукой, тянется, чтобы чокнуться. Уже собирается он сказать небольшой тост, как дверь в спортивный зал открывается, а до небольшой коморки сразу несёт прохладным осенним воздухом.
— Кащей, тут такое!
Видя в проёме явно запыхавшегося от быстрого бега скорлупу, он, прикрывая глаза, с важным видом кивает, но тотчас отворачивая голову, чокается с другими рюмками, восклицая:
— За Универсам!
Поднося рюмку к губам, он за один глоток выпивает содержимое, и вздыхая, оборачивается к прибежавшему скорлупе.
— Ну, малец, чё ты сказать-то мне хотел? Быстро давай, видишь же, делом я занят.
— Да там наших побили эти киноплёновские за то, что они узнали, что мы себе улицу Фонарей хотим забрать. Кто-то из наших им рассказал.
— То-есть, крыса, говоришь, появилась? — подозрительным взглядом Кащей окидывает пацана.
— Похоже на то. Ералаш и Фантик щас в качалке отлёживаются, — потирая руки, нервно произносит парень. — Может, решим уже наконец вопрос с этой улицей, а? Киноплёновские же не отстанут!
Кащей, потирая лоб, легко улыбается и откидывается на спинку стула. Кажется, его абсолютно не волновала насущная проблема. Мужчина докуривает сигарету и тушит кончик, выбрасывая окурок. Голова до безумия становится «лёгкой», Костя расслабленно приподнимает уголки губ и заявляет:
— Да поговорю я с их главарём, не ссыте, парни. А ты хуй забей, пацан.
Скорлупа, с отвращением окинув взглядом пьяного Кащея и коморку, в которой тот бухал практически каждый день, скрывается в глубине качалки, не достигнув никаких важных слов от автора.
***
13 сентября 1986 года.
В этот пасмурный осенний день Кащей отказался решать вопрос, а после добавил, что территория у центра, рядом с которой милиционеров куча, Универсаму «нахуй не сдалась».
Его слова молча выслушали, но, на самом деле, никто не был с ним согласен. Универсамовским хотелось выяснить, кто в их рядах «крыса киноплёновская», а вопрос с улицей Фонарей нужно было решить раз и навсегда. Территорий у Универсама итак было мало, а слухи про них от других группировок, возникшие благодаря вечно нетрезвому Кащею, были, откровенно говоря, не самыми лестными.
— Пацаны!
Громкий, резкий и сильный мужской голос останавливает уже уходящих со сборов парней. Те застывают на месте и медленно поворачиваются, видя второго авторитета — Владимира Суворова.
— Кащей сказал, что нахуй эту затею. Но я с ним не согласен. Киноплёновские наших пацанов, нашу скорлупу вчера чуть до смерти не запинали ни за что! Я считаю, мы должны отомстить и забрать территорию Фонарей себе!
Вова произнёс эти слова с настолько серьёзным лицом, что пацанов, смотрящих на него, даже испуг на мгновение хватил. Адидас всегда не поджимал хвост при опасности, готов был мстить за своих, за несправедливость. Парни любили в нём это и видели в нём лидера, совершенно не такого, каким был Кащей. Раньше Костя был потрясающим автором, но как только вышел из тюрьмы, занимался грязными делами: бухал по-чёрному, баб каких-то разных приводил каждый день, что слухи о нём и обо всём Универсаме нехорошие ходить начинали.
— Поэтому пусть здесь каждый решает, как быть. Я, если чё, и один пойду. Кто со мной, — замолкает на мгновение старший, вглядываясь в выражение лиц слушающих его, а после добавляет, — тот со мной.
Закончив, Адидас, не оглядываясь, перепрыгивает через ограждения катка и бредёт дальше. Многие универсамовские сразу ринулись за ним, а некоторые, постояв и подумав, следуют примеру ушедших и в догонку направляются за ними, замыкая толпу.
Сразу за спиной Вовы шли два человека: Турбо и Зима — самые старшие после Адидаса и Кащея, росшие у обоих авторитетов на глазах. Их лица были напряжёнными, но они ни на одну секунду не задумывались, правильно ли поступают. Валера и Вахит, как никто другой желали преподать урок киноплёнщикам, которые в последнее время как-будто оборзели, зубы на них точили и взгляды недобрые кидали на улицах.
***
Весь путь прошёл в молчании. Вова знал путь до местоположения базы «Киноплёнки», так как нередко ходил туда с Кащеем, ведь несколько лет назад у обоих группировок были весьма дружеские взаимоотношения.
Киноплёновские сначала даже не поняли, что происходит, как только универсамовские накинулись на них. Странно, но те сегодня были в полном сборе. Видимо, происходило какое-то важное собрание, которому Универсам помешал.
Время подходило к вечеру, облака сильнее сгустились, вокруг потемнело.
Удары наносились один за одним, вид у обеих сторон был довольно потрёпанный, а костяшки на кулаках стёрлись до крови.
— Сука! — завопил один из универсамовских, не в силах дать отпор противникам в разы сильнее его.
Парня прижали к асфальту лицом группа из киноплёновских, избивая скорлупу до помутнения в глазах. Тело мальца спустя мгновение ослабло, и окружающие его пацаны в первый раз в жизни испугались, что могли убить человека.
— Твари, на одного толпой нельзя!
К толпе киноплёновских несутся разъяренные универсамовские и, повалив их на землю, не жалея своей силы, наносят сильные удары по итак окровавленным лицам соперников.
Это было по-настоящему страшное зрелище. В толпе бьющихся и орущих пацанов, стоял Витя, разглядывая ошарашенными глазами на происходящее. Он ни разу не участвовал в таких замесах; по коже проходился холодок.
Со спины на него налетает один кучерявый парень, прижимая к земле всем своим весом.
— Суки, не по понятиям поступаете, — шепчет он ему, одним ударом окровавленной руки разбивая Белицкому нос.
Турбо не рассчитывал своей силы, точнее, даже не пытался. Гнев завладел им, но чувство азарта было выше, сейчас он не был похож на себя. Удары продолжаются по лицу Вити, тот хрипит, пытаясь оттащить от себя Валеру, но не получается.
На другой стороне Адидас схватился сразу с двумя, давая отпор налетевшим на него старшими из Киноплёнки. Он узнает в их лицах главаря – Колючего и рядом с ним стоящего бывшего приятеля. Вова старательно уворачивался от каждого удара и, наконец поймав нужный момент, отталкивает приятеля, быстрыми ударами оставляя кровавые следы на лице Колючего. Автор заорал от боли и столкнул тотчас с себя Адидаса, смещая всю злость на нём.
— Суки, нарываетесь!
Он оглушает на мгновение авторитета Универсама, безжалостным ударом давая ему в живот, но Вова не сдаёт позиции: он чувствовал сильную боль, но не мог сдаться. Он не слабый.
На Колючего сзади прыгает Зима и занося кулак сверху, даёт время встать Адидасу, не обращая внимания на его обессиленное состояние. Битва тянулась на необыкновение долго, Вахит же не терял времени и успел обезвредить уже несколько противников, как и его друг – Турбо, несмотря на то, что оба уже были на гране потери сознания от многочисленных травм.
Турбо было в новинку то, что взрослый пацан не нанёс на него ни одного удара, и тот, поднимая его левую ногу, тащит к гаражам, и с грохотом, с нескрываемой злостью ударяет его ногой о серое здание.
Вахита оттаскивает сзади один из парней вражеской группировки, кидая под руки товарищу. Зима старается дать отпор, но руки его не слушали, каждый удар был пыткой, но прикладывая последние усилия, тот даёт в морду противнику, и, смахивая с губ стекающую на подбородок кровь, бежит на помощь товарищам.
Витя очнулся у какого-то гаража. Перед глазами снова предстала драка. Он обратил внимание сразу на то, как от него отходит тот, кто его чуть не вырубил своими безжалостными ударами. Он, шепча ряд матерных слов, поднимается на ноги, и не обращая внимания на ноющую от боли левую ногу, догоняет Туркина, поваливая на землю. В глазах универсамовского читалось удивление.
— Ну, покажи-ка мне, утырок, чё ты можешь! Или зассышь? — орёт Турбо ему в лицо, и Витя сразу же заставляет его замолчать ударом левой руки в щёку.
Правая рука безжалостно бьёт ближе к печени, и Турбо не может никак ответить, от слишком сильных ударов он не может предпринять действий.
Тучи сгущались. Автор Киноплёнки поднимается, прижимая руку к левому боку, не зная, что со спины на него сейчас набросится скорлупа из Универсама. Он ухмыляется краешком губ и, перехватывая его руку, с грохотом валит того на асфальт, следя, как мелкий корчится от боли.
— Колючий, руки свои от скорлупы убери! — Вова обезумевшим голосом кричит сзади, срываясь на бег, чтобы успеть добежать, ведь знал, что глава Киноплёнки может хоть одним своим нерассчитанным по силе ударом убить пацана. Чёрт, да чем Вова думал, когда скорлупу с собой взял?
Колючий не слышал, что кричал ему Адидас. Он смотрел, как по лицу скорлупы универсамовской растекается кровь, язвительно усмехаясь. Лицо главного меняется на сумасшедшее, тот не рассчитывает свои удары, не обращает внимания на то, что тело мелкого обмякло под ним, а редкие вздохи были практически не слышны.
***
Витя, ухмыляясь, осматривает свою работу. Туркин лежал без сознания, кровь его растекалась по асфальту, и это зрелище для Белого не внушало никакого страха, лишь презрение к бессознательному. Он со злостью плюёт в поверженного противника и удаляется в сторону. И Зима это увидел. Он, оставляя лежащего и кашляющего кровью от ранений киноплёновского, бежит вслед за Белицким.
Занося кулак, он бьёт по его затылку, и Витя прикусывает от неожиданности свой язык, сваливаясь на асфальт. Вахит с горящими от ненависти глазами уже начинает уже совершать первый удар, но Витя вовремя отворачивается от его кулака, и воспользовавшись минутным удивлением со стороны Зимы, Белицкий сбрасывает его под себя, и держа его лицо левой рукой, правой с силой наносит удар.
— Сука, за Колючего тебе, — шепчет разгневанно Витя, не отдавая себе отчёта в действиях. Зима кривится от боли, но когда Витя злобно выдыхает и замедляется, тотчас выкарабкивается из-под его тела, прижимая подошвой ботинка к асфальту.
Вдали гудят полицейские машины. Многие, как универсамовские, так и киноплёновские не могли встать, и Зима замечает среди лежащих Турбо, который так и не пришёл в сознание за считанные минуты. Он бежит к нему и, кладя чужую руку себе на плечо, на сгибающихся ногах несётся прочь с поля боя, как и некоторые уцелевшие.
Адидас остался стоять у тела скорлупы и поверженного Колючего. Оба едва дышали. Он с горечью смотрит на мелкого, и поднимая его тело, обессиленно волочится, надеясь успеть уйти до прихода милиции. Ему было неизвестно, что дальше было с Колючим, да и не волновало это. Но он придерживался мнения, точнее, надеялся, что не довёл его до финального завершения своими ударами, ведь автор Киноплёнки итак был без сил под конец замеса. А убийство — это уже статья. Одно дело побить кого-то в подворотне, а другое — убить, лишить права на дальнейшее существование. И киноплёновские после этого ещё сильнее на весь Универсам обозлятся. Чёрт возьми. Вова даже сплёвывает от осознания, что он мог натворить. Прав был Кащей?
Уже наступила ночь. Воздух был холодный, поднялся сильный ветер, срывая с деревьев ещё зелёную листву. Суворов, дойдя до какого-то безлюдного двора, укладывает под деревом тело бессознательного пацана, проверяя пульс. Он был, но чересчур слабый. Мужчина снова подхватывает парня и бежит к ближайшей больнице, наплевав на то, что у него самого видок был однозначно плохой. Главным сейчас было спасти жизнь мальца, который и жизнь повидать не успел.
***
Колючего успевают подхватить Максим и Витя в самый последний момент. Они выбегают, слыша, как им милиционеры кричат вслед. На их лицах был виден страх. Не хотелось, чтобы их троих сейчас схватили и в тюрьму упекли. А Колючему жизнь надо было спасти, это же их автор.
Они смогли оторваться. Переводя дыхание, парни смотрят друг на друга, даже ухмыляясь от многочисленных ран на лице.
— Твари универсамовские, — на выдохе говорит Соловей, — увижу на районе, закопаю нахуй.
Витя затыкает ему рот, чтобы друг сильнее не заорал, и озирается по сторонам, чтобы посмотреть, заметил ли их кто. Но, благо, никого не было. И Белый отходит, рывком садясь на колени перед автором.
— Пульс у Колючего есть. Но похоже, ногу и нос ему сломали эти бляди. В больницу ему надо, — быстро докладывает он, прощупывая пульс ещё раз.
— Нахуй в больницу, нас там менты засечь могут, Белый! — подорвавшись с места, обхватывает лицо друга двумя руками Максим. — Значит так, у меня сестра на врача учится, щас к ней пойдём, она всё, что там нужно ему сделает, а ты ей поможешь, понял меня? — чуть ли не рыча от злости, говорит Максим, и даже не дожидаясь ответа, подхватывает тело Анатолия, укладывая одну его руку себе на плечо.
— Чё стоишь-то блять? — рявкнул на ошарашенного Белицкого, не в силах ждать.
Витя мгновенно повторяет действия друга, и они вместе, хромая, идут по освещенной фонарями дороге до дома сестры Максима.
***
Вова в это время уже остановился у больницы и, переводя дух, уже собирается зайти, как вдруг видит молодую курящую девушку у входа. Та была в медицинском халате, и Адидасу не составило долгих раздумий понять, что она одна из врачей.
— Эй! Помоги пацана доставить к вам в отделение, пожалуйста! — крикнул он ей, и девушка сразу развернулась, и просмотрев на тело мальчика, которого Вова уже еле удерживал, расширила от ужаса глаза. Выбросив недокуренную сигарету, девушка мигом подлетает.
— Мне отдай. Сама донесу. Ты ему итак мог передавить что-то по дороге. Милиции не отдадим, мелкий он ещё, — видя в глазах парня предложение помочь и одновременно переживание за судьбу мальчишки, девушка резко ему отказывает, и погрузив мальчика на спину, слегка скривляется от тяжести, но доносит его до входных дверей. В отражении стёкол Вова замечает, как она укладывает парня на кушетку и везёт дальше по коридору. И он переводит дух. На душе становится чуточку легче.
Вова идёт обратно медленным шагом. В голове проносится картинка лежащих без сил встать пацанов из Универсама. Некоторых успели подхватить, но многие всё равно остались там. Владимир прекрасно понимал, что после выздоровления их могут отправить в колонию, а некоторых в тюрьму. Чёрт возьми. На душе становится ещё больше противно.
Несколько капель опускаются на его плечи, и Вова, останавливаясь на остановке, достаёт из кармана помятую пачку сигарет.
***
Витя и Максим при помощи оставшихся сил дотаскивают до дома сестры тело Колючего. Они останавливаются, чтобы передохнуть. Повезло им, что по пути не попался ни один человек, в такое время все дома сидели, что, кстати, было правильным. Соловей прикусывает губу, что была вся в засохшей крови, матерится, обзывая универсамовских.
— Короче, Белый, видел я, как ты пизды двум универсамовким дал. Молодец, видно, мои уроки тебе на пользу пошли, — похлопывая друга по плечу с короткой ухмылкой, говорит Максим.
— Как думаешь, кто победил сегодня? — без благодарностей спрашивает Витя, не убирая взгляда от автора.
— Да хуй знает, Белый. Как наших, так и чужих менты забрали. Главное, что мы с тобой целыми остались. И автора нашего на сдачу ментам не кинули.
Минуту помолчав, друзья поднимают Колючего, который до сих пор не пришёл в сознание. Слишком тяжёлые травмы получил, главное, чтобы до мозга не дошло, а то и правда придётся в больницу класть.
— Как сестру твою хоть зовут?
— Да не горячись ты, Белый, щас узнаешь, — кряхтя, проговаривает Соловей, заходя в лифт.
Они поднимаются в полном молчании вверх, сверля друг друга взглядами. Лифт неприятно скрипел, поломанный был до сих пор. Витя помнил, как Максим ему рассказывал, что лифт чуть ли не каждый день ломается, поэтому застрять в лифте было не редкостью в его доме.
— Надо было с Колючим по лестнице подниматься.
— Ты угараешь? До девятого этажа? Мы не дотащили бы.
Но доехать они всё-таки смогли. Удача им улыбнулась. Стуча несколько раз в дверь, так как звонок сломался давно, Витя дожидается, когда дверь наконец откроется. И открылась. В дверном проёме выглядывает женская голова, чей взгляд был весьма спокоен пару мгновений, пока та не обратила свой взгляд на трёх парней, один из которых был без сознания.
— Чёрт возьми, Максим, ты когда наконец перестанешь ко мне побитым заявляться и пацанов своих таких же водить? Достал уже, ей Богу! — недовольно поворчав, девушка закатывает глаза, но позволяет пройти в квартиру. Выхода ведь у неё не было.
— Ну, рассказывайте, — требовательно проговорила она, доставая перекись и бинты.
— Да вот у Колю.. то-есть, Антона нос сломан, и нога сломана, похоже, — поясняет Максим, сталкиваясь с удивлённым от таких новостей лицом сестры. — Надь, тебе мой друг поможет, не переживай. Его Витя зовут.
Надежда ещё раз закатывает глаза и возвращается в комнату с бинтами и перекисью, опускаясь рядом с Колючим.
— Нога у него не сломана, нос просто сильно ушиблен. Врачи и паникёры хреновы, — поджимая губы, говорит она, проводя быстрыми движениями небольшую диагностику. — Жить будет, не переживайте.