Сопротивление

Стена задвигается, скрывает ее силуэт. В моих руках остаются туфли. У Дженнифер есть десять минут.
Скорее всего – меньше.
Чувствую, Гил будет бдителен больше обычного. Надо найти его первым.
Я прячу туфли в укромном месте в комнате для персонала за большой корзиной со стиркой. Поворачиваюсь, и мое сердце подпрыгивает. Отдаю должное Хиз, которая стоит в дверях. Напугала.
— Почему не веселишься? – главное, сохранять спокойствие.
Хиз не Ивви и не Гил. Она поверит в любое дерьмо, которое я ей скажу.
— Что ты здесь делаешь? – она сдвигает брови, но вспоминает, зачем пришла. – Я ищу эту дрянь.
Ух ты. Как мы заговорили.
Это вызывает у меня улыбку, но Хиз пытается пройти в комнату, и я преграждаю ей путь.
— Я пролил на нее вино, пошла стирать платье, так что говори тише, – я киваю в сторону прачечной.
Хиз тут же замолкает и хлопает испуганными глазами. Пусть думает, что Дженнифер здесь.
— Она мешалась?
Хизер задает правильные вопросы. Она ни на секунду не усомнилась, вдруг, это случайность.
— Лезла не в свое дело, – я выталкиваю Хиз в коридор и закрываю за собой дверь. – я все решил. Она не останется, пойдет домой. Как отстирает пятно, отправлю её.
Ее волосы, кажется, горят на фоне игривых глаз. Хиз закусывает губу от удовольствия. Вот же садистка.
— Напугал малышку, какой ты нехороший.
И эта девушка завтра будет молиться в церкви за здравие своей матери. Я убеждаюсь, дьявол в каждом из нас, сколько не молись.
— Почему тебя это так радует?
— Видел, в чем она пришла? Это платье её матери, я отлично его помню.
Вот чего ты добилась, Джен. Лишнее внимание, они восприняли это, как вызов.
Мы возвращаемся в зал. Хизер берет меня под руку.
— Я мечтаю о спокойствии, Тайлер. О безмятежном море, – она кладет голову мне на плечо, предаваясь мечтам. – я, ты и Гилберт будем сидеть в белоснежном песке под теплым ветерком, и наши души не будут истерзаны переживаниями о семье.
— Чем тебя горы не устраивают? – я усмехаюсь, убирая рыжие волосы, ниспадающие на ее фарфоровое лицо.
Хиз вздыхает.
Я знаю, ей не нравится. Острые скалы, окружившие Олдберг, с хладнокровием наблюдающие за его владениями. За тем, как он ежедневно ломает, сжигает и рушит.
Горы молчат.
Ей не нравятся их твердость и неподвижность, их бездушность.
— Когда вы с Гилбертом последний раз поднимались? – вдруг спрашивает Хизер.
Последний раз.
— Не помню.
Летом.
Когда моя голова взрывалась от ужаса. Когда я хотел умереть больше, чем спасти маму. Когда перед башней лежало тело учительницы, которая заходя в башню перед своей смертью сказала, что мой ад окончен. А я даже не понял, о чем она говорит. Разве она знает, что такое ад?
Я понял, она хотела разрушить мир Белфордов. Но рушился только мой.
Мой мир рушился столько раз, что собранный заново, он похож на окровавленное здание, пережившее всех, кто в нем находился. И зачем-то оно все равно стоит.
Гил меня спас. В очередной раз вытащил из собственных разрушительных мыслей. Поднявшись над знойным городом, вдыхая холодный воздух вершин, я так и не захотел жить. Но я решил жить. Решил жить дальше.
Так что, особую любовь Хиз к морскому бризу я не разделяю. Молчание, с которым горный массив принимает тебя, каким бы ты ни был. Тонкая тропа, единственный путь, сходить с которого ты не можешь, даже когда каждый шаг становится невыносимым — все это заставляет жить.
— Где Гил? — я обращаюсь к Хизер, но её уже нет рядом.
Воспоминания поглотили все моё внимание. Я подхожу к своей команде, которая смущенно кучкуется отдельно. Им некомфортно в этой роскоши. Кроме, Терри, возможно. Но мои глаза останавливаются на другом.
— Остин, — вытягиваю его из толпы.
Он смотрит с опаской. Как же забавно, я видел бесчисленное количество трусливых взглядов людей, рост которых вполне позволяет им смотреть на меня сверху вниз. И вот снова, двухметровый парень нервно перешагивает с ноги на ногу, прилипнув взглядом к полу.
— Ты видел Гила?
Остин ошивался с ним весь вечер. Не отходил от него. Лишь раз, когда я вел Джен к ходу.
— Не знаю.
Я прищуриваюсь. Что за хрень происходит?
— Что с тобой? – я спрашиваю в лоб, и Остин машет головой. – Из-за Гибсон?
Да.
Это из-за нее.
Его микрореакции впечатляют, он старается не подавать вида. Но чувствовать, о чем люди молчат и где врут — моя работа.
— Она тебе нравится?
Остин отрывает взгляд от полированного пола.
— Да, нравится, поэтому, не обижай ее.
Смотрит прямо в глаза.
Я все равно чувствую подвох, он будто всегда пытается меня провести.
— Гилберт ушел по той лестнице, – он указывает кивком головы в сторону лестницы, которая ведет в другую башню.
Дерьмо.
Я рвусь вперед по лестнице, молясь всем богам, чтобы Гил не дошел до кабинета Ричарда.
И почему он сразу не сказал?
Остин ведет себя странно.
Я влетаю в башню, столкнувшись с Ванессой. У двери своего кабинета стоит Ричард, и его рука уже тянется к ручке двери, когда я выкрикиваю его имя.
Ричард закрывает глаза от раздражения, а затем поворачивается на меня с самым своим недовольным лицом.
— У нас гости, Тайлер, а ты кричишь, как резанная свинья.
Пошел ты. Я бы сейчас раскромсал твою самодовольную морду об пол.
Я делаю глубокий вздох, как всегда.
— Ты приходишь сам только, если случилось что-то действительно важное.
Но в эту же секунду я слышу шорох в его кабинете и снова говорю громче обычного, перекрывая лишние звуки:
— Кому ты доверил новую партию?
Мне придется кем-то пожертвовать, чтобы спасти тебя, Гибсон.
— Твою же мать, – Ричард быстро подходит ко мне и цедит сквозь зубы. — говори тише.
Чем дальше он от кабинета, тем лучше. Я надеюсь, она уже услышала мой голос и сбежала.
Ричард впивается в меня сверлящим взглядом.
—Теперь ты молчишь? Что с партией?
— Стоит больше времени уделять подбору людей. Мартину была предоставлена особая свобода? Что скажет Конноли, когда узнает об утечке?
Он окатывает меня всей злостью, что в нем есть и срочно набирает номер. Но я знаю, он слышит гудки, одни гудки. Никто не поднимет.
— Что за черт? Где он?
— Думаю, его нет в городе. Партия пошла не по тем районам.
Он кладет тяжелую руку на мое плечо, и оно тут же отдает болезненный сигнал.
— Реши это, – его глаза в бешенстве, не фокусируются ни на чем конкретно. – останови. Выясни на пропуске в город, куда уехал Мартин. У него в Олдберге живет сестра, найди ее.
Блять.
Мартин, я надеюсь, ты забрал ее с собой, а не поступил, как последняя сволочь. Я успокаиваю себя тем, что я все равно должен был бы сообщить. Рано или поздно. Пришлось рано.
— Предатель, – Ричард продолжает распыляться. – предатель, я всю его семью, они все будут расплачиваться.
О нет, мистер Белфорд, ты еще не знаешь, кто настоящий предатель.
—Ты этим займешься, Тайлер, – он вдруг по-отцовски ворошит мои волосы. – я только тебе доверяю.
Большая ладонь Ричарда соскакивает с моей головы, и он уходит в кабинет. И я касаюсь своих волос, не понимая, что чувствую.
Затертое, забытое. Эхо прошлого, которое я похоронил своими руками.
Когда отец сидел рядом со мной на ковре. Он складывал горку из досок, и я запускал машинку. Красную маленькую машинку, которая подлетала высоко и падала в собачью миску с водой, а брызги летели ему прямо в лицо. Он смеялся, а затем трепал мои волосы. В нем было столько доброты и заботы, он обнимал меня, тогда мое имя звучало ласково, и не резало слух.
Я вздыхаю, понимая, что сделал все, что было в моих силах.
Я надеюсь, ты успела, Джен. Из кабинета никто не вылетел, криков нет.
Начинаю идти прочь от кабинета, но вдруг слышу едва различимые интонации Гила. Все же он внутри.
И вдруг мне становится страшно. По-настоящему страшно.
За нее.
Девушку, что я отправил искать подсказки только ради спасения своей семьи, ради успокоения собственной души.
Сердце замирает, пропускает глухой удар. Я даже не заметил, и когда это началось?
Я прислоняюсь ухом к двери.
Надо же иметь столько наглости, чтобы придти в том самом бархате. Стояла среди притворных тостов и лживых улыбок — как живое напоминание.
Раздаются приближающиеся шаги, я отскакивать от двери. Из кабинета выходит Ричард.
— Ты все еще здесь?
Он настороженно оглядывает меня. Я всматриваюсь в его лицо. Ничего нестандартного.
Да она обкрутила его?