~1 часть ~
~Меняет, нелюдимая, облик твой,
Чьих невольница ты идей?
Зачем тебе охотиться на людей?~
***
Шелест густой, могучей листвы сопровождался завывающем свистом ветра, отчего деревья скрипели, качаясь. Девушка постоянно оборачивалась, ибо паранойя буквально кричала ей: «Сзади кто-то есть» или «За тобой следят». Но каждый раз, вглядываясь во мрак, она не замечала ничего подозрительного, потому и продолжала идти по знакомой, почти что родной, пусть и пугающей сейчас тропинке.
Накинув капюшон куртки, ускорила шаг, понимая, что даже половина пути пройдена не была. Она уже жалела о своём решении идти по короткой дороге, идти через лес. Но, с другой стороны, бабушка бы её убила, если бы дома не была в обговорённое перед уходом девушки время, поэтому, перспектива идти по глуши, вдали от города, казалась даже лучше, чем в очередной раз прочувствовать гнев Веры Михайловны на себе.
Где-то справа раздался резкий вскрик большой птицы, а вслед за ним и карканье множества ворон, что после взлёта совы тоже начали стремительно улетать, постепенно отдаляясь. Лика вздрогнула, неосознанно зажмурившись и сгруппировавшись руками, будто кто-то замахнулся на неё. Момент, и ей показалось, что абсолютно все звуки стали в разы громче, в разы устрашающе: сверчки и птицы словно начали соревноваться, кто шумнее запоёт, а стук сердца девушки эхом проносился в голове с каждым ударом всё сильнее, и казалось, что это слышит весь мир, а не только она сама.
— Не страшно ходить одной в лесу ночью? — мужской голос с хрипотой разом убрал абсолютно все звуки, полностью заполняя разум Лики исключительно своим образом. Она еле сдерживает крик, не понимая, почему не заметила его раньше, ещё до того как тот подошёл почти вплотную. Будто из воздуха появился вовсе.
— Нет, — дрожащими губами произносит, делая шаг назад и стараясь осмотреть человека перед собой, но видит только то, что он в мантии, и что капюшон надвинут на голову.
— Уверена? — ладонью стягивает ткань с головы, из-за чего девушка хотя бы чуть-чуть может разглядеть лицо незнакомца.
— Да, — говорит уже серьёзнее, но до сих пор ощущая чувство страха, что разрастаясь, постепенно покрывает её всё больше и больше, явно не планируя покидать её тело. По крайней мере сейчас.
— Смело, — растягивает губы в улыбке и наклоняет голову вбок, отрицательно покачивая. — Вот только волки в последнее время всё активнее. Не замечала? — и будто по его просьбе, в эту же секунду, где-то вдали, в самой глуши леса, послышался протяжный вой, а вслед за ним второй; третий.
Она оцепенела и, округлив глаза, сверлила взглядом стоящего напротив парня. За всю свою жизнь в лесу она ни разу не встречала волков. Будто дикие животные появились по щелчку пальца, совсем также, как пару минут назад он. Улыбнувшись, парень протянул девушке ладонь, и она словно встала меж двух огней: пойти с таинственным незнакомцем, или же остаться одной, когда где-то совсем рядом блуждают волки.
— Я могу проводить тебя до дома, — голос становится на тон ниже, но прежняя хрипота испаряется, отчего создаётся более добрый образ, и прямо-таки хочется довериться и согласиться, хоть Лика и понимала, что если поступит именно так, то шанс её гибели в течение часа от какого-нибудь топора и ножа неизбежна. Вдали послышались очередные вои, будто заставляя девушку сделать выбор быстрее. — Я знаю, как защититься от хищников.
— Как же? — Лика хочет максимально прощупать почву, прежде чем идти с ним; внутри что-то кричало: «не иди, он — маньяк!», а что-то противоположное твердило же: «иди с ним, тебя загрызут волки!»
— Ни в коем случае нельзя пытаться убежать или спрятаться — они догонят и загрызут. Волки отступают только в случае, если увидят серьезного противника. Думаю, вряд ли ты сможешь их даже ударить, не говоря уже про убийство одного из члена их стаи, — говорит чётко, достаточно быстро, будто чуя, что время поджимает.
И Лика, казалось, решилась: медленно начала протягивать ладонь в ответ, закусив губу от неуверенности вперемешку со страхом, но вдруг одёрнула руку, словно обожглась о что-то в воздухе, и хмурясь, кинула серьёзный взгляд на парня. Тот ни на секунду не снимал улыбку с лица.
— Откуда ты знаешь, что я иду домой? — в ответ он выдавливает смешок, ладонь всё также оставляя протянутой, ожидая, когда же та решится.
— Молодая девушка в лесу поздно ночью. В городе я тебя видел редко, или же не видел вовсе. Думаю, очевидно, что ты прямо сейчас направляешься домой, а раз идёшь в глушь, то дом твой в лесу, — подмигивает и бегло обводит взглядом девушку, возвращая внимание к глазам. — Я достаточно развеял твой скептицизм, или мы продолжим стоять на месте, дожидаясь волков?
Она сжала руки в кулаки и вновь закусила губу, прикрывая глаза. Странно всё это: никогда волков не было, хоть и отроду здесь ходит. Ещё и этот парень, которого видела впервые, одновременно притягивал и отталкивал — хотелось и убежать куда подальше, и прижаться к нему, прячась ото всего.
Кладёт ладонь на руку парня, тот кивает, довольно прикрывая глаза, и сцепляет их пальцы, опуская вниз, а позже направляется уверенными шагами в сторону дома девушки, будто он сам там жил.
Тишина была нагнетающей, но страха не вызывала; Лика поймала себя на мысли, что отчасти было даже комфортно идти за руку с, — пусть и незнакомым, — парнем, чувствуя тепло его ладони. Хотелось о чём-то спросить, что-то узнать о незнакомце, но почему-то прерывать тишину было даже страшно, и объяснить этот страх она не могла даже самой себе.
— Насколько далеко идти? — говорит не отводя с дороги взгляда, продолжая смотреть вперёд.
— Думаю, минут пять. Не больше, — узнав местность, на душе стало спокойнее, ибо понимала, что чем ближе к дому — тем безопаснее. — И с каких пор тут волки, — смотрит на землю под ногами, покачивая головой, говоря это шепотом, скорее для самой себя, а не для собеседника.
— Они всегда здесь были, — говорит почти сразу, будто знал наперёд, что и когда она будет говорить.
Лика лишь удивлённо вскинула брови, но возражать и развивать диалог не стала.
Казалось, рядом с ним, — с притягательным и отталкивающим одновременно незнакомцем, — всё было по-другому: от резкого появления волков, до полной потери во времени, будто оно бежало в разы быстрее, чем должно было идти. Девушка только задумалась, буквально на секунду, как заметила, что пара уже прошла метров так пятьдесят, словно телепортировались. Её не покидало чувство некого транса: было ощущение, что она передвигает ногами вслед за парнем, а на деле перемещается в пространстве, при этом, приятное ощущение тепла растекалось по всему телу. Чертовщина какая.
— Это твой дом? — указывает пальцем на дым, исходящий тёмными облаками где-то впереди.
— Да, — кивает, мысленно даже стыдясь, что в наше время живёт в таком доме, где источником тепла являлась старая печка, горение в которой необходимо было всегда поддерживать.
Девушка чуть ускоряется в шаге, а он, подстроившись под неё, мельком кинул взгляд на Лику, которую до сих пор вёл держа за руку. Он был явно доволен, и даже не скрывал, всё время держа уголки губ поднятыми.
— Стой, — резко прекращает ходьбу и смотрит ему в глаза, вынимая ладонь из его руки. — Нельзя, чтобы видели, что я шла с кем-то. Дальше я сама, там нет деревьев, нас сразу заметят.
— Как скажешь, — делает шаг назад, поднимая ладони и, скалясь, приставал указательный и средний пальцы к виску, а позже смахивая их, изображая жест прощания. — Я, кстати, Дима, — и уходит, не дожидаясь никакой реакции девушки: ни её ответа, ни её прощания.
Лика пару секунд смотрела вслед уходящего парня. Что-то манило к нему: будто за те минуты, которые они провели вместе, что-то резко поменялось по отношению к новому знакомому. Хотелось вновь увидеть его улыбку, вновь взять за руку; узнать о чём-то помимо имени.
И как только Дмитрий скрылся из виду, она вспомнила, что до сих пор находится одна в лесу, ночью; что до сих пор где-то вдали блуждают волки (которые, кстати, затихли, сразу после того, как та согласилась следовать за незнакомцем). Поэтому, резко развернувшись на сто восемьдесят, та направилась к уже виднеющемуся дому, в мыслях уже желая прекратить столь странный день.
***
Неделю назад
— Дима, куда мы идём? — шатенка выглядела взволнованно, явно не понимая намерений парня.
— Не задай лишних вопросов, — Матвеев сжимает ладонь девушки крепче, уходя в лес всё глубже, и та понимает, что в случае чего отбиться и убежать у неё не получится.
— Отпусти меня, я просто буду идти за тобой. Зачем так грубо? Мне же больно! — повышает тон и резко останавливается, разворачивая парня резким движением руки. — Объясни, что, чёрт возьми, происходит.
Дима хмыкает, но руку не разжимает, и опускает голову, приближаясь к лицу девушки. Мысли её запутались в гигантский узел окончательно.
Матвеев всё же отпустил ладонь, размещая руки на талии девушки и, пододвигает её ближе к себе, глубоким взглядом смотря на неё. Ладони скользят по спине вверх, а она неосознанно запрокидывать голову, тая в прикосновениях парня.
— Не двигайся, — шепчет хриплым голосом на ухо, отчего мурашки бегут по телу табуном. — И не издавай громких звуков. Ты же не хочешь, чтобы нас услышали? — та лишь качает головой в стороны, явно не понимая, что он имеет в виду на самом деле. — Вот и славно.
Матвеев медленно, касаясь чувствительной кожи губами, останавливается на шее.
Вспышка
Резкая боль
Вскрик
— Я же просил не кричать, — шипит и отстраняется от девушки, вытирая рукавом рот, что теперь был испачкан её свежей кровью.
Девушка падает на листву, тяжело дыша и судорожно начиная трогать прокусанную кожу, скапливая на пальцах всё больше и больше собственной крови, что не прекращала сочиться из глубокой раны. Смотрит растерянно, пятившись назад, на сколько могла это делать сидя на холодной земле. Хочет что-то сказать, даже закричать, но лишь немо открывает рот, просто хватая воздух.
— Александр будет доволен, — говорит шёпотом, что даже девушка не услышала, и, выудив из кармана кинжал, начал стремительно сокращать между ними расстояние.
Она дрожит от страха и скулит от боли, всё ещё пытаясь как-то отползти, но силы уже покидали её. А Матвеев тянуть с делом и не собирался: замахнулся, вонзил, вытащил клинок из грудной клетки. Отходит на пару шагов от тела и, оценив проделанную работу, балует себя, облизывая лезвие ножа, глотая желанную жидкость, прикрывая глаза от удовольствия.
Лишь отдалённое чувство совести не позволяло насладится моментом полностью. Матвеев в последнее время всё больше начал испытывать жалость к жертвам, отчего убивать становилось сложнее, хоть и виду старался не подавать. Граф, на подобные заявления всегда отвечал одинаково, часто напоминая, что пролитой крови не засохнуть.