Эполог
~Темный, мрачный коридор,
Я на цыпочках, как вор,
Пробираюсь, чуть дыша,
Чтобы не спугнуть
Тех, кто спит уже давно,
Тех, кому не все равно,
В чью я комнату тайком
Желаю заглянуть,
Чтобы увидеть…~
***
Ночи здесь чернючие; казалось, темнеет намного раньше, чем в других уголках Земли, а после заката, вплоть до рассвета, абсолютно всегда, без единого исключения, стояло полнолуние, что, на удивление, света такового не отдавало. Будто луна — что-то нарисованное, на всегда беззвёздном, мрачном небе, и из-за этого имела лишь визуальность, никак не принося таковой пользы, какую по идее должна приносить.
«Гиблое место» — говорят люди, что пробыли здесь хотя бы пару часов. «Я хоть и не верю в потустороннее, но ощущение, что именно здесь есть что-то мистическое, какая-то нечисть» — твердят на каждом шагу. «Сюда — ни ногой. Я могу поклясться, что видел чью-то тень у себя дома, когда точно был один. Ещё и эти странные звуки после рассвета со сторы леса…» или же «Страшно просто здесь находиться. Тут мы будто не живём, а выживаем» — твердили жители (или уже бывшие жители) этого городка. Знали бы они, насколько были правы, то, наверное, кинулись в бегство отсюда за тридевять земель, не разбирая дороги; лишь бы подальше, лишь бы туда, где безопасно.
Некто передвигается по длинному коридору дворца с высокими потолками, отчего стук подошвы ботинок раздаётся эхом вместе со звуком слабых ударов трости о пол, которую держали татуированные руки. Образ парня был мрачен: чёрная мантия с капюшоном, голова чуть опущена, из-за чего взгляд был ещё более тёмным и скрытым от чужих глаз, а на лицо падали пряди тёмных волос, что тоже придавали эффект ещё большей скрытности. Он шёл уверенно; не сильно быстро, но и явно не в обыденном темпе. Помещение пустовало, но это было только в радость — он любил находиться на базе, — в их дворце, — пока большинство (либо же, в лучшем случае — все) отсутствовали.
С противным скрипом он толкнул высокую, почти четырёхметровую дверь правой ладонью, пока левая оперлась о трость. Комната, на которую открылся взор, была уже преимущественно в красных оттенках: бархатный, явно дорогой, ковёр расстилался на полу прямиком до следующей двери, такого же материала шторы для окон, что размеров во всю стену были, отчего в дневное время обеспечивали помещение хорошим солнечным светом.
Не захлопнув за собой дверь, парень направился к следующей и, когда достиг середины коридора, стянул с головы капюшон, по инерции чуть замедляясь в шаге. На лицо падают желтоватого цвета тени огней, что были зажжены на свечах, украшающие роскошного вида канделябры, висевшие на стенах. Нос с горбинкой, но такой аккуратной, что являлась даже плюсом в его внешности; ярко выраженные скулы о которые, казалось, можно было порезаться; томный карий взгляд.
Вновь повторяет действия, что выполнял пару минут назад, и на этот раз, после скрипа открытия двери, в поле зрения попалась комната уже меньше, явно не коридор, ибо имела квадратную форму. Он проходит к столу, за которым сидел мужчина, что при виде парня улыбнулся, сверкнув неестественно ярко-голубыми глазами.
— Димочка, как я ждал, — жестикулирует руками, подчеркивая каждое сказанное слово, что придавало статности на подсознательном уровне. — Что же ты так долго? — склоняя голову вбок, опирает о стол локти и сцепляет руки в замок и, скалясь, обнажает белоснежные, острые клыки.
— Прошу простить, — чуть кивает, отчего чёрные волосы ещё больше падают на глаза. — Появилось некое внеплановое… — отвёл взгляд буквально на секунду. — Дело. Как только освободился, сразу направился к Вам, Александр.
Мужчина хмыкает, ядовито ухмыляясь и начинает почёсывать подбородок указательным и большим пальцами, раздумывая над ответом собеседника. А тот всё так же стоит на месте, исподлобья смотря на старшего, ожидая дальнейших указаний.
— Что за дело? — щурится с интересом и откидывается на спинку кресла с бархатной, красной обивкой, соединённое покрашенным в чёрный деревом.
— Не думаю, что в перечень моих обязанностей также входит пункт «рассказывать графу Александру Шепсу о каждом своём шаге», — самодовольно подняв уголки губ, мысленно радуясь, что несмотря на старшинство мужчины, подобные выплески желчи иногда даже приветствовались. Он любил сотрудничать с теми, кто не прогнётся от любого слова; с теми, кто будет максимально предан делу, но при этом не забывать про собственную индивидуальность.
— Засчитано, Матвеев, — с уст слетает, как и было в планах, одобрительный смешок. — Вот информация, — Александр резко сменился в лице, стал более серьёзным, и, достав из ящика в столе конверт, протянул его парню.
Дима берёт в руки, а после и открывает конверт, дабы ознакомиться с делом прямо здесь, рядом с графом, дабы на случай, если появятся вопросы или непонимания, сразу сообщить. Бегло прочитав текст письма, написанный от руки чёрными чернилами, хмурится всё больше, когда становится ближе к точке последнего предложения. Опять убивать.
— Снова убийство? — мимолётно поднимает взгляд на мужчину, что всё это время внимательно следил за ним, и аккуратно складывает лист бумаги, кладя его обратно туда, откуда взял — в конверт.
— Такова наша участь, — разводит руками, мол: «ничего поделать не могу». — С каких пор, тебе, Димочка, чужие смерти противны или неприятны?
— С тех пор, после того как я сопоставил всех наших жертв и выгоду, которую мы получили с их смерти, — убирает конверт в глубокий карман мантии, который даже заметно не было, из-за донельзя тёмного оттенка ткани.
— Разве всё так плохо? — берёт со стола стакан с насыщенно-красной жидкостью, и только они двое сейчас понимали, что там уж точно не вино.
— Скажем так, — почёсывает затылок, на мгновение опустив взгляд, формулируя мысли. — Вполне печально: большинство убийств были напрасны и не принесли таковой пользы, на которую мы рассчитывали, — сразу поясняет, не желая сильно растягивать разговор с мужчиной.
— Но ведь мы в минус не ушли, — отпивает глоток и облизывает губы, будто хвастаясь, что в отличие от Матвеева имеет доступ к освежающему напитку. — А это главное.
— Люди умерли просто так, — начал парень. — Их близкие страдали просто так. А это неправильно, — спародировал собеседника, отчего тот вскинул брови, но тут же расслабился, вновь смачивая горло алой жидкостью.
— Димочка, пойми: все они когда-нибудь умрут, все они когда-нибудь будут страдать. Мы лишь немного ускоряем процесс, подбирая именно тех, чьи смерти, возможно, будут не напрасны. А это настоящий подвиг, — Дима перебивать не стал, продолжая слушать, хоть и был абсолютно не согласен с графом. — Димочка, учитывай, что отчасти, убийство — тоже выбор.