Практика без теории (Сергей Разумовский/Олег Волков)
- Ты что, серьезно?
Сережа изумленно хмурится, открывает рот, но слов больше не находится. Олег сглатывает, глаза отводит и губы поджимает, а Разумовский на самого себя злится. Черт, Волков только смог ему раскрыться, наконец сказать о том, чего хочет, спустя долгие годы их общения, а Сережа своим неосторожным вопросом, кажется, заставил его снова замолчать. Олег ведь теперь никогда больше ему о своих желаниях не расскажет.
- Забудь, - хрипит Волков и принимается остервенело нарезать бедный огурец, который попался под руку. Вообще-то в жареную курицу не идут огурцы, но Сережа предпочитает об этом не говорить сейчас: Олег с ножом – это жутко и очень опасно.
- Нет-нет-нет, - спохватывается Разумовский и подскакивает к Волкову совсем вплотную. Тот замирает, сильнее сжимает рукоять ножа, и Сережа ловит себя на мгновение на абсолютно иррациональном страхе: «Может ведь и ударить».
Они так и не научились в полной мере доверять друг другу после всего произошедшего, но Разумовскому кажется, что такое мгновение откровения со стороны Олега – это огромный шаг в нужную сторону. И Сережа не имеет никакого права проигнорировать это. Потому что второй шанс может представиться очень нескоро, если сейчас они откатятся назад и Волков снова закроется.
- Олеж, я не к тому, что это плохо! – выпаливает Разумовский. – Я просто... ну, я не ожидал, что ты... ну...
- Да брось, глупости это все, - хмуро хрипит Олег, отступая немного в сторону и снова принимаясь за чертов огурец.
- Нет, какие же это глупости? – горячо восклицает Сережа и Олега за руку, сжимающую нож, хватает. Он чувствует, как Волков напрягается всем телом, словно к броску готовится, но сразу же, будто одернув себя, чуть расслабляется. – Олег, если ты хочешь, то я только за.
- Нет, я и не умею как-то, - отмахивается Волков, а Разумовский не сдерживается и выпаливает:
- Я научу!
Олег смотрит на него удивленно, затем откладывает нож и, сглотнув, согласно кивает. А Сережа надеется, что ничего не испортит.
На самом деле, в откровении Олега с первого взгляда нет ничего необычного. Это не какой-то грязный секрет, который он скрывал годами, не извращенное желание. Подумаешь, Волков хочет попробовать глубокий минет. Не раз уже такое было в постели. Только вот обычно делал это Сережа, и ему действительно казалось, что Олег никогда бы не взял в рот. А тот не только этого хочет, так еще и мечтает, оказывается, чтоб ему на лицо кончили.
Разумовский хорошо помнит свою первую попытку горлового. Тогда он, совсем неумелый, едва не задохнулся, старательно насаживаясь глубже и с трудом сдерживая рвотные позывы. Олег просил его, конечно, чтоб попроще был, чтоб не переусердствовал, но разве можно остановить Разумовского, твердо решившего, что он хочет доставить своему мужчине удовольствие?
Кончилось только все весьма прозаично, Сережу все-таки вырвало Олегу под ноги, и дальше уже, конечно, речи ни о каком удовольствии не шло. Настроение было безнадежно испорчено, а Волков, так и не кончивший, потащил Разумовского умываться.
Это было давно, еще до того, как произошла Венеция и чертова шахматная партия, еще до того даже, как Олег в армию отправился. После всех событий с Кутхом Сережа ни разу не делал Волкову минет. Это казалось чем-то куда более близким, интимным, на что у него еще нет права. А Олег просто никогда не выказывал желания со своей стороны.
Но то, что сегодня эта тема вообще была поднята, заставило разгореться какой-то огонек надежды в душе. Надежды на то, что они становятся все ближе и когда-нибудь все будет так, как прежде.
Конечно, ни один из них не забудет Венецию, это просто невозможно, такое не забывают... Но Олег хотя бы сможет его простить, а Сережа... Сережа самого себя не простит никогда, но он может хотя бы сделать вид, что все хорошо.
Хотя бы дать Олегу то, чего тот хочет.
***
Олег ежится, стоят на коленях между ног Разумовского. У того стоит уже болезненно от одного только такого вида, но он не торопит, дает с мыслями собраться. У Волкова уши красные, а в глазах почему-то страх. Сережа мягко, ласково касается его щеки и осторожно поглаживает большим пальцем.
- Все хорошо, - доверительно шепчет он.
Олег кивает и подается вперед, обхватывая губами головку и на пробу очерчивая ее языком. Он много раз видел, как Сережа это делает, и теперь пытается повторять его движения по памяти, а Разумовский, если честно, почти готов кончить от одного только вида такого покорного и неуверенного Волкова. Он словно обратно в детдом возвращается, во времена, когда они пробовали всякое, когда еще доверяли друг другу настолько, чтобы почти без смущения делиться самыми разными тайнами, а потом испытывать самих себя на прочность, сгорая от стыда.
Сережа скучает по этим временам и отчаянно хочет их вернуть.
Олег пропускает член чуть дальше и сглатывает, не решаясь, видимо, опуститься ниже. Разумовский аккуратно касается рукой темных волос, но не сжимает. Волков сам решит, когда будет готов опуститься.
- Не торопись, - ласково произносит Сережа, хотя сам едва сдерживается, чтобы не схватить Олега и не насадить его дальше.
Разумовский чувствует, как язык Волкова раз за разом мажет по члену, и сжимает простынь. Олег ловит его взгляд и брови приподнимает: «Все правильно?» Сережа кусает губы и кивает: «Все просто прекрасно». Волков пытается насадиться глубже, но горло начинает рефлекторно сокращаться, и ему приходится отстраниться. Разумовский замечает слезы в его глазах, видит, как покраснело лицо, и чертовски хочет все закончить, но он ждет, пока Олег прокашляется.
- Все нормально? – спрашивает он, и Волков кивает, а затем тихо говорит:
- Мне нужна будет... твоя помощь.
Он осторожно берет руку Сережи и кладет ее себе на голову. Тот проводит по жестким волосам и кивает. Главное – что Олег сам этого хочет. А значит, можно.
Волков снова мучительно медленно насаживается на член Сережи и замирает на половине, а Разумовский чуть давит на его затылок, заставляя его приблизиться. Горло Олега снова сокращается, он кашляет, слюни пузырятся и стекают по подбородку, и Сереже хочется отпустить его, но Волков одним взглядом показывает: «Не смей, продолжай».
Сереже одновременно хорошо от того, как чужое горло сжимается вокруг члена, и плохо от того, что у Олега слезы из глаз текут. Волков утыкается носом в лобок давится и кладет руки по обе стороны от Разумовского, а затем чуть отстраняется, пытаясь продышаться. Член все еще у него во рту, Сережа чувствует снова, как Олег очерчивает его языком и подается вперед.
И черт, Сереже хватает всего нескольких таких неуверенных движений головой, чтобы резко насадить Волкова до самого конца, удержать пару мгновений, вслушиваясь в сдавленные хрипы, отстранить, до боли сжимая волосы, и кончить. Сперма выплескивается ему на лицо, капает на грудь, а Олег совсем по-волчьи облизывается и выдыхает. Разумовский краснеет, глядя на то, как белесые капли стекают по щекам, по подбородку. А Олег... Олег выглядит таким счастливым, как никогда.
- Олеж, дай я хоть...
- Я уже, - немного отзывается тот. – Я просто... Как-то случайно...
Он выглядит таким по-детски смущенным, что Сережа не сдерживает прилива нежности, аккуратно поднимает его голову за подбородок и вовлекает в поцелуй с привкусом собственной спермы. И черт... Стоит, наверно, периодически практиковать такое, раз уж им обоим это нравится.