8
Они неслись сквозь ночь, разрезая её надвое фонарём гравимота. С'таш, должно быть, не видел вообще ничего, поэтому задремал, обвив руками пояс Сер'тана – из-за ремней в этом не было никакой нужды, но Сер'тану всё равно нравилось чувствовать его рядом.
Сер'тан опустил глаза на приборную панель – до станции оставалось всего ничего. Можно было уже сбавлять скорость, чтобы не пролететь в темноте дальше, чем нужно.
Когда гравимот затормозил, С'таш встрепенулся. В динамике шлема раздался его немного сонный голос:
– Уже?
– Да. – Сер'тан заглушил мотор. – Слезаем.
Он, как и до этого, спустился сам, потом помог С'ташу. Хотел снова подержать его в руках подольше, но, увидев осунувшееся от усталости лицо, не стал. Нужно скорее отвести его на станцию и уложить спать.
Сер'тан, взяв С'таша за руку, осторожно повёл его к станции. Снег здесь был даже глубже, чем на море, поэтому, сделав всего пару шагов, С'таш чуть не упал – Сер'тан едва успел его подхватить. Не дожидаясь повторения, Сер'тан поднял его, как когда-то в своей каюте, и понёс ко входу. С'таш хотел сначала что-то возразить, но решил промолчать – просто уткнулся лицом в костюм Сер'тана, который с наступлением ночи превратился из багряного в чёрный, и обвил руками шею. Идти так было невероятно сложно, но, как сказал бы Кхеф: пепел как приятно.
– Что это? – С'таш указал не на станцию, а на тёмный силуэт неподалёку.
– «Жук».
– Ты прилетел на нём?
– Да. Постоишь немного? Я введу идентификатор.
Сер'тан аккуратно поставил С'таша возле двери, но руку с его пояса не убрал.
– Конечно, – С'таш принялся тереть глаза. – Я в принципе постою. Не стоило так... – он прикрыл ладонью рот, скрывая зевок.
– Стоило. – Дверь станции отъехала в сторону, отвечая на набранный код. – Проходи.
С'таш зашёл внутрь, и в помещении тут же зажёгся свет. Он замер на пороге, загораживая глаза ладонью.
– Компьютер, – скомандовал Сер'тан, протискиваясь мимо С'таша следом. – Снизить яркость до шестидесяти процентов.
Стало заметно темнее, и С'таш осторожно убрал ладонь. Сер'тан спросил:
– Так лучше?
– Намного. Спасибо.
– Проходи. Я сейчас найду нам татами и одеяла.
– Татами... – С'таш негромко хмыкнул. – Я, если честно, отвык от них. А ты?
Сер'тан прошёл вглубь помещения, мимо стальной лестницы, ведущей на второй этаж. Там он нашёл небольшую нишу, которую открыл прикосновением. В ней оказались выходные костюмы, свёрнутые палатки и, как он и ожидал, несколько татами, скрученных в рулоны.
– Мне пришлось привыкнуть снова, – взяв, что нужно, Сер'тан вернулся на середину комнаты. – В шаттлах вроде «Жука» не предусмотрены спальные места, поэтому то время, что я летел, я спал на нём. – Он развернул первый татами и расстелил на полу. – Назад полечу так же.
С'таш грустно покачал головой.
– Столько неудобств...
– Не стоят того, чтобы вспоминать о них, – Сер'тан взялся за второй татами. – Ты не против, если я расстелю их рядом? Так удобнее будет...
– Конечно. Так лучше.
Пока Сер'тан ходил к тому же шкафу за одеялами, С'таш снял куртку и, не найдя вешалки, положил её на длинную металлическую столешницу, тянущуюся вдоль стены. Теперь он избавлялся от выходных брюк.
– Тан я... – домашнее имя сорвалось так же неожиданно, как до этого с губ Сер'тана. Но он не стал поправлять С'таша, поэтому тот продолжил: – Не брал с собой никакой одежды для сна.
Сер'тан пожал плечами:
– Я тоже. Всё моё в «Жуке». – Заметив, что С'таш замер, он уточнил: – Это проблема? Мне сходить за ней?
С'таш, мотнув головой, продолжил раздеваться.
– Нет. Не нужно.
– Хорошо.
Сер'тан и сам очень устал – после долгого полёта, после радостной встречи и насыщенного дня. Он был благодарен С'ташу, что он не погнал его в холод и снег из-за пары тряпок. Подойдя к той же столешнице, только в другом конце комнаты, Сер'тан разделся быстро, как умели только безопасники, и мгновенно нырнул под одеяло. С'таш всё ещё возился у дальней стены.
Сер'тан закинул руки за голову и прикрыл глаза, усилием воли заставляя себя не погружаться в сон. Наконец он услышал, как шелест ткани стих, и босые ноги зашлёпали по полу к нему. Он открыл глаза. С'таш стоял рядом с ним обнажённый, опущенные руки сжаты в кулаки то ли от решительности, то ли от дискомфорта, губы – тонкая линия.
Сер'тан скользнул взглядом по его телу, на секунду задержался на животе. На горле словно сомкнулась горячая рука, но тут же отпустила, и он снова смог дышать, как раньше.
– Не мёрзни, – Сер'тан откинул часть одеяла, приглашая. – Иди сюда.
Ещё два шага – и С'таш опустился рядом, и Сер'тан тут же укрыл его. Их кожа соприкоснулась, и от этого Сер'тана обдало жаром, а потом прохладой. Понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что это С'таш был таким холодным.
– Говорил же, – Сер'тан обнял его, притягивая к себе, – не мёрзни...
Одну руку он положил С'ташу под голову, чтобы тот лёг на неё, как на подушку, а другой стал гладить озябшую спину. С'таш сначала замер, словно пытался понять, что можно, а что нет. Сколько граней они сегодня уже стёрли, а сколько ещё сотрут.
Сер'тан специально не стал убавлять свет, и С'таш какое-то время изучал его лицо. Как будто видел впервые, или впервые по-настоящему узнал. Потом опустил взгляд ниже, к плечу, на котором лежал, и увидел тонкую полоску шрама.
– Ты не долечил его?
– Нет.
– Почему? – С'таш коснулся шрама пальцами. Стал гладить самыми кончиками, медленно-медленно, почти как когда-то водил регенератором. Только гораздо приятнее.
– Оставил так, как оставил ты.
Невесомо по коже сверху вниз. Раз за разом. Сер'тан закрыл глаза, впитывая, наслаждаясь.
– Ты невозможно ласковый, тебе говорили?
– Да. Мама.
Сер'тан улыбнулся, не открывая глаз. Даже в том, как С'таш произнёс это, сквозило тепло литанийского солнца, набиравшего силу к весне.
– Любимый ребёнок.
Пальцы замерли, но только на долю секунды.
– Почему?
– Родители так сильно тебя хотели, что не доверили учёным.
Когда Сер'тан разглядывал С'таша, он заметил, что у того есть пупок, тогда как живот большинства литанийцев был идеально гладким. Это значило, что его выносила мать, а не инкубатор в лаборатории.
– Кто знает, может, это было ошибкой. Может, не понадейся они на себя, и у меня были бы нормальные глаза.
– Ну, как ты знаешь, в лабораториях тоже случаются... – С'таш передвинул руку, и кожи Сер'тана коснулось что-то холодное, всего на мгновение. – Постой, – он мягко перехватил запястье С'таша – его руку обвивала нитка, а на ней... – «Кхадожат»? – шепнул Сер'тан одними губами.
С'таш зажмурился и кивнул. Будто ждал наказания или... Чего ещё можно за такое ждать? Сер'тан не знал, но ждать он устал совершенно точно. Он чуть склонился, приблизился лицом к раскрытой ладони С'таша. Коснулся кончиком носа её центра. Повёл выше. Плечи С'таша напряглись под его рукой, но он не отстранялся. Нос коснулся подушечки пальца – мягкой, почти детской, никогда не знавшей ни боли, ни зимы, ни физической работы. Снова вниз. Потом к другому пальцу. Так Сер'тан коснулся всех пяти, на каждом задерживаясь, чувствуя, как, отражаясь от кожи С'таша, к нему возвращается собственное дыхание. Во рту пересохло, и, сглотнув, Сер'тан вновь произнёс:
– Я так по тебе скучал...
С'таш отнял руку. Но только для того, чтобы обвить его плечи и прижать изо всех своих почти детских сил. Сер'тан был раздавлен гравитацией. Втоптан в снег. Потерян в чёрной дыре, где за горизонт событий не проникает свет. Или всё-таки...
– Свет мой, – шепнул Сер'тан едва слышно, – мне так без тебя темно. И холодно. И пусто.
С'таш по-прежнему не шевелится, но Сер'тан чувствовал: можно продолжать. – Ты ушёл, и все краски забрал с собой. – Он приблизился к С'ташу и коснулся кончиком носа его серебряной скулы. – Вернись ко мне, мой свет. Вернись домой.
Его ладонь скользнула чуть ниже, встречаясь с другой такою же. Соединяясь, сжимаясь, переплетая пальцы. Сер'тан, уже не сдерживаясь, прижался к щеке С'таша всем лицом, дышал в него и стучался ему в грудь своим отчаянным и отчаявшимся сердцем. Открой. Открой.
– Давай зарегистрируемся. Ты так нужен мне рядом...
С'таш вздрогнул и отстранился. Резко сел, отбрасывая одеяло.
Сер'тан не понимал, что происходит, но поспешно сел рядом с ним. Накинул одеяло на щуплые плечи.
– Простудишься...
– Ты не можешь этого хотеть, – отозвался С'таш.
– Конечно, не хочу. – Сер'тан запахнул на нём одеяло плотнее. – Ведь если ты заболеешь, то...
– Ты не можешь хотеть зарегистрироваться со мной.
– Почему?
– Мне тринадцать.
Аргумента страннее Сер'тан не ожидал услышать.
– И что? С двенадцати официально можно. А будь тебе меньше... – он на секунду задумался, но и здесь быстро нашёл ответ: – Я бы подождал. Совершенно точно, подождал бы.
– Я маленький, слепой и глупый, – не сдавался С'таш, как будто поставил цель закопать себя как можно глубже. – Я ничего не умею, у меня ничего нет, я никто. Мне нечего тебе дать. – Его ладонь сжалась, комкая одеяло.
Сер'тан был обескуражен. Непонимание дрожало в нём, как флаг, который треплет ветер, но он точно знал, что пролетел полгалактики не для того, чтобы сдаться сейчас.
– Ты не прав насчёт себя, – Сер'тан придвинулся ближе и осторожно опустил голову С'ташу на плечо. Вновь почувствовал давно забытый запах детского завтрака, который источала его кожа, и от этого с новой силой ощутил, как он ему нужен – так остро, как будто в живот вонзили меч, а потом ещё провернули. – И мне... ничего от тебя не нужно. Только ты сам.
Он обвил его руками. С'таш молчал.
– Ты будешь делать, что хочешь, – продолжал Сер'тан, чувствуя, как по коже расползаются мурашки отчаяния. – Захочешь – будешь офицером Флота. Захочешь – найдёшь другую работу. Будешь изучать языки. Писать книги. Рисовать картины. Что угодно. – Казалось, рёбра сейчас треснут от ощущений, которые переполняли изнутри. Но С'таш, наконец, отозвался:
– Зачем это тебе?..
– Хочу быть с тобой, – Сер'тан снова нашёл его руку и медленно, чтобы не отпугнуть, переплёл их пальцы. – Хочу быть с тобой...
Слова иссякли. С'таш говорил, что ему нечего дать ему, но он ошибался. Сейчас именно Сер'тан чувствовал, что при всех своих наградах, выслуге, звании и прочих бенецифиях, дать С'ташу нечего как раз ему. И если С'таш ответит ему «нет» – это будет значить, что ему нечем больше крыть. Весь путь проделан зря. А ему остаётся только держать в руках самое дорогое, вдыхать этот сладкий запах, ловить своей грудью бьение его сердца – быть может, в последний раз...
С'таш безжалостно смял тишину, что не успела повиснуть между ними:
– Я тоже хочу.
Надежда внутри вспыхнула, как горючее от дуновения:
– Это значит?..
– Да.
Сер'тан сжал С'таша ещё сильнее, но тут же ослабил хватку, чтобы не сделать больно.
– Заполним заявление утром? – спросил С'таш.
– Почему не сейчас? – внутри заурчало недовольство. Или ужин из колшарских снеков оказался недостаточно сытным.
– У меня глаза закрываются. Я уже не понимаю, что происходит.
– Но утром ты не передумаешь?
– Ни за что, – С'таш сжал его ладонь сильнее. – Обещаю.
–Тогда давай ложиться, – Сер'тан вздохнул, откидываясь на татами. – Иди ко мне.– И в третий раз за день повторил, наполняя лёгкие жаром, а жизнь – смыслом: –Я так по тебе скучал...