🔞 ГОРЬКО! 🔞

Просыпается Чимин очень и очень странно для себя. Не по будильнику, а от мягкого приятно голоса своего альфы. Пак отчетливо слышит, как на сковородке что-то шипит, так что спешит принять душ, по привычке расчитывая на то, что полотенце висит в ванной, однако, выйдя из душевой кабинки, он осознает, что никакого полотенца тут нет и белье он, конечно же, с собой не взял, все так же расчитывая на то, что прикроется полотенцем. Спустя пару секунд он густо краснеет, зовя Юнги. — Юнги-хён! — кричит Чимин, приоткрыв дверь. — Можешь мне принести полотенце, пожалуйста?

Юнги суетится на кухне, пока не слышит сладкий голосок из ванной комнаты. Хихикая, альфа представляет краснеющие щечки младшего, но послушно идёт к огромному шкафу, замечая высунувшуюся рдеющую мордочку в дверях ванной комнаты. Чмокая Пака в носик, Мин проходит мимо и выуживает из шкафа чистое банное полотенце, вручая в маленькую пухленькую ручку. — Ты такой милый, Минни, — изрекает Юн, возвращаясь к плите. — Поторопись, а то завтрак остынет! Чимин благодарит всех богов за то, что Юнги не решил заглянуть к нему. — Спасибо, хён, — радостно улыбается Пак, кивая. — Хорошо, я сейчас умоюсь и приду, подожди пару минут. Чимин закутывается в полотенце и быстренько вбегает в спальню, дождавшись, пока Юнги зайдет обратно на кухню. Быстренько переодевшись в темные узкие джинсы и белую футболку, он хватает рюкзак и пакет с выглаженной школьной формой. На столе уже стоят тарелки и чашки с дымящимся чаем. — Вкусно пахнет, хён.

***

Чеён хоть и рассталась с Юнги давно, но по-прежнему кипела от злости, выслеживая все соцсети и бывшего, и нынешнего бывшего, и всех его друзей. Она была своего рода Шерлоком Холмсом без доктора Ватсона, потому что не нуждалась в помощи союзника: творить беспредел и гадости она могла и сама. Чеён роняет стаканчик с кофе, когда видит, что в дорогущую машину Юнги садится Чимин, тот самый мальчишка из кофейни, который раздражал ее ещё тогда. Она не видела в нем соперника тогда, но уже два года люто ненавидела того. План в ее голове созревает моментально. Она берет такси и едет домой к Юнги. Ликует, когда видит припаркованную машину недалеко от подъезда, и уже через пять минут звонит в знакомые двери. Ну если Юнги не с ней, то пусть и сгнивает в одиночестве, без Чимина! Двери, словно ей на руку, открывает Чимин, а потом удивлённо хлопает глазками, пока девушка без приглашения заходит на порог. — Здравствуй, Чимин, — девушка язвительно по-змеиному улыбается и ищет взглядом Юнги. — А где твой кобель? М? Конечно же, она и про тур знает. Единственное, что стало для неё новой информацией, что Юнги вернулся раньше. И Чимин тусуется у него дома. Ну ничего, Чеён умеет импровизировать. — А тебе Юнги не рассказывал, что вернулся ещё раньше? — она принюхивается, трепля однофамильца по темным волосам. — Ох, наверное, запах корицы выветрился, раз ты не чувствуешь… здесь был другой мальчишка, может, — Чеён задумывается, — чуть старше тебя, но не факт. Да и… краше тебя намного. Чеён не может остановиться, ей нравится то, что она делает, пока в глазах Чимина качается боль и слезы. К счастью, Юнги появляется в проёме арки из гостиной. — Ты что здесь делаешь? — Она… — Чимин судорожно вдыхает, поворачиваясь к Юнги. — Она спрашивала, когда уехал Намджун. Паку так хочется разрыдаться прямо тут, хотя времени совсем нет: до смены в кофейне остается чуть больше получаса, нужно торопиться, чтобы не опоздать. Но сейчас ему совершенно плевать: Юнги ему изменяет, и не просто с кем-то, а с Намджуном. Терпение дает глубокие трещины и Чимин чувствует, как по его щекам текут горячие слезы, но он плачет от ярости, а не от отчаянья. В голове не укладывается, как такое вообще могло произойти. Отмахнувшись ладонью от Юнги, который пытается приобнять своего омегу, он смотрит Чеён прямо в глаза: — Спасибо, что сказала, нуна, — с этими словами он круто разворачивается и выбегает на улицу прямо в домашних тапочках. Благо, телефон и кошелек оказываются в кармане джинс, так что Чимин подбегает к воротам и вызывает такси, пересчитывая деньги в кошельке. — Алло, — Чимин решил предупредить Тэхёна. — Тэ, я, — он не сдерживает всхлип. — Я зайду к тебе, одолжу у тебя кеды, ладно? Я успею в кофейню… — Чимин? Что-то случилось, хён? — Ким так звал друга только в очень эмоциональные моменты. — Почему ты не с Юнги? — Я не хочу об этом говорить, Тэ, не хочу… Я сейчас приеду, такси уже у ворот. Чимин не дает альфе договорить и сбрасывает звонок, замечая Юнги, выбегающего из-за угла. Разговаривать с ним сил нет, так что он разворачивается к нему спиной и скрещивает руки на груди. Чеён хохочет, когда дверь за Юнги хлопает и она остаётся изнутри. — Какая драма, — произносит она, наигранно сдвигая брови на переносице и плюхаясь на вполне знакомый диван. Она тащит из мини-бара-глобуса бутылку красного вина и вертит в руке, лишь потом открывает. Как удачно совпало, что и бокалы здесь имеются. Юнги же догоняет Чимина и, не говоря ни слова, закидывает на своё плечо. Он ещё не знает, что там эта дрянь сказала Чимину, но уверен, что явно ничего хорошего. Пока Чимин верещит и просит отпустить, Юнги, стискивая зубы, несет Пака обратно в квартиру. Черт, откуда у него столько самообладания? Альфа ссаживает Чимина на кресло в гостиной, пока Чеён, злобно хихикая, распивает вино. Он сейчас слишком зол, потому резко поворачивается к ней и хватает за волосы, стаскивая с дивана.
— Сучка, что ты ему сказала? — рычит Юнги, пока Чеён верещит от неприятной саднящей боли. — Что, я тебя спрашиваю?! Старшая омега теряет всю свою власть и просто становится никчемной, пока ее выталкивают за порог квартиры. Чимин смотрит на все это сквозь веки, которые кажутся такими тяжелыми от всех выплаканных слез. Однако, когда Юнги задает вопрос, он находит в себе силы заговорить. — Она мне рассказала о вас с Намджуном, хён, — Чимин поднимает подбродок и разлепляет-таки веки. — Юнги, я понимаю, что у тебя есть потребности, но почему с Намджуном? Это так подло. Мог бы мне рассказать, раз уж было совсем невтерпеж, я мог бы тебе помочь с… — Чимин замолкает. — Во время гона мог бы тебе помочь. Слово «секс» он так и не мог произнести, но он твердо верил, что раз Юнги ему изменял, то только из-за гона. Говорить об этом вообще не хочется, но омега решает, что нужно разобраться во всем сейчас, чтоб не было недомолвок позже.
— Ты мог бы мне просто сказать, хён. Юнги садится напротив Чимина и просто слушает; его брови ползут вверх, а глаза расширяются, когда мальчик заговаривает за Намджуна и гон. — Господи, что она тебе наплела? — поражается Юнги, устало потирая переносицу. — Но больше меня поражает то, что ты ей поверил… — Юнги поднимается с дивана и убирает бутылку открытого вина обратно в бар. — Я похож на человека, который изменяет? Или я выгляжу, — Юнги судорожно злостно выдыхает, — выгляжу настолько неубедительно, что ты поверил Чеён? Юнги вообще-то никогда не ругался при младшем, но сейчас настолько все вышло из-под контроля, что альфа просто хлопает крышкой бара, выпрямляется и удаляется из гостиной, бросив единственное: — Пиздец. Юнги чувствует себя максимально оскорбленным. Он не жалеет для Чимина ничего, любит и лелеет омежку с детства, а взамен получает даже не дулю, а просто бездонное недоверие. И доверие сломала Чеён; истеричная завистливая Чеён. До Чимина начинает медленно доходить то, что Чеён ему наврала с три короба, и теперь хочется схватиться за волосы. Вскочив с кресла, он подбегает к Юнги, который, судя по всему, направлялся в свою спальню, и вешается ему на шею, обнимая со спины.

— Боже, Юнги, прости меня, — он и не замечает, как пропускает слово «хён». — Я такой дурак, что поверил ей. Ты совсем не похож на человека, который изменяет. Вообще-вообще, — Чимин надавливает на талию старшего, заставляя повернуться. — Ты выглядишь как очень красивый альфа, который безумно любит своего омегу. В свои семнадцать он дорос до ключицы Юнги и ничуть не жалел о том, что ниже всех своих сверстников. Заглянув в его глаза, он видит лишь пустые блеклые полумесяцы и понимает, что натворил. — Господи, Юнги… — Чимин лнет к его груди. — Я сделал тебе больно, любимый. Прости меня, прости, прости. Уже в который раз за последние сутки он не может сдержать слез и тихонько плачет в грудь своему альфе. — Я такой глупый. Юнги отстранённо выдыхает и просто стоит, опустив руки вдоль тела, пока на его шею вешается Чимин. — Ты опаздываешь на работу, я отвезу, иди умойся, — он, конечно, слишком сильно обижен, чтобы сейчас нежничать, но заботиться о Чимине он не перестанет, потому что любит. Да и что с него взять? Чимин до сих пор ребёнок, доверчивый маленький мальчик, который верит во всякую чушь. Кажется, если бы Чеён сказала про нашествие белок, то Чимин бы охотно поверил. — Юнги, ты злишься? — Паку от чего-то становится страшно и он буквально сжимается в комочек, не отлипая от тела хёна. — Да, малыш. И очень сильно обижаюсь. — Что мне сделать, чтобы ты меня простил, хён? Скажи что, и я сделаю все, что угодно… — Чимин снова смотрит в пустые, когда-то светящиеся глаза, и ежится от того, что они все еще красивые, но холодные, — хочешь, поцелую тебя… по-настоящему? — Я хочу, чтобы ты умылся, — Юнги отстраняет Чимина от себя, слегка подталкивая к ванной комнате.
— Давай, ты опаздываешь на работу.
— Нет, — Чимин вновь поворачивается к Юнги. — Ответь, что мне надо сделать? — Чимин срывается на крик, — что я могу сделать?! Все, что угодно, только, пожалуйста, никогда больше не смотри на меня так. Таким взглядом, пожалуйста! — это становится невыносимым. — Перестань, пожалуйста! — очень хочется ударить старшего, но Чимин боится сделать ему еще и физически больно, так что он жмет кулаки и топает ногами. Юнги резко припечатывает Чимина к стене, заставляя немедленно успокоиться от неожиданности и неприятной боли в голове от легкого удара об стену.
— Пак Чимин, — строгий тон и грубый взгляд исподлобья не исчезает даже после просьб и истерики, — если ты не хочешь, чтобы я разозлился ещё сильнее и наказал тебя, ты умоешься и соберёшься сию же секунду, а после работы мы с тобой поговорим.
— А как ты меня накажешь? Ударишь? Хочешь, бей... бей сколько тебе угодно, — щёки вновь обжигает горячими слезами.
— Ударь меня, избей до потери сознания! Но, пожалуйста, — Чимин хмурит брови, — вернись. Юнги фильтрует всю словесную чушь ребёнка, склоняется к уху Чимина, обжигает шею горячим дыханием и злостью, а потом тихо выдыхает: — Малыш, я тебя отшлепаю, если не будешь слушаться, — и это звучит не так злобно, как неумолимо пошло. У Чимина внутри что-то сжимается, а в солнечном сплетении жжется. — Так отшлепай, — ему, на самом деле уже плевать, и он поднимает глаза, полные слез на хёна. — Отшлепай и сделай со мной все, что хочешь, прямо сейчас. Если ты меня простишь после этого, то не стоит сдерживаться. — Какой ты у меня маленький и глупенький, — на этих словах взгляд Юнги меняется кардинально и холод в глазах заменяется бесконечным теплом и любовью. Не вышло долго злиться и обижаться, да и глупости Чимина, что тот все говорил и говорил, хотелось прекратить сейчас же. — Я люблю тебя. Чимин всматривается в уже знакомые глаза и часто-часто моргает, обнимая Юнги, который уже не держит его. — И я люблю тебя, люблю-люблю, сильно-сильно, — Чимин вдыхает аромат кофе и вновь осознает, что безумно влюблен в Юнги. — Я такой глупый, — шепчет он, тычась носиком хёну куда-то в ключицу.
— Самый лучший ребёнок, — ласково мурлычет старший, — пойдём умываться? — Пошли, — кивает Пак, шмыгая носом и тихонько хихикает. — Ты так классно выпроводил эту Чеён. Юнги подталкивает Чимина к ванной комнате и идёт следом, но, не доходя до дверей, он приобнимает младшего и тянет к себе за бёдра. Выдыхая Чимину в ушко, он крадётся пальцами от низа живота к грудной клетке. — И не думай, что я смогу тебя ударить. Если только отшлепать… м-м… У Чимина откуда-то появляется игривость и он шепчет также хрипло, откинув голову на плечо хёну, выгнув шею и обнажив ключицы. — Когда-нибудь обязательно отшлепаешь. Юнги хмыкает и ласково шлепает Чимина по упругой попке. — Иди умывайся, Чимин. А Чимин лишь думает о том, как же ему повезло с Юнги. Он очень зол на себя за то, что усомнился в верности альфы. Но Мин любит, заботится, думает только о своем омеге. Эти мысли отдаются приятными теплыми волнами в солнечном сплетении, и Пак, не сдержавшись, подбегает к старшему, вешается ему на шею, коротко чмокая в губы, затем в щеку и убегает в ванную.