Часть 4 - Тишина в голосе
Три дня.
Три дня молчания.
Минхо перепробовал всё: звонил, писал, даже приходил к дому Сынмина — но тот не открывал. Свет в окнах не загорался. Почтовый ящик переполнен. Никто из общих знакомых ничего не знал.
На четвёртый день ему пришло письмо.
Обычное. Бумажное. С неаккуратным почерком Сынмина.
Минхо, ты — самое светлое, что случилось со мной.
Я так хотел остаться, правда. Но у меня не было времени. У меня его почти не осталось с самого начала.
Я не хотел, чтобы ты узнал так. Не хотел, чтобы ты любил кого-то, кто уходит.
Прости.
Я очень сильно тебя любил. И люблю.
Сынмин
Минхо читал это письмо снова и снова, пока не разрыдался. Не просто от боли. От злости. От бессилия.
Он нашёл больницу. Ту самую, где Сынмин лежал несколько месяцев назад — он скрывал это. Не говорил, что болезнь вернулась. Что она неизлечима. Что он боролся, пока мог, и проигрывал каждый день понемногу.
Он нашёл его палату.
Пусто.
— Его перевели в хоспис, — сказала медсестра. — Он не хотел, чтобы кто-то знал. Особенно вы.
Минхо приехал туда в ту же ночь.
Сынмин лежал у окна, бледный, как снег за стеклом, но когда увидел Минхо, в его глазах мелькнуло что-то почти невозможное — облегчение. Как будто он уже попрощался с жизнью, но кто-то вернул его на миг назад.
— Ты пришёл...
— Конечно, пришёл, — прошептал Минхо, сжимая его холодную ладонь. — Почему ты не сказал?
— Потому что... мне хотелось, чтобы ты запомнил меня живым. Теплым. Таким, каким ты меня сделал.
А не таким, как сейчас.
Минхо плакал, не пряча слёз. Он не знал, как говорить, когда слова разбиваются внутри. Он просто гладил Сынмина по волосам, повторяя:
— Я здесь. Я с тобой. Я не отпущу.
Сынмин закрыл глаза и прошептал:
— Тогда останься... до конца.
И Минхо остался.