Помоги мне

По моим подсчетам, сегодня, четырнадцатого мая, я смогу погулять. Обычно Джером Валеска заходит в комнату и предупреждает об этом, затем я завтракаю и выхожу на улицу. И если я все правильно рассчитала, то мой план побега вскоре осуществится.

Сейчас почти пять часов утра, солнце встало буквально несколько минут назад, дождя нет, но есть туман, пока что не сильный, но что-то мне подсказывает, что дальше — гуще. Я не сплю, я просто не могу позволить себе этого сделать; вместо этого я переодеваюсь в черную толстовку с карманами и такие же черные штаны. Затем осторожно подхожу к зеркалу, непроизвольно замечая, что утренние лучи солнца так восхитительно смотрятся на светлых стенах, смотрю в отражение и коротко вздыхаю. Нужно срочно разбить это зеркало, причем, как можно бесшумнее (я уверена, что такое невозможно). Беру в руки статуэтку, до этого мирно стоявшую на письменном столе, прислушиваюсь к звукам в доме; сначала получается плохо, потому что все, что я слышу — щебетание птицы на улице. В самом же доме очень тихо, и это явно не играет мне на руку: Джером Валеска может услышать, а это слишком рискованно. Но несмотря на это я все-таки осуществляю то, что задумала несколькими днями ранее. Звук резко разносится по всей комнате. Зажмуриваю глаза, продолжая стоять со статуэткой в руках и вслушиваясь в тишину; вроде ничего не слышно, значит, он все еще спит. Или пока не спешит идти сюда.

Перевожу взгляд на осколки зеркала и сглатываю: я не могу поверить в то, что совсем скоро, через несколько часов, я буду свободна. По-прежнему крепко держа статуэтку в руках, отхожу к стене около книжного шкафа. Когда зайдет похититель, то получится так, что я буду прикрыта дверью; я воспользуюсь его замешательством, тихо подкрадусь к нему сзади и ударю этой статуэткой по затылку. По крайней мере, в моей голове этот план выглядит идеальным. Надеюсь, что в реальности будет также.

Примерно в восемь утра я слышу очень тихие шаги за дверью — черт возьми, как же бесшумно он передвигается по дому! Напрягаюсь всем телом, сжимаю в руках статуэтку еще сильнее, готовлюсь к нападению. Вдруг дверь открывается и в комнату входит Джером Валеска. Уже заношу статуэтку над головой, готовясь к удару, как вдруг он резко поворачивается, одной рукой выхватывает ее у меня из рук, отбрасывая куда-то на пол, а второй дает мне сильную пощечину. Жгучая боль тут же разливается по правой стороне лица, но в этот же миг притупляется — он сжимает правой рукой мое горло. От этого мне становится еще хуже.

— Все-таки решилась на побег? — в его голосе совершенно нет никакого удивления, он будто бы был готов к подобному, а его глаза выражают крайнее недовольство и злобу. Пальцы все сильнее стискивают мое горло, перекрывая доступ к кислороду. Я пытаюсь отцепить его руку, но все мои попытки тщетны, это мертвая хватка. — Знаешь, ангел, я ожидал подобного. Хотя, признаюсь, я думал, ты это сделаешь, когда будешь на улице, но ты пошла другим путем. Что же, это очень умно, не спорю, — он разжимает пальцы, а я падаю на пол, пытаясь отдышаться. Он тоже опускается на колени и хватает меня за волосы, оттягивая назад голову. — Вот только, видишь ли, я слышал, как ты разбила зеркало. Видимо, ты упустила эту деталь, — зловеще шепчет он мне на ухо.

Я смотрю ему прямо в глаза и вижу в них дьявольский блеск; кажется, все, что сейчас происходит, лишь забавляет его. Он наслаждается моей беспомощностью, наслаждается тем, что может контролировать мою жизнь, что может делать со мной все, что захочет. Только он имеет надо мной власть. Осознание этого приносит боль сильнее любого физического удара. Пытаясь не думать об этом, собираю в себе все силы и всю уверенность, а затем шепчу:

— Пошел к черту!

С этими словами я локтем бью его в живот, а после, пользуясь его секундной слабостью, хватаю за волосы и прикладываю головой о стену. Он теряет сознание и падает на пол. Поначалу я не до конца понимаю, что происходит, и продолжаю тупо смотреть на него, находящегося в бессознательном состоянии; несколькими мгновениями позднее я на дрожащих ногах выбегаю из комнаты и направляюсь к окнам, что находятся около входа, кое-как обуваюсь и лихорадочно оглядываюсь. Открываю самый крайний шкафчик кухонной тумбы и беру оттуда топор, который я чисто случайно нашла пару дней назад; я даже и не подозревала, что кто-то хранит топоры на кухне. Бью оконное стекло: осколки летят прямо на меня, осыпаясь на пол.

Осторожно, стараясь не пораниться, выбираюсь на улицу и сразу же бегу влево — на ту самую дорогу, которая предположительно ведет к шоссе. Стоит отметить, что я не умею бегать — максимум полторы тысячи футов, если очень хорошо постараться, а перед этим еще и размяться. Но так как, естественно, я не готова к столь длительной пробежке, то уже примерно через девятьсот футов я останавливаюсь, опираюсь руками на колени и пытаюсь отдышаться. Бок колит, сердце готово выпрыгнуть из груди, воздуха не хватает, голова немного кружится. Если я все же доберусь до города, то сама для себя стану героем.

Немного придя в себя, оглядываюсь назад и прислушиваюсь к звукам — кроме птичек никого не слышно и не видно (благо туман почти рассеялся). Кивнув своим мыслям, я отхожу к самому краю дороги, почти что к деревьям, поскольку думаю, что так шанс оказаться замеченной сокращается. Решаю пока что не бежать, просто идти быстрым шагом, время от времени оглядываясь. Сердце все еще учащенно колотится, но уже не от физической нагрузки, а скорее от страха быть пойманной; я стараюсь не обращать на это внимания, отмахнуться от тревожных мыслей и просто двигаться вдоль дороги, прямиком к спасению.

Через какое-то время — проходит приблизительно полчаса — я наконец-таки выхожу к шоссе. Не сдерживаю улыбки и всматриваюсь куда-то вдаль, надеясь увидеть какую-нибудь машину. И надежда моя оправдывается — вижу машину, которая едет в мою сторону. Вытягиваю руку, сжимаю кисть в кулак и поднимаю палец вверх, молясь, чтобы автомобиль остановился. И, о чудо, останавливается.

— Здравствуйте. Куда направляетесь? Может быть, подбросите? — очень надеюсь, что это звучит не нагло, потому что я не знаю, как просить людей подбросить тебя до какого-либо места. К слову, за рулем оказывается рыжая девушка, явно не старше двадцати двух, на вид очень даже адекватная.

— В Готэм. Если тебе туда же, садись — подброшу, — ее голос оказывается приятнее, чем я думала.

Улыбаюсь, мысленно благодарю судьбу за такое удачное стечение обстоятельств, обхожу автомобиль, открываю дверь и сажусь на переднее сиденье. Если честно, я чувствую себя не очень уютно, потому что все еще не уходит мысль о том, что что-то здесь не так, ведь слишком все удачно складывается. Хочется верить, что мне так только кажется.

— Как тебя зовут? — спрашивает девушка, и по ее тону понятно, что она не против разговоров.

— Эбигейл, а Вас?

— Хелен. И прошу, обращайся ко мне на «ты», — улыбаясь, отвечает она. — Откуда такая потрепанная?

— У моего брата была вечеринка с друзьями в загородном доме, утром я проснулась и поняла, что забыла кое-какие вещи у себя дома. Пыталась разбудить кого-нибудь, чтобы меня отвезли в город, но, так как вчера все сильно напились, никто не просыпался, а машину чужую тоже не взять — водить я не умею, так что пришлось идти до шоссе и надеяться на удачу, — рассказываю то, что первое приходит в голову, полагая, что Хелен поверит в этот рассказ.

— Ох, как же мне это знакомо. Кстати, может, приведешь свои волосы в порядок? У меня в бардачке есть несколько резинок, можешь использовать их, — открываю бардачок и вижу там далеко не несколько резинок, их там куда больше. Вопросительно смотрю на девушку, она ловит мой взгляд и усмехается. — Постоянно теряю их, так что храню здесь целый склад.

Улыбаюсь в ответ, беру две резинки, приглаживаю волосы (и это весьма затруднительно) и начинаю плести косы — сначала с левой стороны, а затем с правой. Это даже хорошо, что мои волосы собраны — так я менее заметна.

— Так, значит, ты живешь в Готэме? — не отрывая взгляд от дороги, спрашивает Хелен. Я положительно отвечаю, после чего слышу многозначительное «вау». — Я наслышана об этом городе. Наверное, страшно там жить, особенно в темное время суток?

Мне слишком неловко и даже страшно, но я пытаюсь делать вид, что все хорошо, я ниоткуда не сбегала, а действительно покинула дом брата. Как ни в чем не бывало, я натягиваю улыбку и отвечаю:

— Да не особо, я как-то уже привыкла. Главное, не выходить на улицу ночью, а так все хорошо. А ты откуда? И зачем едешь в Готэм?

— Родилась в Далласе, но живу в Филадельфии. Теперь ищу вдохновение. Правда, у меня нет ни одного знакомого, живущего здесь, но я думаю, это не так уж и важно, самостоятельно обойду этот город.

— И как там, в Филадельфии? — любопытствую я, уж очень хочется знать, каково это — жить в не в Готэме.

— Да почти как везде, относительно спокойно, если быть осторожной: никогда не знаешь, что ожидает тебя ночью за углом обычного дома, — девушка расплывается в мечтательной улыбке. — А вообще там хорошо. Правда, жарковато. Захочешь в Филадельфию — жду в гости.

— Я запомню.

Откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза, стараясь ни о чем не думать. Сейчас я в безопасности. Но что будет дальше? Не идти же мне сразу в полицейский участок — это будет слишком предсказуемо, Джером Валеска будет знать, где меня примерно искать. Думаю, самый оптимальный вариант — убить время где-нибудь в центре города, затеряться среди людей, а к вечеру прийти в свою квартиру, переодеться и уже тогда сходить в полицию. Как по мне, это наиболее безопасный вариант. Или глупый.

— О чем задумалась, Эбигейл? — спрашивает Хелен, а я невольно вздрагиваю: меня давно никто не называл полным именем.

— Да так, пустяки, — отгоняю плохие мысли в сторону и с натянутой улыбкой поворачиваюсь к девушке. — А для чего тебе вдохновение, если не секрет?

— Какой же может быть секрет, нет, конечно. Книгу пишу, антиутопию.

— Так ты писательница? Должно быть, это здорово.

— Прошу, не считай меня таковой, я еще ни одну книгу не написала. У меня дома лежит огромное количество черновиков и разных рассказов, которые я писала, просто потому что хотелось. Это просто хобби.

— Но ты все же решилась написать книгу, и это здорово.

— Кстати, говоря о хобби: чем ты увлекаешься? — она на секунду отрывает взгляд от дороги и глядит на меня с искренней улыбкой. Кажется, она по жизни оптимист.

— Я... ну, рисовать люблю, читать, — наверное, это все, что я могу о себе рассказать. Не густо, но что поделать, жизнь такая штука.

— У нас больше общего, чем ты думаешь. Мне нравятся ужасы, а тебе?

— Фэнтези. Там нереальный мир, можно окунуться с головой в книгу и довольно долгое время не покидать чудесный мир несуществующих созданий. Можно поразмышлять. Хотя, комедии тоже люблю, можно от души посмеяться, это расслабляет.

— Ты умнее, чем кажешься, — говорит Хелен безо всякого притворства, а я в ответ лишь с непониманием смотрю на нее. — Вот, например, я: люблю ужасы, хотя что в них интересного? Это всего лишь бессмысленные страшилки, которые даже ничему не учат. А твои предпочтения намного разумнее, несмотря на то, что ты явно младше меня. Кстати, сколько тебе лет?

— Шестнадцать, — быстро отвечаю я, после делаю небольшую паузу. — И ужасы не бессмысленны. Во всем есть смысл, пусть даже и скрытый.

— Ну, не знаю, может ты и права, — она смотрит куда-то вперед, а потом улыбается. — Слушай, нам до города осталось совсем немного, минут десять-двадцать, но я настолько голодна, что умру прежде, чем доберусь до отеля. Да и ты, думаю, тоже не завтракала. Не против, если мы заедем туда? — девушка указывает прямиком на придорожное кафе.

— Не против, но у меня совершенно нет денег.

— Об этом не беспокойся, твоя плата — составление мне компании, — еще шире улыбается Хелен, паркуя машину и выходя из нее. — Как же все-таки холодно для конца весны! — бубнит она себе под нос, еще больше кутаясь в белый кардиган.

Внутри кафе очень даже уютно и атмосферно, несколько столиков уже занято — видимо, не мы одни куда-то едем. Выбираем самый дальний столик и садимся друг напротив друга. У меня совершенно нет никакого аппетита, но умом я понимаю, что поесть мне действительно нужно, потому что абсолютно непонятно, когда мне в следующий раз предоставится такая возможность.

Проходит около получаса, прежде чем в кафе заходит еще один посетитель. И, черт возьми, мне кажется, что в этот момент я окончательно схожу с ума, потому что не могу поверить своим глазам. Он здесь, Джером Валеска собственной персоной. Черт, черт, черт! Я чуть опускаю голову вниз и смотрю в стол, кажется, перестаю дышать и просто начинаю молиться всем чертям, чтобы он меня не заметил. Неизвестно, сколько продолжается эта пытка, но похититель берет свой заказ и наконец выходит из помещения. Я тут же расслабляюсь и понимаю, что мой конец все еще не так близок, как я думаю.

— Ой, что-то я тебя заболтала совсем! Нам, наверное, пора, — слышу я голос Хелен и немного расстраиваюсь, ведь выходить из такого безопасного кафе совершенно не хочется.

***

Последние лучи солнца скрываются за горизонтом, вместе с собой унося тепло. Я, накинув капюшон на голову, быстро иду в сторону своего дома и надеюсь, что Джером Валеска меня там не поджидает. Я продержалась целый день и теперь мне предстоит продержаться целую ночь. Температура на улице примерно такая же, что и была утром, плюс ко всему дует прохладный ветер, а это мне совершенно не нравится, поскольку так можно замерзнуть и заболеть. «Ничего, Эбигейл, потерпи, до дома осталось совсем ничего», — мысленно подбадриваю я себя и ускоряю темп.

Захожу в квартиру (удивительно, что входная дверь не заперта) и вслушиваюсь в тишину. Не разуваясь, очень тихо заглядываю в гостиную, в которой совершенно никого нет. То же самое происходит и с кухней, и с отцовской спальней, и даже с ванной. Отца дома нет, а это уже хорошая новость; не хочу его пока что видеть. Осторожно захожу в свою комнату, закрываю дверь на замок и бесшумно выдыхаю. Делаю шаг назад, тем самым оказываюсь в центре комнаты, поворачиваюсь и слышу:

— Наконец-то, я уже устал ждать тебя!

Не успеваю никак среагировать, а потому в следующую секунду оказываюсь прижата к своей же кровати. Когда осознание происходящего ударяет резко в голову, я начинаю вырываться, но уже слишком поздно. Я снова загнана в угол.

— Думаю, стоит тебя наказать, — рычит он мне на ухо. — Может быть, сама придумаешь себе наказание, м? — ощущаю чужое дыхание на моей шее, и от этого становится еще страшнее. Слезы невольно начинают течь из глаз, я зажмуриваюсь, пытаясь их остановить, но даже это у меня не получается. Я слишком слаба, и эта слабость постоянно мешает мне, как бы я ни старалась ее преодолеть. Быть может, мне суждено прожить всю жизнь слабым человеком? Что, если мне никак не избежать этого?

— Отпусти меня... прошу... — еле слышно шепчу я сквозь слезы. Прежде я ни разу не просила его об этом словами, но сейчас... эта ситуация окончательно ломает меня. Где-то глубоко внутри теплится надежда, что он все-таки услышит меня и отпустит. Если же нет... значит, выхода действительно нет.

Минуту или две ничего не меняется: он по-прежнему прижимает меня к кровати, не отпуская меня, а я все также беззвучно плачу, смотря куда угодно, лишь бы не на него. Но потом он встает, резким рывком поднимая меня за собой, и прижимает меня к столу, по-прежнему держа мои запястья. Я испуганно смотрю ему в глаза, ожидая дальнейших действий. Он смотрит на меня еще несколько секунд, а затем медленно разжимает пальцы на моих руках и опирается на стол по бокам от меня. Теперь его глаза на уровне моих глаз, а его лицо стало ближе к моему. Я продолжаю смотреть на него, даже не моргая, и чувствую, как к лицу начинает приливать кровь, а всему тело становится жарко.

— Ну, как ты, успокоилась? — спрашивает он, опаляя дыханием мою кожу.

— Отпусти меня, — кажется, я лишь чуть шевелю губами, но он меня слышит и издает короткий смешок.

— Чтобы ты опять сбежала?

Он произносит эти слова прямо мне на ухо, сокращая расстояние между нами до никчемных миллиметров. Я тут же рефлекторно выставляю руки вперед, упираясь ему в грудь. Он вновь устанавливает зрительный контакт, который никто из нас не смеет прерывать до определенного момента. И вот наступает тот самый момент: я слышу, как входная дверь открывается, и в квартиру заходит (или, судя по звукам, вваливается), как мне кажется, несколько человек — от трех до пяти. И среди чужих голосов я различаю голос моего отца, к слову, отнюдь не трезвого. Неосознанно я сжимаю пальцы на одежде Валески, а сама смотрю на дверь и осознаю, что совершенно не понимаю, что мне делать. Вероятно, я снова в тупике.

— Как же я тебя понимаю, — тихо говорит Джером Валеска, отцепляя мои пальцы от своей одежды. Сначала я удивляюсь, как мои пальцы вообще оказались сомкнуты на его одежде, а затем до меня доходит смысл его слов, и я снова смотрю на него с непониманием, беззвучно прося объяснить. — Ничего интересного, просто моя мать была приставучей пьяной шлюхой. Пойду познакомлюсь с твоим отцом.

— Нет! — он будто бы не слышит меня, открывает дверь и выходит в коридор. Судя по его интонации, он нацелен явно не на разговор, а, как минимум, на убийство. Надеюсь, что мне всего лишь кажется. — Да стой же ты! Дай мне с ним поговорить.

Он отходит к стене, давая мне возможность пройти вперед. Что ж, Эбигейл, сейчас тебе предстоит начать разговор с отцом. С пьяным отцом. В присутствии его друзей-собутыльников. Если что — беги. Дверь в гостиную оказывается открыта, а потому я показываюсь в дверном проеме, до сих пор придумывая, что мне сказать.

— Привет... — звучит очень неуверенно с моей стороны, и в эту же секунду на меня смотрят три пары глаз, среди которых я замечаю родные, карие. Вероятно, он даже и не волновался обо мне — все также продолжает напиваться. Я уже начинаю жалеть о том, что сбежала: какая к черту разница, где мне находиться, если везде всем на меня плевать!

— Добрый вечер, мистер Эйбрамсон! — Джером Валеска все же решает вклиниться, становясь рядом со мной и фальшиво улыбаясь моему отцу, в то время как я стою в растерянности и чуть ли не плачу от обиды. Я хочу уйти. Куда угодно, лишь бы быть одной, вдали ото всех.

Сначала отец смотрит на меня, затем переводит взгляд на Валеску и снова на меня. Его взгляд выражает злость и... что-то еще, похожее на отвращение. По моему телу пробегает стадо мурашек, а мне самой становится не по себе, я ощущаю растерянность. Не успеваю ничего произнести, как отец стремительно начинает подходить ко мне, сжимая кисть руки в кулак и гневно произнося:

— Малолетняя шлюха! — готовлюсь к удару, но его не следует, потому что моего отца останавливает Джером Валеска. Я испуганно смотрю на них, судорожно обдумывая дальнейшие действия. Моя интуиция подсказывает мне, что ничем хорошим это не закончится, потому что оба злые, готовые вступить в драку. Я дергаю Валеску за рукав и тихо шепчу: «Не надо». Он берет меня за запястье и отходит немного назад. — Проваливайте! Оба!

Повторять не приходится, меня тянут за собой, выводят из квартиры, а я даже и не пытаюсь возразить. И только уже на лестничной площадке, между первым и вторым этажом, я окончательно осознаю, что меня выгнал из квартиры мой собственный отец. И теперь-то уж точно дела плохи, спасения ждать неоткуда.

— Отпусти! — на секунду во мне появляются силы что-то сказать, прежде чем слезы снова покатятся по щекам.

Как ни странно, Джером Валеска меня отпускает, продолжая смотреть на меня то ли с непониманием, то ли с интересом, а, может, и со всем сразу. Я отворачиваюсь к стене и пытаюсь унять дрожь в руках, да и в целом успокоиться. Выходит очень плохо, и от этого на меня накатывает злость и раздражение. Я даже не могу успокоиться, где уж там думать о побеге и прочем! Почему я так слаба? Где мои внутренние силы? Возьми себя в руки, Эбигейл!

Вытираю слезы и снова поворачиваюсь к нему лицом. Смотрю несколько секунд ему в глаза, а затем резко толкаю его назад и убегаю, не оглядываясь. Оказываюсь на улице и, не обращая внимания на моросящий дождь, который сейчас очень не кстати, бегу куда глаза глядят. Абсолютно безразлично, куда я прибегу в итоге, сейчас самое главное — убежать и не попасться. Думать о дальнейших действиях буду позже, когда хотя бы на секунду почувствую себя в безопасности.

В конце концов я добираюсь до какого-то мотеля и захожу внутрь. Атмосфера не самая приятная: весьма тусклое освещение, темные цвета, кажущиеся слишком печальными, и гробовая тишина, которая незамедлительно начинает сводить с ума. Стараясь не зацикливаться на окружающей меня обстановке, подхожу к ресепшену, улыбаюсь и говорю:

— Здравствуйте, не найдется номера? — вопрос, конечно же, риторический: я вообще не уверена, что здесь кто-либо останавливается. Да даже если и останавливается, то очень и очень редко.

— Одноместный — сорок баксов, — девушка явно неприветлива и, скорее всего, с радостью бы уволилась отсюда. Но что поделать, все мы делаем то, чего не хочется.

— Чеки принимаете? — администратор смотрит на меня тяжелым взглядом, будто бы говоря: «Да, мы принимаем чеки, но лично ты заплати наличкой». Ладно, буду импровизировать. — Я доплачу еще тридцать, — и она соглашается. Несомненно, люди готовы на многое ради денег.

Оплатив номер и взяв ключ, я направляюсь на второй этаж и ищу дверь с номером двадцать девять. Много времени это не занимает, а потому я уже открываю нужную мне дверь, включаю свет в номере и оглядываюсь. Смотрится очень даже прилично для сорока долларов (и неважно, что я заплатила в итоге семьдесят): кровать, тумбочка, стол и стул. Снимаю обувь, прохожу немного вперед, скидываю с себя одежду и кладу ее на кровать, после уходя в ванную комнату.

После душа я снова надеваю на себя толстовку, а штаны откладываю на спинку стула. Устало ложусь на кровать и укрываюсь одеялом. Сегодня был весьма трудный и насыщенный день: побег, знакомство с Хелен, встреча с отцом, потом снова побег. Нормально ли все это? Ведь, по сути, в моем возрасте я должна лишь учиться и гулять с друзьями, а не ломать голову над тем, как сбежать от того, кто меня похитил. Порой мне кажется, что все это происходит не со мной, что все это мне всего лишь снится; в такие моменты хочется проснуться, но я не могу, ведь это реальность. И так происходит раз за разом.

Моросящий дождик превращается в самый настоящий ливень, капли барабанят по окну; если долго вслушиваться, можно услышать незатейливую мелодию. Здесь, в номере мотеля, я чувствую себя в безопасности. В безопасности от Джерома Валески, но не от других преступников. Кто знает, насколько тут хороша охрана, и есть ли она вообще? Есть два варианта: либо утром я проснусь с чувством безопасности, либо я вообще не проснусь. Но сейчас у меня совершенно нет сил думать о чем-либо кроме сна; усталость берет верх надо мной, и я засыпаю.

***

Первая мысль, которая посещает мою голову при пробуждении — хочу есть.

Сажусь в кровати, касаясь стопами холодного пола, и смотрю в окно. Опять моросит. Обхватываю себя руками, не понимая, холодно ли так в номере или меня знобит. Так сижу еще минут пять, соображая, где и как мне достать еду. Денег у меня нет, поэтому вариант с покупкой еды сразу отметается. И какие варианты остаются? Признаться, я не вижу больше ни единого.

Послав к черту душ, надеваю штаны, обуваюсь и спускаюсь на первый этаж. В холле стоит несколько аппаратов со всякими сладкими батончиками, водой и прочим. Я прекрасно понимаю, что это не бесплатно, но все равно останавливаюсь перед одним из таких. Ну, здорово, я около еды, которую не могу купить. Зачем приходила? Вздохнув, разворачиваюсь и вижу прямо перед собой незнакомца, который смотрит на меня.

— Не хватает денег? — интересуется он, указывая на автомат позади меня.

— Их нет. Украли, — собираюсь уходить, но он останавливает меня. Я вопросительно смотрю на него.

— Подожди, — произносит он, подходит к автомату, а спустя время протягивает мне шоколадный батончик и бутылку воды. — Держи.

— Спасибо.

Я все еще с удивлением смотрю ему вслед, не понимая, что только что сейчас произошло. Он просто так купил мне поесть. И даже не попросил ничего взамен. Неужели такие люди еще существуют? В любом случае, я благодарна ему за это, ведь теперь точно не умру с голода. С этой мыслью я снова поднимаюсь в свой номер, там сажусь на подоконник и, смотря на улицу, начинаю есть.

После еды и последующего душа я надеваю на себя толстовку, потому что меня по-прежнему знобит (кажется, я все же заболела), и снова ложусь под одеяло. Мне нужно сдать ключи до семи вечера, так что время у меня еще есть. Смотрю в потрескавшийся потолок, сравнивая с ним себя; у меня тоже раньше было все хорошо, а потом все резко пошло наперекосяк, и теперь есть лишь трещины в моей жизни. Не очень радужные сравнения, Эбигейл.

Переворачиваюсь на живот и прикрываю глаза. В полицию я все же не пойду — что они смогут сделать? Быстрее меня снова похитят. Я теперь вообще не понимаю, что мне делать: на улицах для меня сейчас еще опаснее, чем раньше, а дома мне не рады. Наверное, пришла пора для плана под названием «плывем по течению»; этот план начнет работать ровно с того момента, как я выйду из мотеля. Затем я пойду домой, а там будь, что будет. Я все же сомневаюсь, что мой родной отец меня убьет. Это последняя мысль, о которой я думаю, прежде чем успеваю заснуть.

Просыпаюсь уже вечером от назойливого стука в дверь. Сначала не понимаю, откуда исходит звук, а когда до меня доходит, то я через силу встаю и, зевая, открываю дверь. Передо мной стоит та самая девушка, которая выдавала ключ от номера. Она говорит мне, что уже семь вечера, мне нужно выселяться. Я отвечаю, что через пять минут буду внизу.

Прикладываю запястье ко лбу и понимаю, что у меня немного повышена температура. Тяжело вздыхаю и натягиваю на себя штаны, после захожу в ванную комнату и смотрю в зеркало на свое отражение. Что ж, паршиво выгляжу, не удивительно. Умываюсь холодной водой и наконец выхожу из номера, не забыв взять с собой ключ. Внизу сдаю его администратору и выхожу на улицу, где моих волос тут же касается несколько капель дождя. Надеваю капюшон и осматриваюсь. Прохладно, мокро, грязно — под стать моему настроению. Вокруг меня мало людей, что, в принципе, логично: только дурак будет ходить под дождем, да еще и вечером.

Спустя минут десять моей дороги до дома я слышу чьи-то шаги позади себя. Ускоряю шаг, надеясь, что позади меня идущий не сделает также. Но, увы, он ускоряется. Черт, черт, черт! Что мне делать? Побегу — догонит, а если продолжать идти также, то меня просто-напросто схватят в каком-нибудь безлюдном месте. Паника внутри меня все больше разрастается с каждой секундой, я пытаюсь выровнять дыхание, но от этого оно только сильнее сбивается. Нет, я не хочу умирать!

В очередной раз заворачиваю за угол дома и вижу перед собой... тупик. Нет, нет, нет! Только не тупик, меня же преследуют! Не успеваю обернуться, как меня хватают сзади и приставляют к горлу нож. Я приподнимаю дрожащие руки вверх в смирительном жесте и про себя молюсь судьбе, чтобы произошло чудо.

— Эй, она у меня! — говорит держащий меня кому-то другому. Подождите, я правильно понимаю: их двое? Тогда ситуация хуже, чем я думала. Второй что-то начинает говорить, но его прерывает взявшийся из ниоткуда выстрел. Мужчина поворачивается вместе со мной, все еще держа у моего горла нож. — Брось пистолет, иначе я прирежу ее.

Я смотрю прямо перед собой и вижу знакомый силуэт, направляющий дуло пистолета прямо на меня (или на этого мужчину, что более вероятно). Потом смотрю на землю и вижу труп с простреленной головой, а под ней — лужу крови. О, нет... меня начинает тошнить, поэтому я зажмуриваюсь и стараюсь не думать об увиденном, но мозг будто бы злорадствует, воспроизводя не самые приятные кадры жизни. Мне уже все равно, что будет со мной — мне плохо, я хочу убраться отсюда как можно скорее.

— Отпусти ее, — он произносит это настолько ледяным тоном, что сомнений не остается вовсе — это Джером Валеска. И сейчас совершенно непонятно, хорошо это или плохо.

Как ни странно, мужчина позади отпускает меня и подталкивает в спину, давая понять, чтобы я уходила. А я и с радостью это делаю, обхожу труп, стараясь на него не смотреть. Я уже начинаю думать, что вся та мерзость остается позади, как слышу еще один выстрел и тут же оборачиваюсь назад — теперь здесь два трупа, а мне вдвойне становится хуже. Ноги становятся ватными и перестают держать меня, отчего я падаю на колени. Хочу отвернуться от ужасного зрелища, но не получается — я все еще смотрю на разрастающуюся лужицу крови, на вышибленные мозги, и от этого меня начинает сильнее мутить. Плюсом ко всему, температура дает о себе знать — мир вокруг меня будто бы кружится.

Джером Валеска подходит и поднимает меня, держа за талию одной рукой, а второй поворачивая мое лицо к нему. Я пытаюсь оттолкнуть его, но мои руки слишком слабы даже для этого. Да я даже сама не стою — если бы не его рука, я бы снова оказалась на земле, куда уж там сопротивляться!

— Знаешь, ангел, искать тебя — утомительное занятие, — произносит он, заглядывая в мои глаза. Его лицо находится в опасной близости к моему.

— Они мертвы... ты... — еле шепчу я, опуская голову вниз и пытаясь сформулировать мысль.

— Убил их, да, — заканчивает он за меня. — Но не сделай я этого, кто знает, что бы с тобой было? А теперь заранее прошу простить, но это обязательно, — произносит он, а в следующее мгновенье я чувствую тяжелый удар по голове.