61
Ночь выдалась тихой. Дана спала, свернувшись калачиком под одеялом, уткнувшись носом в грудь Глеба. Он почти не двигался — боялся потревожить её, хоть и сам давно не мог сомкнуть глаз. Его ладонь мягко лежала на её талии, а губы время от времени касались её макушки. Но в голове — гул. Не от музыки, не от усталости. От её слов.
"Мы ведь даже не женаты."
Казалось бы — просто фраза. Брошенная вскользь. Не в упрёк. Не с ожиданием. Но что-то в нем щёлкнуло после сказанного.
Глеб прижал её к себе крепче, вдохнул запах её волос. "А что если?.. Что если всё это не просто снова любовь. А уже навсегда?"
Его сердце забилось чуть быстрее.
"Я хочу, чтобы она была моей женой. По-настоящему. Не просто Черри. А Дана Викторова."
Он поцеловал её в висок и, впервые за долгое время, почувствовал не просто любовь. А уверенность. Он знал, чего хочет.
Утро началось со скрипа. Точнее, с того, что Глеб неуклюже задел ногой край стула, пытаясь на цыпочках выйти из комнаты. Дана даже не открыла глаза — просто резко вздохнула в подушку:
— Блять, Глеб..
— Прости, малышка, — пробормотал он, подходя к кровати и опускаясь на колени рядом. — Я просто хотел по-тихому уйти...
— Ты не умеешь быть «по-тихому», ты как слон на роликах, — проворчала она и отвернулась. — Зачем ты вообще встал? Вернись. Немедленно.
Глеб усмехнулся и заполз обратно под одеяло, обняв её сзади, прижавшись тёплым телом. Его рука медленно скользнула по её талии, потом ниже.
— Вернулся, — выдохнул, касаясь губами её уха. — И готов загладить вину.
— Надеюсь, не овсянкой, — пробормотала она, не двигаясь.
— Не-а, поцелуями в очень... нужных местах.
Она только хмыкнула, и Глеб, не теряя времени, накрыл её телом, аккуратно, но с напором. Она развернулась, встретилась с его взглядом.
— С ума сошёл? Я же только проснулась.
— Лучшее время, чтобы показать, как я тебя люблю.
— Мм. Ты, конечно, можешь продолжать, но если ты убежишь за омлетом посреди процесса, я тебя прибью.
— Сейчас — никакого омлета. Сейчас — только ты.
Он поцеловал её в губы долго, глубоко, будто за ночь накопилась тысяча непроговорённых чувств. Его рука легла на её бедро, другая — скользнула под тонкую майку, обвивая изгиб талии.
— У тебя нет права быть такой горячей с утра, — выдохнул он ей в губы, когда их дыхание уже смешалось.
— А ты слишком много говоришь.
Она потянула его за шею, снова прижимая к себе. Глеб медленно начал двигаться, будто проверяя каждое её ощущение, изучая каждый вздох. Майка исчезла где-то через пару секунд, а потом — и остальное. Они были одни, в комнате, где мир сократился до стонов, тяжёлого дыхания и сплетающихся тел.
Глеб был нежным, но жадным. Он не торопился, наслаждаясь каждым моментом. А Дана позволяла себе забыть обо всём, кроме него. Они двигались в унисон, будто их тела знали друг друга лучше, чем разум.
— Я люблю тебя, — прошептал он в самый разгар, глядя прямо в её глаза.
Она только сжала его крепче.
— Так вот, — сказала Дана, лёжа на груди у Глеба, укрывшись пледом. — Мне послышалось или ты что-то говорил о завтраке?
— Я передумал, — он поцеловал её в лоб. — Ты и есть мой завтрак.
— Романтик, блин.
— Хоть и немного пошло, но с любовью.
— С любовью я чувствую, — она лениво провела пальцем по его ключице. — Слушай, ты с ума сошёл начинать утро так. Теперь день точно испорчен, я не смогу думать ни о чём, кроме того, что было.
— Это был мой коварный план.
Он встал с кровати и, не прикрываясь, потянулся.
— А теперь я всё-таки пойду на кухню. И сделаю тебе нормальный завтрак. Ты у меня заслужила.
— С клубникой?
— С клубникой, — кивнул он. — И с кофе. И с поцелуем на каждый укус.
— Тогда иди, шеф, — Дана зевнула. — Я пока полежу и попытаюсь восстановить сердцебиение.
Через полчаса она сидела на кровати с подушкой на коленях, ела омлет с клубникой и запивала кофе, а Глеб переодевался, глядя на неё с нежной ухмылкой.
— Смотришь, будто впервые видишь, — заметила она.
— Просто ты слишком настоящая в такие моменты. Без макияжа, с растрёпанными волосами, с кофейной пенкой на губах. Моя.
— Твоя, — согласилась она. — Но если ты не перестанешь так смотреть, я тебя не отпущу на студию.
— Это уже угроза?
— Это обещание.
Он подошёл, наклонился и поцеловал её в лоб.
— Тогда я пойду. До вечера, моя дикая.
— Ну и иди, — с надувшимися губками пробурчала Черри, скрестив руки на груди и отвернувшись. Она стояла у входной двери в его худи, с растрёпанными волосами, и смотрела на него снизу вверх, как обиженный щенок.
— О, начинается, — усмехнулся Глеб и подошёл ближе, обнял её за талию, притянул к себе. — Ну не дуйся, малыш. Песня сама себя не запишет.
— Ну и всё! Я обиделась! — Черри сложила руки на груди и надулала губы так убедительно, что Глебу пришлось сделать усилие, чтобы не рассмеяться.
— Малыш... ну мне реально надо ехать, — вздохнул он, натягивая худи и бросая быстрый взгляд на часы. — Я и так уже на час опаздываю.
— А ты обещал провести утро со мной. — Она подняла на него глаза и ещё крепче прижалась, обвивая его руками за талию. — Пятнадцать поцелуев в минуту — и тогда, может быть, я тебя отпущу. И то — не факт.
Глеб притянул её ближе, целуя в висок:
— Я вернусь со сладеньким. С твоим любимым чизкейком. Может, ещё кофе с маршмеллоу?
— Хм... — Черри театрально прищурилась. — И тогда я тебя, может быть и прощу, но не обещаю. Обидка уже почти прописалась у меня в душе.
— Ну, если обидка, тогда я просто не поеду, — сказал он, подхватывая её на руки. Она взвизгнула и засмеялась.
— Глеб! Ты ненормальный! Отпусти меня! — в голосе звучала не злость, а веселье.
Он аккуратно отпустил её, поцеловал в лоб и тихо прошептал:
— Я люблю тебя, знаешь?
Она улыбнулась и кивнула:
— Знаю, но без сладенького домой не возвращайся.
Дорога на студию прошла медленно. Пробки, шум за окном, капли на лобовом стекле. А в голове у Глеба — одна единственная фраза, сказанная Черри, когда он признался, что хочет от неё ребёнка:
«Мы ведь даже не женаты».
Она не сказала это с упрёком. Просто... спокойно. И в этом спокойствии что-то кольнуло. Он не мог перестать думать об этом. Он представлял Черри своей женой. Не просто подругой, не «девушкой», а именно женой. Она в его футболке, с растрёпанными волосами, босая на кухне — ворчит, что в кофе не хватает сахара. Он подходит сзади, обнимает её и шепчет: «Доброе утро, жена». А потом представил беременную Черри. Как она жалуется, что не может застегнуть джинсы. Как просит смешать клубнику с солёными огурцами, а потом орёт, что передумала. Как раздражается из-за веса, а он обнимает её живот и говорит: «Ты самая красивая женщина на свете».
Ему не было страшно. Наоборот — от этой мысли становилось как-то... спокойно. Надёжно. Правильно.
На студии уже вовсю шла работа. Серафим в наушниках крутил аранжировку, Слэм о чём-то спорил с Кириллом, уткнувшись в блокнот.
— О, а вот и потерянный, — фыркнул Кирилл, глянув на время. — Ты, блять опоздал на час.
— Дай угадаю, Черри задержала, да? — добавил Серафим, снимая наушники.
— Не бесите его, — вмешался Слэм. — Гляньте, какой важный. Ща, чую, будет говорить о важном.
Глеб не стал шутить. Он положил рюкзак на диван, сел, провёл рукой по лицу и выдохнул:
— Ребята, я серьёзно. Надо поговорить.
Парни удивлённо переглянулись. Слэм даже нахмурился:
— Ты чё, в долги влез?
— Хуже, — усмехнулся Глеб. — В любовь.
— Так ты в ней давно, — пожал плечами Серафим.
— Нет, не просто в ней. Я... короче, слушайте. Мы вчера были у брата Черри, Ромы. У него сын, Лёша, ему почти три года. И вот этот мелкий... он прилип ко мне, мы с ним часа два играли. Машинки, кубики, выдуманные истории про спасение мира.
— Малыш покорил твоё сердце? — с ухмылкой спросил Кирилл.
— В каком-то смысле, да. Потому что я поймал себя на мысли, что я хочу своего такого мелкого. Я сказал это Черри. Сказал, что хочу от неё ребёнка. А она мне — «мы ведь даже не женаты». Но, она сказала это совсем без упрёка.
— Тихо сказано, а бьёт сильно, да? — кивнул Слэм.
— Вот именно. Я не обиделся. Но с этого момента не могу перестать думать. Я... я действительно хочу, чтобы она была моей женой. Законно. Полностью. Я хочу просыпаться и знать, что это моя жена, мать моего будущего ребёнка, мой человек.
Повисла тишина. Ни одной шутки. Даже Кирилл замолчал, впервые за долгое время.
— После Даши я думал, что не смогу снова довериться так сильно. Что брак — это страшно. Что снова разорвёт. А с Черри всё другое. У меня нет страха, а наоборот есть спокойствие. Я смотрю на неё и понимаю: вот она, моя семья.
— Глеб, — Серафим выдохнул, — это сильно.
— И что ты думаешь делать? — спросил Слэм.
— Предложение. Я хочу сделать ей предложение. Но не пафосное, не с рестораном и ста людьми. Я хочу, чтобы это было... по-настоящему. Чтобы она почувствовала всё, что у меня внутри.
— Тогда забудь про салюты и оркестр, — хмыкнул Кирилл. — Ей важно, чтобы это было тепло и искренне. Может, утром? Ну например за завтраком?
— Или трек напиши. Что-то личное. — добавил Серафим.
— Или дома, просто, когда она не ждёт, — подкинул Слэм. — Типа: «Чай с лимоном и... кольцо».
Глеб улыбнулся. Он чувствовал поддержку. Чувствовал, что всё правильно.
— Спасибо, пацаны. Реально. Я думал, что вы начнёте ржать.
— Мы бы и ржали. Но ты такой серьёзный, что даже страшно, — хмыкнул Кирилл.
— Черри повезло, — добавил Серафим. — И тебе с ней. Вы правда мощный тандем.
— Я просто хочу, чтобы она знала, что я рядом. Навсегда.
И в этот момент Глеб понял: он уже принял решение. Осталось только выбрать момент.
Вечер выдался особенно тёплым. Солнце медленно опускалось за крышами домов, окрашивая небо в мягкий персиковый оттенок. Дана и Лера шли по парковой аллее, каждая с мороженым в руке. Лера, как обычно, ела рожок с театральным выражением лица, будто перед ней был десерт с Мишленовской звезды.
— Ну, давай, — протянула она, щурясь на подругу. — У тебя на лбу написано: «срочно хочу поделиться, но пока молчу». Валяй, я готова морально. Хотя нет, подожди... — она откусила вафлю. — Теперь готова.
— Глеб хочет ребёнка, — спокойно сказала Черри.
Лера зависла. Ложка мороженого замерла в полпути.
— Чего он хочет? — переспросила она, словно не расслышала.
— Ребёнка. От меня.
— Пф... — Лера сделала глоток воздуха, как будто это могло помочь уложить сказанное в голове. — Вот это ты вывалила. Я ожидала максимум: «он хочет завести собаку». А тут БАЦ — малыш.
— Он всерьёз говорил с такой уверенностью... сказал, что хочет семью, и видит её со мной. Сказал, что хочет, чтобы я была матерью его ребёнка.
— Да я уже вижу эту картину! — Лера воодушевлённо всплеснула руками. — Маленькая копия Глеба с твоим характером! Вьющиеся волосы, дерзкий взгляд и привычка спорить даже с тостером!
Черри прыснула со смеху, а Лера продолжила:
— Представь: такой или такая сидит на полу в студии, в наушниках, ковыряется в проводах и говорит: «вообще-то, пап, тут частота сбита, ты криво миксуешь». Или, ещё лучше, устраивает скандал в садике. — Лера подмигнула. — И всем говорит, что у неё или у него крестная Лера, «та, что круче всех».
— Да уж, ты-то точно будешь самой громкой крестной, — усмехнулась Черри. — Хотя, кто сказал, что это всё вообще случится? Мы с Глебом всего пару месяцев вместе после четырёх лет тишины. Ну куда?
— Ну, вообще-то, вам давно пора, — фыркнула Лера. — Ты видела, как он на тебя смотрит? Как будто ты центр его системы координат.
— Мне всё равно немного страшно. Не из-за него. Из-за того, что если снова не получится — я не переживу это ещё раз.
— Данусь, — Лера вдруг смягчилась, взяла её под руку. — Послушай. Ты не та, что была четыре года назад. И Глеб не тот. Вы оба пережили ад, но выбрали снова быть вместе. Это сильнее, чем любые гарантии.
— А если мы не справимся?
— А если справитесь? — Лера широко улыбнулась. — Ты всегда думаешь, что нужен план, гарантия, подпись, три страховки... А вдруг всё уже есть, но просто надо решиться?
Дана на секунду остановилась. Ветер тронул её волосы. Она посмотрела на небо и тихо сказала:
— Я просто... очень его люблю. Наверное, поэтому и страшно.
— Ну вот и отлично. Это и есть та самая точка, когда пора перестать думать, как «правильно». — Лера посмотрела на неё с теплом. — Кстати, если что — я уже начала выбирать себе платье на крестины. И, между прочим, я умею дарить стильные подарки детям.
— Например?
— Ну... черную кожаную куртку с нашивкой «Born to rock».
— Ты сумасшедшая, — засмеялась Черри.
— Но зато честная. И люблю тебя. А ещё вашего будущего малыша. Так что, если что — зовите.
Они шли дальше, смеясь, как раньше. Без лишнего напряжения. Без страхов. Просто две подруги, один рожок на двоих — и мысли о будущем, которое вдруг стало не таким уж и далёким.