59
Неделя пролетела как один большой уставший вдох. Не то чтобы Черри сидела без дела — наоборот, расписание было плотно забито: монтажники, материалы, созвоны, съёмки, Лера, короткие прогулки, кофе навынос. Но всё это — как фон. Потому что главное — его не было.
Глеб уехал на семь дней. Всего неделя. Всего семь суток. А по ощущениям — будто он исчез на месяцы.
Черри старалась не драматизировать, но скучала. Утром она пила кофе и машинально тянулась к телефону, чтобы ему что-то сказать — про солнце, про хруст круассана, про собаку, похожую на плюшевую овчарку. А потом вспоминала, что он далеко. И писала. Или звонила. Иногда — просто молча смотрела на фото в галерее.
Она несколько раз съездила на объект — студия «Way Production» наконец потихоньку обретала форму. Черри ходила между кабелями и штукатуркой, щурилась от вспышек телефонов, сама фотографировала ход работ, командовала мастерам, какие розетки перенести и где будет грим-зона. Было пару съёмок, где она снова побыла по ту сторону камеры — как фотограф. И это немного спасало: когда она держала в руках объектив, жизнь будто становилась проще, как будто всё лишнее вырезалось из кадра. Сосредоточенность в процессе хоть на время затушила тоску. Иногда она гуляла с Лерой — по паркам, по улочкам центра, до полуночи сидя в уличных кофейнях. Иногда к ним присоединялся Серафим, и тогда получалось больше смеха, больше флирта, больше старых историй.
А по вечерам — Глеб. Звонки. Видео. Улыбки сквозь экран.
Они разговаривали часами — о дне, о людях, о том, как у кого прошёл день. Один вечер выдался напряжённым: из-за глупости, усталости, недосказанности. Черри сорвалась. Он — тоже. На минуту повисло холодное молчание. Но потом он прислал голосовое: «Я идиот. Прости. Просто очень скучаю». Она ответила: «Я тоже. Возвращайся уже».
И всё стало снова правильно.
День приезда Глеба.
Черри проснулась за два часа до будильника — нервная, в предвкушении, будто перед экзаменом или премьерой. На кухне сгорела половина тоста, кофе был крепче, чем надо. Она быстро собралась, выехала заранее, чтоб точно не опоздать.
Аэропорт. Слово, в котором сейчас было столько эмоций, будто это не просто место прилёта, а точка соединения. Она стояла у выхода, нетерпеливо пряча руки в рукава худи. Телефон вибрировал от сообщения:
«Приземлился. Уже иду»
Сердце бешено билось. Двери сдвинулись. Серые чемоданы. Толпа. Голоса.
И вот — он.
Глеб в чёрной худи, с сумкой через плечо, с взъерошенными волосами и уставшим, но тёплым взглядом.
Черри не выдержала — кинулась к нему, вцепившись в него как в спасательный круг. Обняла крепко, вдыхая его запах, уткнулась в грудь, и только тогда выдохнула.
— Привет... — прошептала она.
— Я дома, — ответил он, крепко прижимая её. — Чёрт, как же я скучал.
Они поцеловались — долго, будто пытались вернуть каждую упущенную минуту.
Дома было тепло и спокойно.
Глеб первым делом пошёл в душ — уставший после дороги, но всё равно живой, болтливый, шутящий. Он сказал, что не голодный и Черри поставила чайник, нарезала фрукты и достала его любимые мюсли.
— Ты даже мои мюсли не забыла? — усмехнулся он, вытирая волосы полотенцем. — Боже, за что мне такое счастье?
— За красивые глаза, — хмыкнула она. — И потому что я скучала, идиот.
Они поужинали — скромно, просто, но с уютом. Потом разложились в спальне: она — с подушкой под животом, он — с вытянутыми ногами и головой на её бедре. Глеб перебирал пряди её волос, а Черри рассказывала:
— Представляешь, там электрик перепутал линии и чуть не сжёг мне половину грим-зоны.
— И что ты?
— Орала, как бешеная. Потом пошла в кофейню успокоиться . Потом снова орала.
Он смеялся. Она — тоже. Они рассказывали друг другу, как будто не виделись не семь дней, а целую жизнь. Время остановилось — было только мягкое покрывало, рассеянный свет, близость, запахи, тишина.
— Я реально по тебе с ума сходил, — признался он. — Мне тебя не хватало в каждом моменте. В кофе, в музыке, в разговоре. Даже в тишине не хватало — ты всегда где-то рядом, даже когда молчишь. А когда не рядом — будто часть сердца оставлена дома.
— Это потому что я — твой дом, — сказала она тихо, кладя ладонь на его щёку.
— Да. Именно.
Он подтянулся ближе, обнял её, закопался в неё как в плед. Они лежали так — в обнимку, в шортах и майках, простые, настоящие, абсолютно счастливые.
— Не уезжай больше надолго, ладно?
— Обещаю, — прошептал он. — Если и уеду — только с тобой.
Она кивнула, улыбаясь. В груди было спокойно, впервые за эти дни. Никакого экрана, никакого расстояния. Только Глеб. И он снова был здесь.
Утро было тихим, теплым и каким-то особенно волнительным. Черри давно проснулась — еще до рассвета. Она тихо встала с кровати, стараясь не разбудить Глеба, и пошла в ванную. Сегодня ей хотелось быть особенной. Не просто красивой, а и желанной. Ей нужно было напомнить ему, что он принадлежит только ей. Что их близость — это не просто страсть, а целый мир.
Она открыла ящик, достала то самое белье, которое купила вместе с Лерой неделю назад: тонкие черные шортики с кружевом и бра с вырезом, подчёркивающим её фигуру. Оно было немного дерзким, немного игривым — именно таким, каким Глеб её и любил. Поверх — его любимая шелковая рубашка, накинутая на голое тело.
Она вернулась в спальню и встала рядом с кроватью. Глеб лежал, раскинув руки, с чуть приоткрытым ртом и спокойно дышал. В эти моменты он казался особенно уязвимым и настоящим.
— Просыпайся, Кот, — прошептала она, склонившись к нему и поцеловав его в щеку.
Он зашевелился, поморщился и открыл один глаз.
— Уф... — простонал он, но, заметив её, замер. Его взгляд скользнул по ней: от лица до бедер, и застыл. — Охренеть...
Черри засмеялась.
— Утренний подарок. Специально для тебя. Ну... или для нас.
Глеб резко сел, провёл рукой по её талии, заглянул под рубашку и выдохнул:
— Малышка... ты меня хочешь убить?
— Ага, но медленно, — хмыкнула она и прижалась к нему ближе, их губы соприкоснулись.
Поцелуи были ленивыми, тянущимися, почти медитативными. Она села на него верхом, обвивая его руками за шею, и целовала, будто каждый раз — как в последний. Глеб погладил её по спине, потом ниже, ладони легли на бедра, сжимая их с жадностью.
— Ты божественная... — шептал он, целуя её ключицы, грудь сквозь ткань. — Просто с ума можно сойти.
Она застонала от его прикосновений, медленно извиваясь, ощущая, как возбуждение нарастает. Глеб провёл пальцами под тонкими шортиками, скользнул внутрь — и она тихо выдохнула ему в ухо, прижимаясь сильнее.
— Вот так... — прошептала она. — Не останавливайся.
Он лёг, подтянул её ближе и начал целовать её живот, нежно и жадно одновременно, пока не спустился ещё ниже. Когда он оказался между её ног, Черри выгнулась, прикусив губу. Его язык творил с ней магию — он знал, как довести её до безумия.
Она стонала всё громче, пальцы впивались в простыню, грудь поднималась в ритме дыхания. Черри чувствовала, как всё внутри неё горит. Она изогнулась, протянула к нему руки и потянула наверх.
— Я больше не могу... пожалуйста...
Глеб поцеловал её губы. Его движения стали резче, жарче. Он вошёл в неё, медленно, с силой, и она вскрикнула от удовольствия.
— Глеб... — простонала она, выгибаясь к нему навстречу.
Он двигался в ней размеренно, но с каждым толчком нарастал ритм, нарастала страсть. Они сливались в одно, забывая обо всём, кроме этих прикосновений, этих стонов, этих взглядов.
— Ты самая красивая, самая... моя, — прошептал он в её губы, и она чуть не расплакалась от этих слов.
Он наклонялся к ней, целовал её грудь, шею, плечи, пальцы скользили по её бедрам, сжимали её, не давая уйти ни на сантиметр. Она была в его власти, и ей это нравилось.
Кульминация накрыла их почти одновременно. Черри вскрикнула, вцепившись в его спину, а он замер, вжавшись в неё, тяжело дыша, уткнувшись в её шею.
Несколько минут они просто лежали, не двигаясь. Он всё ещё был внутри неё, а она гладила его по волосам, ощущая, как тело дрожит от остаточных волн.
— Ну как тебе мой подарок? — прошептала она.
— Это... лучший будильник в моей жизни, — выдохнул он, не отпуская её. — И если ты когда-нибудь уйдёшь в этом белье на съёмку — я уеду за тобой и устрою скандал.
Она рассмеялась.
— Успокойся, это белье только для тебя.
— Вот и умничка, — он поцеловал её в лоб. — Я тебя съем. Но чуть позже. Сейчас — пять минут полежать. И кофе.
— Ага, и потом второй раунд.
— Вот за что я тебя люблю, Черри.