Breathe You

Второй раз за этот вечер ей хотелось от души выругаться, потому что столько раз попадать в такие дерьмовые ситуации за каких-то пять часов. За эти жалких пять часов, она успела перечувствовать столько эмоций, что, казалось, должна была уже взорваться от переизбытка. Ни с чем несравнимый страх, оглушающая боль, невероятное удовольствие, стыд. И все это выражалось в трехкратном размере.

Это все сейчас было лишним.

Ей хотелось просто завалиться в свою комнату и, плюхнувшись в кровать, заснуть, пытаясь забыть обо всем, и утром вернутся к привычной жизни. Но, видимо, кто-то сверху решил еще больше поиздеваться над ней сегодня. Добить до конца, так сказать.

Минхо выглядел потрепанно. Бровь рассечена, а у скулы запеклась кровь. Сейчас он был совсем не таким, каким она привыкла его видеть. За прошедшие десять лет совместной учебы они ни разу с ним не разговаривали, по крайней мере, она этого не помнила. Но всегда наблюдала за всеми со стороны. Ли был для нее этаким весельчаком с парой миллионов в кармане. Было странным то, что он сдружился с хмурым Хваном.

Который сейчас смотрел на нее так, словно хотел прожечь в ней дыру.

Такой взгляд она видела у него впервые, хотя пережила на себе не мало. Были и презрительные взгляды, взгляды, полные ненависти и отвращения. Но сейчас он смотрел по-другому. И она не могла понять, что изменилось. Он все так же был зол. Все так же смотрел свысока.

Взгляд совершенно случайно зацепился за его плечо. Она уверена, что под пиджаком его смокинга на идеально-белой рубашке есть пятна крови, потому что она укусила его настолько сильно, что кровь струилась по груди.

Она не могла выкинуть это из головы. Как и все, что произошло этой ночью. Впервые в жизни у нее не было времени, чтобы попросту обдумать, проанализировать произошедшее, найти разумную причину этому.

— Сядь, — спокойно проговорил Лино, кивком указывая на кресло напротив. — Может быть, ты объяснишь нам, каким образом ты оказалась в этом дерьме?

Она не понимала, что он сейчас имеет в виду. Хван рассказал ему о том, что она едва не погибла сегодня? Но зачем? Зачем он рассказал, если видел, что она молчит? Если видит, что она не хочет, чтобы кто-то узнал об этом. Совсем не хочется, чтобы кто-то перерезал в коридоре глотку.

Окинула Хвана недовольным взглядом, но он уже не смотрел на нее.

Он просто равнодушно разглядывал корешки книг, которыми она успела заполнить шкаф в общей комнате. Словно больше никого не было в этой комнате. Словно он сидел в полнейшем одиночестве. Минхо, казалось, не обращал на это совершенно никакого внимания, словно, так и должно быть.

Только лишь пристально разглядывал ее своими пронзительными зелеными глазами.

— Не понимаю, о чем ты, — выдохнула она, радуясь, что голос ее сейчас не подводит, опускаясь в кресло.

Презрительное фырканье раздалось со стороны Хвана, который, наконец, соизволил обратить на них свое внимание. Он посмотрел на нее уже знакомым ей, фирменным презрительным взглядом, от которого по спине прошел холодок. Она не понимала, совершенно ничего не понимала.

Как обычно.

Похоже, никто и не собирается ей объяснять, что происходит.

— Что ты, Лино, Йеджи была слишком занята своим трахарем в коридоре, неужели он так сильно засел в ее голове, что она забыла, как ее швырнули с пятого этажа? — выплюнул Хван. — Нет никакого смысла с ней разговаривать, вряд ли она что-то знает.

Неужели они слышали все то, что происходило в коридоре? Одного лишь взгляда на Хвана хватило, чтобы понять, что да, он слышал, и злился именно по этому поводу.

— Хен, дай поговорить нормально, а? — проговорил Лино, едва ли не заставив Клэри удивленно приподнять брови.

Никто и никогда так не разговаривал с Хваном. Он никому не позволял такого тона. А если кто-то и осмеливался, то Хван быстро пресекал это. Теперь почему-то ей казалось, что она смотрит на живого трупа. Потому что Хван не спускает это с рук. Никому. Даже Лино.

Она осторожно посмотрела на Хвана, но тот все так же продолжал лениво сидеть в кресле, совершенно игнорируя все происходящее. Словно не к нему вообще обращались. Как будто он сидит в полнейшем одиночестве.

Плевать.

Пускай Ли рассказывает, что ему надо, и она свалит отсюда в свою комнату. Желательно, как можно быстрее закончить эту бессмыслицу.

— Послушай, Йеджи, верно? — выдохнул Минхо, сцепив руки в замок, она лишь осторожно кивнула. — Мне этот разговор точно так же неприятен, как и тебе. Но он сейчас необходим. Мне просто нужно знать, что ты запомнила о человеке, который тебя толкнул.

Все-таки рассказал.

Придурок. Неужели так сложно просто держать язык за зубами? Это его не касается. Совершенно точно. Она бы разобралась со своими проблемами самостоятельно. Придумала бы что-то. Его вмешательство тут совершенно точно лишнее. И сейчас язык застрял в горле. Слова совершенно точно не хотели выходить из глотки, попросту застревая там.

И этот факт до невозможности бесил. Раздражал, выводил из себя. Называйте, как хотите. Но она видела что-то в глазах Минхо, что-то, что по ее мнению имело значение, пускай она и не могла разобрать более конкретно.

— Это был мужчина, — проговорила она с легкой хрипотцой. — Высокий.

Вспоминать было до одури страшно. Так чертовски страшно, что запотели ладошки, которые она так сильно сжимала, а вот по спине пробежал морозный холодок. Эти воспоминания были не самыми приятными, но она постаралась сконцентрироваться именно на них.

Сильный осенний ветер, пробирающийся под тонкую ткань платья. Огромная высота, от которой кружилась голова. Темный мужской силуэт. Сильный руки, толкающие ее. Крик, вырвавшийся из глотки.

Темнота.

Поглощающая ее темнота.

Резкий хлопок, от которого она едва ли не подпрыгнула на кресле. А потом саркастический смех, к которому она уже привыкла. Успела привыкнуть. Подняла глаза, посмотрев на источник шума. Хван хохотал, запрокинув голову, открывая вид на бледную кожу шеи, на которой Йеджи различила небольшое красное пятнышко.

От ее губ.

Как он может продолжать вести себя так, после всего того, что между ними было? Упрямо делает вид, что все осталось так же, как и прежде. Словно не от его пальцев сейчас отметины по всему телу, словно не от его губ…

Черт, Йеджи, просто забудь.

Это было неправильно, глупо, тебе не стоит об этом думать. Придумай себе разумную причину произошедшему и успокойся, ладно? Прекрати думать о том, какие приятные на вкус его губы, какая гладкая его кожа и… черт, навсегда забудь, как он стонет.

— Очень полезная информация, идиотка, — отсмеявшись, проговорил он. — Мы, наверное, настолько тупы, что думали, что тебя столкнула девчонка? Ты серьезно, Йеджи? Может, пораскинешь своими переоцененными мозгами? Или, когда тебе пихали язык в рот за этой дверью, последние мозги растеряла?

Он плевался гребанной желчью, потому что сейчас не мог по-другому. Потому что хотелось задеть ее как можно больнее, как можно глубже, чтобы она, блять, разревелась и угнала в свою комнату.

И он бы ни черта не почувствовал.

Потому что это правильно. Здраво. Разумно.

Тогда какого хера ты сейчас думаешь о том, что если она слегка приподнимет ногу, то всем станет ясно, что на ней недостает очень важной части нижнего белья? Какого хера тебе вынесло мозги, когда ты услышал гребанный нелепый лепет сосунка за дверью? Какого блядского хера ты сейчас смотришь в эти огромные глаза, полные чего…?

Разочарования? Боли? Ненависти?

Каким гребанным чувством наполнен сейчас твой взгляд, Йеджи? Ненавидишь, презираешь? Только какого хуя так стонала под ним, так извивалась, кусала так, что останется рана на месяца? Какого. Блять. Хуя. Давай, изображай дальше недотрогу и мученицу, но он-то знает.

— Закрой свой грязный рот, Хван, — прошипела она, стреляя в него взглядом своих глаз, цвет которых сейчас был ему непонятен.

— Не я сейчас отрабатывал своим ртом поцелуй в коридоре, — фыркнул он, не сводя с нее пристального взгляда.

Он ждал ее ответа. Ждал, пытливо вглядываясь в бледное лицо. Ждал, что она сейчас опровергнет его слова. Скажет, насколько это все пошло и грязно, но она промолчала. Сука, какого хера она промолчала? Давай, кричи до красных щек и пылающих глаз, какой он извращенец, и что ты не опустишься до такого. Давай смотри на него, как на последнее ничтожество…

Сука!

Какого. Хрена. Ты. Молчишь.

Но она лишь отвернула от него свое лицо, лишая возможности читать что-то по глазам. Внутри что-то взорвалось, зверь заскулил, скребя стенки своей клетки длинными острыми когтями. И тут дошло. Одна мысль случайно проскользнула в его голове, но он почему-то был уверен, что попал прямо в точку.

Маленькая сука не хотела ложиться под Кима девственницей.

— Понимаешь ли, Черен услышала весьма занимательный разговор, — перебил длительную паузу Лино, замечая напряжение между двумя. — Говорил молодой человек о том, как нас с тобой грохнуть к чертям, чтобы что-то выпытать у Хвана. Только вот что, он не знает. Как и то, почему в этом всем оказалась замешана ты. Ведь ты не имеешь к нему ничего. Может быть, ты что-то скажешь по этому поводу?

Что?

Причем тут она? Какое отношение она имеет Хван Хенджину? Именно из-за него она едва ли не слетела с крыши? Голова взрывалась от наплыва информации. Все это было слишком запутано и сложно. Чей разговор услышала Че? Неужели это говорил тот же парень, который сбросил ее с крыши? Она не должна иметь к этому совершенно никакого отношения. Как и к Хвану.

Что выпытать? В висках нестерпимо закололо, поэтому пришлось позволить себе слегка нахмуриться от боли. Наклонила голову, чтобы волосы скрыли ее лицо. Чтобы никто не увидел, как ее лицо исказилось в гримасе.

Тяжело.

Чертовски тяжело терпеть все это.

Она устала. Так устала, что подкашиваются коленки, а комната плывет перед глазами. Ей просто необходимо поспать. Хотя бы немного. Слишком много событий за последнее время.

— Йеджи? — пытливо всматриваясь в ее лицо, проговорил Минхо.

— Я ничего не знаю, — произнесла она тихонько, едва слышно, так и не поднимая голову. — Только вот пострадала именно я. У Хвана много тех, кто его ненавидит, — поднимая глаза, глядя прямо на него, в его холодные глаза, — тех, кто его боится, кто просто боится косо посмотреть, тех, кто боится его гнева, поэтому я не удивляюсь, что кто-то хочет сделать ему больно. Больше скажу, я даже понимаю этих людей.

Хван пронзал ее своим взглядом. Она чувствовала его злость каждой клеточкой своего тела, хотя и отвела взгляд. Какой бы смелой она не хотела казаться, она не могла долго смотреть в его яростные глаза. Каждая клеточка тела пылала от ментальных прикосновений его взгляда. Пробирающего ее до дрожи. И она не могла это контролировать.

Она просто чувствовала.

Кожей.

Она сказала то, что думала. То, что волновало ее долгое время, то, что он должен был когда-то услышать. Йеджи сказала гребанную правду и не жалела о ней сейчас. Сейчас просто плевать. Хуже уже просто не может быть, чтобы он не сделал. Он просто не может разбить ее еще больше.

Он надламывал ее в течение всего обучения в пансионе, пуская тонкие трещины. И разбил только сегодня. На крыше. Только он сумел заставить ее так люто ненавидеть и испытать такое невероятное запретное наслаждение.

Ночной кошмар.

Именно так она называла брюнета с жестким взглядом все эти годы.

— Правильно делают, что боятся, — рыкнул Хван, приподнимаясь с дивана. — Потому что я хочу, чтобы они все боялись. Только вот этот выскочка, который решил напугать, видимо имеет парочку лишних жизней в кармане, — он подошел едва ли не вплотную к ней, глядя свысока. — А тебе, подстилка, нужно научиться держать язык за гребанными зубами. Не знаю, кто там решил, что ты имеешь ко мне хоть какое-то отношение, но в любом случае он ошибся. Мне будет абсолютно плевать, если кто-то перережет тебе горло в коридоре, — он подошел к ней вплотную, опустив руки на подлокотники кресла, всматриваясь в ее напуганное лицо. — Слышишь, Хван Йеджи? Мне. Абсолютно. Плевать.

Тело пробрала крупная дрожь. От того, как он это сказал. От того, что она верила в каждое его слово. В каждый вылетевший из его рта звук. Сказанный таким тоном. Холодным. Фирменным. Хвановским. От него действительно никакой помощи ждать не стоит. Ему действительно плевать. Она просто пыль на его ботинках, от которой ему хочется поскорее избавиться.

Но глаза были сухими.

Она просто не позволяла себе сломаться сейчас. После всего, что она пережила, она просто не имела на это никакого права. Даешь обещания, Ковалева? Так, будь добра, сдерживать их, как всегда говорил отец.

Его глаза были сейчас так близко, но она уже не видела в них ничего светлого и теплого, как на крыше. Нет, теперь они были холодными, как лед, который уже никто и никогда не сможет растопить. Он ледышка. Просто стекло. Без сильных эмоций. Единственное, что он может — это презирать и унижать. Больше ничего. Он не стоит и волоска с ее головы.

И больше ни слова.

Он не услышит от нее ни одного слова.

Потому что отныне для нее не существует такого человека, как Хван Хенджин. Она справится со всем этим дерьмом самостоятельно. Без его мнимой помощи. Пускай сдохнет, но она больше ни слова не скажет этому человеку. Его просто нет, и не будет больше в ее жизни. Разве что, просто, как фон. Она улыбнулась своей уверенности, встретив недоуменный взгляд Хвана.

— Хорошо, Хван, — произнесла она, пожав худыми плечами.

Какого хуя эта улыбка сейчас на ее лице? Какого хрена она вот так просто соглашается с ним? Где тот запал и те пылающие от гнева щеки? Почему ее лицо сейчас такое до чертиков бледное и отрешенное? Будто бы она не с ним разговаривает, а гребанным старым историком. Как будто рассказывает ему про гребанное Монгольское Нашествие. Сука, он был бы полностью удовлетворен, если бы вывел ее, заставил кричать и махать руками.

Блять, он был бы рад даже слезам.

Но не вот этому.

Это его совершенно не устраивало. И он всматривался в ее лицо, ища причину такого поведения. Что с ней стало, что она просто так согласилась? Маленькая истеричка просто не могла так просто кивнуть головой и улыбнуться. Слишком горда для этого. Но нет. Она даже уже и не боялась, спокойно глядя в его глаза своими огромными лазурными глазищами. Совершенно отрешенно. Без какого-либо участия.

Словно кукла.

И так чертовски непривычно видеть эти губы, искривленные в такой неправдоподобной улыбке.

Слишком фальшиво для тебя, Йеджи.

Обычно при нем они всегда сжаты в тонкую напряженную полоску или распахнуты до хруста. Черт, Хван, забей. Перестань. Ее губы это не то, о чем нужно сейчас думать. Не то, о чем стоит вспоминать. Просто выкинь из головы этот вкус. Навсегда. Потому что этого больше не повторится. Трахнул и забыл, да? Такая схема?

— Оставь ты ее уже, Хен, — произнес Ли Минхо, задумчиво наблюдая за этой сценой со стороны.

Блять.

Он на мгновение. Всего на мгновение забыл о существовании шатена в этой комнате. За всем этим блядским анализом выражения лица заучки, он забыл, что на него смотрят со стороны. Теперь точно придется объяснять этому олуху, что, да как, потому что не отстанет с расспросами.

Он оторвал руки от подлокотников кресла, на котором сидела Йеджи. Все еще в этом платье. Все еще без гребанных трусов. Которые все еще лежали в кармане его брюк. Зачем? Он не знал. Очередной трофей? Определенно. Никакого повтора? Нет. Просто сотрешь из памяти? Именно так.

Все так.

Только убери нахер это выражение с лица.

— Пожалуй, я пойду, спасибо за информацию, — произнесла Йеджи, поднимаясь с кресла. — И, Ли Минхо, скажи, пожалуйста, если вы что-то откапаете, кто там хочет нас убить из-за него.

Она больше не могла находиться в этом обществе. Это давило на нее, раздавалось болью в висках. Они больше ни черта не знают, поэтому нужно валить. Валить отсюда, как можно скорее. Потому что скоро она просто расплавится или заморозится от взгляда Хвана. Она пока не решила холодная ли это злость в его глазах, или пламенная ярость.

В любом случае, ей просто не жить.

Мозг пока слишком много информации получил, чтобы хоть как-то начать ее переваривать. И она до ужаса хотела спать, хотя сильно сомневалась, что уснет этой ночью. Просто не сможет. Просто все эти мысли и переживания сгрызут ее изнутри, истязая все снова и снова.

Слишком много всего произошло за этот вечер. Много необходимо проанализировать. Дать отчет своим действиям. Но как делать это если глаза отказываются держаться открытыми, а ноги подгибаются при каждом шаге?

Нет.

Она вспомнила о пачке хорошего снотворного, которое дала ей мама на всякий случай, но запретила принимать часто. Сейчас, похоже, именно тот самый случай. Она уже дернула ручку двери в свою комнату, предвкушая сон без кошмарных сновидений и гнетущих мыслей, как ее окликнули:

— йеджи, — она обернулась, наткнувшись на пронзительные зеленые глаза Лино. — Будь осторожна.

Она сейчас слишком устала, чтобы хоть как-то обдумать то, что он сейчас произнес, поэтому просто безлико ответила, захлопывая дверь в свою комнату:

— Обязательно.

***

Черен неслась в комнату Вона и Бома, словно сумасшедшая, сбивая всех на своем пути. Слезы рекой струились из глаз, а из грудной клетки словно вырвали здоровенный кусок мяса. И это до чертиков больно. Так больно, что все внутри сжимается и ноет. Все тело сейчас просто невероятно ноет.

А левая часть лица невероятно пылает, как бы напоминая о том, что сделал ее брат.

Впервые. Соджун никогда не трогал ее. Ни разу за все ее шестнадцать лет не делал ей больно физически. Да, морально пару раз причинял ей вред, когда бил морды парням, когда не считался с ее мнением, говоря, что она еще малышка, но это было так редко, что мгновенно забывалось под пеленой хороших моментов.

Но сейчас это была не маска.

Это был настоящий Ли Соджун. Злой. Агрессивный. Неуправляемый. И она не имела ни малейшего понятия, как с таким братом бороться, как его остановить. И это пугало. Словно он в одно мгновение стал чужим. Совсем не тем улыбчивым мальчиком, который катал ее на велосипеде и кормил мороженым в детстве.

Она больше не хотела никого видеть.

Ни брата, ни Минхо, который взял на себя слишком много. Он не имел никакого права рассказывать Джуну о Воне. Как бы он не хотел помочь, этого факта не изменить. Если бы не его язык, то этого всего просто не произошло. Хотя, Вон не был застрахован от гнева Джуна.

Но он не был бы таким сокрушающим.

До этого была хоть какая-то реальная возможность его остановить. Заставить прекратить это безумие. Но он слишком сильно ее любит. Слишком сильно опекает, чтобы позволить какому-то парню обижать ее. Но она ведь не жаловалась! Она ведь не рассказала ему, что кто-то ее обижал. Зачем бить морду, даже толком и не разобравшись в ситуации? Только потому, что Ли сказал?

Вот пускай и делают с Линоу то, что им вздумается.

Отныне она не будет принимать в этом никакого участия. И только пускай попробуют хоть пальцем тронуть Вона. Они пожалеют. Крупно пожалеют об этом.

И она врывается в комнату к мальчикам, ища глазами родное лицо. Такое любимое и ставшее совсем-совсем незаменимым сейчас. И она нашла, сразу впившись взглядом в до боли знакомые черты. Он лежал, глядя в потолок. Такой побитый, что сжималось сердце. Он даже не обратил внимания на то, что она зашла. Либо не услышал, либо просто не хотел ее видеть.

И от этого становилось еще больнее.

Но она не винила его за это. После такого она сама не знала, как можно нормально реагировать. После знакомства с ее пришибленной семейкой, состоящей из одного человека, у которого с нервишками не все в порядке. Она бы и сама боялась подходить к самой себе на его месте, потому что не реально предсказать, как поступит Соджун в следующий раз, если в этот дошел до такой точки кипения.

Она бы сама себя сторонилась на его месте.

— Вон, — тихонько позвала она, едва слышно всхлипнув. — Боже, прости меня, пожалуйста, прости…

Он встрепенулся, пытаясь подняться с кровати, но тут же поморщился от боли, заставляя Черен плакать еще надрывнее. Сейчас он казался таким чертовски слабым, что хотелось крепко-крепко обнять, но она уже не была уверена, что он позволит. Она уже ни в чем не была уверена.

Он имел полное право послать ее сейчас к черту.

— Черен, не надо, — прохрипел он. — Иди ко мне.

Она сразу сорвалась с места, залетая к нему на кровать, заставляя его шипеть от боли в области ребер. Он не оттолкнул ее, не выпроводил за дверь, а лишь аккуратно приобнял за плечи, притягивая к себе под одеяло. И ей сейчас было плевать, как она выглядит. Плевать, что она в вечернем платье и на каблуках, она лишь хотела прижаться к нему поближе.

Хотела почувствовать его тепло и поддержку, которую он всегда давал ей. Которая всегда согревала и не давала упасть в пропасть.

Она дрожала, всхлипывая в его футболку, в которую он успел переодеться, скорее всего, не без помощи Бома. Она просто крепко-крепко прижалась к нему, сжимая ткань в кулачке, словно боясь, что он оттолкнет ее. Вот-вот это сделает. И она останется одна.

Совершенно одна.

Но он не оставил ее в одиночестве. Он обхватывал ее дрожащие плечи руками и шептал что-то успокаивающее на ушко. Он хороший. Слишком сильно хороший для этого мира. Для этого пансиона. Таким просто не бывает. Но он достался ей. И она больше не позволит никому причинить ему боль.

Мой хороший.

— Перестань плакать, солнышко, мне больше нравится, когда ты улыбаешься, — прошептал он, откидывая прядь темных волос с ее лица. — Это еще что такое?

Он внимательно уставился на огромное багровое пятно, расплывшееся по всей левой половине миловидного личика. И злость снова заполнила сознание. Он не помнил, как она полезла в драку между Ли и братом. Ему лишь рассказал об этом Ёнбом, не упоминая, что ей там тоже прилично досталось.

Снова хотелось рвать волосы на голове.

Лучше бы он получил еще парочку ударов ее братца, чем она. Пускай он творил с ним, что хотел, но только, чтобы Черен не пострадала. Только бы ее не задело этой яростью и злостью. Она слишком маленькая и хрупкая, чтобы это выдержать. На него плевать, а вот она за каких-то пару месяцев успела стать для него самым важным человеком в жизни.

Его Черен.

— Все в порядке, Вон, — прошептала она, пряча всхлипы в его футболке. — Теперь с нами все будет в порядке.