Scar

Погода с самого утра пасмурная и не то, чтобы Алекса скучает по невыносимой жаре, но серость улицы заметно давит на настроение, ухудшая его. В случае, когда твоё настроение и так скачет из-за обстоятельств в жизни, то вообще появляются симптомы депрессии.

Мужской шёпот всё ещё звучит в голове, напоминая о том, куда она едет и по какой причине. Кожа на подушечках пальцев содрана в переживаниях. Многоэтажное здание появилось перед глазами, а переживания возросли в геометрической прогрессии. Дома ли он вообще? Почему не рассказал сам? Жалеет?

Таксист сообщает, что они на месте, выводя Алексу из раздумий.

Оказавшись в лифте, она чувствует, как её сердце уходит в пятки, оставаясь далеко на первом этаже. Впервые радует высота этажа, на котором живёт мужчина. Есть время подумать ещё тысячный раз, перед тем как позвонить в дверь. Но она поняла – чем дольше тянешь, тем сложнее осмелиться. Зажмурившись, надеясь, что смущение перестанет быть таким мучительным, жмёт на звонок.

Щелчок открывающейся двери и знакомый парфюм проникает в легкие, каждым новым вдохом. Открыв глаза, её сердце пропускает удар. На мужчине черная рубашка и такие же черные брюки. Видимо тот куда-то уходит?

― Алекса? В чем дело? ― неожиданно встревоженно говорит. Выглядит печальным. ― В компании проблемы?

― Нет, всё хорошо. Не переживайте. Я пришла по другому поводу, вижу, что вы уже уходите. ― жмёт плечами, радуясь, что признание можно оттянуть. ― Пойду тогда.

Скриптонит — Это любовь

Горячее касание на локте, останавливают девушку, когда она уже оборачивается.

― Не ухожу. Я только вернулся.

Алекса чувствует, что атмосфера между ними меняется, глотает слюну. Старается обыденно улыбаться, скрывая свою неловкость, когда проходит в знакомую гостиную. На белом диване лежит черный пиджак и галстук, а на журнальном столике бутылка, явно тяжёлого алкоголя. Ничем примечательным не пахнет, видимо он ещё не успел открыть виски.

― Будешь пить? ― стукает чистыми стаканами по столу, с некой усмешкой в голосе.

― Нет. Не пью с мужчинами, ― присаживается на кресло. Мужской взгляд задержался на ней чуть дольше приемлемого для их положения. Пытается разгадать намёк ли.

― Хорошее решение, ― расстегивает верхние пуговицы рубашки, и делает небольшой глоток не меняясь в лице.

Девушка планирует начать с далека, потому что знает, если будет говорить прямо, то только заикаясь или ещё чего похуже, потому терпеливо ждёт. Нога непроизвольно качается со стороны в сторону.

― О чем ты хотела поговорить? ― откидывается назад на спинку дивана, не сводя глаз с ассистентки.

Не осмеливаясь смотреть в ответ, она разглядывает принт на юбке. Он у неё в белую клетку на черной ткани, не облегающая, скорей свободная. Под неё идеально подошли подаренные мужчиной балетки.

― Я не умею читать мысли, если ты надеешься на это.

― Сегодня, когда вернулась после работы, я уронила пальто на пол, — выдыхает. — А после воспоминания того вечера начали проносится одним за другим в голове. Твой дом, кровать... Я вспомнила, о чем мы говорили и что мы, ― замалкивает на секунду, сбавляя темп. ― Делали.

Алекса прекратила свою тираду, но всё ещё не поднимала глаз, словно провинившийся котёнок. Со стороны босса тоже никаких звуков. Неизвестность пугала и так напряженную девушку.

― Твой. ― как ни в чем небывало, бросил он.

Младшая подняла голову и уставилась на Мурмаера, что видимо смотрел на неё всё это время. Он спокоен, но заинтересованный взгляд выдаёт его.

― Твой? ― глупо переспрашивает.

― Ты сказала.

― Вас только это волнует? То что я перешла на ты? ― истерично говорит, злясь из-за спокойного тона мужчины.

― Ты орёшь на меня. ― ещё более безразлично подмечает, делая глоток.

― Прошу прощения. Вы так спокойны, что мне кажется, будто я говорю со стеной. ― саркастично подмечает.

Алекса не знает, чего ожидала, но это слишком пусто. Если всё так, как она помнит, то нет никаких причин ему вести себя так. Сразу после этой мысли в голове всплывает ситуация, что произошла следующим утром, после этой пьянки. Она соврала ему.

Холодок пробегается по вспотевшему телу.

― Мне жаль, что я скрывала о Джейдене. ― сдирает кожу с пальца.

― Не думай об этом. ― не даёт дальше мучать свою кожу, одним движением руки. ― Я рад, что ты помнишь время, которое мы провели вместе. ― шепчет, будто что-то интимное.

Отводит голову в сторону, освобождая Алексу от тяжести своего взгляда. Красный свет заката проходится по тёмным волосам, медленно опускаясь к шее, где взгляд девушки привлекает неровность кожи, что скрывается за материалом одежды. Следуя за любопытностью, она пересаживается ближе. Уперевшись коленом о диван, касается мягких прядей.

Руку привычно перехватывают, мужчина поворачивается лицом к Алексе. В карих глазах отражается свет солнца, делая их ярче и притягательней.

― Что ты делаешь? ― злится, крепче сжимая кисть, непривычный нарастающий жар пугает брюнетку.

― Отпусти. ― старается отдёрнуть руку, но всё напрасно.

― Ты снова делаешь это.

― Да, делаю. Отпусти меня.

Алексу вопреки просьбе, тянут на себя. Сердце бьется с двойной силой и оказавшись в интимной близости с Мурмаером она переживет, что он может услышать это. Жар смущения, теперь обретает другие оттенки. Когда она смотрит в кричащие о эмоциях глаза, что отливают тёмным.

― Не надо. Не трогай. Иначе я не смогу подпустить тебя ближе. ― хватка на руке слабеет.

От последних слов голова идёт кругом, нога уже затекла и дрожит. Мужчина преподносит ладонь к своему лицу, как той ночью, обжигая её горячим дыханием. Целует кисть, в извинение за грубое обращение. Алекса протяжно стонет, сжимая руку в кулак. Она не ожидала, что столь простые ласки вызовут такую бурю чувств.

― Кисти твоя эрогенная зона? ― забавляясь уточняет.

― Я, ― собирает брови, когда чужой влажный язык мажет по коже. ― Не знаю. Блять. ― стонет, хватаясь за спинку дивана.

― Красивая. ― шепчет. ― Будешь себя хорошо вести, если я посажу тебя к себе на бёдра? ― ждёт внятного ответа, потому прекращает любые ласки.

Алекса напряжена, но в то же время никогда не чувствовала себя так расслабленно. Чужие слова доходят до неё не сразу. Открыв отяжелевшие вмиг глаза, брюнетка обдумывает чужую просьбу и понимает её, как:

― Мне нельзя трогать тебя? ― облизывает губы, слыша чужое согласное мычание. ― Совсем?

Мурмаер держит долгий взгляд, будто выискивая в ней что-то, а потом приняв решение, смягчается. Направляет женскую ладошку вниз по шее, водит по груди, которую, облегает мягкая ткань рубашки. Алекса завороженно наблюдает за этим.

― Так нравится трогать меня? ― выдохнул он, опуская руку ниже.

Брюнетка шумно глотает, не смея отводить взгляд.

― Да. Очень нравится. ― кончики ушей краснеют по мере приближения к ремню.

― Если ты ослушаешься меня. ― нежно шепчет, накрывает женскую талию ладонью, чтобы притянуть ещё ближе. Алекса задыхается, когда следующие слова звучат у мочки уха. ― Милая, что же мне сделать с тобой в этом случае?

Женская ладонь коснулась брюк, где отчётливо ощущалась возбуждённая плоть. Хриплый выдох, схожий на стон обжог шею. Брюнетка не хочет подрывать доверие и готова делать всё, чтобы сблизиться с мужчиной.

― Не ослушаюсь. Так я могу касаться тебя тут? — с надеждой в голосе говорит.

— Можешь. — сажает дрожащее тело на себя. — Везде, где я дал коснуться.

Алекса накрывает ладонями мужскую грудь, вздыхает восхищенно, словно дорвалась до долгожданной сладости. Кожа на кисти пылает огнём и просит больше ласки. Немного поёрзав, она поймала ещё один тяжёлый выдох босса.

— Не наигралась ещё? — с улыбкой в голосе спрашивает, а девушка следит за розовыми губами и хочет попробовать их на вкус.

Смущаясь собственных мыслей Алекса, спряталась в изгибе локтя. Мягкий смех пробудил её маленько взглянуть на Мурмаера. Тот продолжал улыбаться.

— Ты, — неуверенно начинает и не видя возмущений по поводу неофициального обращения. — Говорил, что сделаешь это, если я попрошу в трезвом виде.

― Да? ― аккуратно заводит, свисающую прядь тёмных волос, за ухо.

Если той ночью желание можно было оправдать алкогольным опьянением, то сейчас всё происходит осознанно. Алекса глотает последние сомнения, раскрывая губы. По телу проходятся маленькие электрические разряды, когда мужчина касается к её губ большим пальцем, спасая нижнюю от покусывания.

Следуя за желанием смутить на столько же сколько смущена сама, девушка мягко дотрагивается влажным языком до подушечки. Мурмаер проникает пальцем в ротик, давит на язык. Откровенно и бесстыдно другой рукой хватается за тонкую шею, тянет к себе.

Алексе не страшно. Ей так хорошо никогда не было. Внутри всё скручивает сладким спазмом, а пальцы собирают ткань рубашки, сжимая. Она не может говорить, но хочет наконец получить поцелуй. Ощущает тяжесть на языке, не теряясь, лижет старательно. Никогда ещё не занималась чем-то столь пошлым и весь ещё сексуальный опыт основан на классическом сексе. Делает ли она правильно? Нравится ли мужчине? Девушка следит за его тяжелым взглядом, что прикованы к её рту. Надеется, что Мурмаеру также хорошо, как и ей.

Он мучительно медленно размазывает слюну по губам, тянет к себе, наконец заглядывает в глаза. Довольствуется состоянием брюнетки и накрывает своими губами, не отнимая пальца. Алекса подавленно стонет, получив желаемое. Пэйтон на вкус, как дорогой коньяк и она боится, что этот вкус станет её любимым.

Алые губы раскрыты навстречу мужчине, который обсасывает и едва ли нежно, кусает нижнюю. Под рукой прощупывается громко бьющее сердце брюнета, благодаря этому девушка действует более уверенно, ведь не одна она жутко волнуется. Пересаживается повыше, хочет убедится в том, что её хотят.

Скулит, когда шею давят сильнее, но всё равно делает, что задумала. Двигает тазом, проезжаясь по стоящему члену в брюках. Мужчина отрывается от её губ, между ними тянется ниточка слюны, что обрывается стоит Мурмаеру улыбнуться.

— Боишься темноты? — хриплый от возбуждения голос не сразу доходит до её сознания.

— Нет. — большая ладонь, обхватывающая шею, опускается ниже, разводя в сторону воротник шелковой рубашки, расстёгивает пуговицы одну за другой. Алекса хочет сделать то же с одеждой мужчины, но не знает можно ли.

— Хочу связать тебя. — уверенно говорит. — Но твои кисти. — поднимает указанную часть тела и вызывает одном касанием бурю смешанных чувств. Стон предательски вырывается сквозь сомкнутые губы стоит мужчине сильнее обычного сжать руку. — Такие чувствительные. Верёвка будет раздражать кожу. Не знаю, что с тобой делать.

Алекса не знает плохо это или хорошо и не понимает зачем её связывать. Она лишь вновь прижимается к притягательным губам. Пэйтон отвечает, незатейливо поглаживая эрогенную зону, заставляет скулить. Возбуждение, что нарастает, совсем отличается от испытанного Алексой с другими мужчинами. С ним её накрывает, почти болезненно и до дрожащих губ.

— Я думаю, — говорит в поцелуй. — Сможешь ли ты кончить только от ласки на кистях?

Язык проходится широким мазком по чувствительной коже, слизывая пульс. Брюнетка прижимается лбом к мужской груди, складываясь пополам. Низ живота приятно тянет и Алекса впервые ощущает себя нуждающейся.

― Тебе хорошо? ― шепчет у ушка, скидывая рубашку с женских плечей.

― Да. ― тяжело дышит, пытается взять себя в руки, но проваливается после очередного прикосновения чужих губ к кисти.

Мужчина прекращает на мгновение и слепо тянется к своему пиджаку, а после трепетно поднимает смущенное личико, за подбородок. Алекса отлепила заплаканные глаза.

― Я свяжу тебе глаза. ― предупреждает нежным голосом.

Брюнетка боязливо переводит взгляд на руку своего босса, что разматывает галстук с узла, смущаясь ерзает. Это волнующе.

― Ты же не станешь оставлять меня одну? ― негромко, дрожащим голосом звучит, когда материал подносят к лицу.

― Нет. Не бойся.

Алекса вдыхает мужской одеколон с галстука, что лишает её зрения, окутывает темнотой. Покрывается мурашками от шумного вздоха совсем рядом.

― Самой снимать нельзя. Если тебе некомфортно или страшно – скажи об этом. Я помогу. ― касается ново оголённой кожи, заводя волосы назад. ― Не буду связывать твои руки. Поэтому не хочу, чтобы ты пыталась тронуть меня. Не вынуждай.

Она слышит угрожающие нотки и думает, что лучше бы связал. Алекса не доверяет себе в таком состоянии. Чужой голос уже пьянит, лишая оставшегося рассудка, что же будет дальше? Сможет ли она контролировать себя?

― Повтори. ― девушка ощущает горячие пальцы на животе, что рисуют незатейливые восьмёрки, глотает воздух, когда он поднимается касаниями выше.

― Не снимать и не трогать, ― заикаясь произносит. ― Сказать, если станет страшно.

― Прелесть. Есть какие-то вопросы? — достигая кромки бюстгальтера, терпеливо ждёт ответа.

— Их много, — отвечает честно, неосознанно выгибаясь в пояснице на встречу к касаниям.

Алекса удивляется отзывчивости своего тела то, как её бросает в жар от нежных, но властных прикосновений, как хочется ласк, там где даже подумать стыдно. Пугает неизвестность того, что ждёт брюнетку дальше, но сейчас ей всё до умопомрачения нравится.

— Не могу ждать. Можешь задавать их в процессе? — обводит очертания груди, уделяя особое внимание затвердевшим соскам. Алекса шумно выдыхает.

— Как мне называть, — царапает нижнюю губу зубами. — тебя?

Мурмаер смеётся хрипло, и девушку впервые посещает мысль избавиться от повязки, она хочет видеть, как мужчина выглядит во время смеха. Сужает ли он глаза, видно ли его зубы? Появляются морщинки в уголках губ? Руки сжимаются в кулак от отчаяния, Алекса пугается, когда их накрывают мужские ладони и заводят брюнетке за спину.

— Пока не выкинешь это из своей головы будешь в таком положении. — в подтверждение своим словам он усиливает хватку. Грэг удивляется проницательности своего босса.

— Но, — стонет от неприятного трения в кистях. — Я бы не стала, Пэйтон.

Мужчина выказывает несогласие кусая зубами и больно оттягивая кожу на женской шее, а после в извинение зализывает следы. Алекса прерывисто дышит.

— Уже ловил тебя на вранье, милая. С чего бы мне верить лгунье? — напомнил он, язвительным голосом.

— Ты даже не спросил почему. — хмурится.

Девушке не хочет быть таковой для Мурмаера и ей неприятно от одной мысли, что тот может не доверять, считая её лгуньей. Потому слова вызывают обиду и огромное желание оправдать себя.

— Это не изменит того факта, что работающий на меня человек врёт мне. — не выдержал.

Алекса мигом лишается любых касаний и её руки свободны в движениях. Она слышит, как Мурмаер в привычной манере откидывается на спинку дивана.

— Я никогда не врала тебе, как твоя ассистентка. — твёрдо отрицает. — Если и недоговорила или соврала, то сделала это, как девушка, которой ты, — обрывает.

Когда это началось? После ночи в этом доме? Во время совместной работы? Может после балеток? Увидев его очаровательную сторону, когда он болен? Его попытки отказаться от сладкого кофе? Когда? Может, когда он испачкал её одежду в первый рабочий день? Кричал на неё?

С самого начала? Увидев высокого, хорошо сложенного, молодого мужчину за столом генерального директора огромной компании, она прониклась к нему не только восхищением, но и симпатией? Симпатией, после которой чувствуешь себя так хорошо. Желаешь получать больше внимания, комплиментов. Особого отношения к себе. Сколько раз Алекса горела внутри, когда Лили делилась тем, что ни к кому такого отношения, как к ней не было? Разве не каждый раз?

Осознание пришло так неожиданно, как снег на голову. Только снег холодный и не вызывает желания смеяться. Чувства к этому мужчине такие тёплые, родные, будто всегда были частью её, но всё это время она их просто не замечала. Картина начала обретать краски и всё остальные эмоции, которые брали над ней вверх до этого, просто погасли на фоне.

— Которой я? — напоминает мужчина, в обрез своему поведению, всё равно мягко гладит колено Алексы.

— Которой ты. — растерянно соглашается.

Мурмаер фыркает, притягивая летающую в облаках девушку за шею к себе. Целует сначала нижнюю, затем верхнюю губу. Влажным языком проходится между, под удивлённый писк, обводит контур женского языка своим. Алекса не знает куда деть руки, себя и своё возбуждение, потому что ей нужно признаться. Она хочет сделать это сейчас.

— Которой, — едва договаривает. — ты нравишься.

Пэйтон выдыхает через нос, медленно отстраняется. Сердце девушки рвётся выпрыгнуть из груди в ожидании реакции. Алекса старается прислушаться, чтобы понять какие эмоции испытывает мужчина, но ничего не слышит.

Неожиданно с глаз пропадает повязка, она моргает несколько раз, чтобы глаза привыкли ночному свету.

— Если ты ещё не поняла я скажу прямо: я ненавижу прикосновения. — холодным тоном заявил.

Алекса наконец видит карие глаза, видит, какие иглы они сейчас пускают и какое отчаяние прячется на дне.

— Поняла.

— Видимо недостаточно. — тут же отрезает. — Меня отталкивают, пугают и злят касания. Тебе объяснить, что это значит? — повышает голос.

Он уже неоднократно кричал на девушку, но ещё никогда она не была так рядом, никогда не сидела на его бёдрах и никогда не осознавала, что это человек, которой ей нравится.

— Я объясню. Это значит никаких касаний. — выделяет каждое слово паузой. — Никаких блядских касаний. Ни объятий, ни нормального секса. Никакого сна вместе. Ты понимаешь теперь? — сжимает ладони.

Алекса чувствует, как её челюсть дрожит. Очередной раз больно ударившись об реальность она старается сохранять невозмутимый взгляд.

— Но, — кусает губу. — то, что было сейчас, мне понравилось и, — глотает, стараясь избегать карих глаз.

— То, что было сейчас было очень много. Я столько никогда никому не разрешал. — перебивая, берёт девушку под бёдра, чтобы отсадить.

— Много? — со сломанным голосом шепчет, когда материал дивана касается её кожи, он кажется таким холодным и неудобным.

Пэйтон опирается о колени локтями и тяжело опускает голову.

— А как бывает с остальными? Когда ты не разрешаешь много? — всё ещё негромко говорит, сама не зная зачем. Но ей хочется знать.

— Ты спрашиваешь меня как я занимаюсь сексом? — хмыкает, встречаясь с ней взглядом. — Я связываю девушку. Связываю её руки за спиной, связываю глаза, связываю ноги. — голос был резким, девушка непроизвольно сжималась каждым предложением. — Трахаю раком. В одежде.

— И им нравилось? — обнимает себя, покрываясь мурашками от холода.

Мужчина не сводит глаз с неё, словно пытается залезть в голову. Затем встаёт, пугая этим Алексу. Он поднимает с пола женскую рубашку, бросает к ней на диван. Устало выдыхая, накидывает на её плечи свой пиджак.

— Я не интересовался.

Может девушка слишком самонадеянна, но ей кажется, что ему самому это не нравится. Озвучивать свои мысли она конечно же не стала. Лишь наблюдает за тем, как Пэйтон продолжал бессмысленно шагать по комнате. Видимо думал над чем-то.

— Разве так бывает в отношениях?

— Не знаю, как бывает в отношениях. Ни разу там не был. — язвит. — Отвезу тебя домой. — следом, серьезней звучит.

Алекса злиться, что он сам всё обдумывает, сам принимает решения и сам переживает. Хотя это её чувства, а если эти чувства проблема для него, то она готова взять ответственность.

— Я останусь. И мы поговорим нормально. — голосом не требующих возражений говорит. — Прекрати ходить туда-сюда, Пэйтон. Голова кружится.

— Мистер Мурмаер. — с таким же тоном отвечает, но ходить перестаёт.

— Пэйтон. Рабочее время закончилось четыре часа назад. Мы могли бы поужинать, как друзья. — напоминает мужчине его же слова.

— Тогда ты не сидела в моем пиджаке на голое тело и с моими засосами на теле. — тычет в неё пальцем, вновь выходя из себя.

— И что? — встаёт с дивана, направляясь на Мурмаера, у которого от злости вены на шее вздулись. — Я не понимаю в чём твоя проблема!

— Да в том, что ты мне тоже нравишься! — заорал, раскинув руки.

— Что? — хмурится в недоумении.

— Да в том, что ты мне тоже нравишься. — повторяет не громко.

Глаза бегают по мужскому лицу и ищут там хотя бы намёка на ложь. Но на нём, как на зло лишь красота и отчаяние. Ему больно и Алекса не знает, что делать. Она ощущает после этих слов небольшую лёгкость, возможно, это чувство зовут надеждой.

— Почему это проблема?

— Потому что я не смогу быть с тобой. — накрывает лицо ладонями, после громко несколько раз выдыхает.

— Расскажи мне. — притрагивается к мужским рукам. — Почему касания так противны тебе? Когда это началось? В интернете не так много об этом, но я прочла всё, что нашла. — не настойчиво обхватывает пальцы.

— Ты искала? — неожиданно тихо произносит. Алекса удивляется тому насколько мужчина сейчас открыт и искренен. Кивает в ответ. — Зачем?

— Чтобы правильно себя вести с тобой. Чтобы иметь представление с чем ты сталкиваешься. — перечисляет, спуская чужие горячие ладони к себе на талию, видит, как дёрнулся кадык. — Так нормально? Ты даёшь мне много?

Пэйтон отрицательно машет головой, впивается пальцами в нежную кожу. Девушка задерживает дыхание на секунду, поднимается тонкими ладошками выше, обхватывает широкие кисти.

— Много?

— Нет. — в его голосе был оттенок едва скрываемого нетерпения.

Алекса поглаживающими действиями продвигается к локтям, получая собственное удовольствие от жилистых рук, которые всё сложнее обвить пальцами.

— Теперь? — выдыхает, бросая взгляд из-под ресниц.

— Нет.

Разведя в стороны пальцы, водит по бицепсу, медленно приближается к плечам. Пэйтон усиливает хватку на талии, что не остаётся незаметным для девушки.

— Мне остановится? — в полголоса спросила она. Мужчина напряженно выдохнул, закрывая глаза.

— Нет.

— Тебе больно? Что ты чувствуешь? — останавливается, когда видит, как тот болезненно хмурится, сжимая челюсть. — Пэйтон? — взволнованно зовёт.

— Не больно. — хрипит, севшим голосом. — Мне страшно.

— Почему?

— Продолжай. — уверенно.

Алекса пугливо глотает, следует указаниям, накрывает широкие плечи ладонями. Сужает глаза, когда ощущает пальцами инородную неровность. Не замечает изменений в лице мужчины, идёт на поводу любопытству, заводит руки за затылок. Мурашки пробегаются по телу табуном.

Она не может ощупать гладкость, что чувствовала всё это время. Алекса пугается, резко отстраняясь. Руки дрожат. В голову приходят страшные мысли, страшные предположения того, как это оказалось на мужском теле. Всё это время она не предполагала, насколько серьезной может быть причина отторжения от прикосновений. Неосознанно Алекса обесценивала это. Ей казалось, что это незначительная часть, с которой можно справиться. Нечто моральное, неосязаемое.

С тремором она старается застегнуть пиджак, с первого раза не попадая в петлю, злится. Может она слабая, может легкомысленная, но ею одолевает животный страх и единственное спасение Алекса видит в том, чтобы уйти.

И только, когда она нетерпеливо, резко жмёт кнопку лифта брюнетку посещают мысли о Пэйтоне. Железные двери открываются, пища, сообщает, что приехал. Алекса отвлекается лишь на секунду. И этого хватает.