Лекарство

День 1

Звон в ушах расплывается по всему телу. Шумовая волна так виснет в воздухе. Невероятных децибелов гул, словно огромный железный крейсер, пал на землю подобно поверженному зверю. Дышать невыносимо, будто кислород заменили монтажной пеной. Втягиваю воздух, а получается пыль, тяжелая, густая, вековая. Некоторое время с трудом понимаю, выжила я или нет. Подавляю приступ дурноты и замечаю, что лежу на чем-то мягком. На землю не похоже. Куда я могла попасть в этой дымке? Последнее, что помню, как стражи держали врата, как Лим протягивал мне руку, или это была Марена? В просветах проглядывается куртка и размытое лицо, бледное, вытянутое, как наконечник серебряной стрелы. Нет! Только не ты! Качусь в сторону настолько далеко, насколько позволяет ноющее тело. Блэквуд. От мысли, что я лежала на нем, на меня накатывает отвращение. С трудом поднимаюсь на ноги. В горле першит от осевшей на стенках земли. И откуда только на Другой стороне столько персти? Хотя нам еще повезло. Учитывая размер врат, чудо, что земля не разошлась у нас под ногами. Вдруг понимаю, что это не дымка из-за закрытия ворот. Пыль и есть воздух. Она везде. Въедается в глаза, забивает нос, липнет к стенкам легких тягучими, тяжелыми сгустками. Под ногами, в воздухе, в небе. Я словно нахожусь внутри выгоревшего спичечного коробка, от которого не осталось ничего, кроме истлевшего контура, блеклого напоминания о том, что здесь когда-то была жизнь. Ни травинки, ни куста, ни единого дерева. Даже земля под ногами на вид, как кучка древесной золы. Боже, куда мы попали?

– Что здесь было?

– Война.

Ответ Блэквуда приходится кстати, и, хоть спрашивала я не его, услышать живой голос в этом гиблом месте – настоящее спасение. Даже, если он похож на звук оседающих надгробных камней. Где-то возле уха проносится рокочущий баритон Лима:

– Ничего себе удар. Повезло, что нас не снесло воздушной волной, – он хватает меня за плечо. – Ты как?

– Жива.

Его на удивление бодрый настрой воодушевляет. Лицо замызганное, щеки в пятнах грязи, на левой скуле алеет кривой порез. Ну и вид, хотя не уверена, что выгляжу лучше.

– Рано радоваться, – отзывается Марена. – Самое интересное еще впереди.

Марена, в отличие от брата, выглядит свежее. Ни царапины. Что это: везение или она просто сражается лучше Лима?

– Молчать. Забыли, где находитесь?

Блэквуд выныривает из пылевого облака. Так естественно, будто все время только и делал, что бродил по сумраку.

– Мы за стеной. Что дальше? Можем передохнуть?

– Только добравшись до безопасного места.

– Чем здесь плохо?

– Возле стены оставаться рискованно, – вмешивается Марена, – здесь мы как на раскрытой ладони. Ни деревьев, ни укрытия.

Блэквуд бросает на нее такой взгляд, от которого даже на самом крепком камне пошла бы трещина. Мне даже становится ее жаль.

– Курс до ближайшего леса. Двигаться быстро, вещи не оставлять, время на отдых минимальное. Все ясно?

– Да, сир, – Марена подхватывает рюкзак и тотчас следует за ним. Подмигнув мне, Лим медленно, перекатываясь с ноги на ногу будто на них застывает бетон, бредет за ней. Похоже, сегодня будет долгий вечер.

Передвигаться по пылевому облаку не так сложно, если не учитывать, что мы не видим ничего дальше двух метров. Первое время нос приходится накрывать шарфом. Дальше дышать становится проще, не считая одышки и едкого привкуса серы во рту. Такой же странный запах витает и в воздухе. Стараюсь не терять спину Лима из виду. Так тихо. Только пыль шуршит под ногами. От этого ощущение зловещей неизвестности лишь усиливается. Вдруг покрывало тишины прорезает треск, будто ветка лопается под ногами. Убираю ногу. Кажется, там что-то есть. Что-то круглое и коричневое. Разрываю носком пыльную кучу. Что это? Камень? Не похоже. Да и с чего камню трещать. Это же... череп! Рядом еще один и еще. Да их здесь целая уйма! Море иссохших костей, поле истлевших останков. Ужас накатывает так резко, что отдается удушьем в груди. Не хочу знать, даже думать об этом. Бегу вслед за остальными и вскоре равняюсь с Лимом. Пытаюсь восстановить дыхание, но это удается с трудом. Для дыхания нужен кислород, а здесь его меньше, чем на дне океана. Под ногой то и дело раздается хруст, от которого все внутри переворачивается. Будто это мои кости трещат, а не усопших. Просто не думай об этом. Забудь. Постарайся переключить внимание.

– Как началась война между сиринити и моровами?

Лим раздается кашлем. Даже сквозь смог вижу, как напрягаются его скулы.

– Я думал, Старейшина посвятил тебя в детали.

– Кристиан рассказал о восстании, но не все.

Он удивленно оборачивается. Не привык слышать имя Старейшины, да еще и с таким непринужденным тоном.

– Пожалуйста, я должна знать.

– Ну ладно, – он прочищает горло и неспешно начинает. – Ты знаешь, кто такие сангвинары?

– Это вы.

– Да, но не только. Раньше не было разделения на сиринити и моровов. Все больные сангморой входили в единую касту сангвинаров. Но все изменилось после открытия удивительной особенности вливания человеческой крови, которая не только лечит, но и омолаживает. Инъекция продлевает жизнь больному до получения следующей порции.

– То есть вы совсем не стареете?

– Стареем, конечно, но гораздо медленнее, чем люди.

Вот что имел в виду Кристиан, когда говорил о вечной жизни. Это многое объясняет.

– Узнав об этом, сангвинары разделились на две стороны: тех, кто посчитал бессмертие божественным даром, и тех, кто старался сохранить баланс нами между людьми.

– Сиринити.

Лим кивает.

– Несмотря на старания Старейшин, две стороны не смогли достичь согласия и...

– После этого начали воевать?

– Нет, они начали воевать после того, как моровы принялись массово истреблять человечество.

Переступаю через обугленную кучу костей. Не думай об этом, думай о рассказе.

– Нужды моровов росли с каждым днем. Крови, предоставляемой Старейшинами, было недостаточно, поэтому они начали собственную добычу.

Добыча крови... звучит ужасающе.

– Сначала единичные жертвы, затем десятки, а после – тысячи. Моровы становились все кровожаднее, все сильнее. Только после того, как в ход пошли целые поселения, сиринити поняли, что все потеряно. Они нашли только один выход...

– Построить черт-знает-сколько-метровую стену, изолирующую моровов от внешнего мира?

– Именно. Остальное ты знаешь.

Я задумываюсь. Почему сиринити пришли к такому решению? Они сказали, что эвакуировали людей за стену, чтобы не оставить моровам шансов, но все же кто-то мог остаться, ведь невозможно переправить всех. К тому же лекарство. Почему они не забрали его до того, как закрыли ворота? Это как-то нелогично.

– Я только одного не понимаю.

– Чего?

– Если лекарство могло помочь сиринити победить в схватке с врагом, почему они оставили его за стеной?

– Все просто, они о нем не знали. О его существовании стало известно после начала войны.

– Почему тогда сиринити не забрали его перед тем, как запереть врата?

– У них не было выбора, – вмешивается Марена. – Моровы устроили облаву. Нужно было действовать, несмотря на то, что не все успели перебраться за стену.

– Что? – чуть не спотыкаюсь о камень. – То есть, вы закрыли проход, когда на Другой стороне еще оставались стражи? Как так?

– Звучит ужасно, но выхода не было, – она опускает голову. – Не отрежь тогда сиринити единственный путь, твари могли проникнуть в мир людей, и в таком случае всему бы настал конец.

– Но часть стражей осталась за стеной!

– Победа невозможна без жертв.

Марена вцепляется в локоть Лима и тащит его за собой. Это странно. В их рассказе много пробелов, и никто не может их заполнить. Или не хочет. Замечаю, что дымка постепенно рассеивается. Мы подходим к началу леса. Спустя какое-то время над головой вырастают ели, такие громадные, что их верхушки теряются в небе. Почти с пятиэтажное здание! Наверное, им не одна сотня лет.

– Почему не остановиться на ночлег здесь?

Не успевает Лим мне ответить, как его перебивает резкий голос Марены.

– Это не нам решать. У нас есть коннетабль, забыла?

Забудешь тут, когда он погружает все на ближайшие два километра в пучину черного террора. Хоть мы и двигаемся на изрядном расстоянии друг от друга, не могу не заметить, как Блэквуд на меня поглядывает через плечо. Будто само мое присутствие его раздражает.

– Он со всеми так любезен?

– Не бери в голову, – отмахивается Лим. – Коннетабль никого не почитает, особенно Блумов.

– В каком смысле?

– Я... не это... не должен ...

– Лим, – Марена вырастает за его плечом, – гормад барум доонта ймаде иласио?

Тот вмиг стихает и виновато опускает голову. Ловлю на себе ее растерянный взгляд и понимаю, что это не просто злость. Она боится. Но чего? О чем таком важном чуть не проболтался Лим? И что имел в виду, говоря об особом отношении? Ведь я единственный Блум в семье. Разве нет?

– Живо, мы и так отстали, – толчок в шею и Лим отскакивает вперед, а вместе с ним и моя возможность узнать правду. На мой вопрос насчет того, что это за язык, Марена лишь отмахивается, кивая в сторону, как бы намекая, что сейчас не время и не место. Или же она имела в виду идущего впереди Блэквуда, фигура которого омрачает все вокруг, будто бы высасывая из природы остатки жизни. Она слишком боится. Из нее я вряд ли выжму хоть каплю информации. Придется выждать подходящий момент. В любом случае я должна узнать правду обо всем, во что меня втянули.

Бросаю взгляд на стену перед тем, как ее загораживают ели. Точь-точь горный массив. Невооруженным взглядом со стороны увидеть разницу просто невозможно. Неудивительно, что о существовании границы никто не знает. Должно быть, люди попросту приняли ее за естественное продолжение скал, кремнистое предплечье Блу-Маунтиз, хранящее многовековые секреты. Секреты, которые я должна раскрыть.