Пит и Вегас

Пишу (очень медленно) фанфик. Делю его на части. Если интересно, можете ознакомиться.

Дописывать его буду, но не сейчас (эта часть готова, для остального ещё нужно время). И так как есть читатели, которые ждут окончание спешлов, надо их заканчивать.

Ставлю его здесь, так как события аккурат после 3 спешла.

Вегас... Я думаю (вижу, воспринимаю его), что он у нас сложный и глубокий, одиночка-философ... эксцентричная и эстетическая личность... Пыталась именно так и показать его. Вегасовские дважды два сопоставлять, так всегда получаешь 3.14... (понимаете о чем я?! 😏)

Я не проф.психолог, без дипломов, возможно я и неправильно раскрываю их личности и взаимодействие этих личностей в отношениях... Но вышло, что вышло.

Некоторая визуализация помечена*, картинки в конце фика. Тату Пита на груди. Кровать в палате расположена как в лакорне. Так как в 3 спешле упоминается сломанная рука Вегаса, то она будет правая, я ориентируюсь на актёра, что играл Вегаса, а он левша, значит основная рабочая рука будет левой 😏

В моих текстах они более взрослые (честно, не люблю те цифры возраста, что прописаны в новелле. Потому что для этой любви нужна зрелость)))

Спасибо всем читателям, кто оставил слова поддержки/ лайки к предыдущему спешлу!

Просьба: текст никуда не выносить и не копировать (это касается не только фика). Спасибо.

****************************************************************************************************************************************************************************

Вегас

Я резко проснулся. Кажется, мне снился какой-то отстойный, невразумительный сон, проще говоря - кошмар. Гул учащенного сердцебиения отдавался в висках, да так, что даже закружилась голова, я покрылся испариной; едва приоткрыв глаза, я так и не вышел из темноты. Не могу понять, где нахожусь, ничего не могу разглядеть в этой кромешной тьме... и еще эта звенящая тишина - полощет мне нервы. Мне страшно... И дело даже не в том, что в этом месте, где я нахожусь, не горит свет, а в том, что я - без него...! Без него моя душа пустеет и снова проваливается в черноту...

Я думал, что всё образумилось, что всё пойдёт вверх, наладится сразу же, что я смогу щелчком пальцев отключить все свои тревоги и невменяемые страхи, уничтожающие мысли. Он единственный, кто держит меня на поверхности стабильного состояния! Это его заслуга, что я здесь, сейчас, это он вытянул меня из комы... Если бы не он, тогда я бы безбожно сожалел о том, что вышел из этого... почему бы не назвать это, благодатным коматозом?

Какой был бы смысл в моем пробуждении, если бы я не увидел его рядом с собой? Если бы это вдруг стало реальностью, тогда я бы предпочел сдохнуть! И зная себя, я нашел бы любой предлог сделать это... Даже Макао не удержал бы меня в этом безнадежно-паршивом мире, который для меня ярко скрашивает только мой Пит. Он его наполняет всем тем, чего я был лишен, всем тем, чего невозможно вообразить даже в... иллюзиях. Я ненавидел мечтать, представлять, надеяться, а с появлением Пита, это оказалось даже не так гнусно и опасно, я тоже способен на такое...

Помимо этого, Пит с легкостью преодолевает все мои причуды, подстраивается под мои прихоти, и при этом не подавляет ни меня, ни себя. Всё как-будто происходит само собой, особенно - я уже и сам заметил - процесс обуздания меня... Это все идёт так, как и должно быть, а я и не сопротивляюсь. Искренность, забота, жизнелюбие, внимание и добродушие... разве этому можно сопротивляться, разве от этого можно уклоняться, или уставать, когда я и так всю жизнь блуждал в пустой мгле, без права на ощущения и чувства, без права на радость, на любовь... на другого, достойного, человека?!

Я глупый наверное? По всей видимости, всё, что твориться у меня внутри, всё, что теснит сердце, переполняя меня сентиментальностью, оптимизмом, надеждой... да попросту счастьем, это и есть та любовь, о которой говорят в философских трактатах?!

Я - эгоистичный, а с Питом я понял, что еще и беспросветный собственник, ревнивый подонок, убежденный в единоличных правах на его очарование, забавность, ранимость, готовность... Мое аморальное и безжалостное внутреннее я уверено, что Пит должен принадлежать исключительно мне одному. Конечно, не без этого, здравомыслие подсказывает мне, что я не заслуживаю Пита, но, а с другой стороны, эта безмятежность, деликатность, благожелательность, внимательность и теплота, всё, чем заполнена его душа и разум, всё это, дает мне энергию жить! Любить... Любить не только Пита, но и себя...! И в таком случае, как я смогу делить Пита с кем-то еще?

Вот как этот - невесть откуда взявшийся - орущий, противный комок мышц, розовый и мелкий, какое там Пит ему имя присвоил... Венис...? Да, что-то типа того! Что, если Пит добьется своего - впрочем он уже добился моего согласия на усыновление - и я смогу полюбить и этого непредвиденного сосунка? Ну, уж нет... Никогда! Мое сердце заполнено Питом и частично Макао. С меня будет довольно и этих двоих...

Обходительность, жизнерадостность, необузданная вера в хорошее, во всемогущество проведения... да он готов весь мир обнять и облагородить! Никакого мира! Пит только мой! И довольно с этим! Ничто не заставит меня сейчас упустить Пита! Я не откажусь от него, его сердца и души по собственной воле, любыми ухищрениями буду держать его рядом с собой... Да и к тому же, он меня любит, правильно...? Значит это должно быть довольно-таки проще, чем я нагородил у себя в голове.

Я живу им, я дышу им... Для меня он единственный, неповторимый, дарованный, для меня он всё... И я не желаю, чтобы моя любовь, возникшая впервые, любовь, которой удалось безоговорочно покорить мое сердце, усмирить мою душевную боль, заполнив пустоту, превратилась в ревностные терзания, убивающую рутинную скуку и навязанные против моей воли обязательства. Может мои желания на данный момент и претенциозны, корыстные, но я всего лишь хочу нежиться, временами тая или сгорая, в лучах своего солнца. Хочу воспарять на крыльях счастья и не милосердствовать направо и налево. Хочу сосредоточиться только на себе и Пите... в отличие от него самого...

Если быть честным до конца, меня тревожит эта вся ситуация, и в первую очередь поведение самого Пита. Что за неразбериха, возникшая с этим нежелательным мальцом, в котором, как я могу судить, Пит души не чает? Что это за симпатия и нежные родительские чувства, проявившиеся так спонтанно? Добросовестность и заботливость Пита выходят за все рамки понимания, этот факт ни на что не натянуть... Он уделяет ему больше времени чем мне... Почему он его идеализирует и ставит на первое место...? Что насчет меня, Пит, как будем решать этот вопрос?

...Как же мне уже хочется трахнуть его, заняться с ним чувственным, и грубым, и сладострастным сексом... Я изнываю от вожделения, жажду поиметь его, довести до умопомрачения своими действиями и словами, я и впрямь чувствую жизненную необходимость вытянуть из него его сексуальность, эту непосредственность, необузданность, которой в нем заложено сполна. Я так давно не испытывал его наслаждения, не ощущал его раскованности в сексе, не наблюдал и не восторгался этим неуправляемым, похотливым Питом... Хочу его любить! Хочу его!.. Вот только еще одна небольшая такая загвоздка - эти доктора... Они убеждены, что мне противопоказана чрезмерная физическая нагрузка, настаивают на моем отдыхе и покое... Однако же, я больной на голову, или чем я тут болею? За месяц можно было бы уже и оклематься окончательно, да и к тому же, для секса ума слишком много и не надо, а сил у меня хватает... Но дело в том, что Пит, моя радость, их слушается и, прикрываясь своим беспокойством обо мне, бегает как ошпаренный от моих намеков и поползновений к его телу. Даже не ложится со мной рядом пока я бодрствую, только посреди ночи, когда я внезапно или неприятно просыпаюсь, и не могу собраться в кучу, ощущая сонливость и слабость, или приступ волнения и ужаса, тогда я чувствую его рядом, его рука или щека всегда у меня на сердце или плече, колено всегда касается моего бедра, или мои ребра его живота... Мне безумно нравится это его невербальное проявление любви ко мне. Сон Пита такой чуткий, когда бы я не проснулся, он также просыпается - не уверен с чем связана этакая наша необычная слаженность - и шёпотом начинает либо успокаивать, либо ублажать меня: воды, или укрыть, или лекарство, что-то болит, что тебе нужно, мой психованный? Да, да, он заботливый и добрый... мой мальчик... Несомненно он меня тоже хочет, но не уступает мне, а если я перегибаю палку, Пит всегда находит способы осадить мои развратные порывы. Меня уже всё подзаебало, сколько будет продолжаться этот гребаный период воздержания, причем обоюдного? Да и сексом мы не занимались более двух месяцев, а зная Пита, я уверен, что он изголодался по моей сексуальной энергетике, тем более я уже успел понаблюдать и ощутить на себе его реакции, как его тело с готовностью предает его, но также я знаю, что, скорей всего, он никогда напрямую не признается, что желает меня...

Сначала я даже не верил своим глазам, как он мило, и в то же время агрессивно проявляет свое влечение ко мне, да и вообще обнажает его передо мной... Я не ожидал от Пита ничего подобного, словно проснулся в другой реальности: когда он схватил меня за гортань, я опешил, но мой член дернулся под этим больничным халатом, охватывая естество искрами томления, зарождающимся возбуждением. Пиздец, мне так понравилось, пусть и на миг, но быть подчиненным, безвольным, не имеющим право голоса. Понравилось, наверное, впервые за всё время, я и не думал, что со мной может такое случиться когда-нибудь... Но этот необыкновенный контраст дикости с его нежностью и бесхитростной наивностью околдовал меня, и я более не нуждался ни в физическом контакте, ни в телесном трении, каких-то торопливых фрикциях - у нас еще будет на это время, и он обязательно получит свое, но в тот момент, мне, всегда избегавшему нежностей, захотелось сладости, хотелось этих всех приторно-романтических тонкостей, каких-то ласковых, волнующих сердце слов, я хотел обмениваться простыми прикосновениями, а-ля поцелуи в лоб или в мягкие щечки с изысканными ямочками...

Не успел я очухаться от этой невразумительной комы - вроде Пит сказал, что это он виноват во всем, и слезно просил прощения у меня на груди... Ох, мой Пит... и даже здесь он влияет на мою жизнь... Что это за судьба у меня... благосклонная такая? Я в охуенном восторге...! Так вот, не успел я очухаться, как он уже вылил на меня с излишком свою экспрессивность, эту свою непокорность, что я люблю, наверное, больше всего в его характере. Меня невероятно разволновала трепетная эмоциональность Пита, его переживания и наставления, его мысли, такие глубокие, такие правильные, дельные... Я невыразимо скучал по своему уникальному Питу! Эти его жизненные убеждения, и поступки, такие взвешенные, такие взрослые... и в то же время его хрупкость, его беззащитность, его мальчишеская наивность - просто необъяснимы. Как это всё может сочетаться в одном человеке?

Порой, рядом с Питом, я чувствую себя бестолковым ребенком, который капризничает и упрямится по любому поводу, и уже не знает чем еще переключить на себя внимание, который, стараясь быть особенным, единственно любимым и важным, ведет себя неимоверно глупо, так мелочно, а в иной раз - обиженно и отстраненно. А, что если моя надменность или заносчивость проявляются из-за того, что меня будоражит жизненная стойкость Пита, его непреклонная стабильность в отношении моего темперамента, и подсознательно мне хочется ловить этот кайф как можно чаще?! Но меньше всего, рядом с Питом, мне хотелось бы давать волю своей враждебности, поддаваться давлению внутренних демонов.

Впрочем, он знает, как меня остудить, как меня убедить, он знает, как меня удовлетворить в любой ситуации, даже соблазнить, как склонить к тому, чего ОН хочет... Уму непостижимо, но он уже знает как себя вести со мной. Даже более того замечу, это его инстинкт что ли, это всё будто бы заложено в нем, течет в кровеносных сосудах, и это не противоречит личности самого Пита. Не осознавая того, Пит вьет из меня веревки! Ибо как объяснить, что я прислушивался даже к его восторженному тарахтению по поводу этого... - ээээ, ну ладно, так уж и быть - ребенка, а как я внимал этим его далекоидущим планам, позволял бесконечным уговорам, и нападкам из-за несогласия усыновлять сына моего отца проходить через меня, невольно увлекать за собой, и вновь я испытывал неясные чувства. Вот и спрашивается, зачем навязывать мне всяких посторонних...? Зачем нам третий... разве он не будет лишним? Но Пит... этот тактичный, и в то же время своеобразный, хитросплетенный Пит, он делает всё осторожно, так продумано и мягко, стараясь не задеть мои чувства... Вынужден признать - он мной манипулирует, правда, бывает я делаю вид, что не замечаю его очередной уловки, что всё идет как надо, как он запланировал и хочет, но дело в том, что я путаюсь в них, блуждаю, и в конце концов сам себя не понимаю... Иногда я действительно пугаюсь того, что он мне говорит и предлагает, а иногда, в такие моменты его непосредственности, я ничего не могу поделать с собой - потому что я ее просто обожаю! - и в душе я готов на всё, если только он будет со мной, если только с его помощью, то мы всё преодолеем, мы всё сможем... Его простота, и в тоже время неповторимая многогранность влюбляют меня в Пита всё больше и больше.

Вот можно разве осмыслить, каким образом он выражает свои чувства ко мне? Я до одури кайфую, когда слышу как он меня называет. В такие мгновения огненные мурашки вонзаются не только мне в кожу, но и без спроса, нахально заполняют все изнутри, даже сердце ноет, когда я слышу оригинальные прозвища в мою сторону, и не важно с каким настроением он их произносит.

Только Пит виноват в моей невольной улыбке, только он мог выдумать такие слова. Но, блядь, это так всё тонко подмечено, он не перестает меня удивлять! Он меня подсадил на необычность, на спонтанность, непредсказуемость. Я уже подсознательно, не отдавая в том отчет, жду, когда он назовет меня то ли психованным, то ли непостижимым, а может таинственным или бесподобным, и нетерпеливо жажду знать, что последует дальше... И я плыву, мне остается только закрывать глаза и тонуть, наслаждаясь, в этих волнах непредсказуемости... Я сознательно ищу этого удовлетворения от его слов, даже когда он меня ругает или нелицеприятно обзывает, на что я и впрямь заслуживаю. Случаются моменты, когда я специально провоцирую Пита: посмеиваюсь над ним или делаю вид, что тупоголовый, чтобы снова его ротик промолвил эти комплименты в мою сторону. Но мне это до одури нравится, меня это заводит, меня это будоражит, ободряет и оживляет, и нисколько не обижает...

Я кайфую от пожара, что он во мне разжигает, просто являясь собой. Смешно, но вся моя необузданная вульгарность или грубость, злость вместе с идиотским ребячеством превращаются в нежность к Питу, в обожание, просто потому, что он ведет себя естественно, но так необычно, и в этом его очарование, в этом его сила... Пит может сказать или сделать такое, от чего у меня подкашиваются ноги, от того что обессиливающая истома заполняет мне низ живота, а случается, что мое сердце наполняется страхом, а следом - радостью, и наоборот. Бывает, я то впадаю в ступор, то опасаюсь Пита, злюсь или стремлюсь беспричинно задушить его в объятиях... Я бесконечно люблю все эмоции, что он мне отдает, эмоции, которые он из меня вытягивает. Мне нравится, что только рядом с Питом я раскрылся по-новому, в первую очередь - сам для себя. Мне хочется, чтобы это длилось как можно дольше, чтобы он вдруг не разочаровался во мне, не разлюбил. Я безумно люблю всё, что он делает для меня! Я люблю его! Я благодарен ему! Давно не признавался ему в этом... два месяца и шесть дней*... а он всё возится с этим засранцем! Ничего, Пит, готовься, Вегас уже очухался, и скоро ты будешь возиться на мне...

*месяц в разлуке, месяц - кома, шесть дней после комы в больнице.

Слышу скрип двери, и копошение в соседней комнате, приглушенный голос Пита нарушает одинокую тишину моей палаты:

- Блядь, темнота какая! Если психованный не спит, он меня сейчас на месте и прибьет...

- Ты чертовски прав, Пит! Где тебя носит, и где ты есть! - громыхаю, пусть рассказывает, почему оставил меня наедине с самим собой.

В комнате загорелся слабый свет и на меня уставились два лихорадочно горящих глаза, он перебирал в беспокойных ладонях веревочки каких-то пакетов.

- Не хочешь объясниться? - щурюсь от злости на него. - Почему ты не придерживаешься своих обещаний? А если бы я здесь окочурился, пока ты мотаешься непонятно где и... трусишься с этим мальцом! Я же, Пит, предупреждал тебя, - глухой угрожающий голос, - пока я не поправлюсь, пусть заботятся о нем медсестры, а ты...

- Приииветтт... - он вообще слушал меня? Сомневаюсь. - Да, да, Вегас, я знаю... я принадлежу тебе, - отмахнулся Пит, совсем не испугавшись моего грозного вида, может я уже теряю сноровку, - и знаю, что я должен круглыми сутками быть с тобой, - уже мило мне улыбается.

- Именно, какой ты проницательный! - сука, бешусь сам от себя, но ничего не могу поделать, моя ревность рвется наружу, во всей готовности растоптать Пита.

- Вегас! Я не могу разорваться, растроиться на всех вас... Чтобы каждому угодить, у меня просто-напросто не хватит моральных сил... Тем более у меня были дела, - подходит ко мне, ложит ладонь на голову, как не на мужчину, а на малолетнего проказника, - в том числе и те, что в твоих интересах. В наших...

Мало слушаю, а вместо этого обхватываю его поясницу рукой, льну к нему, прикрыв глаза, потому что стремлюсь к единению, к родному запаху, хочу ощутить тепло любящих губ. Я опешил, вместо страстного поцелуя двух любовников, я получил кроткий, отцовский поцелуй в лоб. Блядь, меня вся эта ситуация не устраивает, она меня выводит из себя, и если я дойду до точки кипения, всем будет места мало...

Он проворно выбирается из моей ловушки рук и, подобрав свои пакеты с кровати, идет в другую комнату:

- Вегас! У меня для тебя сюрприз, - остановился на пороге и помотал пакетами в воздухе, не оборачиваясь.

- Пит! Даже если у тебя были дела, почему так поздно! - я уже знаю, что он мне ответит.

- Я заходил к Венису... нужно было договориться с медсестрой, кое о чем. Мне пришлось задержаться немного... и укачать его. Он почему-то был беспокойный сегодня весь день, и плохо кушал... - я уныло вздохнул и закатил глаза, слушая доносящиеся из соседней комнаты встревоженные речи о мальце.

Кажется, я никогда не смогу привыкнуть не то что к детям, пеленкам, - или что там им надо подсовывать под задницу, подгузники? - а вообще просто к разговорам об этом, в частности о сыне моего отца. Иной раз, Пит уговаривал меня пойти с ним в отделение терапии, но за эти все дни, как мы - или он? да, конечно, правильнее сказать мы - решили усыновить... блядь, ну нет, приютить этого брошенного сосунка, я так и ни разу не соблазнился на эти предложения, пусть Пит и задабривал меня всякими нежностями и обещаниями. Вот еще одна двойственность Пита, как удовлетворить меня в постели - категорически нет, а как уговорить пойти к мелкому - любые эротическо-бесстыдные ласки, всегда пожалуйста. Конечно я немного утрирую, потому что он всегда останавливался на грани будоражущей опасности... Но, затем Пит остыл, и уже меньше раздражал меня свой настойчивостью - нет, так нет, не хочет Вегас, значит так тому и быть... Наверное, выжидает подходящего момента, я в этом уверен.

- Ты же поел, Вегас? - он снова появился в зоне моей видимости. Он такой красивый, хоть и уставший, и конечно же, как и обычно интересуется мной. Не могу насмотреться на него.

- Угу... - я соврал, не хочу я ничего есть без него, потому что мы ужинали всегда вместе, да и вообще, я хочу другого. Он присел рядом, справа от меня, приобняв плечи, его ласковые пальцы пробегались по изгибу моей шеи, а я в ответ прижался к нему, запрятавшись в грудь, и умудрился с жадностью обвиться руками вокруг его талии. - Пит... Ты сторонишься меня в последнее время... Злишься на меня? Ты меня всё еще не простил...? Ты не любишь меня?

- Ну что ты мелешь? Чокнулся от безделья совсем? - чувствую мягкое касание к макушке. - Я теперь и впрямь вижу, что тебя нельзя оставлять одного...

- Тебе лучше пойти помыться! - прерываю его, я учуял этот запах, запах чужака.

- Что снова не так? - он слегка отпрянул, вопросительно взирая мне в глаза, я тоже отцепился, не хочу прикасаться к нему.

- Ты пахнешь мальцом! - достаточно грубо, обвиняющие слова сорвались с моего языка.

- Твою мать, Вегас! - он взбрыкнулся, случайно толкнул меня в плечо, и, резко вскочив, задел мне грудью нос. - Можешь хоть иногда помолчать? - уже повысил на меня голос, - Меня порой твои претензии... ебаные заскоки, выводят из себя. Если тебя что-то не устраивает, то всегда есть две стороны - право и лево... Можешь выбрать любую, а я с малышом пойду в ту, которая останется! - от его напряженной тирады вены на горле дали о себе знать, и я не мог оторвать от них взгляд. Мне стало слегка досадно что ли, но только из-за того, что я расстроил Пита, а не из-за мальца. - Ложись спать! Так будет лучше.

- Уже выспался! - я чуть невменяемо улыбнулся, не контролируя свою агрессию. - Ты, блядь, смотри на него, нашелся смелый... Сильно пиздатый?!

- Еще не понял, что ли! Да, именно! Пиздатый! - тон понизил, но гневно горящие глаза его выдают. - Я смотрю, тебе хочется повалять дурака? Прекрасно! Поразвлекайся, раз уж другого ничего не можешь придумать... но давай-ка без меня! Я устал и хочу отдохнуть...

Пит убежал в ванную, наверное закроется на щеколду, ну, во-первых, из-за того, что злится на меня, а во-вторых, каким бы сущим бредом это и не казалось, бережёт меня от себя же. Почему он не подпускает меня к себе? Что это за поведение - напускное пуританство благородной девицы...? Я хочу его трахнуть, хочу почувствовать на себе, хочу поиметь его задницу - это его, впрочем, и мое тоже, сокровище. Неужели ему дороже стал этот сосунок... или причина в чем-то другом?!

Я разочарованно вздохнул, сетуя на самого себя, и ударил пару раз лоб ладонью. Я резко погас, а все невысказанные слова, напиравшие на грудь горькой обидой, так и застыли где-то внутри. Я - кретин, и согласен, что кретины тоже могут удивлять... зачастую - неприятно. Вот именно как я, десять минут назад. Снова я его обижаю, снова его недооцениваю и укоряю, получается? Он старается же на благо и мне, и Макао, мне бы видеть положительные стороны, а я его ругаю... Да, я ему безмерно благодарен, за то что он занимается оформлением документов на этого мальца, что он ищет нам жилье - мы с Питом решили, что не будем жить в отцовском доме. Правда с Макао неопределенный вопрос, как я понял с наших разговоров ему совсем не улыбается перспектива жить с влюбленной парочкой и плаксивым пацаном, да и чего-то он зачастил бывать - я бы сказал, обитать - в доме первой семьи... Я тоже хочу помогать Питу, а не лежать тут прикованным к одному месту беспочвенными опасениями доктора и слепым послушанием Пита. Чувствую я себя хорошо, я достаточно уже окреп, чтобы отправиться домой с Питом, а они еще хотят выявить и вылечить меня от чего-то. Надоели!

Я поднялся с кровати, надел тапки, сижу. Почему я до сих пор в этой больничной сорочке?* Чувствую себя неполноценным... как некое дряхлое существо, на которое вряд ли бы кто соблазнился! Практика показывает и доказывает - Пита как не было в моей постели, так и нет...

*я хочу, чтобы он был в больничном халате для пациентов, который завязывается сзади по всей спине.

Плетусь в ванную, проходя гостиную, бросаю взгляд на груду пакетов на столе и диване. Что же он там накупил? Никогда не был любопытным, пока в моей жизни не появился Пит... Сгораю желанием знать о нем всё... Я остановился, теряясь в догадках, разъедаемый дилеммой: заглянуть или нет в эти пакеты. Сомневаюсь, что Пит будет торчать в ванной слишком долго - поздний час, а он, ну наверняка, еще сбегает к своему мальцу. Меня передернуло от этого несуразного слова, что вспыхнуло у меня в мыслях... «своему»... Я ринулся к пакетам. Ну правильно, ну естественно, что же тут еще могло быть кроме как этого: детские товары, какие-то побрякушки, что-то в непрозрачных свертках, какие-то тряпки с розовыми мишками и корабликами с забавными улыбающимися мордочками. Блядь, и такое бывает?! Ладно... Пренебрежительно, двумя пальцами, будто могу подхватить от пакетов полную жопу милоты и нежностей, я отставляю один и заглядываю в другой: лекарства, какие-то тюбики, что это, не могу понять. Вроде что-то для личной гигиены... соски, бутылочки... с динозавриками? - милостивые силы, куда я попал?!

Я нешуточно увлекся исследованием покупок Пита, что и не заметил неожиданного его появления. Он вываливается из ванной комнаты и громко хмыкает, а я, так и замираю, с каменным лицом уставившись на него, ладонь безгипсовой руки так и осталась в одном из пакетов.

- Приехали, - он тихо сообщает куда-то в пространство. - Что тебе понравилось больше всего? Что нашел для себя? - суёт руку в пакет, и находит мою кисть, переплетает наши пальцы. Пожар негодования в его глазах испепеляет мой взгляд.

Он такой соблазнительный - не успел одеться, значит еще не закончил, мы стоим так близко друг к другу, что я ощущаю разгорячённое тело, пахнущее чем-то цитрусовым, а еще жасмин и нотки специй... Экзотика... как и мой Пит. У меня сносит крышу, сбивается дыхание, учащенное эхо пульса рвёт все вены на горле и запястьях, передавая импульсы в пах... Склоняю голову набок и незаметно для него вдыхаю, пропитываюсь его ароматом... Я словно попал в ботанический сад, полный цветущих плюмерий и муррай.*

Властно сжимаю наши соединенные ладони в пакете, и переключаю взор ниже: капельки невысохшей воды на его груди перекатываются и блестят, а одна, настолько осмелев, поглощает другую и они неизбежно срываются вниз, оставляя тянущейся прозрачный след. Мое естество отзывается благоговейным восторгом...

- Зачем ты рыскаешь без моего разрешения? У? Смелый? - пресекает меня. Нужно вернуться к его глазам, но гладкий, волевой подбородок так и манит к себе взгляд, хочу прикоснуться к нему, провести большим пальцем по скуловой линии, подхватить его за кость снизу и толкнуть себе в губы. - Я бы и так тебе всё показал, как только бы помылся... - прерывает мои мысли, и я вынужден все-таки посмотреть ему в глаза. Я ожидал увидеть в них вожделение и трепет радости от этой близости наших тел... но ошибочка вышла, Пит смотрит на меня безразлично, правда задумчиво. Ощущаю, и по движению, и по шуршанию пакета, что он вытягивает наши сцепленные руки наружу, я впиваюсь в Пита еще крепче, как хочет, но по собственной воле я не отпущу его руку.

- Заставить тебя... отпустить меня? - словно читая мои мысли, вызывающе спросил Пит, уверенным тихим голосом. Разочарование, и паническое убеждение, что я делаю всё совершенно не так, пробираются в душу. Я подношу чуть выше к себе замок наших рук - символ нашей жизни, одной на двоих что ли, разглядываю его. Двоякие чувства на сердце вынуждают меня ослабить захват и растереть его побелевшие костяшки пальцами. Его ладонь обмякла, и он терпеливо, спокойно выкручивает ее из моей кисти, я не стал ему препятствовать.

- Отойди, Вегас... - теснит меня телом и отодвигает в сторону. Отступив, я наблюдаю за ним, Пит тщетно ищет что-то в пакетах, и вот наконец отыскав и взяв что ему нужно, он снова направился в ванную.

Я вконец взбеленился и надулся: ни единого слова нормального, ноль интереса, ни малейшего намека на потребность во мне... ничего. У нас как-то так получается - шаг вперед, два шага назад. И кто из нас двоих, чьи поступки тянут нас к регрессу в отношениях...? Я? Мое? Нет, не может такого быть! Пит? Мало вероятно! Малой? Да, возможно!

Меня это, нет, не начинает, а продолжает выводить из себя, я не выдерживаю: минута покоя и десять минут беспричинной злобы и самоедства. Почему Пит обещал, что всё у нас будет отлично, а я этого еще пока не наблюдаю...? Выйдя наконец из оцепенения, я впал в другую крайность, мое нутро, смутно, но настырно, обволакивала назойливая мысль-убеждение - единственно, как я могу, точнее будет сказать заставить, обратить на себя внимание Пита, так это принуждение и грубая сила... Я совсем ум потерял, я безумно желаю Пита, во всех отношениях!

Бесцеремонно врываюсь в ванную, он приоделся в белье. Отлично, пока меня всё устраивает - тряпья на нем по минимуму. Преисполненный острым, почти что нестерпимым плотским желанием, налетаю на Пита, мне не мешает даже то, что он чистит зубы. Крепко обнимаю его со спины, а умопомрачительный запах его тела и волос врывается в мое обоняние, совсем не жалея, а уж тем более не приструнивая меня. Я полыхаю похотью. Начинаю алчно облизывать Пита возле умывальника: сжимать ему грудь одной рукой, в поисках сосков, кусаю спину и плечи над ключицами, беглыми поцелуями оприходую каждую из лопаток, ногтями ощутимо давлю и царапаю живот, оттягивая кожу. Не могу разобраться в своих стремлениях: хочу сейчас его трахнуть, потому что изголодался по нему, или хочу опять же трахнуть, но только движимый местью за пренебрежение мной. Одну половину плавок чуть сдвигаю на левую ягодицу, так облегчаю себе путь к его телу, задираю свою ебаную сорочку и впихиваю полунапряженный член ему в трусы, ткань которых уже приятно сжимает меня.

- Вегас... Подожди минутку... - Пит кажется терпеливым и уравновешенным, а я напротив - взвинчен и слепо сосредоточен на другом. Пит вяло, но всё же пытается воспротивиться моей настойчивости и несговорчивости. Напираю всем телом, зажимаю его между умывальником и собой, потираюясь членом об упругость ягодиц. Железной хваткой зубов собираю в рот его влажные волосы на затылке и тяну на себя с каждым толчком члена вперед и вверх. И снова: отпускаю, впускаю их в свой рот и оттягиваю, и еще один выпад бедер в Пита. Блядь с этим гипсом не могу нормально функционировать, а Пит прыткий и бойкий, извивается, предполагаю - хочет выбраться. Он действительно стал бесстрашным, Пит знает свои права, и осознает свое влияние на меня. Но от этой нашей близости, как в былые времена, я совсем рехнулся... Нагло забираюсь пальцами в его рот, переполненный пеной от зубной пасты:

- Давай-ка ты мне тоже почистишь зубы, у, Пит? - на меня что-то нашло и я ерничаю, другой рукой сжимаю ему подбородок, а пальцами пробую закрепиться во рту Пита, он дергает головой, старясь избавиться от инородности моего тела там. - Хочу отыметь твой ротик... - пылким шёпотом наполняю его слух, и краем глаза наблюдаю за происходящим в зеркале. Моя несносность зашкаливает: я имитирую пальцами поступательные фрикции, время от времени нащупывая кончик подвижного языка, что постоянно сбегает от меня, а фалангами задеваю нёбо, Пит начинает давиться от пены, слюны и настырных пальцев. Мой возбужденный член живет собственной жизнью. Проезжаюсь по шелковистой ягодице наискось, почти до поясницы, непроизвольно замедляясь головкой в укромной ложбинке ягодиц, и на выходе цепляюсь ею за резинку нижней части трусов. Начинаю сдавленно постанывать и напирать пальцами в его рот. Оттачиваю синхронность плоти и руки...

Пит не может ничего сказать, но его тело сообщает, что ему это всё не нравится. Он внезапно кусает меня за пальцы, я же рычу от боли и избавляюсь от этих сердитых зубов. Что же, вполне заслуженно, но мне похуй... Жестко наклоняю его над умывальником, упираясь руками в спину, а пахом в задницу, и в это момент мой стремительный член вписывается меж его ягодиц, идеально пристраиваясь головкой возле входа в это горячее бунтующее тело. Он выплюнул остатки пасты в раковину, и едва успевает прополоскать рот, как я дергаю его за живот назад. Это я так пытаюсь насадить Пита на себя, но не выходит, нужно держать член рукой, а рука, заточенная в гипсовые бинты - неважный помощник. Вынужден отпустить его живот, и вот уже кружусь влажной головкой скользящими движениями в промежности, утыкаясь и вдавливаясь в анус, жажду без спроса втиснуться в тугие мышцы, как можно скорее...

- Я не хочу трахаться! - сиплый голос едва проникает в мой затуманенный мозг.

- А, что ты хочешь?! Заниматься... любовью? Да? Такие слова ты хочешь слышать? Сопливые слова? - я запыхался, но всё не оставляю попыток поступательными толчками овладеть Питом.

- Совсем сбрендил? Ты хочешь избавиться от меня... таким способом? Хочешь изнасиловать меня?! ...Придурок... - он резко выпрямляется, разворачивается, и, саданув меня в грудь обеими руками, хватает с раковины пасту и щетки со стаканом и со всей дури бросает в противоположную стену:

- Вот, твою мать, можешь сам почистить себе зубы! - Пит взбешен, его глаза налились яростью, кончиков бледных губ касается дрожь обиды. Я моментально прихожу в себя, но он бессердечно игнорирует мой встречный порыв обнять его, утихомирить его нахлынувшую злость, а он брезгливо отпрыгивает в сторону. Напоследок двинув меня плечом и пронзая презирающим взглядом, сразу же бросается в комнату.

Я несусь вслед ему, мимоходом замечаю на полу разбитый вдребезги стакан и разодранный тюбик, ерошу волосы, мысленно обвиняя себя, и критикуя его. Наш спор продолжился и в гостиной:

- Почему ты отталкиваешь меня? - я действительно хочу уже знать, - Что я такого сделал?

- Не догнал еще? - зло шипит, натягивая на себя спортивные штаны. - Мне не нравится твоя грубость! Что это за убогая неадекватность?

- Я хочу тебя... - страдальческим тоном выставляю себя полным идиотом.

- Ты кому хочешь сделать больно? Не подходи! Дай мне одеться, и я... оставлю тебя. Остынешь немного... я как-то действую тебе на нервы! Не заметил? - он говорил ровным голосом, но крайне язвительно.

- Зачем ты накупил ему столько одежды... и всяких цацек? - прогибаемый собственным бессилием изменить что-то, и тупой гложущей меня ревностью, ору на Пита, чуть ли не брызжу слюной.

- Нельзя? Извини, что трачу твои деньги... Вычтешь из моего содержания, - издёвка Пита ранит меня.

- Пит! Не выдумывай! Мне ничего для тебя не жалко! - я рассердился еще больше, но говорил чистую правду.

- Ладно... Допустим... - он дал мне знак рукой, чтобы я остановился и не приближался к нему. - Тогда для чего ты показываешь мне свое пренебрежение по отношению к Венису? - его невозмутимый тон меня добивает, почему он не орет на меня в ответ. - В чем ты меня пытаешься обвинить, а потом за это и наказать? В чем я виноват, скажи мне, Вегас?

- Я что, должен плясать возле него с бубном? Что он... Кто он мне в самом деле такой? Да и тебе, Пит, кто он такой? Для тебя он стал важнее меня? - кажется из меня безнадежно сочится обида и зависть, и я не могу никуда спрятать эти банальные, но обострившиеся чувства.

- Твоя беспочвенная ревность меня к нему не к месту. Ты так старательно прикрывался безучастием к усыновлению, холодным безразличием к Венису, но все равно всё лезит наружу... А эти... остервенелые выпады в мою сторону... Мы же с тобой всё обдуманно решили... Что же сейчас не так? Я даю тебе время свыкнуться с этим... Понимаю, что тебе не просто, но... - снова он читает меня, как открытую книгу.

- Оставь свои морали. Как и твое остроумие... тоже не к месту. Ты не поймешь меня, всё то, что творится у меня в душе... Я не ревную... просто не нужно так уж сильно расточаться... и ублажать этого сукиного сына... Это всё бессмысленно...

- Вегас, может хватит уже? Я уже объяснял тебе... Ну, во-первых, это не цацки, а необходимые вещи для его комфорта... и в этом огромный смысл... Почему ты ненавидишь его? Почему ты обзываешь его?.. - чувствую нотки досады и защиты в его голосе. Уж за кого-кого, а за мальца он заступится, будь здоров. - Он же невинный малыш... Тебе-то он, ничего плохого не сделал... Он такой славный... такой...

- Пит... Пит... Слушай... - я перебил Пита, так как его голос дрогнул, и мне кажется, я заметил капельки слёз в уголках его глаз. Пытаюсь ухватиться за его грудь рукой.

- Не трогай меня! Дай мне договорить! - непроизвольно отшатывается от меня. - Ты же видел там соски и баночки, подгузники, всякие пеленки, крема и присыпки... - он волнуется, он переживает, что потратил мои деньги, а я его не понимаю, не поддерживаю в этом. - Ах, я не разбираюсь в этом, но медсестра дала мне список, и я... я... - аккуратно беру его за кисть, и начинаю успокаивающе поглаживать костяшки большим пальцем, он не сопротивляется. - Ну, а во-вторых, Венис... он часть... нашей семьи. Да?.. И мне... - сгребает ладонью мне затылок, будто ища поддержки, защиты, одобрения. - Нам с тобой придется покупать ему одежду... и не только. Понимаешь меня, Вегас? - обнимает меня за шею и плечи, а я тесно заключаю его в свои руки, скулой прилепляюсь к его щеке, не хочу, чтобы он оправдывался и нервничал, но это не значит, что я согласен со всем, что он мне только что сказал. Во мне засело это упрямое нежелание, или даже боязнь, принимать действительность, необходимость в корне перестраивать свою жизнь, прежние привычки и быт, а меняться изнутри, становиться другим у меня и вовсе не получается... Я не хочу подстраиваться под мимолетные прихоти судьбы, не хочу, чтобы ее случайные причуды отравляли меня и наши с ним отношения, отбирали у меня неизведанные доселе чувства. Ради Пита я готов меняться, но ради третьего лишнего в нашей паре... нет!

- Мы можем, как-то по-другому поступить с этой... неурядицей? - приглушенный тон с хрипотцой напугал даже меня самого.

- Ты! - он отодвинулся от меня, уперев ладонь в грудину, но мои руки всё еще покоились на его талии. - Ты... называешь... Вениса... неурядицей? - строго спрашивает, передразнивая моим тоном последнее слово, - Вегас, когда ты уже повзрослеешь! - вопрошающе смотрит на меня недоверчивым взглядом, а я сохраняю молчание.

Пит отворачивается, обрывая контакт наших тел окончательно, и идет к столу. Он собирает какие-то вещи:

- Чтобы ты знал, это неотъемлемая часть родительских обязанностей, это элементарная забота, просто чисто физическая, о ребенке... Что ты будешь говорить, когда он повзрослеет и ему потребуется другой комфорт, и другая опека... - его тон стал укоризненным, поучающим. Ненавижу, когда он разговаривает со мной как с малолетним, когда превращается в строгого папочку для меня.

- Мне он не нужен... и сейчас... а что уж говорить, когда он повзрослеет. Ты еще не наигрался с ним?

- Зачем мы тогда его усыновляем, если... ты будешь шарахаться от него и открещиваться? А самое ужасное... оскорблять его, и вымещать на мне свое зло за мое решение, и мое отношение к Венису? - его тон с каждым словом становился все свирепей, не терпящий никаких возражений. - Будешь подавлять меня, и тем самым превозносить себя, тем самым убеждать, опять же, самого себя, в своей значимости, своей исключительности? Сколько можно впаривать мне несносную чепуху? - уже стоит против меня, лицом в считанных сантиметрах от моего, и я чувствую, как ему дорог этот малец, и меня это неимоверно злит. Чувства безнадежности и знакомой утраты овладели моим сердцем, на душе совсем стало скверно. - Тогда проще будет разойтись! Я не хочу тебя мучить навязанным тебе ребенком... лишать тебя свободы... всякими идиотскими обязательствами...

- Мать твою! Вали...! Давай! Отвали от меня! Катись к своему... ребенку! - извергаюсь ядовитыми приказами, дергая футболку Пита на себя, пока наконец не отталкиваю его. Вижу, что он испуган, оскорблен и расстроен. Мне ни жарко, ни холодно, пусть стремглав бежит к своему подопечному, там и утешится...

Вдруг Пита начинает трясти ознобом недовольства, в его глазах читается холодный гнев, он возмущен, он сжимает кисти в кулаки, отчего они, всякий раз всего лишь чуть напрягаясь, испещрялись заметными голубыми венами. Сейчас мне не до этой еще одной своей мании - безумного пристрастия любоваться его безукоризненными кистями с бороздками рельефных вен.* Тяжело дыша, переполняясь чувствами отчужденности и замкнутости, я поворачиваюсь к окну и начинаю считать про себя...

- На тебе мир клином не сошелся...! - пятнадцать секунд, и дверь громко хлопает.

Да, естественно, я знаю, что я не центр вселенной, Пит в очередной раз напомнил мне об этом, болезненно хлестнув правдой в лицо. Более того, я даже понимаю, что моя злобная агония неуместна, особенно сейчас, в особенности с ним, но я взвинчен, я на нервах, и ничего не могу поделать.

Обнажаюсь. Комок этого больничного клейма отбрасываю куда-то на пол. Бегу в ванную и обратно в комнату, где приевшаяся кровать и чуждая обстановка, не могу определиться, что сделать в первую очередь, не знаю, что делать с собой. Я снова один, я беспокоен, я раздражен, я опасен, в первую очередь сам для себя. Срываю простыни, наволочки, одеяла... Сколько можно пыхтеть? Чем мне себя успокоить? Снова бегу в гостиную, внутри меня все клокочет, щемит, ожившие чувства раздвоенности выворачивают меня на изнанку... Моя обида, ревность, отвращение к себе навеянное отголосками прошлого, никому не впали, никто не будет меня жалеть, проявлять снисходительность, уговаривать. Я взрослый человек, а не пятилетний мальчик! Как тогда заглушить душевную боль? Снова эта ядовитая боль... как до Пита. Сердце разрывается, страх быть покинутым, грязным, брошенным на произвол, ненужным и отданным на милость чужим прихотям, когда от тебя ничего не зависит, вернулся...

Бегаю как припизженный, ужаленный в жопу, но как только я замечаю покупки Пита, сразу застываю на месте, а злобные и порочные пропасти души озаряются искрами мщения - выбросить, рездеребанить, уничтожить всё, что он не забрал, всё, что меня коробит, всё, что мне досаждает, всё это, в чем я не нуждаюсь...

- Сука! Блядь, ненавижу! Ненавижу! - крик тягостно-жутких чувств сливается с отвратительной тишиной комнаты.

Забегаю в ванную, цепляюсь взглядом за стакан, решаю убраться, избавиться от последствий нашей ссоры, занять себя делом. Я не осторожен? Нет... Так и надо! Несколько осколков загнаны и торчат в ладони, капельки крови, выступая, закрывают их багряным куполом, и что самое невероятное - это красиво, это завораживает, они поблёскивают через эту густую, циничную, испорченную жижу, дурную кровь. Вращаю ладонью, ловлю различные ракурсы искусственного света для более зрелищных бликов. Это отвлекает. Узкие кровавые дорожки, ползущие по ладони, увлекают и туманят сознание, затмевают душевные метания...

Потерявшись в пространстве, встаю. Подойдя к умывальнику, перехватываю плотоядный взгляд. Понимаю, что это я, мое внутреннее отражение сейчас... Надрывно хватаю ртом воздух, и глубже погружаюсь в эти зверские глаза, меня начинает мутить, но я не в силах оторваться от своего же зеркала души... Вижу в нем готовность избавляться, убивать... спасаться...

Смешанные чувства сплетаются, суетливо теснят друг друга, стремясь прорваться наружу губительным потоком. Я не знаю, как мне примирить в себе душевную боль и противоречивые порывы. Неожиданно, для меня самого, слёзы покатились из глаз, и лишь только так мой взгляд смягчился, я потупил взор... Мое тело, истекающее солоноватыми жидкостями, защищало меня от нервного срыва. Я безнадежен в этой своей душевной двойственности, непостоянстве, припадках ярости и враждебности. Я просто-напросто ранимый.

Нужно закрыться, не хватало, чтобы Пит застал меня в таком устрашающем состоянии - наконец, вменяемая мысль заставила меня шевелиться. Быстро смываю всю кровь с рук - пиздец, как я испачкал умывальник - и бегу в гостиную, пока не возобновились мои кровавые потехи. Я защелкнул замок палаты изнутри и достал из заначки сигареты, запрещенные для меня всеми этими... благодетелями херовыми... Пошли вы на хуй! Мне нужно забыться и успокоиться! Пит узнает - мне несдобровать, но плевать, если придется решать какие-то проблемы, то по мере их поступления.

Я нервно прикурил и затянулся, вкус никотина - это ощущение разливающейся терпкости по глотке, окутывает тело, просачивается в бурлящий поток крови и незаметно переходит в мозг, мысли понемногу начали отступать, дав волю мне и сигарете слиться воедино. Удовлетворенные легкие выравнивали клокочущее дыхание. Так, надо что-то делать с кровоточащей ладонью, кажется кризис миновал... Эффекта от одной сигареты маловато - новая тлеет и застывает в сомкнутых губах, а я тем временем роюсь в аптечке в поисках каких-то бинтов, антисептиков... всё пригодится сейчас. Затягиваться не забываю...

Куря, я, можно сказать, подправил свое физическое здоровье: вытащил пинцетом осколки, обмыл руку в спирте и залепил всю эту красоту пластырем, он даже оказался стерильный - блядь, никак иначе, а лучшая клиника в Бангкоке. Выплевываю окурок в раковину, и самодовольно улыбаюсь своему отражению, на меня снова смотрит какой-то псих... Сердце всё еще продолжает выскакивать, то ли от никотина, то ли от эмоций... Принимаю прохладный душ довольно таки долго, успокаиваюсь, осмысливаю, укрощаю свое болезненно бьющееся сердце...

Закончил все процедуры, якобы очищения и успокоения в ванной - даже получилось выбросить остатки стакана и зубной пасты в мусор. Зубную щетку Пита я выполоскал и продезинфицировал, потом решил избавиться и от неё и от своей тоже, у чересчур ответственного Пита должны быть запасы, и непременно в этом месте также, не сомневаюсь ни доли секунды... Где Пит? Где этот луч света? Мой луч... Где он ходит, почему он сейчас не согревает меня, не светит мне... Я, наверное, должен его понять, ведь с младенцем намного лучше и проще, нет тебе упреков, придирок, никто тебе, в силу своего возраста, не съязвит, беспричинно не накажет, не обидит... Да, там его никто не раздражает, не огорчает, не сердит... Там его отдушина?!..

Постелив постель, я лег и отвернулся от дверного проема, вновь всякие разные мысли принялись за свое привычное дело - поглощают меня нескончаемым потоком. Если он вернется, а он должен прийти, потому что отделение для малолетних закрывается на ночь, то пусть видит, что я обиделся на него, что я не желаю его видеть и слышать... Не хочу никакого внимания, и вообще, я сам по себе, пусть оставит меня в покое. Снова мое идиотское самомнение прёт наружу, я просто нелепый придурок... Я поступаю в ущерб самому себе, полностью не осознавая того...

А ведь я всё еще толком не могу поверить в то, что Пит действительно решил остаться со мной, пойти за мной, выбрал меня несмотря на мое прошлое, о котором он много чего еще не знает... А само его признание в любви - первое и единственное с нашего знакомства - обдало мою душу непомерным счастьем, я даже потерял дар речи, когда он признался мне. Никогда не думал, что такие простые слова, всего лишь три слова, могут вонзаться в сердце стрелой. Но я, накручивая себя, пытаюсь вытаскивать остриё, и тем самым причиняю боль не только себе, но и Питу. Разве мне этого недостаточно, в чем мне еще нуждаться, по крайней мере на сегодняшний момент...? Он рядом, он любит, он выбрал меня... Я должен, да и сам хотел бы, выразить все чувства к Питу, что переполняют мое нутро, но, по всей видимости, я не знаю как, и по сегодняшнему вечеру это вполне очевидно. Я даже не понимаю, почему такому дикому созданию как я посчастливилось встретить на своем пути невообразимо редкостного человека. Заслуживаю ли я Пита? Достоин ли я его? Я впервые в жизни задаюсь такими вопросами касаемо других... В моей жизни было немало людей, как женщин, так и мужчин, это не говоря уже о любовниках - многоразовых или на одну ночь, но только Пит не требовал от меня ничего из ряда вон выходящего, и я в свою очередь должен точно так же поступать по отношению к нему... А что делаю я? Правильно, совершенно несуразные, мерзкие и ненужные вещи... но от чего-то я понимаю это опосля, спустя время, когда можно и не повернуть вспять... Это я уже ведь проходил, но, что я могу сказать в свое оправдание - я всё понимаю, я старюсь меняться, но пока не выходит...

Зажмуриваюсь и скручиваюсь в комок в этой больничной кровати - я вспомнил папу, его суровость, его унизительный деспотизм, а в большей мере его безразличие, наплевательство. Мне негде было получать отдушину, мне не было к кому обращаться за помощью в своих тревогах, мне не от кого было ждать поощрения и ласки, защиты, обо мне некому было заботиться, по сути я был до теперь таким вот беззащитным сосунком, как и этот третьей его сын, с которым можно было поступать по собственнической воле. Интересно, если бы отец остался жив, по каким путям пошли бы наши жизни, и что было бы с этим его долгожданным сыном? А, что если я такой же как отец? Что если моя кровь насквозь пропитана такой же холодностью, жестокостью, презрением и непринятием? А, что если я еще хуже, чем мой отец? И на самом ли деле я испытываю отвращение к этому его ребенку, или я убеждаю себя в этом на зло отцу? Я действительно бескомпромиссный и бессердечный, или это свойственно всем недолюбленным, травмированным детям таким вот образом защищать свою суть, свой разум? Кого я ревную: отца или Пита?.. Кого я ненавижу: себя, отца или его сына?..

Пит... мой... Пит... и где сейчас тебя носит? Почему я один в этой ебучей комнате? Мне страшно, Пит! Не хочу возобновлять тиранический анализ себя, не хочу, чтобы мои мысли принимали необратимый поворот, не хочу возвращаться в период лживости, закомплексованности, угнетенности, безнравственности... Мне надо отпускать воспоминания об отце, забывать и освобождаться от всех своих застарелых, и на первый взгляд неискоренимых, отпечатков родительской некомпетентности, избавляться от неизгладимых меток несносной жизни... Пит же говорил, что у меня должна быть точка отправления к очищению души и разума...

- А еще ты обещал, что в любое время, когда бы я не проснулся, ты будешь рядом... Будешь смотреть на меня и любоваться, будешь тешить меня своим обожанием... да просто держать за руку... а тебя нет! Ты меня обманул?

Так какое может быть очищение, если я снова поднимаю эту гниль из глубин своей души, как и всякий раз, когда остаюсь наедине с самим собой?..

Когда острый приступ одиночества и брошенности начал отступать, в палату неожиданно возвращается Пит. Сначала я почувствовал его присутствие интуитивно, так как сердце ухнуло и понеслось вскачь, а следом я услышал и его приглушенные шаги - осторожный, старается не шуметь, думает, что потревожит мой сон. Кажется, я по нему ужасно соскучился...

С его приходом атмосфера подавленности рассеивается, на меня постепенно накатывают чувства умиротворения и освобождения, все дурные мысли забываются, тревожность вконец отступает. Но мгновения спустя, с величайшим сожалением замечаю, что Пит не ложится рядом, не стремится коснуться или обнять меня... Душный воздух пренебрежения, его отчуждения, сжимает мне горло, опасения и плохие предположения тяжелым грузом снова давят на сердце... Что если я довыебывался со своей надменностью и агрессивностью? Что если Пит?..

Не успел я начать свой внутренний монолог самобичевания, как матрас подо мной слегка качнул мое тело, и я понимаю, что Пит рядом. Он тянет минуты у меня за спиной, не решаясь, хотя кажется, что не желая трогать меня или заговорить со мной. Я уверен, он знает, что я не сплю... Тепло его дыхания чуть подёрнуло скулу, я, не открывая глаз, незаметно вдохнул и задержал в легких эту его живительную для меня энергию, я жду действий своего Пита, но ничего более не последовало, холодность одиночества и спокойствие ночи снова воцарилось аурой вокруг меня - Пит отстранился.

Каждый поступок влечет за собой последствия, мне бы не знать, и, наверное, я заслужил вот такое равнодушие Пита. Но не буду мириться, по меньшей мере я потребую своего, впрочем, как и всегда.

Палата окутана мягким светом ночника, холод пробирает до костей - хотя кондиционер отключен, одеялом я укрыт наполовину, всё еще нагой. Осторожно шевелюсь, хочется взглянуть на Пита... Бегло осматриваю его тело - разделся, значит, как и прежде, доверяет мне. Едва успеваю улечься на спину и повернуться к нему лицом, как наши взгляды сталкиваются, я замираю, а Пит не двигается, время застывает...

- Я... тебя разбудил, да? Тебе жарко? Очень душно здесь... - его встревоженный голос раскаленными углями впивается в кожу, вызывая мурашки.

Не могу больше ждать, одним рывком я бросаюсь на него - всё это было похоже на судорогу, на некий быстрый непроизвольный каприз тела. Пит почти что не отреагировал, лишь едва заметно вздрогнул. Моментально прячусь лицом на его груди, и начинаю легонько губами всасывать татуированную кожу, очищая ее от мелких капелек пота, а затем, прям вот таки буквально, сдуваю каждую букву. Я как ребенок, у которого куча игрушек, но ему нравится нечто редкостное, его тянет к диковинкам, ему нравится играться несколько необычно, как-то вычурно и странно. Обожаю эту его надпись, может я и не согласен с ее смысловым посылом, но это мой маленький фетиш - ковыряться с ней, рассматривать ее, придумывать всё новые и невразумительные способы с ней побаловаться. Надеюсь, Пит еще не понял, ведь это дополнительная веревочка в его руки, с помощью которой, в любой момент дергая ею, он сможет подтрунивать надо мной, порабощать меня. Вожу ладонью по груди и задумчиво говорю, не успевая одуматься и остановить себя:

- Сердце... мое... Ты не сердишься на меня? Ты простил меня? ...За всё? - имею ввиду и прошлые события, случившиеся с нами.

- Вегас... - наконец-таки он бережно укутывает меня собой, его руки и ноги обвиваются вокруг моего напряженного тела. Мерное дыхание согревает не только часть моего лица, но и всё изнутри, особенно душу, мне так хорошо, так уютно в этих любящих объятиях Пита. - Мне сказали, что ты не ел вечером... Это что значит? Ты хочешь остаться здесь еще на неопределенный срок? - я услышал его порицания, да, конечно, они заботливые, но я всё еще не привык к такому. И вот я уверен, что Пит пытается сменить тему.

- Пит! Я не услышал ответ на свой вопрос! - как бы я не размяк, вжимаясь в его тело, но, испытывающий эти дурацкие опасения, я строго-непреклонен. Мой мозг по-прежнему заполнен надуманными подозрениями, и неприятными предположениями, лучше бы в нем обитали все эти неугомонные эндорфины, а не вот такое дерьмо...

Пит снисходительно вздохнул и заглянул мне в глаза:

- Конечно я тебя простил... Ты до сих пор сомневаешься? - серьезный тон дарит мне чувство облегчения и массу редкостных флюидов. - А что мне еще оставалось делать, с таким странным и психованным, как ты? - как оказалось не время расслабляться, и пусть это сказано без умысла задеть меня, но я серчаю на такой его ответ, и открываю рот, чтобы нарочито вызвериться, но не успеваю и двух слов связать, потому что Пит целует меня в нос, сначала один бок носа, затем другой, а потом и в центральную часть. Я замычал, как ненормальный. Со мной никто не проводил таких трюков, никто так со мной не поступал. Многие заботились только о своих чувствах и желаниях, ну, а я, я разделял с ними эту участь - также заботился о своих удовольствиях и выгодах, на все остальное мне было начхать. Я ненавидел поцелуи, я никогда не целовал никого в интимные места, да и в губы и то пару раз. Я жуть не терпел, когда кто-то из них пытался одарить меня своими несносными ласками, и конечно же я не позволял, насколько это было возможно, своевольничать в отношении моего тела. Моя песня была коротка и понятна - я трахаю тебя, а ты мне позволяешь, без лишних телодвижений в мою сторону, и желательно без слов и эмоциональных всплесков. Но Пит... мой Пит... это совсем иная мелодия...

- И ты, прости меня... за сегодня... Я ничего плохого не имел ввиду... - я охреневаю, ведь ему-то прощения и не за что просить. Когда мне поспевать за Питом, и приходить в себя?

Вот он уже начинает сюсюкаться со мной, как с ребенком, трепыхает меня как куклу в своих объятиях, зарывается носом в лицо и шею, трется, быстро одаривает меня повсюду какими-то вдохами-чмоками:

- Cладкий, сладкий... сладкий!.. Ууммм, такой мягкий, такой восхитительный... Моя маленькая радость, моя вкусная конфета... - ну точно, как с младенцем, малой плохо на него влияет, Пит уже видит во всех своих детей. - На тебе сошелся клином весь мой мир! Я же не смогу без тебя... Ты - мой мир... - от этих слов мое сердце начинает неистово тарабанить, а в ушах зазвенело, но я разнежился, я таю, и мое удивление не сможет мне помешать. Слова Пита кажутся такими неправдоподобными, но они чересчур приятны, они вселяют уверенность в настоящем, веру в себя.

- Пит... я не ребенок... я же твой мужчина... который... - хотел было уточнить, чтобы он воспринимал меня как полагается, но задорное настроение Пита передается и мне. Я начинаю в ответ прижимать его сильнее и затягивать себе между ног, он сопротивляется, радостно пищит, игриво вырывается. Ничего у меня не выходит, он сильный, зараза. Меняю тактику - дарю пальцам невесомость и пускаю их вход, щекочу его ребра, забираюсь к подмышкам, а он хохочет... Я от одного этого готов уже кончить несколько раз к ряду. Но всё, что я делаю это искренне улыбаюсь, мне нравится всё это! Непередаваемо нравится!

- Вега... В... Мужчина... кото...? Аххха, перес...тань...

Мое щекотание беспощадно, я и губами подражаю движениям пальцев: едва касаюсь чувствительной кожи горла, выпуклости ключиц, щёчки с непослушной ямкой. Его бедра так нещадно задевают мне член и талию, а его грудь проходиться по моей груди, живот касается моего бока, коленка теряется между его ног... Моим носом он случайно цепляет свои соски, от чего они вмиг затвердевают, скулами пересчитываю его ребра, губами ненамеренно пробегаюсь по животу... Что это за невообразимая активность, Пит слишком неконтролируемый. Я торжествующе ухмыляюсь и продолжаю цацкаться с ним, еле удерживая в своих руках.

- Мужчина, который... тебя хочет! - останавливаюсь и вкрадчиво шепчу прерывистым голосом. Смех Пита обрывается, а сам он замирает, и я вместе с ним...

- И всё...? Только хочет?.. - он лихорадочно шепчет в ответ и сжигает меня испытывающим взглядом. Я медлю, наверное, мои чувства, точнее способность выражать их, сковала злоба и неготовность к той ситуации, в которой мы оказались из-за этого мальца, и скорей всего по причине этого я не даю Питу того, что он хочет услышать... Я знаю, что конкретно ему хочется сейчас слышать от меня, и я знаю, что сейчас я очень жесток в своем безмолвии.

- Вегас... давай немножко поспим?!

Пит притих. Внимаю его просьбе и отпускаю из собственнической хватки, а он разделяет наши тела и резко отворачивается на другой бок, как же его настроение может стремительно меняться... Я - придурок, да?

Наблюдаю за его тревожным дыханием со спины, и через время тянусь к нему:

- Мужчина... который... тебя... любит! - выделяю каждое слово, а в перерывах вжимаюсь губами в изгиб плеча. Он молчит, долго не реагируя. Рукой легонько приобнимаю его, а лицом нахожу лопатку, и жду, жду, внимая его сердцебиению, я готов ждать до бесконечности. - Ты... моя... душа... В тебе сосредоточено всё, что требуется не только моему телу, настроению... а моей жизни... Понимаешь?

- ...Угм, Вегас... твоя очередь выключать ночник, - как обычно он успевает меня усмирить, и естественно он меняет тему, заботясь только о моем душевном комфорте. Пит прекрасно разобрался во мне и точно знает, что мне невероятно сложно показывать свои чувства, проговаривать и выпускать их из себя - старые раны детства не залечиваются. Но Пит тоже боится признаваться в своих чувствах, он ведёт себя весьма несмело. Впрочем, его мягкость и сердечность в поступках не оставляют во мне ничего мертвого, во мне все оживает, я живу, чувствую... Я безмерно люблю его! Безмерно!

В знак признания, в благодарность за его не обиду и принятия моей эксцентричной натуры поглаживаю его по округлым ягодицам, что так соблазнительно обтянуты ненужной тканью - хочу их поцеловать, но ради Пита воздерживаюсь. Слегка шлепнув его, примирительно отступаю и ложусь на спину. Пит следует моему примеру, также удобней устраивается на подушках.

После того как я дотянулся к ночнику, свет в палате погас, снова тьма окружила меня, но сейчас мне спокойно, мне не о чем волноваться. Включив кондиционер, накрываю Пита своим одеялом и беру его за руку, отыскиваю большим пальцем пульс на запястье и с каждым следующим ударом чувствую себя дома... Он идеален, он тот, кто мне подходит... тот, кто мне нужен, нужен был всю мою жизнь...

- Не бросай меня... не уходи от меня... - замолкаю, и напряжённо подсчитываю удары его сердца. Он мое всё, он мое счастье и радость, он моя точка опоры, мое забвение, без него я ничто. - Я боюсь... боюсь потерять свет в жизни... Я боюсь, потерять тебя, Пит!

Я слишком разоткровенничался посреди ночи. Меня по-прежнему мучают сомнения: стоит ли вываливать из себя все эти переживания и ощущения, а еще - это смятение от своего же прямодушия. Да, мне неловко, но это получается само собой, и мне хочется, хочу ему признаваться, хочу быть с ним искренним. Я это делаю сейчас, и буду делать потом, переступая через свои принципы и моральные ужимки, а всё потому, что это Пит...

Пит поворачивается на бок, лицом ко мне, и начинает поглаживать руку судорожно вцепившуюся в него. Затем он ласково разжимает кольцо пальцев на своем запястье и притискивает мою раскрытую ладонь к матрасу, прислоняясь головой к моему плечу. Я чувствую, как его юркие пальцы бережно поглаживают ладонь, но не ощущаю теплоту его кожи, так как касания приходятся на лейкопластырь. Я сжал губы, хочется и руку сжать в кулак, но Пит продолжает всё тщательно проверять: пробегается по фалангам каждого из пальцев, трогает сердцевину ладони, перебираясь на бугорок ведущий к запястью, прощупывает и потирает вдоль и поперёк венные участки. Я вынужден делать вид, что ничего не случилось, может он просто проигнорирует свои ощущения и промолчит. Это было бы лучше...

- Хорошо отдохни... моя... радость, - придаю голосу более и менее естественный тон, и пытаюсь освободиться от его настырной, любопытствующей руки.

- Никогда... больше так не делай... Слышишь? - с нежной осторожностью скрепляет наши руки замком, - Прости меня...

- Пит... - я не могу этого ему пообещать, для меня это всё еще слишком непросто, искоренить наклонности и воспоминания, а другого способа бороться с ними я еще не придумал.

- Я знаю... знаю, - его голос расцвел беззаботными и радостными нотками для меня, проницательность Пита меня просто раздражает, но по-хорошему, приятно, - что ты хочешь меня обнять, - он невероятный, сам поднял эту тему, сам растревожил мои чувства и сам же исцеляет их. - Ну скажи, скажи... признайся, Вегас! - различаю кожей его улыбку, а он шевелится и подстраивается, как ему хочется, как ему будет удобней. Вот уже и ногу просунул меж моих, устроившись острой коленкой у меня на внутренней части бедра, а предплечье уже покоится на моем животе, пальцами цепляясь за бок, носом касается моего горла. Раненной рукой обнимаю спину своего Пита, скулой чувствую шелковистые волосы, а губами - лоб, слегка покрытый испариной...

- Любовь моя... я тебя ни на кого не променяю, - через несколько минут я услышал посапывание, и ощутил неизменное присутствие дыхания Пита у себя на груди.

Пит заснул сегодня раньше меня. Он всё еще пахнет цветами...

****************************************************************************************************************************************************************************

Муррайя (Murraya) - многолетний вечнозеленый кустарник. Эти растения распространены в Юго-Восточной Азии, Индии, на островах Тихого океана, Суматра и Ява.

Муррайя - это дерево небольшого размера, высота которого достигает до полутора метра. Использование ее листьев в кулинарии очень распространено благодаря ее цитрусово-лимонному аромату. Цветет муррайя завораживающими белоснежными цветами и по окончании появляется завязь в виде небольших красных ягод, напоминающих плоды боярышника. Их вкус очень пикантен, с выраженным сладковатым привкусом.

Примечательность этого растения заключается в том, что в один и тот же период могут цвести цветы, появляться молодые бутоны и созревать ягоды. Приближаясь к этому растению, слышны его благоухания с легкими нотками аромата жасмина.

***
Плюмерия - аромат вдохновения, чувственности и соблазнения. Запа напоминает запах цитрусовых, специй, жасмина, гардений, но при этом он уникален и совершенно неповторим.

• Плюмерия - национальный цветок Бали и Лаоса, а также символ Никарагуа.
• У буддистов плюмерия - символ бессмертия, а у древних майя - вожделения.
• Цветы плюмерии обладают, кроме чарующего аромата, еще одной весьма необычной способностью: они не сгорают при температуре менее 500 градусов. В Таиланде считается, что этот кустарник обладает магическими силами. Его широко используют для проведения обрядов, при этом считается, что он способен даровать бессмертие, а также притянуть счастье и удачу.

***
Запястья Пита (нормальную фотку не могу найти, когда надо))

*****