глава 7
Недавно Руби задала мне вопрос, не звонил ли мне Малкольм? Я задала ей встречный вопрос, откуда она вообще знает, что Малкольм здесь, если не помню, чтобы поднимала эту тему с ней.
В ответ, Руби не долго размышляя, по-дружески толкнула меня и проверещала, что всего лишь угадала и даже и не подозревала, что он здесь. И скрылась за грузовой машиной, привезшей нам в школу новые парты. Пообещала писать мне на каникулах и часто болтать по телефону.
Она не узнала интересующего ее ответа от меня, а я не узнала, откуда она знает про Малкольма.
— Ну что, пошли домой? — Анна схватилась за локоть брата, вновь создав иллюзия для всех окружающих, что между ними точно более глубокая связь, нежели они просто дружат.
— Сегодня скажу ему, что последняя ниточка оборвалась, и пусть забудет меня, — распустив волосы, я услышала короткий звон уведомления.
— Пусть забудет как страшный сон, — добавила Анна, тоже услышав звон входящего смс.
Достаю телефон и читаю новое смс. Это был Малкольм. И судя по моему выражению лица, Анна в доли секунды поняла, кто это пишет.
«сюрприз» — было написано там.
— Что за сюрприз еще? — вслух читаю я, а потом чьи-то холодные пальцы оказываются у меня на глазах. Первое, что мне пришло в голову — это слова отца про маньяков, которые орудуют здесь ночами, хотя была середина белого дня.
Сбрасываю руки предполагаемого маньяка со своего лица и встречаюсь взглядом с ярко-зелеными глазами, позабыла которые я очень давно. За время, что мы с ним не виделись, он стал выглядеть мужественнее, телосложение не выглядело таким стройным, как прежде. Он не был похож на человека, выгонявший депрессию в течение многих месяцев изнутри себя, в гостях у своего старого друга. Чем он занимался все это время вдали от дома, с мутными друзья — я не знала и даже знать не очень-то и хотелось.
— Здравствуй, Малкольм, — в рамках культуры выдавила улыбку. Сделать это пришлось потому, что перед самым его отъездом у него умер отец.
— Привет, Вивиан, — улыбка не сходила со смуглого лица парня. Волосы были вздыблены вверх, а под левым глазом был алый синяк.
— Что с глазом? — поинтересовалась я.
— Да так, это не важно, — Малкольм попытался взять меня за руку, но успел лишь коснуться моего кольца. — Ты не переживай за меня.
— Не переживаю, — приглушенно проговорила я, не желая затягивать с главной проблемой этого дня, и закончить наконец с этой историей.
Малкольм лениво разглядывал меня.
— Слушай, давай закончим прямо здесь?
— Как это? — упер руки в боки, ожидая.
— Между нами были когда-то отношения, но ведь этому давно пришел конец. Да и любви между нами никакой не было, — мне хотелось положить руки ему на плечи и пожелать удачной жизни без меня, но это было бы излишне.
— А что же тогда было?
— Назови это как хочешь, Малкольм. Но у тебя никогда не было ко мне больше, чем симпатия,. Ровно также, как и у меня к тебе. Извини.
Малкольм брезгливо улыбался. Улыбка эта меня пугала. Мне казалось, что придется вызывать копов, когда Малкольм вонзит огромный нож мне в грудь, а улыбка попрежнему будет висеть на его белоснежном лице. Именно такого мнения я об этом человеке. Он совсем небезопасен.
— Я хочу назвать это любовью, — он сунул руки поглубже в карманы джинс. — И только так.
— Уходи, Малкольм. Иначе я начну вспоминать пакетики, найденные мною у тебя.
Малкольм прожигал меня глазами. В его глазах пылала ненависть ко мне, отвращение, ревность и негодование, почему все именно так.
— У тебя кто-то есть? — Малкольм приподнял голову, обратившись к Анне и Бену. — Ведь вы ее друзья, вы должны знать о подобном.
— Успокойся, мы оба знали, что все прекратилось еще в тот день, когда ты уехал, — отстранилась от клетки, около который мы беседовали. Подошла к Анне и Бену, готовая удалиться подальше.
— Ты не знаешь, что говоришь, Виви!
— Я знаю, что говорю. И знаю, что чувствую. И прямо сейчас я чувствую, что мне неприятно с тобой разговаривать, — напоследок заглянула ему в глаза, пожелав всего хорошего.
Малкольм показывал себя действительно хорошим и заботливым парнем, и действительно я питала к нему симпатию, но рано или поздно любая маска ломается, а истина всплывает вверх как футбольный мяч в воде. И жизнь нашу все равно покидает то, что не подходит сердцу.
— До скорой, Вивиан, — проговорил Малкольм, когда мы уже были по ту сторону школьной клетки. — А встретимся надеюсь скоро.
Мои вечера уже третий день подряд как два капли воды одинаковы: думаю о недуге Бена, затем о том, что наконец избавилась от парня, доставлявший мне исключительно негатив, а в заключение о подруге, отношения с которой изуродовались до неузнаваемости.
Звоню маме, чтобы хоть как-то этот вечер отличился от прежних.
— Привет, доченька, — выпаливает она, когда скайп выводит ее лицо на весь экран.
— Привет, — стараюсь показаться ничем не огорченной, иначе она позвонит папе и скажет, что он плохо следит за своими детьми.
— Как твои дела? Как дела с твоим новым парнем? Надеюсь, он хороший?
Мама так сильно улыбается, что розовая помада оседает на ее идеальных зубах.
— Более чем, — качаюсь из стороны в сторону, подняв ноги на кровать.
— Ты не ври своей родной матери. Мне правда важно, с кем проводит время моя дочь.
А лучше бы было интересно, грустит ли дочь по маме после ее ухода из дома.
— Можешь не волноваться, — поднимаю глаза чуть выше фронтальной камеры и вижу отца, стоящего в дверях. Стоит и смотрит на меня.
Опускаю глаза на маму.
— Что ты там увидела? Приведение что-ли? — звонко смеется. — Или этой твой парень?
— Мам, мы с ним не живем вместе вообще-то.
— Я шучу! — говорит она, целуя в губы только что вернувшегося домой мужа.
Это было неприятно зрелище. Чмокающее эхо просочилось, кажется, мне в ушную раковину.
Губы матери целуют этого мужчину каждый день, а губы отца только и соприкасаются с кружкой, да и иногда с макушкой Теодора.
— Устрою тебе на праздники подарок!
— Подарок? — поинтересовалась я.
Очередная открытка с поздравлениями?
— И на этот раз не открыточка. И точно не подарок, который можно потрогать. Точнее, потрогать можно, но это будет тебе намного приятнее пощупать, чем жемчужные бусы, которые я тебе прислала в прошлом году.
Интересно, что на этот раз придумала моя творческая мать. Она дизайнер одежды.
— А теперь маме пора спать. Завтра на работе придушат, если не явлюсь в точно назначенное время, — кладет руки себе на шею, имитируя удушение. — До завтра, моя дорогая.
— До завтра, мам, — на выдохе сказала, готовясь хлопнуть крышкой ноутбука, но вспоминаю, что было с ним, когда Теодор так однажды поступил, и прихожу к мысли, что лучше закрыть ноутбук аккуратно, безо всяких стуков.
Мама пару секунд еще вглядывается на панель ноутбука, вероятно ищущая кнопку, отвечающая за выключение, а потом в одночасье видеозвонок разрывается. На экране остается лишь время, что мы говорили и счастливое лицо матери в окне.
— Что сказала? — папа заходит, кладет смятую газету на трельяж и садится рядом, выискивая на моей физиономии следы печали.
— Сказала, что сделает мне подарок на новогодние каникулы, — давлю пальцем на крышку ноутбука, а тот смертельно медленно закрывается.
— И все?
— По мелочи. О Бене спросила. Говорит, что волнуются за него, — в этот момент одариваю отца многозадачным взором, как бы дав понять, что для меня это очень смешно звучит.
— Сказала о том, что твой парень слеп?
— Пап, это не важно, — закрываю наконец ноутбук и убираю его в сторону.
— Важно, дочь.
— Не важно, пап!
Отец вздыхает.
— Разве не понятно? Недуг Бена не значит ничего. Важна только любовь между людьми, кому как ни тебе знать, что это самое важное.
Отец смущенно ухмыляется, приглаживает мои волосы рукой и выходит за дверь, пожелав мне спокойной ночи. А я остаюсь смотреть на свою ладонь, на которой написано мое имя. Это Бен решил потренировать свои навыки письма на моих частых тела.
Единственное, что меня радовала перед тем, как лечь спать на прохладную кровать, так это то, что вся неразбериха с Малкольмом — завершена.