Сборник фанфиков по Драрри

Направленность: Слэш

Автор: Herr_Goth (https://ficbook.net/authors/322919)

Фэндом: Роулинг Джоан «Гарри Поттер», Гарри Поттер (кроссовер)

Пэйринг и персонажи: dark!Гарри Поттер/Драко Малфой, dark!Гарри Поттер/Драко Малфой, Драко Малфой, dark!Гарри Поттер, Люциус Малфой, Нарцисса Малфой

Рейтинг: NC-17

Размер: Макси, 79 страниц

Кол-во частей: 14

Статус: закончен

Метки: Отклонения от канона, Слоуберн, Приключения, Даб-кон, Нездоровые отношения, Волшебники / Волшебницы, Первый раз, ООС, Насилие, Кинки / Фетиши, Драма, Фэнтези, Психология, Любовь/Ненависть

Описание:

После смерти Волдеморта Гарри наследует его власть над Упивающимися Смертью и обнаруживает, что они зависят от него, равно как и самый младший их представитель, Драко Малфой. А дальше... Власть, как известно, развращает.

Глава первая, в которой Гарри получает некоторое предложение и не может от него отказаться
Первое время после победы было проникнуто эйфорией, пьянящим чувством победы и счастливого завершения всех постигших магическую Британию опасных событий. Постепенно радость сменилась тихим успокоенным умиротворением, рутинной работой над совершенными ошибками, осмыслением произошедшего и долгим зализыванием нанесенных магическому миру ран. Впрочем, Золотого Трио в целом и Золотого Мальчика в частности эти трудности мало касались. Они вернулись после долгого перерыва назад, в Хогвартс, и всё свободное время сейчас посвящали заполнению пробелов в учёбе. Внешний мир касался их мало, разве что тогда, когда к Гарри присылали благодарственные письма со всей страны, и если ушлые репортеры ухитрялись проникнуть в школу ради интервью с тем, кто победил самого Волдеморта, — их, естественно, тут же выгоняли. Гарри впервые за годы ощутил себя в безопасности. Вот только одно смущало его: получается, теперь, когда Волдеморт мёртв, победивший его герой больше не нужен? Однако он не особо тяготился сознанием этого. Нужно двигаться дальше, жить, как хочется, а не так, как требуют, стремиться к дальнейшим достижениям. Только вот... Получалось, что достижений-то больше и не будет; не виднелось на горизонте новых тёмных магов! И было это, если честно, немного печально. Гарри утешал себя тем, что ещё несколько месяцев до выпускных экзаменов, а уж после он отправится в Аврорат, где Кингсли Шеклбот, конечно же, ни за что не откажет бывшему герою и не станет заставлять его учиться дальше, а позволит ему (с его-то опытом!) участвовать в защите и поддержке спокойствия мирных магов.

До тех пор можно было вести себя так, как и положено не слишком организованному и дисциплинированному, но в меру способному юному магу семнадцати лет: дурачиться с друзьями, бегать тайком на свидания с Джинни, хоть пара их и не была ни для кого секретом, и ждать от будущего только самого хорошего. Первый новый год после завершения войны они праздновали все вместе, и Гарри с удивлением для себя впервые в жизни устал от шума и толкотни в Норе семейства Уизли. Ему, говоря откровенно, захотелось почему-то вернуться пораньше и насладиться тишиной и запустением, царившими в школьных коридорах. Вспомнился почему-то тот курс, когда Рона с Герми назначили старостами, и он впервые оказался оторван от друзей. Нет, не то чтобы они надоели ему, не то чтобы он обижался из-за чего-то... Просто, видимо, не привык к большой и дружной семье. Косые взгляды и недружелюбие тёти Петунии, как казалось сейчас, через призму всего пережитого, стали почти родными, да и с Дадли он, в конце концов, расстался почти по-дружески. Стоп! Разве он скучал по ним? О нет, вовсе нет. Видимо, и правда тянуло побыть в одиночестве: что тут удивляться после стольких лет в чулане под лестницей.

Джинни выглядела понимающей, когда он сказал, что хочет вернуться отдельно, чуть-чуть пораньше; долгий прощальный поцелуй, щекочущие его кожу рыжие волосы девушки, повисшей у него на шее, шёпот: "Ничего, скоро увидимся!" — и вот он уже в Хогсмиде. Аберфорт привычно поприветствовал его, налив пинту пива, и волей-неволей пришлось подзадержаться в его таверне, облокотившись на барную стойку и болтая обо всём пережитом и о новых планах на свою жизнь. Усталость вскоре сменила приятная расслабленность, и возвращаться назад, на улицу, в холод и метель, не хотелось, о чем он и сказал откровенно. К счастью, намёк был понят, и Аберфорт с готовностью поманил его за собой, в комнатку за баром, а там указал на давно знакомый портрет.
— Так что ж с того? Полезай через ход, как раньше. Проводить тебя?

— Я сам. Я и так всё помню. Спасибо, Аберфорт!

Как ему показалось, Ариана посмотрела на него с подозрением, а может, просто не совсем дружелюбно. "Конечно, — подумал Гарри, — ты поняла мою уловку. Но, в конце концов, как насчет одолжения для героя?"

Ход был длинный и тёмный, и лишь слабый прохладный ветер указывал на то, что бояться нечего: выход впереди. Зажегшийся Люмос на конце палочки успокоил окончательно. Выручай-комната показалась через пару минут, но светлее особо не стало: полумрак, завалы всяческого хлама до потолка, пыль и паутина. В носу засвербило, и громкое чихание разогнало летучих мышей где-то под потолком, судя по недовольному писку заметавшихся кругом черных теней. Гарри торопливо удалился подальше, проходя между стопками древних фолиантов, старинными зеркалами, прочей рухлядью и мечтал покинуть побыстрее это место. Увы, горы ненужных предметов загораживали обзор, а чёртова выхода нигде не было видно. Вместо того бледный огонек люмоса высветил за очередным поворотом одиноко сидящую на изрядно подранном кресле фигуру. Свет бликовал на белых волосах, и благодаря им — несмотря на то, что человек сидел, опустив голову вниз, — узнать его можно было за секунду: Драко Малфой. Собственной персоной, упиравшийся лбом в сцепленные руки, которые локтями, в свою очередь, упирались в колени. Выглядел он мрачным, но, едва заметив приблизившегося к нему Гарри, вскочил. Протянул даже зачем-то руку — неужто для рукопожатия? Странно. Стоило напрячься, но это был явно не тот случай, когда вредный хорёк подкарауливал его с дружками, и ни обиды, ни агрессии Драко не проявлял; палочку держал спрятанной, не выхватывал... Неудивительно, учитывая, что Гарри его спас из пламени в прошлый раз в этом же самом месте. Больше того, по тому, как младший Малфой поймал его взгляд, стало ясно: ему что-то нужно.

— Здравствуй, Поттер.

— Привет.

— Присядем?

Гарри пожал плечами. Торопиться, если честно, ему было некуда, так почему бы и нет? Небольшая банкетка скрипнула под его весом.

— Хорошо, что я тебя нашёл.
— Что? — удивился Гарри.

— Я как раз искал тебя, видишь ли, — начал Малфой и вдруг осекся, будто бы не в силах подобрать нужные слова. — Не знаю, с чего начать. Сейчас ещё не закончились каникулы, есть день в запасе, и я хотел попросить тебя: скажи мне, ты мог бы навестить Малфой-Мэнор? — спросил он и как-то поник, точно и не надеялся на положительный ответ. Просить ему было будто бы стыдно. Очень странно.

— Что ещё, блин, за шутки? Это зачем?

Воспоминания о малфоевском имении у него остались самые неприятные, и просьба выглядела нелепой и неуместной, о чем Гарри и собрался было напомнить, открыл даже рот, но Драко, собравшись с силами, вновь его прервал:

— Это не пустая прихоть, поверь мне, просто я не могу объяснить тебе всё и сразу: чересчур сложно. Но мы тебе объясним, только приедь, очень прошу. Слишком многое зависит... Нет, я не могу! — выкрикнул вдруг он, будто спорил с самим собой, но быстро затих и добавил: — В общем, ты нам нужен.

— А зачем, объясни?
— Понимаешь, мой отец... Он плохо себя чувствует.

— Ты, Малфой, издеваешься? "Плохо себя чувствует"? А я вот вообще не понимаю, почему он не в Азкабане! — сорвался Гарри.

— Послушай... — Драко вздохнул, должно быть, сдерживаясь, чтобы не наорать в ответ, и замолчал, слушая раздраженную отповедь Мальчика-который-победил:

— Нет, погоди, понимаю: благодаря связям везде, где можно, и взяткам, сунутым кому следует! Ведь так?

— Нет. Ты не прав, поверь!

— Неужели? Он был под Империо? Может, в прошлый раз это сошло за достоверное объяснение, но теперь слишком много свидетелей того, как твой обожаемый отец возглавлял нападения шайки Тёмного Лорда, и я крайне удивлен такой мягкости суда! Неудивительно, что ему плохо! Не хочется в тюрьму — я могу понять!

Гарри выкрикнул это всё ему в лицо и замолчал, ожидая ответной тирады. Удивительно, но заносчивый младший Малфой снова промолчал. На лице его была неподдельная горечь.

— Зря я начал тебя просить. Не стоило и пытаться. Разойдемся. Прошу об одном: не рассказывай никому о нашем разговоре, — встал он с места и приготовился уходить.

В любой другой раз Гарри просто крикнул бы ему вслед: "Ну и катись к чёрту!", но теперь, после войны, после того спасения, после того, как его самого не выдала Волдеморту Нарцисса Малфой...

— Постой! Подожди. Сядь. Я, кажется, понимаю, чего ты от меня хочешь: чтобы я ходатайствовал в Визенгамот за твоего отца, чтобы его не казнили, так ведь? Я всё понял?

— Нет, вовсе нет. Не надо просить их ни о чем, наоборот.

— Надо молчать?

— Да. Я не мастер объяснений и попробую попросить в последний раз: он умрет, если ты не приедешь к нам... Многие умрут.

Тон его был умоляющим, и это было дико, то, что Драко Малфой вообще способен так искренне печалиться. Вместе с тем Гарри уже неловко становилось за недавнюю вспышку и собственные крики о том, что место лорда Малфоя — за решеткой. Решение согласиться означало как минимум пощекотать нервы, как максимум — раскрыть, может быть, заговор; и плевать, что для этого снова придётся рискнуть собственной жизнью. Не впервой.

— Я соглашусь, раз уж ты так просишь, хотя ничего не понимаю, и хочу только сказать, что если ваша чудесная семейка задумала очередную пакость, чтобы выманить меня для расправы, то за меня найдется, кому отомстить. Вот и всё.

Малфой стоял напротив, не веря своей удаче: в его голубых глазах играли искры, — или то были просто блики от люмоса. Он с недоверчивой радостью посмотрел на Гарри.

— Мы не способны на такую подлость, — заверил его он. — Больше того, если бы хотели, то не смогли бы... Ты поймёшь, почему. Так договорились?

— Да.

— Тогда давай так: сейчас глубокая ночь, выспимся хоть немного, а через шесть часов, то есть ранним утром, встретимся в галерее, выйдем из замка и трансгрессируем в Мэнор, когда отойдем подальше в Запретный лес.

— Что ж, хорошо.

На том они разошлись.
Гарри спал тревожным некрепким сном и еле сумел подняться к нужному времени. Усталость и какая-то общая подавленность настроения совпадала с погодой: по тёмному мрачному небу пробегали низкие облака, из которых шёл беспрестанно крупными хлопьями снег. Ветер, к счастью, утих, и можно было хотя бы не стараться, чтобы перекрикивать его завывания. Драко стоял в условленном месте, смотря вдаль; едва Гарри с ним поравнялся, он обернулся, посмотрев на него внимательно, будто оценивая его готовность к чему-то... Неизвестно, к чему. Они молча прошли друг за другом от Хогвартса по узкой тропинке в Запретный лес, и шли ещё долго, пока ветви деревьев не закрыли огни старого замка полностью, так что и сказать нельзя было, в какой он находился стороне. Встали бок о бок на небольшом вытоптанном посреди леса пятачке, где деревья чуть расступались, и Драко взял его руку своей, неожиданно тёплой, вполне уверенно и взмахнул палочкой и выкрикнул заклинание. Обоих их захватил полёт. Бешеные порывы воздуха, сотни мелких сверкающих в нём снежинок били в лицо, проносились мимо огромные спирали снежных вихрей, расступалась стремительно ночь и ледяной ветер пробирал до костей. Гарри казалось, что его вот-вот располовинит, настолько сильной была боль от мороза, впившихся в кожу острых кристаллов льда и скорости полёта; рука его ослабла и чуть не вырвалась из ладони Драко. Тот кричал что-то — не разобрать, и Гарри терпел, стиснув зубы, из последних сил, моля только о том, чтобы прилететь в Мэнор в целости и сохранности. Через минуту, показавшуюся бесконечно долгой, полёт замедлился, и вскоре внизу стало видно ровно такую же снежную поляну, какую они покинули недавно, разве что деревья отстояли чуть подальше. Плавно завершить полёт всё же не удалось, но, к счастью, мягкий снег смягчил падение. Оба упали в пушистый холодный снег и засмеялись, не сговариваясь.

— Больше не полечу с тобой никуда. Я чуть не подох!

Гарри поднялся, отряхиваясь от налипшего снега.

— Извини.

— Да ладно. Сам виноват, что согласился на твои уговоры. В другой раз буду умнее, — полушутливым грубоватым тоном оборвал его Гарри, а тот продолжал оправдываться:

— Не знал, что ты не летал раньше зимой. Мы попали в метель, потому так больно.

Господи, он что, всерьез извиняется? Это было подозрительное поведение для того, кого он привык называть не иначе, как предательским хорьком Малфоем. Не иначе, как его отцу и впрямь нужна помощь. Только вот чем он поможет Люциусу, если тот и впрямь чем-то болен? Он что, доктор?

Вдалеке вырисовывался сквозь снежную мглу замок. Только в отличие от мрачной средневековой крепости Хогвартса, он оставался светлым и изящным вплоть до последнего завитка на коринфской капители. И меньше размерами: трехэтажный, с высоким фронтоном. Центральный вход, как и положено, через кованые ворота с надписью "Малфой-Мэнор". Перед Драко они открылись сами. Они оба прошли во внутренний двор, поднялись к двери и постучали. Дверь им распахнул торопливо юркнувший в сторону домовой эльф, а в прихожей, когда они разделись, встретила мать Драко, Нарцисса. Веки были припухшими, словно не так давно она плакала, но уже успела припудрить красноту. Светлые локоны казались почти седыми. Она горячо обняла сына, шепнув ему что-то на ухо, а потом повернулась к Гарри:

— Спасибо, что вы пришли.

Тон был искренним, почти добрым, разве что чуть странной показалась его вежливая почтительность; теперь и не верилось даже, что эта красивая печальная женщина могла брезгливо морщиться при виде его подруги Гермионы или семейства Уизли.

— Вы сильно замерзли? Сейчас велю принести вам чаю. Может быть, вам глинтвейна? Или что покрепче?

— О, спасибо, — смутился Гарри. — Чая вполне хватит.

— Пройдем в гостиную.

— Папа там? Он нас ждёт?

— О да. Все нас ждут.

Кто это "все"? По спине пробежал неприятный холод. Ничего. Сейчас ему всё станет ясно. Высокие двери распахнулись, и перед глазами Гарри появилась не гостиная — о нет! — целый зал с высоким потолком, светлыми стенами, лепниной под сводами, а в нем... В нём его ждало множество людей.

Нет, пожалуй, всё-таки не людей. Потому что Упивающихся Смертью Гарри людьми в полном смысле этого слова не считал, равно как и вся остальная магическая общественность. После гибели Волдеморта они стали изгоями. Многих — обоих Кэрроу, Фенрира Сивого, Руквуда и тех, кого задержали во время битвы за Хогвартс, вскоре казнили. Но остальные все были здесь, перед ним, и явно чего-то ждали. И Антонин Долохов, и Родольфус Лестрейндж, и Корбан Яксли, и отцы Крэбба и Гойла, которых он узнал исключительно по сходству с сыновьями, и многие другие, кого он помнил ещё по стычке в Отделе Тайн, а не только по битве за Хогвартс. Не было, впрочем, тех, с кем связывались у Гарри самые мучительные и болезненные воспоминания: Беллатрисы Лестрейндж и Северуса Снейпа. Но и без них радостного при взгляде на эти лица оставалось мало. Некоторые были в розыске, другие, те, чья связь с Волдемортом оказалась неявной, подверглись отчуждению и ненависти общества из-за подозрений, — а теперь, оказывается, все собрались здесь. Тридцать пар глаз, не меньше, следили неотрывно за каждым его движением, и когда Гарри встал неуверенно напротив них, многие, как ему показалось, выдохнули с облегчением, чуть ли не с улыбкой. Неужели это была ловушка? Сердце похолодело.

Глава вторая, в которой он попадает на собрание милейших людей
Все были бледны и как будто измучены непонятным тайным страданием, может быть, страхом смерти или боязнью попасть назад в Азкабан, как сперва решил Гарри. Так или иначе, задерживаться здесь не хотелось, но исчезнуть он не успел. Справа раздался чей-то глубокий вздох, и через мгновение его руки коснулась чья-то прохладная чуть влажная ладонь. Лорд Люциус Малфой, которого он не заметил сразу, сидел на диване, бессильно откинувшись на спинку: видимо, стоять у него уже не было сил, но за руку Гарри он ухватился, как утопающий, и не отпускал, будто перед ним был самый последний шанс. Под глазами гордого лорда залегли глубокие тени, нос заострился сильнее, на скулах обозначились провалы, и выглядел он, нельзя не признать, ещё хуже, чем во время битвы за Хогвартс, и дышал глубоко и часто, как будто только сейчас получил доступ к свежему воздуху. Слова, произнесенные им, прозвучали тихо и обессиленно:

— Вы явились... Благодарю, мой Лорд.

— Вы меня перепутали с Волдемортом. Да в чём дело? Вы заманили меня сюда для расправы?

— Нет, это не ловушка. Вы — наше единственное спасение.

— Не уходите, прошу вас!

Со всех сторон послышались просьбы, произносимые самым вежливым голосом и так не похожие на дьявольский хохот, какой он слышал раньше, что это сбивало с толку. Впрочем, нападать на него никто не собирался, так что убегать не было причин, и Пожиратели Смерти сидели мирно, если не сказать — смиренно. Малфой, не отпуская его, выглядел, как наркоман, получивший любимый наркотик, и до сих пор не мог отдышаться:

— Кажется, кто-то должен объяснить нашему юному другу — нашему спасению! — что здесь происходит. Но у меня нет сил. Мистер Яксли или мистер Эйвери, если вы будете так любезны...

С места поднялся высокий мужчина с тяжелым мрачным лицом, которого он помнил ещё с битвы в Министерстве. Он махнул рукой Малфою, успокаивая его, и обратился к Гарри:

— Прежде всего, мы приветствуем вас, наш Лорд, и хотим поблагодарить за то, что вы не оставили наши мольбы без внимания.

— Какие ещё мольбы? Почему вы меня называете так? Я же не Волдеморт! Драко Малфой, как я понял, попросил меня навестить его семью и проведать больного чем-то лорда Малфоя, и я решил прислушаться к его просьбе, тем более, что он так сильно...

— Драко, надеюсь, ты был достаточно вежлив с нашим господином? — обратился другой Пожиратель смерти к Малфою-младшему, и тот мрачно кивнул. Яксли продолжил:

— Садитесь, господин, не стойте, прошу вас. Разговор предстоит долгий, и надо бы объяснить всё доходчиво и подробно. Вы выслушаете нас и примете решение, и я надеюсь, что нам удастся убедить вас принять его в нашу пользу.

— Постарайтесь, — с сомнением заметил Гарри, опускаясь в кресло во главе стола, и ему показалось странным и пугающим, что ещё год назад на этом месте сидел сам Волдеморт. Тем не менее, пути назад не было, раз уж он согласился выслушать их всех.

— Итак, начнем с того, что больше полугода назад вы победили лорда Волдеморта, нашего господина... Кстати, вы знаете, почему мы звали его хозяином?

— Что тут гадать: от страха. И из-за этого... как его... подобострастия. Вот.

— Не совсем. Мы были связаны с ним клятвой. Магическим обязательством верной службы. Вы ведь знаете, что представляет собой Непреложный обет?

Гарри кивнул.

— На основе его Тёмный Лорд изобрел свой собственный способ привязывать последователей к себе, для того, чтобы ни один не смог предать его, если бы вдруг раздумал ему служить. Этот обет действовал через тёмную метку, своего рода печать, подтверждающую, что маг готов служить Господину верой и правдой до самой смерти. Если маг отрекался или предавал идеи нашего общества, метка посылала сигнал лорду Волдеморту, и он расправлялся с отступником: иногда сам, Авадой или Круцио, иногда неявно. Но можно же просто исчезнуть и не участвовать в нападениях на невинных, скажете вы? Нет. Долгосрочное действие тёмной метки таково, что мы зависим от Волдеморта, и наша магия служит ему, а в отсутствие господина — угасает. Потому сейчас мы находимся в бедственном положении. Силы слабнут. Мы становимся сквибами, а в перспективе — хладными трупами. Вот так.

"Туда вам и дорога!" — подумал было Гарри, но сказать эти слова вслух было не слишком умно и слишком грубо, так что он возразил:

— Но предатели Тёмного Лорда существовали и раньше!

— Жили они недолго. И даже если бы им удалось избежать расправы своих собратьев, их собственная магия, а вместе с ней и жизнь всё равно покинули бы их через некоторое время. Именно потому лорду Малфою сейчас хуже остальных: Волдеморт незадолго до вашей схватки понял, что он пожалел о своей службе и готов отречься. Иными словами, предал его, пусть пока ещё в своих мыслях. Потому его клятва обернулась против него самого и всё это время медленно забирает его жизнь. Только вы можете спасти его; ему ещё хуже, чем остальным.

— Почему именно я? Я убил Волдеморта, на этом всё!

— Вы не только победитель. Вы — его главный крестраж.

— Я думал, главный крестраж — змея.

— О нет! Змея, сами понимаете, тварь неразумная, а вы... Вы — другое дело. Волдеморт был умён и дальновиден, как бы другие ни старались изобразить его безумцем в ваших глазах. И он допускал, что может погибнуть, если разрушатся все крестражи. На этот случай ему требовался маг, который, нося в себе часть его души, будет управлять нами и продолжит начатое им дело. Тот случай с гибелью ваших родителей сделал вас преемником.

— Нет! Нет, нет, нет, нет, нет.

— Увы, да. Главный крестраж — обязательно человек. Тот, кто наследует силу и власть над нашей магией. Изначально лорд собирался сделать крестражем другого, но вышло так...

— Не напоминайте.

— Прошу прощения. И надеюсь, вы поняли, как мы от вас зависим? Только вы можете вернуть нам силы и простить предательство Люциуса. Вы станете нашим новым господином.

— Я? Увольте. Не собираюсь!

— Мы просим вас!

— Участвовать в ваших шабашах? Казнить несчастных магглов и грязнокровок? Да ни за что!

Гарри вскочил порывисто, чуть не опрокинув кресло, и выбежал прочь. Смотреть на собрание Пожирателей Смерти после услышанного и осознавать себя поставленным на место Волдеморта не случайно оказалось выше всяких сил. И определенно ему нужно было время, чтобы всё осознать и принять — или отринуть. Хлопок трансгрессии возвестил Пожирателям Смерти, что собрание их окончено. Люциус лежал в беспамятстве: со стороны казалось, что он просто задремал.

Хогвартс встретил сбежавшего ранним утром гриффиндорца не слишком-то дружелюбно. Минерва МакГонагалл ледяным тоном напомнила ему, что отлучаться просто так даже во время каникул — недопустимо, и правила попадания и отлучки из стен школы касаются в том числе и его, будь он трижды герой. Гарри виновато пробормотал дежурное "простите" и направился в гостиную факультета. Ему очень, очень необходим был тот, с кем можно было посоветоваться насчет узнанного. К счастью, друзья в полном составе успели возвратиться и оглянулись на него, едва он вошел.

— Ну как, ты отдохнул? — поинтересовалась Джинни.

— Что? — ответил он рассеянно, выискивая в толпе Рона и Гермиону.
— Ну, ты же хотел вернуться пораньше, чтобы отдохнуть, разве не так?

— А, вот ты о чём. Да, конечно. Спасибо, — ответил он, чувствуя себя жалким обманщиком, хотя стыдиться ему, строго говоря, было нечего: Малфой сам нашел его, и он был обязан разузнать, в чем там дело.

— Ясно, — обиженно протянула она, но оправдываться и размышлять было некогда. Двое лучших друзей наконец отыскались: они махали ему из дальнего угла возле камина.

— Вот вы где. Я вас искал, потому что нужно поговорить, только не здесь, а где-нибудь подальше.

Они засмеялись сперва, но обеспокоенный вид заставил их прислушаться к этой просьбе. Вскоре Золотое Трио укрылись за куполом невидимости и шумозащитными чарами в перелеске у стен школы.

— Гарри, ты объяснишь, в чем дело? — начала Гермиона.

— Если окажется, что ты вытащил нас сюда только ради того, чтобы посоветоваться, как лучше списать на экзамене по трансфигурации, то я тебя ударю, честное слово.

— Нет, всё куда серьезнее. Послушай, вчера я возвращался ночью в спальню, и в Выручай-Комнате встретил Драко Малфоя, и он начал нести всяческий бред о том, что его отцу плохо и я должен немедленно явиться к ним в Мэнор.

— Надеюсь, ты его послал?

— М-м, нет.

— Слабак! Я бы ему напомнил обо всём, что мы пережили — по вине его папаши в том числе.

— Рон, речь не о том. Я тоже подозревал, что тут что-то нечисто...

— Но он же мог собрать оставшихся в живых Пожирателей Смерти, и они отомстили бы тебе за проигранную войну!

— Ну, в каком-то плане так и произошло...

— Гарри! Ты сумасшедший!

— Дослушай меня, Герми. Я согласился, потому что хотел узнать, кто из них в живых, и навести на их след Аврорат.

— Это слишком рискованно! Ты не должен был... Ладно, я замолкаю: в любом случае, ты здесь, целый и невредимый. Что там случилось, в Мэноре?

— Там, как ты и предвидела, меня ждала группа из Пожирателей Смерти. Но они не стали нападать, наоборот, они... Хотели мне принести присягу, что ли. Хотели, чтобы я стал новым тёмным лордом, понимаешь?

— Что? — Гермиона отпрянула, шокированно смотря на него. — Логически рассуждая, ты должен был стать их худшим врагом! Не понимаю, откуда такая почтительность. И зачем им церемониться?

— Видишь ли, от меня зависит теперь их жизнь.

— Но как?

— Я и сам не до конца понял из объяснений. Выходит, что черная метка — это клятва Тёмному Лорду в том, что они будут служить ему. И когда они поклялись, магия стала залогом их верности Волдеморту, а теперь, когда он повержен, начала пропадать. Я унаследовал власть Тёмного Лорда, поскольку внутри меня заключена частица его души, и поэтому только я могу вернуть им потерянные силы.

Гермиона смотрела на него скептически, но тут вмешался Рон:

— Слушай, это может быть правдой. Отец — он ведь служит в министерстве и многих знает — говорил мне, что Яксли и Руквуд, те, кого подозревают в связи с Волдемортом, но не могут доказать, начали недавно превращаться в сквибов, и им вскоре придется оставить свои должности.

— Они боятся, что магия угаснет насовсем, а потом, может быть, и жизнь.

— И ничего страшного, я считаю, — фыркнул Рон.

— В самом деле, эта идея мне лично кажется разумным наказанием, — заметила Гермиона. — И если все те, кто входил в число Пожирателей, отмечены этим проклятием, можно не волноваться, что Визенгамот осудит невиновных и упустит причастных: расплата их найдет и без помощи Аврората. Правильно я понимаю?

— В целом да. Просто... Они ведь тогда умрут.

— Откуда ты знаешь? Может, всего лишь лишатся способности колдовать?

— Понимаешь, я видел Малфоя-старшего: Волдеморт успел активировать проклятье перед нашей с ним схваткой, — и теперь он, скажу вам прямо, выглядит неважно. При мне он не смог ни говорить, ни встать.
— Может, он просто изобразил из себя невинно наказанного! Ты что, не знаешь, как ему удалось спастись от приговора после первой магической войны?

Гарри вспомнил заплаканные глаза Нарциссы Малфой и отрицательно покачал головой.

— Так хорошо изображать умирающего нельзя. Не настолько он гениальный актёр.

— Ну, предположим, что это правда. И в чем ты пытаешься нас убедить? Что надо внять их просьбам и возглавить их невинный кружок по интересам?

— Нет же! Потому я и ушел от них, ничего не пообещав.

— И правильно сделал, — одобрил его Рон, хлопая по плечу. — Их место в Азкабане, где они должны гнить, без магии или с ней — без разницы.

— Да, — согласился Гарри. — Наверно. Тогда мой вопрос решен.

Он поспешил завершить разговор, потому что боялся, что умница Гермиона решит заставить его оповестить авроров, а значит, придётся нарушить данное Драко Малфою обещание не распространяться об узнанном и не доносить о них. Конечно, даже если бы Визенгамот узнал, стыдиться ему было бы нечего. Он всего лишь помог бы суду обнаружить оставшихся на свободе преступников и совесть его, пусть формально, осталась бы чистой. Но после он вспомнил бледные от страха лица тех, кто наводил ещё недавно ужас на нечистокровных магов, и на обращенные к нему с надеждой глаза. Неужели все эти люди вскоре умрут? Макнейр, Нотт, Мальсибер и Лестрейндж-старший — давние негодяи, но были ведь там, на собрании, и молодые люди, которые, возможно, и не убивали никого, а всего лишь поверили в господство магов и рассказы о возвращении прежних славных времен; он не сомневался, что Волдеморт умел увлекать за собой, а значит, легковерным придется понести расплату, и та будет страшна. Выходило, что он, Гарри Поттер, станет теперь их палачом? Легко ли вынести тридцать трупов на своей совести, не убитых в пылу схватки, а умиравших долго и мучительно? Чаши весов колебались в его душе, и вспоминались поочередно жертвы с обеих сторон недавней войны. Люциус Малфой, отцы Крэбба и Гойла, отец Панси Паркинсон и многие другие умрут, — все, кто запятнал себя черной меткой. И даже Драко Малфой. Выходит, зря он его спасал? Нарциссу можно было понять: перспектива потерять мужа и сына наверняка казалась ей ужасной. Но неужели так плох Драко Малфой? Достоин ли он смерти? Перед памятью Гарри вставали картины их школьных совместных лет и долгой вражды, казавшиеся сейчас донельзя нелепыми и детскими обиды и много другое. Нет, Гарри не жаждал возмездия, больше того, сожалел о метке Малфоя, подумав, что у того, наверно, и выбора-то особого не было: наверняка дать клятву его вынудил отец. Но ответить хотя бы самому себе на вопрос Яксли и согласиться возглавить орден Гарри пока не мог.

Драко, очевидно, понимал тяжесть вставшего перед ним выбора и долго не показывался ему на глаза. Гарри даже пришлось его разыскивать и караулить возле входа в гостиной Слизерина, когда перед ним встал один вопрос. Они встретились уже вечером, когда тот одиноко возвращался не то с тренировки, не то с отработки у кого-то из профессоров, которые теперь не жаловали слизеринского принца.

— Драко!

— О, — тот запнулся от неожиданности, — привет... Приветствую вас, господин, — поправился быстро он.

— Не называй меня так. Какой я господин? Я самый обычный...
— Ты преемник сам-знаешь-кого. Мы от тебя зависим. Извини, что заставил ждать: я не знал, что ты меня ищешь. И ты, кстати, можешь вызывать нас через метку, только надо произнести заклинание...

— Не извиняйся. И я никогда не буду этого делать. У меня остался один вопрос: ты говоришь, твоему отцу хуже, но разве проклятие не должно было коснуться также и тебя? — Гарри всмотрелся в лицо Малфоя-младшего: тот был, конечно, бледен, но не чрезмерно. Голубые глаза смотрели тревожно, даже выражение презрительно поджатого обычно рта сменилось каким-то горьким и невеселым. Но всё равно, ни малейших признаков тяжелой болезни не было, да и на парах незаметно было, чтобы тот терял силы и магию, о чем он и сообщил ему: — Ты не кажешься больным, как твой отец. Выглядишь нормально. Так, бледный чутка.

— Я всегда такой. Понимаешь, я вижусь с тобой на общих занятиях, и это дает мне возможность восстановить силу. Я как бы всегда под твоим присмотром. И потом, Лорд не проклинал меня, потому что злился лишь на отца. Оттого ему теперь так плохо.

— Как он? Не выздоровел?

— Ему стало лучше ненадолго, но всё равно... — Малфой замолчал напряженно, всматриваясь в глаза Гарри, будто искал там ответ или поддержку, и Гарри ответил ему:

— Говори, не бойся. Что ты хочешь сказать?

Драко вдохнул, собираясь духом, и произнес:

— Я готов на всё, что ты пожелаешь, лишь бы сохранить ему жизнь! Абсолютно на всё, так и знай. — Голос звучал твёрдо и уверенно. — Я пока не могу распоряжаться деньгами в нашей ячейке, но скоро мне будет восемнадцать, и ко мне перейдет контроль над своей частью состояния. Тогда я смогу сделать для тебя что угодно, — только скажи мне, что тебе нужно.

— Не стоит! Я не бедствую, в отличие от Уизли, на которых ваша семья презрительно смотрела все эти годы.

— Я скоро смогу им помочь, если ты попросишь.

— Скажи лучше, что ты сам хочешь в обмен на это? Чтобы я встал во главе вашего очаровательного общества ненавистников грязной крови? Нет. Я не убийца.

— Это не требуется, Гарри! Ты не так понял просьбу мистера Яксли, если считаешь, что надо убивать, чтобы занять место Волдеморта! Ты можешь просто иногда собирать нас всех, чтобы мы могли восстановить убывающую магию... Можешь даже давать нам задания — это вовсе не значит, что надо посылать нас терроризировать магглов! Волдеморт хотел захватить всю власть, но у него были и другие цели.

— Да что ты? — поинтересовался с некоторым ехидством Гарри.

— Да. Например, поддерживать и укреплять древнейшие магические семьи, поддерживать чистокровных магов... — начал Драко осторожно.

— Мы уже видели, во что это превратилось.

— Значит, ты не согласен?

— Нет.

Драко поник. Глаза показались серыми от разочарования, затуманенными от горя. Гарри поспешил объяснить ему:

— Но я не хочу, чтобы вы погибли! И чтобы умер твой отец тоже. Я готов явиться, если ему это нужно, готов попытаться отменить проклятие Волдеморта.

"Может быть, я смогу направить их действия на благие цели?" — подумалось ему в этот момент.

Глава третья, в которой он пытается наставить благородное собрание на путь истинный
— Значит, ты согласен помогать нам?

Драко улыбнулся искренне, несмело и недоверчиво — как показалось Гарри, впервые за очень и очень долгое время.

— Ну, я подумал, если это не требует от меня ничего противозаконного, то почему бы и нет? Я не хочу, чтобы вы погибли из-за моей принципиальности... И из-за того, что предавший Волдеморта должен быть наказан. Я продолжаю считать, что многим из друзей твоего отца место в Азкабане, но выдавать их Аврорату не буду, если только они не совершат ещё что-нибудь противозаконное, конечно.

— Можешь быть спокоен: никто из нас не посмеет сделать хоть что-то, что причинит тебе вред или вызовет недовольство. Мы — как твоя собственность.

Каким непривычным был этот послушный тон, каким вежливым стал голос слизеринского принца, куда только делась его заносчивость? Гарри подумалось, что веди он себя так с самого начала, вместо того, чтобы задирать его вместе с дружками, то они бы, может, могли бы стать друзьями. И тогда Драко не пришлось бы упрашивать его ни о чем: разве он не помог бы другу без лишних напоминаний? Из размышлений его вывело неуверенное прикосновение к руке. Он вздрогнул, снова уставившись на Драко.

— Я напугал? Прости, — в который раз поспешил оправдаться тот.

— Да не извиняйся ты все время. Я что, похож на ненормального, который станет пытать тебя круциатусом, взбесившись на ровном месте?

— Нет, господин.

— Да не зови же меня так! Гарри, я просто Гарри, и всё! Ну вот. Ты что-то хотел?

— Да, — Драко собрался с силами, облизнул губы и спросил с надеждой: — Ну что, когда ты сможешь навестить нас снова?

Голос был просящим, почти заискивающим, и это могло бы показаться неприятным, если бы Гарри не понимал, что Малфой старается исключительно ради того, чтобы сохранить жизнь отцу. Ему даже стало немного его жаль, — хотя что он мог сделать? Вырваться раньше следующих выходных вряд ли удалось бы. Он так и сказал:

— Не раньше, чем через неделю. Думаю, в субботу поближе к вечеру. Пусть твой отец пока вспомнит заклинание, вызвавшее проклятье, и подумает, как бы я мог его снять. Если сможет, конечно. У него совсем нет сил?

— Да, хотя ты всё равно сильно ему помог. В любом случае, времени у него осталось мало — так что вспомнить в его интересах.

— Сурово ты с ним, — усмехнулся Гарри.

— Вовсе нет! Просто я понимаю, что он сам поставил себя на край гибели, когда согласился... — сказал он и махнул рукой. — Да что сейчас говорить!

— Не сокрушайся так. Я не монстр и не убийца, и не брошу вас на произвол судьбы. Но явиться в твой дом раньше не могу — слишком неудобно трансгрессировать.

— Понимаю, — Драко кивнул и спешно отошёл, увидев, что кто-то приближается из-за ближнего угла. — Мы тебя будем ждать.

— В шесть вечера, идёт?

Гарри протянул ему руку напоследок, и тот, снова неуверенно улыбаясь, её пожал.

— Спасибо, что понимаешь, как это важно для нас.

— Что важно? Я пока ничего не делал.

— Дал хотя бы просто коснуться тебя.

— И что с того?

— Так проще восстановить силы.

Гарри вспомнил, что Пожиратели Смерти всегда держались на несколько шагов от господина, почтительно расступаясь: видимо, он не позволял дотрагиваться до себя без лишней нужды. Драко подтвердил его догадку:

— Лорд обычно заставлял нас вставать на колени и целовать ему руку.

"Как, наверное, унизительно это было для них, — подумалось Гарри, — я такого не допущу".

Неделя тянулась долго, и на исходе пятого дня ему уже казалось, что он сидит за учебниками и свитками с заклинаниями целый месяц, а может, год. До чего унылое и однообразное занятие! В противовес этому тут же вспомнились их скитания по промозглому осеннему лесу и попытки спрятаться от Пожирателей. Счастье уже в том, что сейчас он от этого избавлен, разве нет? Но веселее не становилось.

— Ты какой-то задумчивый в последнее время, — заметила Джинни во вторник вечером, подходя сзади и приобнимая его за плечи. — Скажи честно, что тогда произошло?

— Когда "тогда"? — отозвался он.

— В воскресенье. Когда ты неизвестно зачем решил вдруг сбежать пораньше.

— Но я не сбежал! Всего лишь хотел вернуться раньше и выспаться — я же говорил!

— Незачем так раздражаться. Я все понимаю.

— Я рад, если так.

Джинни пообижалась для вида ещё пару дней, но вскоре перестала — как видно, ореол героя и детские мечты были сильнее подозрений. Строго говоря, до этого он даже не знал, рассказали ли ей Рон с Герми об его приключении; теперь становилось ясно, что нет, но посвящать её и не хотелось. "Она будет волноваться — а зачем ей это? Может, я изобрету способ снять клятву верности со слуг Волдеморта, и очень скоро о вынужденных встречах можно будет забыть? Хорошо бы".

Он ещё не представлял, насколько ошибался.

Уже в субботу во время второго завтрака Гарри ловил на себе тревожные взгляды Драко Малфоя, и хотелось успокоить его, сказать "Не бойся, я не передумал", — но друзья были рядом, и слишком многие заметили бы, решись он подойти к столу, за которым ели студенты Слизерина. Правда, он решил компенсировать это тем, что пришёл в условленное место в лесу заранее, фактически, сразу после того, как Рон с Гермионой ушли (очевидно, чтобы уединиться где-то более надёжно, чем в общей гостиной за заглушающими звук чарами), а остальные ученики разбрелись кто в Хогсмид, кто в библиотеку, чтобы готовиться к будущим занятиям.

Лес казался мрачен: хотя и не слишком было темно, но голые чёрные ветки деревьев, торчащие со всех сторон, как острые пальцы ведьм, составляли гнетущий контраст с белевшим свежим снегом. Драко еще не пришел — слишком было рано. Совсем никого не было на милю кругом, а тревожная тишина заставляла прислушиваться к любому шороху. Оставалось порадоваться, что не слишком сильно холодно здесь стоять, и он начал раздумывать над тем, что сказать своим новым подопечным. "Ведите себя хорошо, и папочка вас не бросит"? Ха! Он фыркнул. Неужели можно исправить стольких закоренелых преступников? Ничего, вскоре он проверит, — пусть ещё на берегу ясно, что особо тешить себя надеждами не следует. Вот вдалеке показалась тонкая одинокая фигура в чёрной мантии; Драко шёл неторопливо, но едва увидел, что его уже ждут, ускорил шаг, а в конце почти что бежал, споткнувшись напоследок о ветку и чуть не упав перед ним. Гарри подхватил его и не дал распластаться на тропинке.

— Осторожно!

Тот благодарно ухватился за него. Некстати снова вспомнилось, как отпихивал он его когда-то давно на каком-то младшем курсе — кто мог подумать тогда, что все так обернётся? Гарри не стал отнимать руку даже после того, как Драко встал, помня его слова о важности прикосновений.

— Только не извиняйся снова, что заставил ждать и всё прочее. Я специально пришел пораньше, чтобы нас... Ну, чтобы ни в чем не заподозрили.
— Ты можешь вызывать нас через метки, помнишь?

— Не буду я этого делать. Я не Волдеморт.

— Но тебе придётся сделать это — хотя бы для того, чтобы не ждать никого долго. Метка даст понять остальным, что пора собираться в Мэноре.

Гарри колебался, но временем и впрямь стоило дорожить: слишком позднее возвращение вызвало бы новые вопросы у однокурсников и учителей.

— Морсмордре! — взмахнул палочкой он и зажмурился, пытаясь призвать тех, с кем имел связь через метку Волдеморт. Ощущение проникновения во множество сознаний одновременно захватило его; он стоял сейчас перед их глазами, требуя явиться немедленно. В этот момент стало ясным, что частица души Тёмного Лорда всё ещё жила, принеся с собой это наследие. И это было очень, очень плохо; ему хотелось никогда больше не пользоваться этой властью, поскольку слишком она была сильна и имела очевидно тёмное происхождение. Где-то далеко на разных концах страны (хотя преимущественно в Министерстве и Лютном переулке) несколько людей хватались за предплечье, сжав зубы, и выхватывали палочки, чтобы явиться по зову господина, и Гарри видел их. Он выдохнул ошеломленно, возвращаясь обратно к Драко.

— Кажется, я их всех чувствовал одновременно. Так ты был прав! Часть его силы перешла ко мне. Что ж, летим.

Трансгрессия в этот раз была быстрой, но безболезненной, и спуститься возле Малфой-Мэнора вышло поаккуратнее, чем в тот раз. Едва они оба успели войти и снять зимние накидки, к ним с Гарри бросилась Нарцисса.

— Вы явились! Какое счастье. Прошу, скорее! Люциус...

Но Гарри и сам всё видел. Тот лежал в кабинете возле гостиной, с нездорово серым лицом. Каждый вдох удавался ему с трудом, сквозь боль, и голос стал тихим и прерывающимся. Гарри сел рядом с ним и взял его руку своей, рассматривая внимательно его метку. Она казалась потемневшей, а кожа вокруг покраснела, будто бы от ожога.

— Приветствую вас, мой Лорд.

— Не надо меня так звать. Вспомните лучше, каким заклинанием Волдеморт наложил на вас проклятье?

— Как же иначе? Но слов я не слышал. Оно было невербальным. Он просто отлучил меня от служения ему, и магия обернулась против меня самого, так что теперь метка забирает все мои силы. Если бы только...

— Я попытаюсь отменить его, если смогу.

Кончик палочки коснулся метки, Гарри выкрикнул одно заклинание, потом другое, но никакие приказы и уговоры не помогали. Случилось то, чего Гарри так не желал: требовалось снова войти в разум лорда Малфоя, пользуясь своей властью, и приказать ему повиноваться, и отменить слова прежнего господина. Пришлось напрячься, чтобы активировать их связь, — но не слишком сильно, поскольку Люциус Малфой был уже очень слаб; зато Гарри чувствовал его состояние полностью, видел все его мысли, его желания и порывы, мог контролировать его, наказывать и поощрять, будучи господином. Связь эта не имела ничего общего с простым чтением мыслей или легилеменцией, но была более глубокой и всеобъемлющей, включала в себя способность приказывать и владеть чужой магией. Неудивительно, что Волдеморт был так силён, владея магией нескольких волшебников. Гарри видел даже, как ему казалось, ту связь между собой и Малфоем, и мог заметить, как ослабла эта нить. Сейчас все его мысленные силы и энергия направились на то, чтобы усилить её, чтобы та не прервалась совсем, и вскоре она стала сильнее, чем прежде. Гнев Волдеморта разорвал её, а Гарри усилил связь заново — и она пульсировала, восполняя магию и дав Люциусу Малфою сбросить гнет проклятия, после чего тот выдохнул устало, будто впервые за долгое время смог дышать спокойно, и взглянул на Гарри. "Неужели ты смог? — читался в его светлых глазах немой вопрос. — Неужели проклятье снято?"

"Ты прощён", — подумал Гарри и тут же понял, что сказал это вслух. В глазах Малфоя стояли слёзы, но было видно, что он ошеломлен не меньше, и ни на секунду не стал возражать против сказанных свысока слов Гарри.

— Ну как, папа? Тебе лучше хоть немного?

— О да.

Люциус вдохнул ещё пару раз глубоко и откинулся на подушку, проваливаясь в сон.

— Идём, — поднялся Гарри. — Надеюсь, что теперь всё будет хорошо.

В главном зале его уже ждали. Те же тридцать пар глаз, тихо и послушно проследившие за тем, как входит к ним невысокий семикурсник.

— Приветствуем вас, Лорд, — пронесся по залу негромкий гомон десятков голосов.

Гарри махнул рукой, приветствуя и приказывая садиться на места, сам прошел к месту во главе стола, отодвинул высокий стул, но садиться не стал.

— Добрый вечер, господа. Время позднее, и говорить долго я не стану.

— Всё наше время в вашем распоряжении, господин, — обратился к нему Макнейр. — Мы можем быть здесь хоть всю ночь.

— Да, но я не могу. Я же ещё учусь и должен вернуться в Хогвартс не позднее девяти.

— Ох, прошу прощения. Ясно, — на лице пожирателя смерти отразилось сомнение и непонимание. Почему новый Лорд вообще придерживается этого детского расписания? — Нашему господину и победителю могли бы пойти навстречу.

— Хотелось бы, — ответил Гарри с улыбкой, — но, увы...

— Мы слушаем вас и готовы принять любое ваше решение. Что угодно, лишь бы...

— Не дайте нам умереть!

— Просим вас...

— Да. Так вот... Я подумал и решил, что бросить вас всех умирать жестоко. И я вас не оставлю.

Послышались радостные возгласы и шум, и Гарри пришлось даже постучать по столу, как, бывало, делал Дамблдор.

— Тише, прошу вас. Дослушайте до конца! Взамен я хочу попросить вас прекратить всякую деятельность, которая будет дурной и злонамеренной по отношению к маглам и нечистокровным магам. И уж тем более никаких этих ваших... Шабашей. Вот.

— Что, простите? — нагнулся к нему Яксли, уточняя.

— Я имею в виду ваши совместные встречи и нападения на людей. Никаких убийств, никаких попыток запугивать кого-либо, никаких черных меток над якобы случайными пожарами и никаких расправ над грязнокровками.

— О, мы понимаем, Лорд. Нужно уйти в тень и затаиться на время, — кивнул согласно Лестрейндж.

— Не на время, а навсегда! Многих из вас разыскивают авроры, чтобы предать суду, а я...

— А вы нас защищаете. Мы все безумно вам благодарны, господин!

— Нет, вовсе нет! Точнее... Да, я не буду доносить на вас и наводить авроров на след, но если кто-то попадется во время преступления, я не буду его выгораживать! Сегодня мне стало ясно, что эта связь между нами действительно существует и что вы нуждаетесь в том, чтобы подпитывать свою магию и служить мне. Будем встречаться раз в неделю или около того. Проблема в том, что время этих встреч нельзя установить раз и навсегда из-за моей учёбы и других занятий, — и заранее прошу прощения, что придётся вызывать вас через метки: я понимаю, что это приносит боль...

— Не беспокойтесь насчет нас, — успокоительно произнес Яксли. — Как ещё мы сможем понять, что вы нас ждёте?

— Лорд Волдеморт специально сделал её вызывающей легкое жжение, чтобы никто не мог игнорировать вызов. Но после возрождения силы его возросли, а вместе с ними и связь с ним.

— Это ужасно, на самом деле. Но я хочу, чтобы вы не совершали ничего противозаконного и просто жестокого. Силы стоит направить на что-то более созидательное... — задумался он, размышляя, что вообще хорошего могли бы совершить эти люди. Покойный директор говорил, что идеи Волдеморта были схожи с идеями Гриндевальда, и что оба тёмных мага умели увлечь за собой и убедить. Гарри обвёл глазами собравшихся, продолжая напряженно думать про себя: "Но должны же были быть у вашего прежнего господина хоть какие-то благие намерения, черт возьми?", затем произнес: — Вы хотели добиться чего-то лучшего, перед вами стояли раньше высокие цели, — но вы воплощали их самым низменным путём. Это недопустимо.

Сказанное не нравилось никому, но Гарри слушали с тем же почтительным видом, не прерывая, как привыкли слушать ранее Волдеморта. Он продолжал:

— Я считаю, что все маги должны жить без страха за жизнь, как чистокровные, так и нет. Жить вместе, если мы хотим процветания... Я понимаю, что так просто вас не убедить, и вы соглашаетесь только из-за ваших меток. Но постарайтесь не продолжать тёмных дел, как бы сложно это ни было. Не пытайтесь бороться с нечистокровными, иначе нас станут бояться ещё сильнее, и маги, оторванные от внешнего мира слишком сильно, превратятся в маргиналов. А я хочу, чтобы маги занимали достойное место...

— Лорд Волдеморт мечтал поначалу о том же, поверьте. Но изменить что-то без применения силы не всегда возможно, — начал осторожно Долохов.

— Не сравнивайте меня с ним! — вспылил Гарри. — Не сомневаюсь, он ещё в школе был садистом и психопатом!

— О, я отлично помню, каким он был тогда, — сказал Лестрейндж.

— В самом деле?

— Да. Таким же, как вы сейчас. Молодым, мечтающим заново переустроить мир, сделать так, чтобы маги могли не бояться угроз со стороны внешнего мира, и чтобы славные древние времена вернулись.

Многие шипели на него, прося замолчать. Слова не были сказаны с насмешкой или снисходительностью, но тем не менее заставляли задуматься. Гарри вышел из-за стола, собираясь покинуть Пожирателей Смерти и поразмышлять.

— Я не знаю пока, как увести вас со стороны зла, но подумаю и решу потом. Ну что? Ваши силы достаточно восстановились за это время — можно, я пойду? Мне надо вернуться вовремя.

— Как вам угодно, господин, — кивнул Яксли, соглашаясь.

— Не бойтесь вызывать нас так часто, как хотите. Боль не имеет значения; медленно умирать в ваше отсутствие — ещё хуже, — добавил Долохов, поднимаясь и уходя вслед за ним.

Гарри вышел и стал осматриваться кругом. Быстро сбегать, как в тот раз, не хотелось: подумают ещё, что он обиделся или боится их. За большой гостиной оказалась ещё одна, малая, где сидели Нарцисса с Драко.

— Мне пора возвращаться.

— Да, конечно. Проводить тебя?

Гарри не ответил, но тот встал и пошел вслед за ним. Они молча прошли к прихожей и начали собираться; просто смотреть друг на друга и не говорить ничего было неловко, но Гарри казался слишком занятым разглядыванием красот мэнора, чтобы начать говорить первым, и в разговор вступил Драко, снова коснувшись его руки и пожимая её:

— Ты не представляешь, насколько я тебе благодарен.

— Это ничего... Ты правильно сделал, что позвал меня.

— Всё равно спасибо.

— Не за что. Жаль, что так вышло с вами. Ты, наверное, не хотел этого? Ну, служить Волдеморту?

Но тот не кинулся подтверждать сомнения Гарри.

— В любом случае, я рад, что его место занял ты. Ты не такой жестокий, и...

Он замолчал — ему хотелось сказать много чего хорошего давнему врагу, но язык не поворачивался, потому что Гарри наверняка счёл бы всё это лестью. Понимая его смущения, а может, просто желая ободрить, Гарри похлопал его по плечу, а затем вышел.

Стояла тёмная ночь, но в этот раз ему удалось проскользнуть незамеченным мимо всех, кто мог поймать его в коридоре. Зато в гостиной, едва войдя, пришлось выслушать шквал упреков и вопросов от друга и подруги.

— Признайся честно, что у тебя стряслось? Всю неделю ты ходил сам не свой, а теперь возвращаешься заполночь.

— Завёл ещё кого-то на стороне, кроме Джинни, а? Узнаю, что ты ей изменил — убью, — замахнулся шутливо Рон, но тут же серьёзно добавил: — Нет, правда, скажи, что произошло
?Глава четвертая, в которой обнаруживается привязанность странного толка
Он посмотрел в глаза Драко на прощание — в них была плохо скрываемая радость, маскирующаяся за обычной настороженностью, и нельзя было не признать, что видеть страх и почтение было куда приятнее обычной раньше заносчивости, пусть Гарри и запретил себе думать так сразу же после того, как эта провоцирующая мысль вообще пришла к нему в голову.

  — Видимо, я совсем не умею скрывать эмоции — так что аврором мне явно не стать, — отшутился он.

Тем не менее, Гермиона обошла эту уловку и прямо спросила:

— Скажи, не из-за той ли просьбы Малфоя ты вернулся так поздно?

Несколько секунд он прикидывал, не солгать ли, что задержался в Хогсмиде или, к примеру, в Министерстве по неизвестно каким делам, но умница Гермиона ни за что бы не поверила в надуманное оправдание, а составить себе надежное алиби он не успел. Оставалось признаться:

— Ты правильно угадала, — кивнул он.

— Гарри! — зашипела возмущенно она. — Ты что, снова виделся по просьбе Драко с кем-то из Пожирателей?

— Если честно, да. Но я же говорил: они погибнут без меня. Их магические способности...

— Не могу поверить, что ты повелся на их слезливые россказни! Да они же просто-напросто выдумывают оправдание себе или хотят с твоей помощью спастись от Азкабана!

Девушка пылала праведным гневом, а Гарри поморщился досадливо от её слов: предположения, может, и были логичны с её точки зрения, но он-то знал, что всё сказанное — не то, что всё совсем не так, и что он на самом деле нужен этим малоприятным людям просто потому, что иначе их ждёт долгое и изматывающее угасание и смерть. И потому молчал.

Гермиона, однако, трактовала молчание по-своему.

— Ты не прав, Гарри. Что за удивительная привязанность к злостным преступникам в тебе вдруг проснулась? Нет, ты как хочешь, а я завтра же свяжусь с Авроратом!

И она замерла, напряженно глядя на него и ожидая шквала гневных возражений — а Гарри снова помолчал, а потом сказал до странного ровным и равнодушным голосом:

— Заявляй, если хочешь. Даже и обязательно заяви; надо поддерживать свой имидж борца за справедливость во всём и везде. Только знаешь что?

— Что? — спросила с сомнением она, притихнув.

— Думаешь, они кинутся по твоей просьбе ловить этих людей? Да все и так прекрасно знают, где они живут, от палача Руквуда до лорда Малфоя, только доказать их связь с Волдемортом не так-то просто. Нет у них доказательств.

— Но ты же сам говорил про проклятье и потребность в новом хозяине. Вот тебе и доказательство: не являйся к ним, вот и все дела. И наказание найдет их само.

— Да? Действительно, как просто! — саркастически ответил он. — Только вот я не хочу, чтобы столько людей разом умирало долгой смертью, лишаясь силы!

— Эти люди — преступники, Гарри, пойми...

— Некоторые из них даже не убивали никого, служили своими способностями и положением, как покойный Снейп.

— Всё равно...

— Несколько десятков людей умрёт, Герми. Драко Малфой умрёт.

— Только не говори мне, что ты будешь о нём грустить, — подал голос Рон.

— Естественно нет! — огрызнулся Гарри, хотя в глубине души понял вдруг, что да, он будет. — Но Драко не убийца. Почему он должен умирать?

— Не повезло с семьей. Лучше надо было себя вести и не задирать свой нос.— Буркнул Рон, ложась на диван, а Гермиона не отвечала: скорее всего перспектива послать на смерть однокурсника, пусть и ненавистного, не слишком воодушевляла на дальнейшие поиски справедливости. Отличный момент, чтобы дожать её, и он решил воспользоваться им:

— Есть ведь и положительная сторона: я могу в обмен на сохранение жизни взять с них обязательство больше никогда не творить ничего дурного.

— Сомнительно это всё, — протянула она задумчиво. — Всё-таки я не верю в их рассказы. Поэтому я хочу оповестить об этом Кингсли на следующей неделе, и очень надеюсь, ты разберешься во всём. А пока я отправляюсь спать. Рон! Поднимайся! Тебе тоже неплохо бы отправиться в вашу спальню.

Разговор и правда был неприятный, а главное — ни в чем Гарри не убедил. Гермиона заняла непримиримую позицию, а Рон поддерживал её, не пытаясь даже разобраться в чём-то, и беседовать с ними, помня об этом, было неприятно. Откровенно говоря, он жалел теперь, что в принципе решился что-то рассказать друзьям, и чувствовал себя так же одиноко, как и в начале пятого курса. Хуже всего было пришедшее к нему понимание того, что кому ни расскажи он о свалившемся на него наследии Волдеморта, все заклеймят его пособником выживших Пожирателей Смерти, если не предателем: после победы в войне отношение к темной магии сложилось самое непримиримое. Снова и снова вспоминались лица тех людей, для которых он оставался последней надеждой — и Гарри не мог отступить назад.

Учебные будни тянулись долго, и необходимость наверстать упущенное в прошлом году, для чего требовалось долго просиживать над пергаментами в библиотеке, оторвала его от всех. Его одногодки уже закончили школу, и теперь золотое трио училось со студентами на год младше его. Всего год — но Гарри казалось, что он старше на все десять. Может, однокурсники испытывали некоторое благоговение перед героем, а может, напротив, тайно винили его в том, что именно в погоне за ним Волдеморт напал на Хогвартс, из-за чего погибли многие из тех, кому было жить и жить, — в любом случае, дурачиться и задумывать розыгрыши, как раньше, уже не тянуло. И он ощущал оторванность ото всех.
Немного помогал развеяться квиддич: ощущение полета и прохладного свежего воздуха отрезвляли и успокаивали, давая надежду на то, что всё ещё будет хорошо. По крайней мере, команда испытывала к нему уважение безотносительно прошлых заслуг или старых обид, и ловец Поттер требовался им во время всех решающих школьных матчей. Гарри не отказывался от приглашений. На поле можно было забыть обо всём — даже о том, что бок о бок с тобой летит твой давний враг или друг, ставший совсем чужим. Азарт игры захватывал дух. Но думали так не все, и Слизерин превратился в ещё более ненавидимый всеми факультет; Гриффиндор считал своей честью снова завоевать кубок в этом году. Именно поэтому в момент очередного матча Рон снова схлестнулся с Малфоем, зависнув на гигантской высоте. На поле стоял туман, в котором разглядеть что-либо представлялось большой удачей, игроки и те полностью исчезали из виду, отлетев на десяток метров. Поэтому один Гарри увидел, как неподалеку от него они столкнулись на огромной скорости, но не спешили разлететься по сторонам. Мантия Рона запуталась, порвавшись и намотавшись на метлу Драко; тот дергался, пытаясь отцепиться, но вместо этого не удержал равновесие и соскользнул. Пальцы Драко разжались, и он начал падать, когда Гарри метнулся за ним с одной мыслью — лишь бы догнать его не слишком поздно! К ним уже летела помощь, а громкий сигнал возвестил о перерыве в игре, внезапностью своей напугав Гарри. Но всё-таки ему удалось подхватить Малфоя до столкновения с землёй. Они сидели рядом друг с другом на земле, тяжело дыша, когда сверху следом спустился Рон, волоча за собой метлу Драко: та упиралась и брыкалась, как непослушный конь, напоследок метнувшись так, что сбила его с ног, и он растянулся рядом с ними.

— Поверить не могу, что ты помог ему, а не мне, — проворчал поднявшийся кое-как Рон.

— Кажется, у него возник комплекс спасителя, — пояснила с умным видом подбежавшая Гермиона. — Гарри с того момента, как он вытащил Драко из огня в Выручай-комнате, кажется, что он ответственен за его жизнь и здоровье. А может, он просто реализует так накопившуюся потребность в геройстве и помощи. Послевоенный синдром, так сказать...

Рон и Герми удалились бок о бок, тем более, что тренировочный матч объявили законченным после происшествия.

Прекрасно, что они оба не видели того, что произошло пять секунд назад между двумя бывшими врагами, скрытое стелившимся по траве туманом. Едва успев подхватить Драко за мгновение до удара о землю, Гарри опустил его, вставая рядом и озираясь по сторонам. Сверху мог прилететь Рон, могла явиться подмога, другие игроки, но пока не было никого. Касание к руке, странно мягкое и горячее, вывело его из задумчивости, и в первые секунды, как и бывало это всегда, когда давний враг дотрагивался до него, Гарри ощутил почти инстинктивные враждебность и желание отстраниться, а затем... Затем, опустив голову вниз, он увидел, как Драко целует его руку, осторожно дотрагиваясь губами тыльной стороны ладони. Ровно так, как заставлял их Волдеморт — для того, чтобы выразить свою признательность за спасение. "Нет, нет, не надо! Что ты делаешь?" — хотел сказать он, но было уже нельзя: слышался возглас Рона, спускающегося вслед им, и вскоре из тумана появилась вся его длинная нескладная фигура, — Гарри едва успел отдернуть руку, высвободив ладонь из рук Драко. Но речь о целовании руки осталась с ним, и он встал рядом, пытаясь справиться с чувствами. Одно из них говорило, что младшему Малфою нужно сделать внушение, сказать, что делать так больше нельзя никогда и ни за что, а другое, то захватывающее и пробуждающее гордость осознание чужого преклонения и обожания, боролось с ним и говорило: "Молчи, если хочешь испытать это вновь, дорожи им". И он промолчал. Молчание было ответом и на возмущённый вопрос Рона: тот не дождался ответа и ушёл под руку с подругой. Исчез в тумане и Малфой — ему удалось оторваться от господина не без борьбы с собой, и на гордом лице оставалась страдальческая гримаса.

Остаток дня Гарри не разговаривал ни с кем, и его возвращение в гостиную Гриффиндора встречено было так же безмолвно. Как ни странно, размолвка не тяготила его ничуть; больше того, послезавтра предстояла очередная встреча с его "скромным кружком по интересам", как саркастично называл он собрание Пожирателей Смерти про себя, — и осознание этого делало жизнь немного легче. Ведь если есть те, кто ждет тебя, те, кто зависит, кто готов ловить каждое твое слово — разве ты живешь напрасно? Ради этого можно было и потерпеть временную размолвку. Конечно, они с Гермионой и Роном прошли через многое, но сейчас это чувство единения исчезало и выцветало на глазах, как чернила на карте Мародеров, и Гарри с некоторым разочарованием подумал: может, скоро их дороги и вовсе разойдутся? Грустно, если они окончат курс врагами. Но делать с этим что-либо не хотелось, и серьезный разговор постоянно откладывался: из-за сложных занятий и подготовки к зачетам, из-за того, что они выбрали разные предметы и виделись реже, из-за того, что вечером не оставалось сил на что-то важное, и хотелось упасть и уснуть надолго.

Нет, нельзя сказать, что между ними появилась враждебность, но временами друзья подкалывали его:

— Смотри, опять белобрысый хорек уставился на тебя.

— Может, он хочет подойти, но стесняется вас.

— Ох, прости! Нам уйти, чтобы не мешать трогательному объяснению в лучших чувствах?

Рону за такие слова Гарри дал бы дружескую затрещину, но на Гермиону оставалось только взглянуть с выражением лица в духе "я тебя умоляю".

— Он всего лишь благодарен мне, вот и всё.

— Его семейка могла бы выразить свою благодарность в галеонах... Если только они не потратили всё на взятки в Министерстве Магии и Визенгамоте, — фыркнул Рон, поднимаясь из-за стола. — В любом случае, я отправляюсь на подготовку к экзамену по трансфигурации и оставляю вас наедине.

— Я тоже... Гарри, а у тебя разве не зельеварение сейчас?

— Да, погоди, я уже иду.

Мимо проносились торопливые и шумные стайки младшекурсников, а его одногруппники направились в подвал. Он отстал немного: идти с ними вместе не хотелось, зато сумрак подземелья перестал казаться чёрным и пугающим — темнота стала чем-то приятным, местом, где можно было скрыться ото всего и забыться, пусть и ненадолго. Даже портретов с их глупыми разговорами здесь не висело; сплошная тишина и спокойствие за вычетом шагов, растворявшихся далеко впереди. Почти умиротворяюще. Из полусонного ступора вывел его чей-то голос, и он открыл глаза, обернувшись: из темноты за очередным углом показалась непрозрачно черная фигура в мантии. Лицо её в контрасте с этой тьмой выглядело бледным, волосы — почти седыми. Но пугаться было нечего — Драко Малфой больше не казался Гарри тем, кто способен избить его в темном коридоре. Его жестом поманили в сторону, и он отошел. Драко увел его в короткое тупиковое ответвление коридора, заставленного рухлядью из классов.

— Снова я подставил тебя, да?

— Нет, почему?

— Я слышал, как они шутят о нас.

— Потому что тебе не стоило делать то, что ты сделал, — сказал Гарри. — Естественно, нас заметили.

Драко опустил голову.

— Не печалься, — он положил руку ему на плечо, утешительно похлопав.

— Ты чересчур добр.

— Я понимаю, как важно для тебя всё это, — ответил он и уточнил, смущаясь: — Ну, дотрагиваться, я хочу сказать. Просто не надо делать этого так...

— Так открыто?

— Нет же. Я имею в виду, если это унизительно для тебя, то...

— Я думал, что тебе будет приятно.

В этот раз пришел черед Гарри смущаться.

— А тебе?

— А мне это и вовсе необходимо, как воздух. Всю неделю, что я почти тебя не видел, ощущаю себя так, будто бы встретил Дементора.

Гарри взял его руку в свою и посмотрел внимательно в глаза Драко, держа его ладонь в руках, Драко вскоре пришлось признать, что отпустить господина сложнее, чем кажется. Но всё же он оторвался, тревожно заметив:

— Ты опоздаешь.

— Уже опоздал. Но это ничего. Невилл меня простит, — усмехнулся он.

— Хорошо быть героем.

— А тобой разве плохо?

— Слишком многое в моей жизни решено было за меня. Слишком многого от меня ждали, а что в итоге? Мистер Разочарование.

— Откуда такая самокритичность? Половина курса тащится по тебе.

— Что толку? Это не та любовь, которая может принести радость или уверенность.

Драко покачал головой и сел на ближайший стул, опустив лицо в ладони — к счастью, не для того, чтобы разрыдаться, — а потом потер веки кончиками пальцев с уставшим видом.
— Уходи, а то я не могу отцепиться сам. Это сильнее меня.

— Так и быть, — широко улыбнулся он. — Условимся пока на том же месте и в то же время? Ах да, совсем забыл: я же могу вызывать вас через метку! По крайней мере, старших. Тебя я приглашаю устно, чтобы ты не хватался за предплечье на уроке и не вызвал новых подозрений.

— Я бы не выдал.

— Верю. Но мне пора идти.

Гарри мог бы позаставлять его упрашивать себя остаться, но так долго изображать строгого хозяина не мог, — и потому стремительно развернулся и ушёл прочь. По размышлении ему стало понятно, во что он ввязался. К примеру, что встречи продлятся долго, а взять и отказаться от обязательств стало бы смертельно.

Глава пятая, в которой воскрешается наследие одного достойного, хоть и не совсем светлого мага
Гарри не сразу понял, насколько зависим стал от еженедельных встреч со своим скромным кружком по интересам, как насмешливо называл он бывший орден Пожирателей смерти; в то время, как бывшие сподвижники Волдеморта подпитывались от него жизненными силами, восстанавливая магические способности, сам он привязывался к ним психологически, этакой противоположностью стокгольмского синдрома. Да, победа превратила мальчика-который-выжил в героя магической Англии и образец для всех, но пока что не дала ему взамен ничего достойного — ни работы в Министерстве, для которой Кингсли назвал его слишком юным, ни особых прав (доучиваться с детьми на год младше казалось даже обидным) — одно лишь пристальное внимание волчьей стаи, ожидающей, когда он промахнется. Страшно было кануть в безвестность, ещё страшнее — пойти дурным путём и превратиться в подобие своего отца, своенравного представителя золотой молодежи, — и мир не давал ему других шансов на победу. Строго говоря, он находился сейчас на том же этапе пути, что и молодой Том Реддл, который даже после блестящего окончания школы не смог устроиться в неё преподавателем.

Впервые он в чем-то его понимал.

Приближалась третья по счету суббота, день его встречи, и белая метель с хлопьями снега, льнущими к лицу, ничуть не остановила его. Правда, это попыталась сделать Джинни, отпустившая его с откровенным неодобрением, рассчитывавшая на приятный вечер в хогсмидском баре, а не в одиночестве собственной спальни, но Гарри, вышедший на простор холодным вечером, об этом уже не думал. Дорожку перемело, ступать приходилось наугад, соскальзывая в рыхлый сугроб с твердой тропинки; и хотя следов видно не было, Драко стоял на условленном месте. Можно было только догадываться, как долго пришлось ему ждать — правда, покрасневший кончик носа и мантия, почти полностью побелевшая от налипшего снега, не оставляли долгого времени для размышлений.

— Ого, ты уже тут, — сказал запыхавшийся Гарри, подходя к нему. — Замёрз уже?

— Нет, совсем нет.

— Не ври.

Гарри бесцеремонно добрался до его ладоней, стянул перчатки: руки были прохладными, пусть и не ледяными.

— Всё-таки замёрз. Надо было мне добраться сюда пораньше. В следующий раз я вызову тебя через метку, учти это и не приходи раньше.

— Зима скоро кончится, — ответил Драко с неловкой полуулыбкой, поскольку ему приятны были и эта забота, и даже покровительственный оттенок в голосе.

— И что же? Ты не должен шататься здесь несколько часов, вызывая лишнее внимание, если только мы хотим сохранить встречи в секрете. Сам слышал, что говорили?

— Твои друзья всего лишь ненавидят меня, вот и издеваются. Я со своей стороны чувствую к ним то же самое.

Гарри развернул его к себе, взяв за плечи, уперся тяжелым взглядом, так, что Драко вмиг почувствовал холод страха, не мог и пальцем пошевелить — так стало жутко. "Он разозлился, — подумалось ему, — не стоило так делать". Ведь Гарри больше не был Гарри, которого можно было поддевать при случае и цепляться, нельзя было вести себя с ним по-прежнему, будто он его враг, а не... Не что? Не новый господин? Осознавать это было уколом для гордости Драко, но он легко сумел смирить её, тем более теперь, когда тот помог его отцу и когда он сам так зависел от любого его взгляда, не говоря о прикосновениях.

— Спрячь, пожалуйста, свой характер и мнение о них подальше. Ты ведь умеешь, разве нет? Ещё на неделе мне казалось, что ты способен на благодарность.

— Это так, господин, — кивнул торопливо Драко.

— Вот и славно.

Гарри почувствовал, как куснула его совесть за такое обращение с Малфоем, который всячески был зависим от него, — но мимолетно. Кажется, новая роль всё же меняла его, хоть и неприятно было признавать это: наследие Волдеморта пробуждалось. Нет, разве он сам станет мнителен, злобен, будет применять Круцио без сомнений и упрёков, рыться в мыслях своих соратников? Некстати подумалось и о том, связывался ли Тёмный лорд со своими слугами мысленно? Определённо, он мог, но использовать легилеменцию значило уподобиться ему. Сам вызов через чёрную метку вызывал отвращение, и пользоваться им можно было лишь уговаривая себя, что пострадают от этого преступники, те, кто участвовал в казнях магглорожденных и простых людей. Он покачал головой, встряхнулся, будто очнувшись ото сна, и взял Драко за руку, хотя тот вовсе не собирался сбегать от него:

— Ну всё, летим!

И оба трансгрессировали с места, уносясь ввысь черными тенями.

Что же думали в этот момент сами Пожиратели Смерти, дожидаясь запаздывающих? Самые недальновидные или измучившиеся, вроде лорда Малфоя, испытывали все спектры положительных эмоций: от тихой спокойной радости до лихорадочного воодушевления, но были и те, кто поступал умнее и начинал задумываться о будущем. Собравшиеся в Мэноре заранее, они все сидели вдоль длинного стола, посматривая то на вход, то на пустующее место во главе.

— Что-то мальчишка опаздывает, — хрипло проговорил Руквуд, косясь на высокие резные деревянные напольные часы, стоявшие у стены.

— Он теперь не просто "мальчишка", а новый господин.

— Скажите спасибо, что он вообще согласился прийти!

— Но вдруг что-то случилось? Может, он передумал и донёс в Аврорат?

— Тогда бы он не стал вызывать нас через метку...

— Тупица, как раз-таки и стал бы, чтобы собрать всех и схватить готовых.

— Сомневаюсь. Он давал слово, и в прошлый раз казалось, что он вполне удовлетворён взятым обещанием не творить больше ничего плохого, — рассудительно ответил Лестрейндж.

— В любом случае, это не гарантия.

— Чего? — поинтересовался туповатый Гойл, услышав незнакомое слово.

— Того, что, в любой момент времени он не передумает и не решит избавиться от нас, — презрительно бросил Долохов.

— Может быть, мы могли бы что-то с этим сделать?

— Что-то должно привязать его к нам, достаточно ценное для него, чтобы он не решился... — задумчиво протянул Яксли.

— Не понимаю.

— Ну, к примеру, у лорда Малфоя родилась бы дочь, а не сын, — начал терпеливо пояснять Яксли не слишком умному соратнику; на лице его была насмешка. — Это бы была миловидная такая блондиночка, и потом, богатая наследница! Вполне возможно, что мистер Поттер не испытывал бы тогда к дочери лорда Малфоя ненависти, как происходило все годы обучения в школе с Драко, а напротив, самые нежные чувства, которые со временем переросли бы в нечто большее — попросту говоря, в любовь. И тогда ему было бы нестерпимо жаль лишаться любимой только из-за того, что Пожиратели смерти должны умереть, и она стала бы в наших руках залогом того, что никого не тронут и встречи продолжатся, а орден будет существовать. А, Люциус? Ты не думал о том же? Признайся, впервые в жизни пожалел, что у тебя сын, а не девчонка?

Яксли закончил и победно оглядел собравшихся. За исключением Малфоя, глянувшего на него со всем возможным возмущением, предположение развеселило всех, и по залу пронеслись негромкие смешки, переросшие в грубый хохот.

— Это невозможно! — прошипел злобно Малфой.

— Ну, тише, тише. Друзья, успокоимся! — утихомирил собравшихся Макнейр. — Все мы благодарны лорду Малфою за предоставленное место для наших собраний, и требовать от него ещё одной жертвы было бы слишком. Разговаривать о том, что могло бы быть, попросту бессмысленно, так что не будем строить фантастических предположений.

— Ну, несмотря на это, знаете ли, что я вам скажу? — вступил снова Лестрейндж. — Нынешняя молодежь отличается редким развратом нравов. Для них стали нормальны такие вещи, которые в наше время считались отвратительными и позорными.

— Сказал человек, жена которого с Тёмным Лордом... — начал Малфой, — но его с полуслова оборвала пощечина.

— Точно так же твой сын мог бы поумерить гордость и предложить себя Тёмному Лорду! — злобно выкрикнул Лестрейндж (ему пришлось потянуться через стол, чтобы ударить Малфоя).

— Спокойно!

Яксли подошел к Малфою, успокаивающе положив руки ему на плечи; Лестрейнджа оттащили Руквуд и Нотт.

— Ещё раз повторюсь, что мы и так пользуемся твоим гостеприимством, Люциус, и просим тебя не принимать близко к сердцу слова, которые Родольфус выкрикнул исключительно из пустой обиды. Сам я думаю о том, чтобы уговорить Поттера дать Непреложный Обет... — обратился к нему Яксли.

— Крайне сомнительно! Он не согласится. Он и так считает, что делает слишком большое одолжение. Предположение Лестрейнджа и то реалистичнее, — ответил за него Макнейр.

— Не говоря о содомии и разврате, замечу, что мальчики могли хотя бы подружиться. В конце концов, кто сказал, что друга терять легче, чем возлюбленную? — заметил Долохов.

— Они слишком долго друг друга ненавидели.

— Надеюсь, я не слишком отвлеку вас от разговоров, господа? — раздался громкий молодой голос, и в зал вошел сам Гарри. За ним в дверях нерешительно встал Драко, к которому он обернулся:

— Будьте добры занять своё место. Вам никто не позволял уходить и заниматься своими делами, — подчеркнуто строго и официально обратился он к нему.

Оба заняли свои места.

— Позвольте поинтересоваться, о чём был тот громкий спор, отголоски которого долетали до нас ещё в прихожей?

Под его взглядом многие побледнели. Макнейр и Яксли переглянулись: выходит, новый их господин всё слышал? Или не всё? В действительности, Гарри догадывался, что беседа касается его, но пока ещё не мог понять, в отрицательном или положительном ключе упоминалось его имя.

— Не заставляйте меня применять легилеменцию, господа. Посвятите меня в ваши проблемы.

— Мы говорили о том, что все мы не близки вам хотя бы из-за того, что представляем другое поколение; мы старше вас. Разве что с Малфоем-младшим вы хотя бы по возрасту имели шанс стать друзьями, — начал осторожно Яксли. — Как жаль, что вы не испытываете к Драко никаких чувств, кроме презрительных и враждебных. Хоть ваше мнение о нем и не совпадает с действительностью...

— Моё мнение о нём и мои чувства вас не касаются, — отрезал Гарри. — Кажется, в прошлый раз я поручал вам узнать о брошенных младенцах, которые могли родиться в маггловских и полукровных семьях, — так сообщите нам результат ваших изысканий!

В другой момент Яксли, которому указали на его место, не сомневался бы в ответе, но мнение, высказанное с такой непримиримостью, заставило его задуматься, не прячет ли его господин каких-то ещё чувств за маской безразличия и подчеркнутой холодности к Драко Малфою.

Идея о его сыне и Гарри Поттере показалась Люциусу возмутительной, но он не мог не признать, что основной посыл размышлений Яксли очень и очень верен. Они все нуждались в гарантии своего спокойствия. И пусть ему было наплевать на остальных, но пожертвовать сыном готов он не был. Увы, ещё недавно стоя на краю могилы и только сейчас приходя в себя, Люциус понимал, что пожертвовать Драко придётся в любом случае: либо гордостью, либо жизнью. Проблема была лишь в том, как его убедить и уговорить. Когда собрание было окончено, Люциус и Нарцисса за вечерним чаем наблюдали, как мальчики собираются обратно в Хогвартс.

— Ты разве не возвращаешься? Идём вместе, — Гарри обернулся к Драко, и тот, подгоняемый строгим взглядом отца, кивнул и пошел за ним. Вскоре оба исчезли в темноте за дверью. Нарцисса отпила маленький глоток и спросила у Люциуса:

— Как ты думаешь, весь этот бред, что нёс Родольфус насчет него и Драко... Мы ведь такого не допустим? Или я тоже слишком старомодна, а для нашего общего блага так и нужно?

Люциус задумался, и внутри него сожаление и гордость боролись с выгодой.

— Нет, это... Это чересчур. Этого не будет никогда! Им не стать друзьями.

— Не волнуйся, милый, — Нарцисса накрыла его ладонь своей.

— Хотя... Иногда мне кажется, что после того спасения он его опекает. Заботится в какой-то степени.

— Это хорошо. Надеюсь, ты понимаешь, Люциус, насколько это хорошо.

— Правда, даже на этом пути наши планы ждёт препятствие в виде его уродцев-друзей.

— Чёртовы вездесущие Уизли!

— И грязнокровки. Но всё это ненадолго. До окончания школы, как я понимаю. Через полгода пути их разойдутся, особенно если попросить Министерство выделить грязнокровке Грейнджер престижную, но чрезвычайно важную работу где-нибудь на Оркнейских островах.
— Подальше от Лондона и от нас, чтобы не было желания совать нос не в свои дела!

Так идиллический семейный вечер в семействе Малфой закончился далеко идущими планами.

Гарри с Драко тем временем вернулись в школу: достаточно для того, чтобы все спали, но недостаточно для того, чтобы не наткнуться на Джинни Уизли, поджидавшую Гарри на подоконнике в тупике за углом от гостиной гриффиндора. Оставалось порадоваться, что Драко свернул в подземелье своего факультета за минуту до их встречи, иначе не миновать было очередных подозрений, тем более, что воинственный вид рыжей девушки не говорил ни о чём хорошем.

— Ах, наконец-то. Я уже не надеялась.

— Что ты здесь делаешь? Давно пора спать.

— А что ты здесь делаешь?

— Вернулся с отработки по прорицаниям.

— По прорицаниям? Гарри, нет, серьезно? Они не входят даже в число твоих дисциплин по выбору — или ты считаешь меня совсем дурочкой?

— Что ты, я очень рад такой слежке и тому, что ты изучила моё расписание лучше меня самого.

— Не смей так со мной разговаривать!

— Я говорю спокойным тоном — в отличие от тебя, золотце.

— Раньше ты произносил это слово с другим оттенком. Гарри, просто признай, что нашим отношениям конец, что у тебя появилась другая!

— Я могу тебе поклясться, что в последние три часа не виделся ни с одной девушкой.

— Меня не интересуют твои заверения! Я просто знаю, что ты влюбился снова, и, увы, не в меня.

— Ты считаешь, меня обрадует стремление контролировать каждый час моей жизни? С чего ты вообще взяла, что я влюбился?

— Ну... — Джинни неожиданно прекратила возмущенные выкрики и показалась озадаченной вопросом. — Ты такой задумчивый, ушедший в себя, и как будто у тебя есть секрет, который ты ото всех хранишь. Гермиона считает, что ты встречаешься с Пожирателями смерти, но я ей не верю. Это другая девушка.

— Ты можешь придумывать всё, что хочешь, а я считаю, что могу отвязаться от школьной жизни хотя бы на пару часов в выходные. Вот и всё.

С этими словами он развернулся в сторону спальни, давая понять, что разговор окончен. Разумеется, Джинни так не считала, но Гарри хотя бы удалось провести остаток воскресенья в тишине и одиночестве, пока она обижалась.

Глава шестая, в которой вечер перестает быть томным
Яксли, Макнейр и Лестрейндж в этот же момент провожали последнего в его поместье, на которое был наложен запрет на трансгрессию (помимо того, братья Лестрейндж опасались неурочного визита авроров и желали встретить этих господ соответственно). Стояла глубокая ночь, черная и холодная, и только покрытая тонким слоем снега земля под их ногами белела, а луна освещала фигуры трёх бывших Пожирателей смерти бледно-серым светом и заставляла отбрасывать длинные тени на дорогу.

— Что скажешь, есть у нас шансы? — с сомнением обратился Родольфус к своему спутнику.

— Замолчи, сделай милость! Если бы ты не взбесил Малфоя...

— Нет, ну, это и правда смешное предположение, Корбан.

— То есть, надежд на спокойную жизнь у нас нет?

— Жизнь вообще есть борьба за выживание, — философски заметил Макнейр. Он тоже не верил в возможность привязать Гарри к их собранию — тем более, дружбой, о которой вообще имел слабое представление.

— А непреложный обет? — не терял энтузиазма Лестрейндж. — Ты сумеешь его уболтать? А Империо?

— Заклятье не имеет обратной силы! — рявкнул раздраженно этими вопросами Яксли. — В нашей клятве, если ты вдруг забыл, значилось обещание не причинять Тёмному Лорду зла. Он может сделать это лишь по собственному желанию — но он не пожелает. Он слишком изменился.

— Тем хуже для нас.

— Ты прав, — кивнул Яксли. — Ты знал, что Распределяющая Шляпа долго колебалась, не отправить ли Поттера в Слизерин вместо Гриффиндора? Мне кажется, с возрастом слизеринское в нём берёт верх. И, мне кажется, он входит во вкус власти.

— Но... Это ведь хорошо?

— Это может иметь двоякие последствия. Может быть, ему понравится измываться над нами. Может, наоборот, он поймет наши мотивы и наконец разделит наши убеждения. Сейчас Орден не действует, а Поттер решился поддерживать нас из одной жалости, а может, и желания донести в аврорат, но потом передумал. Но разве мы должны жить, как собаки, брошенные хозяином? Нужно продолжать заниматься тем, к чему стремился Волдеморт — понемногу, исподволь, без показных казней. Задача будет сложнее: мы должны дискредитировать грязнокровок и магглов в глазах мальчишки.

— Тогда предлагаю начать с его ближайших друзей.

— Храни тебя Мерлин вмешиваться в их дела сейчас! Думаю, та грязнокровка и младший Уизли отпадут сами собой. Особенно, когда Гарри поймет, какую власть имеет над нами и магическим миром благодаря нам. Сейчас они оба хотят отправиться служить к Кингсли, но после рутинная служба в аврорате и погони за перебравшими огневиски придурками будут не его уровнем, и он сам поймет это. Ну, а девку можно будет отослать куда подальше под знаменем борьбы за права Корнуолльских пикси.

С этими словами все трое переглянулись и расхохотались.

Коварные эти планы пока не касались самого Гарри, и он проводил время за бесконечной тяжкой учебой в преддверии выпускных экзаменов. Сокурсники его были в массе своей заняты тем же, и еженедельные его отлучки от этого только меньше бросались в глаза. Он рассчитывал, что все забылось, и привык, что никто не обращает внимания на его субботние походы. Очередным сумеречным февральским вечером он засиделся в библиотеке допоздна и опомнился, когда было чуть ли не на час позднее условленного времени, после чего вскочил и приготовился покинуть школу как можно скорее, однако Гермиона, сидевшая бок о бок с ним в библиотеке, дернула его за рукав.

— Эй, Гарри! Куда ты вдруг сорвался так быстро?

— Знаешь, только сейчас вспомнил, что есть дела в Косом переулке, — ответил он, страдальчески сморщив лоб. Врать подруге не хотелось. — Надо купить кое-какие ингредиенты для зелий... И порошок для метлы.

Но её было не провести такой уловкой.

— Так поздно? Да ведь все лавки, наверное, работают до шести!

— Как раз успею к закрытию.

Он бросил взгляд на библиотечные огромные часы на стене под самым потолком. Без четверти шесть. Теоретически можно было бы вылететь из Хогвартса на метле, а затем уже трансгрессировать, чтобы попасть на Косую Аллею без пяти шесть, к примеру, но это не меняло того, что срочность выглядела надуманной — ведь завтра все равно воскресенье.

Гермиона нахмурилась, выискивая истинную причину, но Гарри от себя так и не отпустила. Вырываться было неловко, и оставалось стоять, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, и выслушивать размышления вслух:

— Что-то скрываешь, ведь так? Дай подумать... Ты что, снова хочешь встретиться с Пожирателями Смерти? Ты все ещё не сообщил ничего в Аврорат или в Визенгамот? Гарри!

В её глазах читались недоверие и ужас.

— Что "Гарри"? Я все объяснил в прошлый раз, мне кажется. На них лежит клятва верности, точнее, проклятье, и я должен...

— Ты что, сумасшедший? Нет, правда? Половину из них разыскивает Министерство, а причастность других просто не могут доказать — и ты мало того что не сообщил, а ещё и помогаешь им выжить? Единственное, что ты должен был на самом деле — это сообщить в Министерство!

— Мне казалось, ты взяла на себя эту обязанность, — раздражённым и в то же время саркастичным тоном ответил Гарри.

— Да, хорошо, прости меня, я забыла! Но мне и в голову не могло прийти, что ты согласишься на их лживые уговоры помочь!

Гермиона начала повышать голос в ответ, и теперь их могли услышать. Он заозирался по сторонам, но, к его облегчению, в такой поздний час в библиотеке не было никого, кроме хранительницы, и та сидела у входа, то есть далеко, угадываясь за стеллажами одним лишь силуэтом. Правда, вездесущие любопытные портреты уже повернулись в их стороны. Но Гарри нервничал. Вдруг она и правда бросит сейчас все и направится в Министерство магии или хотя бы пошлёт письмо Кингсли? Этого нельзя было предсказать никак, и Гарри решил сыграть на опережение.

— Так что ты ждешь? Давай, начинай, можем полететь отсюда вместе: я провожу тебя до той лужайки, откуда можно трансгрессировать, и отправимся в разные стороны: я к этим людям, которые без меня обречены на смерть, а ты — доносить на меня. Ну что, готова?

Но она отрицательно покачала головой.

— Я больше тебе не верю, Гарри. Эти люди убили Фреда и Лаванду Браун, Люпина и Тонкс, а ты... Ты сейчас предаешь их память!

— Что!?

Гарри вздрогнул, будто бы от удара — и неудивительно. Сказанные слова имели эффект пощечины. Но разве была какая-то его вина в том, что другие погибли? Разве не делал он всего, что мог, и не боролся с Волдемортом и его слугами? И даже, наконец, оправдывала ли гибель его друзей и близких общий смертный приговор всем бывшим Пожирателям Смерти, включая тех, кто, вполне возможно, и не убивал никого? Вопрос оказался куда сложнее, чем на первый взгляд, но это ничем не помогало, только злило ещё сильнее, ведь Гермионе невозможно было объяснить, каким жестоким кажется ему неминуемый смертный приговор ещё тридцати людям впридачу ко всем тем, кого и так забрала война — и спорить не имело смысла. Они умрут, если она сейчас отправит сову министру Скримджеру или главе Аврората — но он не мог этого допустить. Гермиона открыла рот, собираясь выкрикнуть ему в лицо ещё что-то, но...

— Ступефай! — И она беззвучно повалилась на пол.

Сразу стало легче и спокойнее, особенно, если не вглядываться в глаза, широко открытые от шока и обиды. "Как ты можешь!? — подумала, должно быть, она. — Я считала тебя верным другом!" — но Гарри отвёл взгляд от её лица. Он нагнулся, оттаскивая тело с прохода, и прошептал скорее для себя, чем для неё:

— Пойми, это только для блага. Твоего... И их. Я не хочу новых допросов, череды смертей и показных казней. Достаточно их было в прошлый год.

Он посадил скованную по рукам и ногам заклятьем подругу в дальний угол, за старый сундук, быстрым шагом вышел из библиотеки и уже через несколько минут был далеко от Хогвартса, на бегу произнося "Морсмордре!" — и вызывая своих новых друзей.

Можно было и не напоминать им о встрече — в Мэноре его давно ждали. Все встали со своих мест, едва он торопливо вошел и встал во главе стола, нервно постукивая пальцем по гладкому полированному дереву.

— Приветствую вас, господа.

Он оглядел всех, цепко вглядываясь в лица: можно ли признаться им или не стоит, а лучше подождать до конца и вызвать кого поумнее, чтобы сообщить им неприятную новость отдельно? Но если доверять — так всем и сразу, разве нет?

— Приветствуем вас, господин.

Легкие полупоклоны головой и сдержанная почтительность в голосе усилили его доверие.

— Наконец вы явились. Мы ведь было начали опасаться, что что-то случилось...

— Вы правильно делали, Яксли. У меня действительно есть нехорошая новость для нас всех.

— О, нет!

— Только не это.

— Храни нас Мерлин.

— Какая же, господин?

— Моя подруга, мисс Грейнджер — лорд Малфой наверняка знает её как непримиримого борца за права домашних эльфов — решила проявить свою принципиальность не лучшим для нас образом. Понятнее говоря, она догадалась, что наши с вами встречи проводятся на постоянной основе и я не собираюсь сообщать ни о чем в Министерство. По этой причине ей захотелось самой сообщить о наших встречах, и, как вы понимаете, никто из служащих не встанет на нашу сторону... Они, быть может, и не докажут ничьей вины, как не смогли до этого, не смогут поймать тех из вас, кто предпочитает держаться от господ авроров подальше, но зато могут разлучить нас. Не могу сказать, что буду рыдать при расставании, но они могут запретить мне покидать школу, или установят слежку, или запретят видеться со всеми, кроме Драко, и то только потому, что с ним я учусь... Вариантов этих неприятностей много.

Гарри остановился перевести дух перед тем, как признаться, что сделал, и в ответ тут же раздались голоса:

— Но мы не можем этого допустить!

— Прикажете подстеречь её сову, господин? Я могу обернуться соколом и перехватить письмо!

— Может быть, мы тоже устроим слежку за ней при входе в министерство и не дадим ей войти даже в холл?

— Нет, нет, нет, нет! — запротестовал Гарри.

— Но мы не будем делать ничего дурного. Никакого насилия, Долохов просто наложит маскирующие чары, чтобы девчонка не нашла туда вход!

— Предложения хороши, господа, но, увы, я поторопился и наложил на неё Ступефай, после чего сразу же вылетел к вам. Действие было импульсивно, но мне надо было заставить её замолчать...

— Как насчет заклинания забвения, господин?

— Обливиэйт? Я опасаюсь, что не смогу наложить его должным образом. Гермиона может прийти в сознание, увидеть меня с палочкой напротив себя и снова заподозрить что-то.

— Но разве вы не можете проверить её мысли легилеменцией, господин?

— Пожалуй, вы правы, и мне нужно срочно вернуться, чтобы исправить положение. Макнейр, это вы умеете превращаться в сокола? Тогда действительно, не могли бы вы проследить сегодня и завтра с утра за её совой? Она пёстрая, с рыжеватым отливом, я покажу потом поточнее.

И Гарри бросился назад, не дав остальным опомниться, поскольку боялся, что за те минуты, что он провел в Мэноре, Гермиону заметят. Оставшиеся, кроме Долохова, который вышел следом, чтобы выполнять приказ, смотрели ему вслед молча, не решаясь комментировать услышанное.

— Да, эта встреча выдалась короткой, — резюмировал наконец Нотт, вставая с места. — Как я понимаю, мы уже свободны?

— От клятвы верности тебя никто не освобождал, — ухмыльнулся Лестрейндж.

— Ну, по крайней мере, мы убедились, что он готов нас защищать.

— Думаешь, он готов встать на нашу сторону?

— Думаю, он делает это из гуманизма... Но так или иначе, он ступил на узкую тропу.

К очередной удаче Гарри, девушка была там же, где он её оставил; оставалось только приподнять тело, поставить и, плавно взмахнув палочкой произнести "Обливиэйт!", а затем снять заклинание оцепенения. Но и это удалось ему достаточно ловко. Гермиона пришла в себя, сидя на той же скамейке за столом с книгой, где и начался их спор. Она покачнулась, чуть не уткнувшись носом в серые от пыли страницы, но быстро выпрямилась.

— О, я, кажется, засыпаю. Что случилось, Гарри? Что ты так вскочил?

— Просто показалось, будто ты падаешь в обморок, вот и хотел тебя подхватить.

— Что-то ты ещё более взъерошенный, чем обычно.

— Испугался, что тебе плохо, вот и всё, — и он улыбнулся, садясь обратно. — Но если всё в порядке, то учим зелья дальше?

Гермиона кивнула. Задумчивость в лице оставалась — но вслух она больше ничего не говорила.

Что же в это время второй активный участник закручивающихся по странной спирали событий, а именно, Драко Малфой? Он так и не дождался вызова через метку, хотя и смотрел на неё каждую минуту, проверяя, — но никто его не звал. (А морсмордре не было общим зовом?) Может, то было и к лучшему, и стоило бы поучить трансфигурацию и зелья к экзаменам, но он ощущал только горечь и разочарование. Ещё несколько дней назад отец прислал ему письмо, где достаточно прозрачными намеками описал ситуацию с потребностью обезопасить остальных членов Ордена — и свои соображения о том, что проще всего сделать это через него. Его судьбой опять распорядились, словно вещью, заставив сперва унижаться перед Поттером, а теперь и вовсе намекали на... На Мерлин знает что! Нет, не то чтобы он испытывал к Гарри Поттеру такую же ненависть, как и на младших курсах, и даже наоборот, поскольку метка заставляла его чувствовать привязанность к новому Господину в любом случае, но всё же... Доподлинно неизвестно, что он думал о решении родителей, но, строго говоря, воскрешение Волдеморта и его ордена, а затем крушение всех надежд если не превратили его в изгоя, то, по крайней мере, резко понизили его популярность, — впрочем, то же самое можно было сказать обо всём факультете Слизерин. Иногда из-за поражения Волдеморта Малфой впадал в апатию, иногда утешался тем, что его семья по крайней мере не растеряла всё своё влияние и связи, иногда всё же находил внутренние силы и брал себя в руки, чтобы доказать, что жизнь не кончена. Амбиции и оптимизм, так или иначе присущие молодости, говорили, что не всё ещё потеряно, что рядом с Гарри при должном старании он займет не место последнего подчиненного, а главного соратника. На смену Тёмному Лорду может прийти другой — и он будет из числа демонов, что прячутся не во тьме, а в ярком солнечном свете. Ведь золотого мальчика, победителя Волдеморта никто не заподозрит в злонамеренных деяниях. На практике, правда, смелые планы разбивались о нерешительность и ступор, в какой Драко всегда впадал при виде Гарри; не то клятва о служении не давала испытывать к новому господину ничего, кроме страха и обожания, не то он всё ещё боялся его. Только почему? Драко задавал себе этот вопрос, но не находил ответа. Но он не мог не отметить, как отличался теперь Гарри от того наивного одиннадцатилетнего мальчика, что приехал в Хогвартс. "Тёмный лорд отметит его как равного себе", — вспоминались ему слова пророчества, и потенциал становления одним из сильнейших магов современности не мог не вызывать уважения, граничащего с преклонением.

Так Драко думал день за днём, размышляя о том, как он должен относиться к предложению отца.

— Эй! О чём задумался? — окликнул его вдруг голос Гарри.

Точно он угадал чужие мысли и пришел сам специально. На плечо легла теплая рука.

— Думал о том, что сказал Яксли на прошлом собрании… О том, что ты ненавидишь меня.

— Но это не так, и ты это знаешь.

Драко позволил себе улыбнуться, — не слишком широко, чтобы не выдать радости, и взглянул Гарри в глаза.

— И я благодарен за это, и за все те случаи, что ты меня спасал. Тем не менее, жаль, что всё так сложилось.

— Как?

— Неудачно с самого начала. Для меня, я хочу сказать.

— Всё равно ты проявлял лучшие качества. Не стал убивать Дамблдора — значит, не побоялся ослушаться Волдеморта. Жаль, про бузинную палочку не догадался — но и никто из нас не смог до самого конца, — Гарри, механически пытаясь оправдать Драко, подумал в этот момент, что относился к нему предвзято. — Если бы мы только могли знать заранее...

— Всё было бы иначе?

— Но не завершилось бы так удачно, — продолжил размышлять он. — Временами мне кажется, что вся эта победа — череда случайностей. — "Но затем моя уверенность душит всякое сомнение", — завершил он мысль про себя.

Глава седьмая, в которое благородный герой решается на не столь благородный поступок
— Но ты тоже выглядишь одиноким, — заметил Драко, внимательно посмотрев на Гарри.

— Жалею о том, что старые времена не вернутся. К тому же, мы с друзьями выбрали разный набор предметов для сдачи в конце семестра... Но дело даже не в этом. Раньше каждый год нас с Роном и Герми ждали новые загадки, а теперь выяснилось, что когда враг повержен и ребусы все разгаданы, нам и поговорить-то не о чем. А может, у нас разные цели, и мы не можем найти общий язык.

— Жаль, что это случилось из-за нашего ордена.

Но в действительности ему, разумеется, не было жаль. Впервые за годы он видел Гарри на своей стороне, и это вселяло в Драко надежду на будущее.

— Думаю, что я всё-таки прав. Ты верно сделал, позвав меня и рассказав всё. Слишком жестоко бы было, если бы вы все погибли — именно поэтому я решился прийти к вам. Но я не предатель! Я никогда не стану новым Тёмным Лордом! Хотя бы потому, что я ненавижу видеть чужие смерти и быть их причиной! Я против смертных казней, против жестокой мести, против чужих смертей — я достаточно на них насмотрелся! — выкрикнул он и вздохнул поглубже, чтобы успокоиться и перевести дух.

Не стоило открывать перед Драко все сокровенные мысли и душевные терзания, но в этот момент прорвалась у него недавняя обида на слова Гермионы, и ему нужно было выговориться. После всего выкрикнутого и впрямь стало немного легче и спокойнее. Драко смотрел серьезно и не говорил ничего, но на дне широко открытых серо-голубых глаз виднелся огонек, и Гарри казалось, что Драко во всём готов его поддержать, а не отвечает лишь потому, что хочет избежать фальшивых слов о верности и вечной дружбе. Молчание повисло в воздухе, но не неловкое, а проникнутое пониманием. Только когда Гарри уже захотелось услышать хоть что-то, Драко произнёс наконец:

— Ты правильно поступаешь. Не сомневайся.

Он обнял его и прижал к себе, и чужие объятия были теплыми и сильными. Это был мгновенный порыв, тут же воскресивший в его памяти былую неприязнь. "Неужели я обнимаю его, этого хорька?" — подумалось ему. Первым порывом было тут же отстраниться — но, в конце концов, Малфою это было даже нужнее в силу его привязанности чёрной меткой, и он прижимал его к себе ещё несколько секунд, — надо думать, Драко был ему благодарен. Если бы Гарри только перешел на их сторону, разве не стал бы он чем-то большим, чем Тёмный Лорд? Более милостивым, великодушным, сильным, не мстительным, но страшным силой своей карающей справедливости?

Но в своих мыслях наш герой ещё слишком цеплялся за собственное прошлое. Как ни хотелось бы Гарри, чтобы всё продолжалось по-прежнему, а старый дух дружбы и поддержки сохранялся вечно, нервозность конца года, предварявшая экзамены, этому не способствовала. И как бы ни хотел он верить в то, что происшествие с Гермионой осталось лишь на его совести, неизвестное никому больше, кроме него и его новых слуг — но оно имело куда большие последствия. Нет, подруга никак не проявила своего возмущения и не вспомнила о произошедшем (по крайней мере, вслух), но отчужденность стала сильнее. Может быть, виной тому были не столько даже её подозрения в отношении Гарри, сколько его собственный страх перед тем, что однажды она вспомнит всё — и тогда ни за что его не простит. Он говорил себе, что хорошо было бы однажды собраться всем троим и поговорить по душам, где он смог бы уговорить её и доказать, что ничего страшного не произошло, но учеба у всех троих была разрозненной во времени, а с весной Рон и Гермиона начали покидать школу на все выходные — не то улетали в Нору, не то уединялись где-то, чтобы заняться учебой и другими, более приятными вещами, только вдвоем. Гоняться за ними, чтобы объяснить что-то, было бы странно, и он предпочел не задумываться лишний раз об этой проблеме. Тем более, что и других поводов для беспокойства хватало с лихвой.

Ни Аврорат, ни Визенгамот не обращались к нему с расспросами, а значит, она забыла о том, что хотела сообщить им, и можно было не волноваться, верно? Гарри не знал ни о посланной в Министерство сове, которую Долохов-таки отследил, а затем с помощью Яксли подменил одно письмо другим, чтобы Кингсли не узнал правды, ни о том, что Макнейр послал несколько ложных докладов о тревожном состоянии оркнейской фауны фей и подал идею отправить туда какого-нибудь талантливого и перспективного молодого сотрудника этим летом. Пришедшее из Министерства Гермионе письмо оказалось не ответом на её подозрения в адрес Гарри и его сотрудничества с бывшими Пожирателями Смерти, а приглашением занять должность куратора редких видов магических существ и смотрителя северного английского заповедника на далёких островах. Не то чтобы должность была мечтой во всех смыслах этого слова, но она была престижной, ответственной, что особенно важно — доходной, и министр Бруствер просил её об этом лично, уверяя, что другого такого же способного кандидата, как она, им не найти. В неменьшей мере повлияло и то, что к должности прилагался трёхэтажный особняк там же, посреди заповедника, богато обставленный, и Нора семейства Уизли составляла с ним самый невыгодный контраст, так что раздумывать долго Гермиона не стала.

Поэтому очередным вечером в преддверии встречи с молодым господином Макнейр был горд собой и готовился доложить о своих успехах.

— Он не будет возражать, вот увидите, господа! Он нас поддержит. Даже не пришлось делать ничего такого — подумаешь, одно маленькое "Империо".

— Мы были осторожны как никогда, — подтвердил Долохов, — никто ничего не заподозрит.

— Да, только вот твоё "Империо" сразу засекла служба внутренней охраны, и если бы я только не объявил его ложной тревогой, пользуясь своим допуском, ты бы уже давал показания из-за решётки! — рявкнул на него Яксли.

— И потом, ведь девчонка всё равно ничего не забыла, я правильно понимаю? — поинтересовался Мальсибер, покосившись на него.

— Да, и теперь она сможет в любой момент послать новое письмо с вопросом о том, что там с её предыдущим прошением, — недовольно ответил он.

— Вовсе нет. Этот момент продуман. Заповедник окружен чарами, запрещающими любому животному покидать их, а значит, сова с посланием улететь не сможет.

— В любом случае, надо сказать господину, чтобы он наложил заклятие забвения повторно... Или осторожно подкорректировал её воспоминания, — напомнил Нотт.

— Но почему не я сам? Для чего его беспокоить? Он решит, что мы настраиваем его против друзей и заставляем лгать!

— Потому что только он сможет сделать это точно и так тщательно, как надо — как мог один лорд Волдеморт! И способность эта по наследству перешла, к счастью, не тебе! — продолжал спорить с Макнейром Яксли.

— Почему бы и не мне? — пожал плечами тот, злобно улыбаясь. — Я, по крайней мере, не стал бы изображать славного мальчика, а вернул бы нам прежнюю власть!

— И учитывая нынешние настроения среди магов, мы бы уже через месяц сидели все поголовно, если бы не были казнены тобой в очередном припадке мнительности или просто так, для устрашения. Благодарю покорно!

— А кто гарантирует нам сохранность сейчас? Да никто! Мальчик мнителен и может передумать...

— Только не надо возвращаться к старому разговору, — Родольфус Лестрейндж закатил глаза, давая понять, что все сыты ссорами по горло.

В эту секунду, не обращая внимания на его просьбу, в разговор вклинился будто бы спавший до этого Руквуд:

— Помнится, за дружественность его настроения у нас отвечал юный Малфой? А, Люциус? Что скажешь? Как у них там, клеится или нет?

Грубая откровенность и двусмысленность вопроса, заданного не слишком искушенным в манерах министерским палачом, в очередной раз вызвала дружное веселье. Лорд Малфой покраснел, что было особенно заметно на фоне его болезненной бледности — впрочем, не от смущения, а от злости, и прошипел нечто невнятное, кажется, просьбу заткнуться. Но она осталась без внимания.

— Не знаю, как насчет "клеится", но когда я в прошлое воскресенье следил, не появится ли та девка у совятни, то видел, как они с Драко вполне себе мило болтали. — Тут же услужливо доложил Долохов.

— А о чем, о чём, Антонин? Ты не слышал?

— Хм... Нет, было далеко, да и я сам плоховато слышу, когда оборачиваюсь ястребом. Но под конец он обнял его!

Он сообщил эту новость как ошеломительную сенсацию и довольно откинулся на спинку стула, отпив немного из своего бокала и наслаждаясь всеобщим шоком. Все возбужденно шептались и переглядывались, и даже на лице Малфоя-старшего промелькнула несмелая улыбка, которую он усилием воли быстро подавил. Он подумал, что надо бы ещё раз поговорить с сыном и дать совет, как лучше себя вести — но что было бы толку в его наставлениях? Новый тёмный лорд совсем не то, что какая-нибудь наивная юная девица, и оставалось только верить в удачу и благосклонность. К счастью, Поттер, вроде бы, никогда не был особенно жестоким и кровожадным, в отличие от Волдеморта, но кто знает, как повернутся события? Нет, его дружба с Драко им бы очень и очень не помешала. Даже если бы и не дружба! Но эту мысль он быстро отогнал. Остальные тем временем строили догадки насчет доверительности их отношений.

— О, Мерлин...

— Невозможно!

— Кажется, у нас есть надежда.

Люциуса похлопали по плечу, и он раздраженно сбросил чужую руку, но по блеску в глазах было видно, что он всё же рад.

— Кстати, где он сейчас, наша юная надежда в ублажении господина, почему он опаздывает? Поттер явится с минуты на минуту!

— Мальчики всегда прилетают вместе. Скоро они появятся, — заметила Нарцисса, холодно наблюдавшая за всеобщим весельем, стоя поодаль, у двери.
Гарри — и вслед за ним Драко — явился и впрямь быстро.

— Добрый вечер, господа.

Он был серьезен, лицо казалось вытянувшимся, повзрослевшим, почти грустным, — но он был полон решимости.

— Я благодарю вас за помощь, но хочу всячески предостеречь от дальнейших действий в отношении моих друзей и их близких. Мне чрезвычайно жаль, что моя несдержанность привела к такому... результату. В дальнейшем необходимо этого избегать.

— Мы понимаем, что каждая неосторожность ведет нас к провалу, — согласно кивнул Макнейр.

"Закончи только школу, мой мальчик, — а там уже я покажу тебе, кто твои настоящие друзья!" — подумал Мальсибер.

— Министерство ищет многих из вас — к чему повторять то, что и так все знают? Сейчас каждый Пожиратель Смерти, чья вина в убийствах магглов и грязнокровок доказана показаниями других, приговаривается к смерти. Но я не хочу жить в постоянном страхе, как и вы. Верно? Поэтому нужно действовать изнутри, а не снаружи (я никоим образом не говорю о злонамеренном действии: это будет во благо всем). У магглов, которых вы так ненавидите, есть, тем не менее, ценная вещь в их законодательстве.

— И какая же?

— Мораторий на смертную казнь. Те из вас, кто остался в числе служащих Министерства, могли бы подвести к этой мысли нынешнего министра.

— Исключено. Разве что с помощью Империо, но вы сами запретили нам.

— Хочу заметить, что если бы вы не истребляли так яростно всех, кто изучал магглов, то возможностей познакомить и убедить министра в этой идее было бы куда больше.

Яксли, Макнейр и Нотт кивнули с невеселым видом.

— И мне жаль, что вы так поступали, поскольку многие их идеи немало бы послужили облегчению вашей собственной участи.

— Но... Вы же не хотите отправить нас в лапы Визенгамота? — встрепенулся Лестрейндж.

— Нет, — ответил Гарри. — Моё обещание в силе, хотя я часто задумываюсь над тем, сколько смертей лежит на вас. Меня могут назвать предателем — но я просто не хочу, чтобы их стало ещё больше. Я не хочу мстить. Я хочу всё исправить.

На него смотрели с вниманием и интересом. Эти люди были готовы на всё ради него — а в Министерстве его считали всего лишь Мальчиком-Которому-Невероятно-Повезло, Дамблдор считал его своим оружием в борьбе с Волдемортом — а здесь его считали господином. И это был неприятный контраст. Гарри вздохнул и продолжил:

— Маги не должны становиться изолированными и скрытыми ото всех, иначе мы рискуем повторить участь эльфов и фей. Глупо бороться с магглами запугиванием и показательными убийствами. Мы должны войти в их доверие, и тогда магический мир обретет силу и безопасность. Сейчас они считают магию чушью и шарлатанством, но не меньше и тех, кто ею интересуется и верит. И если бы только место премьер-министра занял такой человек, сколько возможностей бы было у нас?

— Но, господин, маги должны оставаться скрытыми; мы хотим сохранить наш мир от вторжения этих примитивных существ и избежать смешения крови...
— Никто и не говорит об открытости. Я говорю о помощи, может быть, даже о специальных охранительных законах. Я не хочу насилия, которое творил Волдеморт!

— Позвольте заметить, господин, что он шел на него лишь с целью обрести ту же самую власть... И бессмертие. Но у вас всё это уже есть: философский камень, мантия-невидимка и старшая палочка. И невероятная сила, конечно. Вы — могущественнейший изо всех живущих сейчас магов...

— Оставьте вашу лесть, Макнейр. Именно поэтому у меня и нет нужды доказывать остальным что-либо силой. И, кстати говоря, я думаю сейчас над тем, чем наш орден может заняться. Возможно, древними артефактами и тёмной магией с той целью, чтобы быстрее её обнаруживать? Я всё ещё мечтаю стать аврором, но думаю, что вы в силу осведомленности могли бы помогать мне отыскивать и карать преступников...

— Непременно, господин.

— Хорошо. Спасибо за ваше внимание.

Подозрительная радость и общее приподнятое настроение, не стершееся с их лиц даже после не слишком приятных вроде бы просьб заняться делом показались Гарри странными. Он уже начал было думать, что это власть влияет на него таким дурным образом. "Я становлюсь мелочным и подозрительным, как Волдеморт, — сделал про себя неутешительный вывод Гарри. — Может, даже начну пытать их, чтобы выведать их секреты, лезть в их сокровенные мысли с легилеменцией. Но, в конце концов, это для общего блага. Они могли замыслить недоброе. Надо остаться и послушать, что они скажут после. Странно, что такая простая вещь не приходила мне на ум раньше", — и он нащупал в кармане небольшой сверток. Мантия-невидимка. Решено.

И как нарочно, Драко, пройдя после собрания с ним в холл, спросил:

— Ты сможешь вернуться один? Отец просил меня остаться с ним...

— Да, конечно, — Гарри кивнул и, торопливо развернувшись, вышел.

В прихожей, на счастье, было безлюдно, и он накинул мантию, после чего осторожно пошел обратно. Стоило быть аккуратнее: видимо, за прошедший год он вырос, и мантия не волочилась по полу, скрывая мальчика Гарри с головы до пят. Иногда виднелись из-под неё носки ботинок, так что бегать не следовало. Сперва он хотел вернуться в большой зал послушать, о чем говорят там после его ухода, но Пожиратели уже поднимались со своих мест и выходили нестройной вереницей. Улавливались обрывки разговоров, из которых он понял, что Гермиону хотят отослать подальше, — но ничего конкретного. Куда интереснее показался ему вдруг разговор Драко с Люциусом, и он пошел дальше. Те были в малой гостиной. Дверь, притворённая неплотно, позволяла не только расслышать голоса, но и уловить выражения лиц. Люциус ходил вокруг Драко, будто упрашивая в чем-то сына:

— ...и я очень, очень надеюсь, что ты сумеешь завоевать его доверие и благосклонность.

Драко со скукой на лице кивнул.

— Чем ближе вы будете, тем менее вероятно, что он решит расправиться с тобой... Ведь он склонен привязываться к друзьям.

— Да, я понимаю, — кивнул он снова.

Люциус, как всегда, отставал на шаг от событий. Родители все таковы: объясняют очевидные вещи, но никогда и словом не коснутся того, о чем на самом деле стоит знать. Очевидно, для разговора в семействе Малфоев более близкие отношения были запретной темой... Хотя Гарри был почти уверен, что тот не станет возмущаться, если застанет их хоть за поцелуем. Это было бы даже забавно — и он еле заметно усмехнулся.

От Люциуса не укрылось унылое выражение на лице сына:

— Ты меня совсем не слушаешь! Что я сейчас сказал?

— "Не позволяй ему слишком многого, ведь ты должен помнить, что ты — Малфой, и хранить честь семьи".

— Ну... Не совсем, но общий смысл ты понял. Ты согласен со мной?

— Да, отец, — с тихим раздражением в голосе ответил Драко.

Он бесконечно заставлял его смириться и поступать согласно своим распоряжениям — как же надоело! Хотелось назло вытворить что-нибудь кошмарное. Почему бы Люциусу самому не бросить все силы на то, чтобы умилостивить Гарри Поттера? Завоевать его дружбу и всё прочее? Правда, Гарри казалось, что он совсем не способен на искренние чувства, кроме, может, любви к самому себе; даже Нарциссу он наверняка не любил, а женился по расчету. И привык управлять желаниями других, и распоряжаться сыном, как своей собственностью, оставляя его в залог у Тёмного Лорда... В любом случае, желание лорда Малфоя манипулировать собой возмутило Гарри до глубины души. Он пообещал себе вообще не дотрагиваться до белобрысого хорька в эту неделю. Пусть он прибежит к нему с уговорами и заверениями в дружбе! Это будет немного жестоко, но как можно простить такую ложь? Гарри хотелось разобраться, действует ли тот согласно просьбам отца или останется искренним. Но вот чего хотел сам Драко Малфой?

Гарри не знал, но мы приоткроем завесу тайны, поскольку он, откровенно говоря, желал того же самого — стать ближе к новому господину и даже больше. Может быть, потому его и бесили так уговоры отца, что совпадали в кои-то веки с его собственными желаниями? Драко постоянно ощущал болезненную необходимость видеть Гарри по несколько раз в неделю, и тот день, когда им не удавалось увидеться, становился для него бессмысленным и потерянным. Хотелось прикоснуться к нему, слушать каждое слово, — как бы стыдно ни было в этом признаться и самому себе. Гарри вызывал желание следовать за собой и восхищаться. Надо думать, тот же самый благоговейный страх и привязанность он ощущал и к Волдеморту — но тот до тошноты пугал его жестокостью и непредсказуемым умением сорваться и выместить гнев на любом, кто попал под руку, — а он так боялся боли. Гарри перестал быть для него возмутительным выскочкой, но стал равным, а затем и больше, и этого не стоило даже смущаться, как говорил отец, ведь Поттеры тоже были богатой и знатной семьей. Люциус вышел, неслышно прикрыв двери, и его удаляющиеся шаги затихли в коридоре, а вскоре и ещё одни, удалившиеся к прихожей, но Драко их не заметил.

Глава восьмая, в которой один хорёк проявляет определённую решимость
Впервые прошедшая встреча вызвала у Гарри не ощущение облегчения от выполненного долга, а чувство гнетущей недоговорённости и некоторого раздражения. Во-первых, он так и не понял, о чем говорят Пожиратели в его отсутствие. Что-то о Гермионе и о том, как отослать её подальше? Верная мысль, тут и не поспоришь, лишь бы они воплотили её в жизнь так деликатно, как только можно (Гарри напомнил себе сделать им внушение при следующей встрече: наверняка за теми, кто работал в Министерстве и подозревался в связях с Волдемортом, была особая слежка). Во-вторых, надо же, этот гордый самодовольный павлин Люциус Малфой решил, что сможет управлять им! Ничего, ему предстоит узнать, что Гарри Поттер не тот наивный добрый герой, каким он его представляет. Жаль, что неудачный опыт ничему не научил благородного лорда: не зря Гарри обхитрил его ещё на втором курсе. При одном воспоминании о красивом надменном лице, перекошенном злостью, хотелось рассмеяться. Тогда Люциус Малфой поразил его, но за последний год стало прекрасно видно, какой он жалкий и трусливый. Во время недавней болезни страх за свою жизнь не сходил с его лица, и он хватался за его руку как за величайшую ценность, лишь бы восстановить силы и снять проклятье. "Выходит, ты быстро забыл, от чего я тебя спас, — подумалось Гарри, — ну ничего, подожди, я напомню. Посмотрим, сколько ты продержишься". Даже Драко на его фоне не выглядел таким омерзительным — в нем по крайней мере была искренняя привязанность к родителям. Да и особенно жестоким он, надо признать, не был, не считая дурацких стычек в коридорах школы. С другой стороны, разве он не отвечал хорьку тем же? Здесь все было справедливо. Жаль, что его придётся наказать из-за отца, но как иначе он сможет испытать его на верность? Он много раз клялся ему и обещал дать всё, что угодно, и, в общем, Гарри действительно нуждался в том, чтобы доверять хоть кому-то из их неблагородного собрания. А главное — дать понять Люциусу Малфою, что тот зря рассчитывает вертеть им через своего сына.

Надо сказать, встреча произошла раньше, чем можно было ожидать: после услышанного он успел выйти во двор Мэнора, вздохнуть несколько раз глубоко, чтобы успокоиться, но только разозлиться ещё сильнее, проведя в голове несложную логическую цепочку от слов Люциуса Малфоя до дружественного и мирного поведения его сына, — и собирался было уже отправиться в Хогвартс, как его почти бегом догнал Драко.

— О, не стоило меня ждать.

— Я и не собирался. Но раз уж ты догнал меня, то спрошу: скажи, предательство — это принцип? Или образ жизни? Или семейная скрижаль?

— Нет! Почему ты так говоришь? Что произошло?

По настороженному лицу было видно, что он догадывается, о чем речь, но боится признаться вслух, и это взбесило Гарри ещё сильнее. Он заорал:

— Ах, тебе непонятно? Нет, правда? Я так похож на придурка? Или нет, спрошу по-другому: вам в вашей семье известно значение слова "благодарность"?

— Не могу поручиться за отца — но я сам не замышлял ничего дурного! Я был верен тебе!

— Не "тебе", а "Вам, господин".

Драко окаменел не то от страха, не то от обиды, и молчал, но это и к лучшему: по крайней мере, нечем было спровоцировать.

— Хочу, чтобы в следующую неделю ты даже не приближался ко мне. Я подумаю, как стоит вести с вами дела, раз уж не могу быть ни в чем уверен.

Так что следующую неделю Гарри скрывался от Драко и вел себя равнодушно, почти с презрением, как в старые времена. Когда как-то за обедом маленькая белобрысая девочка со Слизерина передала ему белый прямоугольник, записку с надписью "Г.П. от Д.М.", Гарри демонстративно выкинул её прочь, и тогда, кажется, даже Рон с Гермионой удивились.

— О Мерлин, вы что, всерьез думали, что между нами нежная дружба? — фыркнул он. — Я трезво оцениваю хорька.

— Да-да, мы не сомневались, — кивнула рассеянно Гермиона и уткнулась обратно в учебник, от которого не отлипала, несмотря на еду.

— Ну, после того, как ты его так эффектно спас... — протянул Рон.

— А что, надо было позволить ему эффектно разбиться вдребезги? — огрызнулся Гарри.

— Ладно, ладно, не бесись, мы поняли... — упреждающе поднял руки Рон и тут же обратился к Герми: — Может, его папаша ему заплатил, вот и вся разгадка?

Оба рассмеялись, и Гарри волей-неволей последовал их примеру. Главное было не оборачиваться назад, на слизеринский стол, чтобы Драко прочувствовал как следует, что Гарри Поттер без него проживет отлично, а вот он сам... Тот и правда не выдержал вынужденной отлучки, ради которой Гарри даже пришлось пропустить пару занятий. Он бросался к нему после пар, стоял в ожидании у входа в гостиную, нарываясь на оскорбления со стороны гриффиндорцев, и к концу недели был более чем встревожен. Обычно и без того бледное лицо показалось изможденным, и как будто тайное страдание сделало его черты тоньше и изящнее. От высокомерный улыбки не было и следа, один лихорадочный блеск в глазах и потерянный вид отбившегося от матери олененка. Гарри даже не думал, что вынужденная мера подействует на него так сильно. Это вызывало сомнения — ведь остальные переносили недельную разлуку с новым хозяином спокойно, по крайней мере, без такого видимого страдания. Может, здесь сыграло роль ещё и персональное недовольство, как было у Волдеморта с Люциусом? К концу недели он не выдержал и стал маскироваться хуже. Очередной аккуратный прямоугольник пергамента, вывалившийся из его тетради и, видимо, подсунутый туда кем-то ещё из слизеринцев, сочувствовавших своему принцу, гласил: "Скажи, в чем дело. Что произошло?"

Гарри хмыкнул. Приятно было, что Драко не унижался и сохранял достоинство. Но и этот краткий вопрос выдавал его крайнее волнение: почерк был угловатый и неровный, и строчка шла по косой вниз, будто он уже потерял всякую надежду. Перо окунулось в чернила, и Гарри твердо вывел внизу: "Спроси у своего отца, не считает ли он меня идиотом?". Вряд ли он последует совету, но, может быть, это наведет его на некоторые размышления? А если дело станет совсем плохо, то Люциуса ждет неприятный сюрприз. С этими мыслями он сложил обрывок пергамента в угловатого мотылька и, прошептав несложное заклинание, выпустил его из окна спальни, наблюдая, как тот неровно порхает и опускается вниз, к слизеринским подземельям. Хлопнула за спиной дверь, после чего ввалились Симус и Рон.

— А, ты не спишь? Так что там у вас с Малфоем?

— У меня с ним ничего общего нет и быть не может, ты что-то путаешь, — процедил Гарри сквозь зубы.

— Просто... Все говорят, что ему плохо из-за тебя. Будто бы ты наложил на него заклятье или вроде того...

— А ты и рад собирать всякую чушь и чужие выдумки?

Он вскочил и хлопнул дверью, но та не закрылась, а распахнулась ещё сильнее. В спину доносилось:

— Стой, Гарри, ты куда?

— Дежурить, — бросил он на ходу, спускаясь низ. — Вспомню хоть раз за год об обязанностях, раз уж я тоже староста!

— Но сегодня же Джон дежурит!

Джон был мальчик двумя годами младше, не слишком смелый и совершенно боготворивший Гарри.

— Я ему помогу! Всё лучше, чем выслушивать от вас собрание сплетен со всего факультета!

— Ну и проваливай! — Рон сплюнул и возвратился назад, больше не пытаясь его догнать. — Надо же, наша знаменитость снова взбесилась на ровном месте, — проворчал он, обращаясь к Симусу.

В коридоре, в отличие от спальни или гостиной, стояла непроглядная темнота, и Гарри споткнулся на ровном месте несколько раз, прежде чем зажег простенький Люмос. Тишина и прохлада мало-помалу успокоили его нервы, и через минуту он готов был просить прощения за то, что вспылил, но возвращаться с таким детским извинением было бы глупо, так что стоило пройтись хотя бы по своему этажу для вида. Довольно скоро он обнаружил Джона: мальчик очевидно не слишком жаловал темноту, шел вперед с ярким огоньком люмоса на кончике палочки и несмотря на это стремился держаться галереи, куда хотя бы с одной стороны сквозь окна падал серый свет растущей луны. Увидев Гарри, улыбнулся несколько ошарашенно:

— О, вы решили подежурить вместе со мной? Как здорово! А то мне тут скучновато одному, если честно, — затараторил он, и Гарри как никогда захотелось поживее от него отвязаться, чтобы не выслушивать бесконечных восторженных дифирамбов и любопытных вопросов.

— Прости, но старосты должны обходить все этажи. Ты уже был внизу, ближе к подземельям?

— Н-нет. Извините.

— Да ничего! Хочешь, я схожу туда вместо тебя, пока ты обходишь весь верх?

— Ох, да. Спасибо. Хотел бы я быть таким же смелым!

— Обязательно станешь, — пообещал Гарри и развернулся, уходя вниз по ближайшей лестнице.

Там было темнее, но теплей, а воздух казался более затхлым. Вздох облегчения, — и он наконец почувствовал себя спокойно и в одиночестве. Нет, темнота совсем не пугала. Будь тут диван, он бы даже прилег, да так и проспал бы до утра, но коридор оставался пуст и чист. О! Есть же тайная комната! Как можно было забыть про неё! — и он быстрым шагом отправился на её поиски, надеясь, что магия подчинится ему и искомое место окажется за следующим поворотом. Так и произошло: вскоре он высветил еле заметные очертания двери в торце коридора. Ровно посередине между двумя колоннами.

— Алохомора!

Она неслышно отворилась и Гарри шагнул внутрь, но углубиться слишком далеко не удалось. Кто-то бросился к его ногам, всхлипывая и прерывисто вздыхая, сжал его руку... Гарри вздрогнул, быстро отступил — но ничего нового, ни боггарта, ни кошки завхоза Филча, ни плаксы Миртл не увидел. Перед ним был Драко Малфой, с безумием и надеждой вглядывавшийся в его лицо, будто опасаясь, что его оттолкнут или хуже, ударят.

— Драко!? Что ты здесь делаешь?

— Жду вас... Господин.

Гарри тяжело вдохнул. Видеть его в таком отчаянии было печально, но разве он не сам хотел этого? В конце концов, он не такой уж истязатель.

— Но почему тут? И почему так поздно? Разве я не велел тебе не являться мне на глаза в эту неделю?

— Я думал, что вы наложили на меня проклятие, господин. Такое же, как на отца.

— Что? Нет, — Гарри рассмеялся, но смех прозвучал холодно, почти презрительно. — Конечно, я мог бы наказать тебя за появление вне стен спальни ночью — но не буду.

— Я только хотел... — но голос оборвался и замолк.

Драко молча вздрагивал, сидя перед ним и не сводил глаз.

— Я знаю, чего ты хочешь. Нечего стесняться. — Гарри протянул ему свою руку, но тот медлил, будто все ещё ожидал удара. — Ну же! Мы тут одни.

Мягкие разгоряченные губы коснулись тыльной стороны его кисти — это было странно, неправильно, но так... Завораживающе. Он не нашёл сил отнять руку. Хотелось, чтобы это мгновение длилось, не кончаясь, — и Драко хотел того же. Ощущение смирения и подчинения, преклонения перед своей властью. В самом деле, почему он должен был стыдиться его, разве не было оно заслуженной наградой? Или, по крайней мере, законным наследством? Драко целовал его руку, опустив глаза, и, наверное, было бы неправильным заставлять его смотреть на себя насильно, чтобы насладиться покорностью. Ему все же стало неловко, и он постепенно отнял руку, а потом жестом указал Драко на стоящее рядом кресло и сам сел рядом.

— Что с тобой происходит? Я рассчитывал, что несчастную неделю ты сможешь продержаться спокойно.

— Я сам не знаю, господин. Просто не могу... Без того, чтобы видеть вас, — проговорил он с усилием. — Эти дни превратились в такой кошмар, что я решил, что это проклятие, через которое вы решили лишить меня сил.

Гарри выслушивал это не без тайного удовольствия. "Что, Люциус, ты вздумал привязать меня намертво к вашему кружку старых друзей через своего сына? Ты решил, я сойду с ума по нему? — подумал он. — Но что, если случится наоборот?".

— А может быть, нет? Может быть, это какое-то другое чувство? Подумай, Драко.

Тонкая слабая улыбка появилась на его губах. В ней не было ничего открытого или приглашающего, но Драко все же решился на отчаянный шаг — и через секунду приник к нему, так что Гарри и сам не сразу понял, что случилось. Искусанные в кровь и припухшие губы коснулись других, тонких и холодных, но улыбающихся.

— Тсс... Ты точно уверен, что хочешь именно этого?

— Да.

Шепот был тихим, и этот ответ достиг ушей Гарри не сразу. Но что ему стало ясно мгновенно - то что можно праздновать свою победу.

— Не знал, что ты настолько сходишь с ума по мне.

— Это как одержимость. И она терзает меня все эти дни.

Голос Драко со свистящего шепота сорвался во всхлип, и он отвернулся, вздрагивая. Уткнулся в спинку кресла.
— Ну, успокойся. Тише, тише. Нечего смущаться. Мне не хотелось так сильно мучить тебя — просто преподать урок твоему отцу... Чтобы он не считал, что я буду игрушкой в его руках!

Драко махнул рукой.

— Я его не слушаю! Он бредит. Живет в мире собственных иллюзий, где чуть ли не миром правит, а что на самом деле? Сделал наш дом пристанищем шайки беглых преступников, заставил всех вокруг ненавидеть нас и считать предателями...

— Как минимум Лестрейнджи и другие чистокровные семьи с тобой не согласятся.

— Из-за родства. Все мы связаны им, и как будто гнием изнутри.

— В тебе говорит слабость.

— Да. Я чуть не сошел с ума... И я без сил.

— Иди сюда, — позвал его Гарри снова, и Драко встал, прижавшись к нему в объятиях; Гарри больше не отталкивал его. Положил руки ему на плечи, потом обнял за пояс, прижав к себе стройное высокое тело. Можно было понять Тёмного Лорда: такое повиновение и преданность не могли не восхищать... Особенно тогда, когда они исходили от младшего Малфоя. Гарри попытался представить себе на его месте кого-нибудь из старой гвардии, Мальсибера или Долохова, и признался себе в том, что это было мерзко даже в мыслях. Но вот Драко, Драко... Он был другое дело. Гарри всмотрелся в его покрасневшие и увлажненные голубые глаза, затем взгляд его привлёк рот, когда-то гордо изогнутый в усмешке, сейчас — со страдальческой улыбкой. Если расчет Люциуса и был в чем-то верен, то только в том, что Драко был симпатичнее всех остальных этих мерзавцев, вместе взятых, поколения благородных магов не могли пройти даром, и это было заметно в тонких и красивых чертах его лица. Он прижал его к себе чуть сильнее, потом отстранился и сел обратно, пока Драко переводил дух, по-прежнему неотрывно смотря. Кажется, он так и не утолил свой недельный голод, и Гарри разрешил:

— Поцелуй ещё раз, если хочешь.

Драко снова взял его ладонь в свои, целуя, но быстро перешел выше, касаясь губами его скул, щек, и наконец губ, — всё несмело, осторожно, очень мягко. Гарри хотелось сделать в этот момент простенькую колдографию, где бы тот целовал его в приступе своего обожания, и выслать её Люциусу с подписью "Твой сын сошел с ума по мне, а не наоборот", — правда, его терзали сомнения, что в своей низости и развращенности тот и такой исход сочтет за удачу.

— Не бойся меня. Не надо бояться, если ты мне верен.

— Я принадлежу вам, господин.

— Хорошо. На следующем собрании можешь не появляться.

— Но...

— Не волнуйся. Думаю, мы с тобой снова встретимся здесь ещё не раз.

Он обнял его крепко на прощание — и вышел.

Глава девятая, в которой благородное собрание понимает, что их расчёт был не совсем верен, а наследие достойного тёмного мага берет верх
Легко можно догадаться, что Гарри велел Драко не появляться в Мэноре в эту неделю не просто так. Во-первых, совместные регулярные отлучки могли навести на неверные мысли не только Гермиону; во-вторых, он не хотел, чтобы Драко увидел предстоящий ему разбор полётов с остальными пожирателями смерти, а в особенности, конечно, с Люциусом Малфоем. Но надо сказать, что предвидел это не он один. Те из старой гвардии, кто помнил становление прежнего тёмного лорда с самого начала и привык держать язык за зубами, догадывались, к чему идёт дело.

В эту субботу Гарри вызвал их всех к сбору немного раньше, и очень скоро три десятка людей в тёмных мантиях с бледными лицами собрались к столу в зале поместья Малфоев и переглядывались между собой, не решаясь начать разговор. Голос подал Мальсибер, с сединой на висках, помнивший Волдеморта со школьных лет:

— Господа, вам не кажется, что в этот раз мальчик выглядел... Хм... Недовольным? Рассерженным из-за чего-то?

Многие закивали. "И мне, и мне," — послышались голоса.

— Может быть, "тролль" поставили по защите от тёмных сил? — рассмеялся Лестрейндж.

— А может быть, он узнал о ваших планах воздействовать на него через Драко Малфоя или про подлог отчётов, чтобы отослать подальше ту грязнокровку? — вкрадчиво спросил Нотт. — А? Что скажешь, Яксли?

— Если бы о моём Империо узнал хоть кто-то, кроме меня и Эйвери (и вас, господа), — я бы уже целовал сейчас дементора! — ответил тот не допускающим возражений голосом.

— Ну, наконец, мальчик мог об этом узнать и другим путём. Не стоит забывать, что к нему перешла способность Лорда Волдеморта к легилеменции. Никто не ощущал её в течение недели?

— Но ведь Лорд проверял наши мысли только при личном допросе! Как бы мальчик сделал это, раз на неделе он не может даже покинуть школу?

— Лорд мог внушать мысли на расстоянии, — возразил Эйвери. — Может быть, и читать тоже? Кто знает?

— Погоди, Яксли, как только он закончит Хогвартс, ты со своими идеями воздействовать на него провалишься при первом же близком разговоре! — хохотнул Нотт. — И что-то подсказывает мне, что он не удовлетворится, как Волдеморт, лишь пару раз съездив тебе по морде!

— Тебя он не пощадит тем более, как только узнает, кто был в паре с прежним господином, когда тот посетил Годрикову Лощину! — процедил Яксли.

— Где, кстати, твой сын, а, Малфой? Он мог бы прояснить нам недовольство нового господина.

Все повернулись к нему, но Люциус молчал — и был бледен сильнее обычного.

— Драко сказал, что не явится к нам на этой неделе. Он сказал, что Гарри велел ему оставаться, чтобы никто не подумал, что они уезжают ради общих встреч...

— Может быть, это и впрямь из предосторожности, а может быть, нас и правда что-то ожидает, — задумчиво протянул Мальсибер. — Ты не спрашивал, как он?
— Кто? Драко? Нормально! — ответил Малфой, уставший от вопросов о своём сыне, но через секунду, подумав, добавил: — Нет. Казался взволнованным.

— Да нет же, я имел в виду мальчишку Поттера... Ладно. Вот! Ты видишь, видишь, Яксли?

В этот момент в дверях возникла невысокая юношеская фигура и быстрым, но уверенным шагом прошла к столу. Яксли вздрогнул и промолчал. Сидевшие дружно поднялись, приветствуя его.

— Простите, господин, мы не заметили...

— Зато я кое-что заметил, — оборвал его Гарри. — И сейчас мы обсудим вас и ваши действия за моей спиной, скажем так.

— Простите, но...

— Эйвери, вы можете послушать меня, не перебивая? Начнём. — Гарри стал, опираясь руками о стол. — Я действительно кое-что узнал, но, мне кажется, что я имею на это право, не так ли? И мне печально было слышать ваш спор, господа. Грызетесь между собой, как пауки в банке. Удивляет одно — как до сих пор никто из вас не решился выдать остальных в обмен на то, чтобы сократить свой собственный срок в тюрьме. На вашей совести лежит многое, и я исключительно из нежелания видеть новые казни согласился помочь вам... Но что получил взамен? Доверие? Нет. Но какие бы тёмные дела вы ни замышляли вновь, я хочу, чтобы вы поняли и запомнили навсегда только одно: в частности, то, что не стоит даже пытаться играть мной! Я не ваша марионетка — и все те, кто считает иначе, могут сразу направиться отсюда в Визенгамот! — прокричал он.

— Тише, прошу вас, тише, господин! Не стоит беспокоиться насчёт нашей верности — мы привязаны клятвой.

— Не стоит пытаться убедить меня в невинности ваших намерений, Эйвери. Возможно, некоторым из вас показалось, что я наивное дитя, — этим людям для начала стоит вспомнить себя в моём возрасте. Вы строили большие и не менее наивные планы избавиться от всех грязнокровок — не так ли, господин Мальсибер? Вы должны помнить ваши совместные мечты, когда вы только начинали ваше собрание единомышленников, верно? Я, в отличие от вас, оцениваю ситуацию трезво. Я не жажду власти над миром через насилие. И меньше всего мне нравится, когда играют с моими чувствами и делают пешкой в чужой игре! — выкрикнул снова Гарри, невольно вспомнив Дамблдора. Он вдохнул глубоко, успокаивая себя насильно. Обвёл всех взглядом: большинство были напряжены или откровенно испуганы, и разве что самые необлагороженные умом и чувством лица Роули, Макнейра, Гойла и Крэбба старших оставались спокойными. Впрочем, эти-то были ему наверняка верны: их ума не хватило бы на коварство в отношении нового господина. Малфой казался напряженным, держа руки под столом. Гарри отодвинул стул и медленно приблизился к нему, чтобы посмотреть, не сжимает ли он палочку — но нет. Едва он подошел к нему сзади, как увидел, что они тряслись от страха; потому он, скорее всего, и прятал их, — и это было почти забавно, так что Гарри улыбнулся против воли.

— Люциус Малфой, — тихо начал он, встав рядом с бледным лордом, — не напомнить ли вам, что происходило здесь месяца три назад, зимой? Не помните? Не трудитесь открывать рот: я напомню. Вы лежали здесь при смерти и желали от меня избавления от ваших мук. Я помог вам, думая, что былая неприязнь между нами позади — как я ошибался!

— Нет, милорд! — отчаянно прошептал Люциус, смотря на него широко открытыми от ужаса светло-голубыми глазами.

— Нет, Малфой. Не пытайтесь. Но вскоре вам показалось мало того, что я согласился поддерживать ваши жизни и доброе имя; вам захотелось большего. Большей власти, большей безопасности... Вы планировали воздействовать на меня через своего сына. Разве не так? Кстати, всех остальных это касается тоже! — и он обвёл зал глазами.

Тот не отвечал, только отрицательно покачивая головой, как кролик перед удавом: не столько из отрицания, сколько из желания возразить надвигающейся угрозе.

— Не заставляйте меня применять крайние меры. Выйдите сюда и встаньте передо мной!

Малфой нехотя поднялся — впрочем, может статься, виной была не лень, а то, что у него подгибались колени. Он попытался оправдаться:

— Я лишь хотел, чтобы вы стали друзьями!

— А по-моему, вы хотели кое-чего другого. Нет? Не лгите. Хорошо подумайте прежде, чем ответить.

— Нет, нет, нет, клянусь, нет!

— Лжец! Круцио!
Из палочки будто вырвалась молния, ударившая точно в цель, и лорд Малфой упал на пол. Застонал, выгибаясь всем телом, будто в судороге, ногтями расцарапывая собственные ладони, и умолял прекратить. На лбу проступили вены, в уголках глаз показались слёзы и потекли по лицу, оставляя влажные полосы. Для Гарри первым порывом было, конечно, убрать палочку и окончить действие заклятья, но потом он начал колебаться: не из удовольствия наблюдать за чужой болью, а скорее оттого, что ему глупым казалось прекращать через пять секунд, хотя и ему они показались долгими, а лорду Малфою и вовсе бесконечными. У него, очевидно, не было сил умолять, и он сперва стонал, закусывая губы, потом, не сдерживаясь, перешел на крик, катаясь по полу и тщетно пытаясь избавиться от выкручивающей все суставы боли. Волосы разметались по полу, собирая пыль с дорогого ковра.

— Довольно! — И боль ушла, оставив после себя лишь ноющее ощущение и послевкусие крови во рту. Прошло, наверное, секунд десять, не больше, но какими же напряженными они стали для всех, кто здесь был! Гарри украдкой быстро оглядел всех: многие были напуганы, но в глазах старой гвардии виднелось откровенное удовлетворение. Они чуть ли не улыбались! Гарри устремил свой взгляд на немногословного обыкновенно Мальсибера. О чем тот думает? Ведь он был с Волдемортом ещё с Хогвартса. Гарри вторгся в его мысли легко, не встретив никакого сопротивления, поскольку тот сильно отвлекся, созерцая наказание своего соратника. "Теперь всё пойдет по-старому... Всё как раньше: Люциус выносит на себе гнев лорда, вообразив, что умнее его. Лишь бы мальчик не дал слабины и не пожалел! Тогда всё пойдет на лад..." — думал тот, и Гарри отпрянул. Выходит, он считает случившееся правильным, а у Волдеморта тоже были стычки с Малфоем? Нет, нет! Гарри в эту же секунду дал себе обещание никогда не опускаться до того, чтобы наблюдать за чужим страданием из одного удовольствия, а не по надобности. Между тем Люциус неловко встал на четвереньки. Гарри всё так же стоял рядом и наблюдал за ним: благородный лорд, очевидно, прикусил язык или щеку изнутри, и на губах видна была кровь, сперва размазавшаяся красноватой каплей, затем стекшая к подбородку с угла рта. Он тихо простонал, опустив голову. Очевидно, Круцио ослабило его после недавней болезни, и встать у него просто не хватало сил. Тогда Гарри подошел к нему, протягивая руку. Тот сперва отпрянул, но потом понял всё и схватился за неё, шепча слова благодарности и поцеловал — так же, как его сын днём ранее.
— Встаньте, лорд Малфой. Надеюсь, хотя бы это послужит вам достаточным уроком для того, чтобы больше никогда не повторять своих ошибок.

Люциус с трудом поднялся, опираясь на его руку, потом поцеловал её снова. Лицо было влажным от слёз — непонятно только, почему, ведь пытка кончилась? Можно было заподозрить или растроганность, или старческую слезливость, но ведь тому было не восемьдесят лет, а по крайней мере раза в два меньше? Значит, это был просто страх.

— В кои-то веки мы наблюдаем искренние чувства лорда Малфоя, — прокомментировал Гарри с неожиданным для самого себя сарказмом. Пожиратели негромко засмеялись, и он тут же осадил их: — Замолчите, вы все! На его месте мог быть любой из вас, кто замышлял управлять мной! Взгляните на меня; я хочу видеть ваши глаза — каждого, всех до единого! Надеюсь, что увиденное заставило задуматься каждого из вас, и никто больше не станет плести интриг за моей спиной. Я ясно выражаюсь?

— Да, господин, — пронесся по залу гомон.

— Прекрасно. Урок окончен. Можете быть свободны.

Гарри рассмеялся, поняв, что повторил слова строгой мадам МакГонагалл, своего декана, когда та отчитывала нерадивых школяров. Пожиратели, впрочем, больше не смеялись: вставали, медленно расходились, прощаясь с ним. Неприятным казалось то, что сильнее всего испугались, кажется, самые молодые, а не те, кого Гарри подозревал в дурных желаниях, — совесть немного кольнула его, но быстро заглохла, как только он снова увидел Люциуса, встававшего с тем же гордым выражением лица. К счастью, теперь они остались наедине, — возможно, могла войти Нарцисса, но она была матерью Драко, и при ней можно было высказать ему всё, не смущаясь, — и Гарри начал:

— Что до вас, Люциус, то я надеюсь на то, что вы навсегда оставили ваш замысел управлять мной с помощью Драко. И весьма надеюсь на то, что он искреннее вас. Ведь не далее, как вчера он признавался мне в своей верности. И, скажу откровенно, что мне крайне хочется изолировать его от вашего влияния, потому что я не считаю его хорошим. Вы понимаете?

Люциус кивнул, вновь бледнея, а Гарри продолжил:

— Всё, что я понял за прошедший год со времени битвы и с тех пор, как вы приказали Драко войти ко мне в доверие — так это то, что он, возможно, неплохой парень... Если бы не ваши постоянные и абсолютно неумелые попытки плести интриги! Неужели вам так и не стало ясно, что это не ваш прирожденный дар? Неужели вы считали меня таким глупцом?

— Нет, нет, поверьте мне, господин!

— Не поверю, но очень надеюсь на то, что новых попыток предпринято не будет. И я не знаю пока что, как, но я хочу полностью оградить его от вас. Сейчас вы киваете мне, но я вижу, Люциус, что в мыслях вы не согласны со мной, и для этого мне не требуется даже дар легилемента. Но знаете что?

— Что, Господин?

— У вас есть думосброс?

— Да, он здесь. Вон там, в витрине, за стеклом.

Гарри снял с полки блестящий серебряный поднос с чашей на нем: она казалась неглубокой, но едва стоило заглянуть вглубь черного омута, что в ней плескался, как становилось ясно, что она бездонна. Он поставил её на стол перед Малфоем и сел рядом, кончиком палочки извлек из памяти нужный обрывок воспоминания, перенес его в думосброс и подвинул чашу к Люциусу:

— Взгляните, и вы поймёте, что ваш собственный грязный замысел обернулся против вас.

Люциус, как зачарованный, смотрел в закручивающиеся бесконечно спирали глубины думосброса, раз за разом просматривая сцену того, как его собственный сын целует руки Гарри Поттера, а затем встает и целует его лицо, исступленно повторяя клятвы в любви и верности. "Я сошел с ума по тебе", — звучал эхом в его ушах шепот сына. Хотелось зарычать, сбросить чашу на пол, застонать от бессилия, от позора, от этой насмешки над собой и сыном — но всё это было бы, в общем, бессмысленно, и потому он просто молча отодвинул поднос, мрачно опустив голову.

— Как, вам что-то не понравилось? Разве не вы сами просили Драко завоевать внимание Гарри Поттера не далее, как неделю назад? Ему это удалось.

Но Люциус не дослушал его: он встал и вышел. Наверное, ему хотелось бы, чтобы при этом лицо оставалось бесстрастным, но оно было перекошенным от злости и боли, и он прикусил недавно разбитую губу так, что на ней снова показалась капля крови. Гарри не стал его догонять, но так же молча встал и направился к дверям. Нарцисса проводила его с полными слёз глазами.

— Не волнуйтесь. Я не причиню ничего плохого вашему сыну.

Она благодарно кивнула, закрывая за ним дверь, но ничего не сказала вслух: надо думать, Люциус был бы против.

Первые дни Гарри терзался правильностью принятого решения. Стоило бы наказать всех причастных — но разве это не породнило бы его с Волдемортом? Кажется, Мальсибер в любом случае считал его воскресшим Тёмным Лордом, — но стоило ли теперь наказывать всех, кто считал так? Это было абсурдно, и он перестал стыдиться. В конце концов, он был почти милосерден, наказав одного подлого Малфоя. Теперь стоило опасаться, что применение непростительных заклятий отслеживается Авроратом, но, кажется, Малфой-Мэнор был вне их юрисдикции, поскольку никто из мракоборцев так и не подошел к нему с расспросами. Но учёба и подготовка к экзаменам занимали так много времени, что довольно скоро он забыл о том, что позволил себе сотворить.
Драко Малфой ещё в начале недели проявлявший видимое нетерпение при случайных встречах с ним и ждавший сигнала, в среду отчего-то показался Гарри таким же печальным и убитым какой-то дурной новостью, будто бы он снова решил проявить свою немилость.

— Что произошло, Драко?

— Нет, ничего. Не обращай внимания.

— Мне повторить вопрос?

— Прости. Не могу сейчас говорить.

— В таком случае буду ждать тебя ночью. Там же.

Драко кивнул без особого воодушевления. В любом случае, куда ему было деться? Как только на Хогвартс опустилось темнота, Гарри будничным тоном сообщил, что собирается подежурить в подмогу Джону, после чего направился на прогулку по коридорам, и в этот раз Выручай-Комната будто увиливала от него, заставив немало побегать по школе, — но когда пришло время окончательно разозлиться, искомые двери возникли в стене напротив будто сами собой. Он толкнул их и прошел внутрь, озираясь. Драко сидел чуть поодаль, будто бы тоже хотел спрятаться. Пришлось опуститься на стопку огромных фолиантов напротив него, взять за плечи и встряхнуть, чтобы вывести его из тоскливых размышлений.

— Объяснишь ты мне или нет, что такое с тобой стряслось? Сам не свой, будто заревешь сейчас.

— А зачем ты рассказал ему про нас с тобой? — прокричал Драко, окончив нервным всхлипом.

— Чтобы твой отец навсегда запомнил, что имеет дело с более сильным противником! Чтобы он не пытался воздействовать на меня при помощи тебя! И чтобы он никогда не смел вмешиваться в наши отношения. Тебе ясно?

— Да.

— Отлично. И больше не смей на меня кричать.

— Только вот он сказал, что я его опозорил... Что я — не его сын... И что я могу больше не показываться домой совсем, — продолжил он. — Мама, конечно, против, но что она сможет сделать?

Его голос дрожал, и было видно, что он готов бросить всё.

— Иди ко мне. Иди сюда. — Он обнял его. — Кто твой господин, напомни мне?

— Это вы, милорд.

— Значит, ты останешься со мной, вот и всё. Даже если он лишит тебя и дома, и наследства, не забывай, что в моем владении сейчас особняк на площади Гриммо — кстати, он не чужой и тебе, если твоя мать была из рода Блэков. Мы закончим школу, и ты будешь жить со мной.

— Правда? — Драко устало положил голову на его плечо и вздохнул.

— Разве я когда-то не держал своего слова?

— Но что скажут остальные, когда узнают, что мы... Ну, мы с тобой... Вместе.

Значит, он сам против "вместе" не возражал — и это было тоже приятно слышать, по крайней мере, этим всегда можно было утереть нос надменному павлину Люциусу Малфою. Гарри снова непроизвольно улыбнулся: в голову пришла ещё одна "шалость", больше походившая на средство добить старшего Малфоя. Он пообещал себе отправить ему всё последующее воспоминание при случае.

— Какое мне дело до них, Драко? Мы закончим Хогвартс, разойдемся в разные стороны и вряд ли снова увидимся. Сомневаюсь, что те, кто сейчас клянется мне в своей любви и дружбе, станут навещать меня каждый день и вообще вспомнят через полгода после школы. Осталось немного. Скажи мне лучше, ты сам точно уверен?

— Уверен ли? Я иначе сойду с ума!

Он прижался к Гарри ещё сильнее, судорожно вздрагивая, и Гарри стер пальцем слезу с уголка глаза, пальцем погладил скулу, затем губы, любуясь их гордым красивым изгибом, — и нагнулся к нему, целуя. Драко ответил, неуверенно и несмело, но не отстранялся, пока Гарри сам не отпустил его, чуть прикусив нижнюю губу.

— И ты понимаешь, что тогда мы с тобой станем ещё более близки?

Вместо ответа он прижался к нему снова, уткнувшись лицом в грудь и ещё раз глубоко вздохнул. Гарри погладил его по спине, — тот ещё вздрагивал, но быстро успокоился, и он запустил плавно руки под мантию, сжимая его талию, потом опустил руки ниже, поглаживая, — и Драко стоял покорно, чуть ли не подаваясь вперед. Это было прекрасно. Гарри поинтересовался:

— Скажи, у тебя был ещё кто-то? У нас ходят безумные слухи о развращенности слизеринцев.
— Нет, что ты! У нас на самом деле чуть ли не монастырь: сам понимаешь, многие чистокровные заранее обещаны будущим супругам из других семей, так что...

— Но... Может быть, твой отец рассказывал тебе что-то? В компании Волдеморта он наверняка провел веселую молодость.

— Нет. Он просто улетал надолго в компании остальных, и мы с мамой даже не знали, появится ли он снова, — и он замолчал, видимо, вспомнив что-то, но так и не решаясь рассказать. Гарри пообещал выудить из него потом это воспоминание, будь это оргия вместе с самим Волдемортом или подглядывание в замочную скважину за Беллатрикс Лестрейндж.

Глава десятая, в которой герой получает достойный его приз
Медленно, но верно приближалось время выпускных экзаменов; случись все по-другому и не встреть Гарри своих новых знакомых, он бы, скорее всего, сильно волновался — в особенности перед такими сложными предметами, как трансфигурация и зельеварение, но теперь учёбу затмевали другие проблемы, связанные с Драко и кружком бывших друзей Тёмного Лорда. Так что волнения не было, и одно только холодное равнодушие владело им, когда он углублялся в учебники. Оценку "Тролль" герою и спасителю магической Англии не поставят в любом случае. "Посредственно" — и ладно, " Выше ожидаемого" — и еще лучше. Что толку быть как Гермиона? Его занимало сейчас то, как удержать этих людей в своей власти и обернуть их деятельность в свою пользу: как показывали недавние события, жить мирной жизнью они не могли.

Следующую субботу пришлось пропустить из-за репетиции экзамена по защите от тёмных сил, который Гарри чуть не провалил. Экзамен обещал стать сложным. В голову тут же пришла мысль объединить неприятное с бесполезным, и он, выбравшись в пустынный и полуголый ещё лес, сел на оттаявшую прошлогоднюю траву, откинулся на ствол толстого старого ясеня и прикрыл глаза. Со стороны выглядело, будто бы старшекурсник выбрался на свежий воздух немного отдохнуть и сидел в лучах слабого апрельского солнца, но это было не так. Он пытался связаться с Мальсибером, одним из старших Пожирателей смерти, кто помнил Волдеморта ещё со школы.

— Маль... Си... Бер... — донесся негромкий шепот до мага в тёмной мантии, спавшего в комнатке наверху в одной из старых таверн в Ньюкасле.

Тот вскочил, будто увидев кошмар. Сквозь полупрозрачную занавеску пробивалось яркое утреннее солнце, а значит, бояться было нечего, но шепот не уходил. Он звучал, раздаваясь внутри тихим отзвуком, пробирающим до дрожи.

— Мой Лорд, вы живы?

— Да! То есть нет. Это я, Гарри.

Мальсибер напрягся, собирая мысли воедино.

— Что случилось, господин? Отчего вы не вызвали нас на этой неделе? Мы волновались.

— Я скоро должен сдавать экзамены. Мальсибер, вы не помните, кто мог бы мне помочь на защите от тёмных сил, зельеварении и трансфигурации? Я опасаюсь провалить экзамены и остаться в школе ещё на год.

У того отлегло от сердца: по крайней мере, мальчик ни в чем его не подозревал.

— Позовите Руквуда и Долохова, господин. Антонин всегда был хорош в заклинаниях, а Августа иначе не взяли бы на работу в отдел тайн — там требовалось сдать все экзамены на отлично.

— Благодарю!

И голос Гарри исчез, оставив пожилого Пожирателя смерти в одиночестве размышлять о спирали истории и вспоминать, как тридцать лет назад юный Том Реддл точно так же пытался использовать способности к легилеменции, чтобы получше сдать С.О.В. В тот раз у них мало что получилось — скорее всего, сам школьный замок был защищен от подобных попыток схитрить, но кто знает, может быть, Долохов с Руквудом вспомнят былое мастерство и попробуют натаскать мальчишку получше? Ещё он подумал бы, что неплохо будет сообщить остальным друзьям об этом наблюдении; хорошо, первое их начинание окончилось неудачей, но теперь они смогут учесть старые ошибки и действовать не так откровенно и манипулятивно, как осёл Малфой, потому что мальчик чутко реагировал на всякую фальшь. Но в конце концов, они все искренне хотели возвращения прежних времен и видели в мальчике будущее и надежду, так почему бы нет? И Мальсибер потянулся за палочкой, чтобы вызвать Лестрейнджа, Нотта и Эйвери.

Если бы Гарри остался в сознании пожилого Пожирателя Смерти чуть дольше, он бы обязательно заметил эти коварные и в то же время невинные планы, но эти последние две недели перед экзаменами не оставляли ему и минуты свободного времени. Основной проблемой стало то, что у него даже не хватало баллов для того, чтобы быть допущенным к экзамену — начало года было расслабленным и ленивым, а второй семестр был занят мыслями о совсем иных проблемах. К счастью, учителя шли Золотому Мальчику навстречу и позволяли переписать неудачные сочинения или сдать новые, чтобы улучшить результаты. Гарри попробовал было отдать одно из сочинений по трансфигурации Руквуду, но, увы, хотя почерк и удалось подделать под собственный, на уроке его ждал гневный разнос от профессора МакГонагалл:

— Мистер Поттер, я попрошу вас встать!
— Да, профессор?

— Что это такое? — И строгая мадам тряхнула перед его лицом длинным тёмно-желтого цвета свитком.

— Моё сочинение, — ответил Гарри, мысленно ругая себя за самонадеянность. Наверняка она обнаружила, что текст писал не он. Что теперь будет?

— Я вижу, — отозвалась МакГонагалл с сарказмом. — Как вы мне объясните его содержание?

— Простите, мадам. Я знаю, там много ошибок...

— Да нет же, мистер Поттер! Ошибок там нет, оно просто блестящее — но скажите мне, как вы, тот, кто боролся с Тем-Кого-Нельзя-Называть, может употреблять выражения наподобие "...слабые и не слишком умные маги, а также всяческие имеющие не слишком чистое происхождение, как правило, не способны овладеть этим заклинанием"? Какая муха вас укусила? Будьте добры подойти и вычеркнуть из него эту фразу. Оценку я снижаю на балл.

Гарри выдохнул с некоторым облегчением, выполняя предписание пожилой леди. Та смотрела на него с некоторым сомнением и, пожалуй, даже испугом. От Минервы МакГонагалл не укрылись перемены в поведении своего подопечного, но до сих пор его желание покидать школу по выходным можно было списать на встречи с девушкой или попойки в Хогсмиде, но теперь... Теперь, как бы банально это ни звучало, она готова была поклясться, что он связался, как говорится, с дурной компанией. Что же касается сочинения, то оно было безукоризненным по содержанию, но его писал словно совсем другой человек, двуличный, расчетливый и жестокий: странно было примерять эти качества к знакомому ей с детства мальчику Гарри. В голове промелькнула мысль о том, что частица души Волдеморта в его душе могла угаснуть не до конца — и пропала за грузом повседневных проблем.

День сдачи экзамена приближался, и накануне Гарри впервые за долгое время не без волнения посмотрел на таблицу с результатами учеников, допущенных до Ж.А.Б.А. Его фамилия была там, хоть и располагалась ближе к концу списка рядом с фамилиями не блиставших особыми талантами учеников. Замыкал этот список Драко, и видеть его последним было приятно, хотя Гарри, оценивая его способности трезво, понимал, что тот попал туда исключительно из-за того, что для него последние полгода превратились в бесконечный ад. Гарри оглянулся по сторонам, и точно, тот был рядом, мрачно поглядывая на череду фамилий.

— Кажется, тебе всё же есть чем обрадовать отца, — заметил Гарри. — Ты входишь в число допущенных и наверняка сдашь.

— Он взбесится, что я не на первом месте... Впрочем, какая разница? Он сказал, что не разговаривает со мной.

— А мама?

— Ей я просто сообщу, что допущен. А лучше вообще свяжусь с ней послезавтра... После экзамена. Если, конечно, сдам.

— Я почему-то уверен, что все сдадут, — ответил Гарри, ободряя его улыбкой.

— Ты-то без сомнения сдашь. Как они могут завалить на экзаменах "Надежду магической Британии"? На мне, боюсь, оторвутся по полной.

Гарри не мог не признать, что в словах его была доля правды, поскольку многие преподаватели относились после завершившейся войны к слизеринцам предвзято, а уж к тому, кто стоял во время битвы на стороне Тёмного Лорда — и подавно. Считалось, конечно, что Драко находился под "Империо", равно как и Люциус, но этой отговорке мало кто поверил: все понимали, что семью Малфоев спасли лишь деньги, большое количество денег, и их влияние на Министерство и попечительский совет Хогвартса, где, как ни крути, большинство составляли представители древних магических семейств, чистокровные и полукровки, — и ссориться с Малфоями им было неудобно. Окажись Люциус на допросе, слишком многим пришлось бы отправиться в Азкабан вслед за ним.

Оставшееся до Ж.А.Б.А. время прошло нервно. Днём Гарри несколько раз посещал Запретный Лес и ту самую опушку, откуда раньше трансгрессировал к Пожирателям, и связывался оттуда с Долоховым и Руквудом: те, напрягая память, пытались вспомнить, в чем заключались задания и какие могли попасться билеты. В Главном зале, где предстояло проходить экзамен, всякие попытки проникнуть в сознание своих слуг оканчивалась провалом, но тут ему на ум пришли события последнего курса и шкаф, притащенный Драко и использовавшийся как портал для проникновения Пожирателей Смерти в Хогвартс. Конечно! Наверняка во время сдачи Защиты от Тёмных Сил им придётся продемонстрировать умение прятаться или исчезать, и в этот момент он сможет улизнуть и связаться с теми, кто ему поможет. На крайний случай оставался ход, охраняемый портретом Арианы Дамблдор. Отлично. Гарри вызвал Долохова, Руквуда и ещё нескольких, вызвавшимся помочь, и приказал им ждать его в таверне: по счастью, та пустовала, и проникнуть в неё незамеченными не составило никакого труда. Устроив себе эту лазейку, он устало вернулся в гостиную Гриффиндора. Все семикурсники лихорадочно листали учебники или задумчиво смотрели на списки вопросов, но у него, как ни пытался он засесть за зубрежку, не выходило ничего, будто бы память уже была переполнена, и ни одно новое слово в неё просто не помещалось. Попытался пройтись по билетам, с трудом смог вспомнить половину, но к нему пришло странное спокойное ощущение того, что когда понадобится, он вспомнит что угодно без напоминаний. Оставалось только провалиться в тёмный и путаный сон, где пришлось долго бродить по запутанным переходам и покинутым всеми старым роскошным залам в поисках невесть чего.

— Проснись! Да проснись же ты! — послышался голос Рона. — Экзамен через полчаса, а ты всё дрыхнешь!

Гарри спешно вскочил, лихорадочно оделся и побежал в Главный Зал. Украшенный тысячами свечей и тёмно-зелеными гирляндами и венками из темно-зеленых веток мирта, можжевельника и бука, строгий и торжественный, он распахнул свои двери перед будущими выпускниками и вскоре череда семикурсников в черных мантиях потянулась внутрь.

Столы, расставленные вдоль него, исчезли, остался только ряд тех, за которыми ожидали их учителя, — и, к счастью, тех, кого стоило бы опасаться, среди них не было. Ни Снейпа, ни Грюма, ни Люпина, ни самого директора Дамблдора. МакГонагалл, занявшая в этот год место директора, встала, требовательно постучав по своему стакану, и тихий звон заставил всех замолчать лучше любого окрика. После короткой речи она пригласила учеников приступить к выбору и решению выпавших им билетов. Гарри вытянул билет по защите от тёмных сил не глядя, и он оказался лёгким, чего нельзя было сказать о зельеварении и трансфигурации. Но в первом случае сам профессор Слизнорт с выражением заискивающей любви ко всеобщему любимцу подсказал ему правильное решение, а во втором ему удалось-таки покинуть зал без особого труда — его, как ни странно, не охранял никто, и он пошел по пустынным коридорам, слушая глухое эхо своих шагов. Выручай-Комнату не пришлось разыскивать долго, и через несколько минут он уже был в таверне.
— Руквуд, Эйвери, Трэверс! Идите сюда. Смотрите, что мне досталось...

— Заклинание "Тотем Обскура", его свойства, действие и применение в защите от тёмных сил.

— О, доверьтесь мне, господин. Я напишу сейчас кратко, а вы вернетесь и перепишете это поаккуратнее в зале.

— Только без этих ваших шуток, Руквуд, в прошлый раз мне и так пришлось объясняться с деканом по поводу слов о слабых способностях нечистокровных волшебников.

— Но ведь это правда, господин. При мне ни одна грязно...

— Заткнитесь, Мерлина ради, и пишите поскорее: меня могут хватиться в любое мгновение.

Тот ожесточенно нацарапал несколько строчек на клочке бумаги, кратко объяснил ему, в чем состоит суть, и вскоре Гарри бежал обратно.

Интуиция призывала поторопиться не зря: за несколько минут до этого Минерва МакГонагалл произнесла вслух "Гарри Поттер!" и оглядела зал, выискивая своего студента.

— Мистер Поттер! Да где же вы? Будьте добры подойти и сдать ваш билет!

Но Гарри не было. Рон удивленно переглянулся с Гермионой, пожав плечами: мол, был тут, но делся куда-то. В этот момент Драко, понимая, что очень скоро отсутствие Гарри может привести к опасным последствиям, вскинул руку:

— Мадам МакГонагалл! Пока Гарри не готов, могу я ответить вам на свой билет?

Она взглянула недовольно на слизеринского выскочку, оглянулась ещё раз, не находя Гарри, и махнула рукой, указав на стул перед собой:

— Так и быть, садитесь. Но учтите, что никаких послаблений за преждевременную сдачу я вам не дам. Вы и так привыкли, что вас все считают принцем, так ведь?

Драко сел перед ней, молча склонив голову — только рот был сжат в тонкую ожесточенную полоску. Но раздражения своего он не выдал и послушно кивнул, чем несколько удивил мадам декана: она даже взглянула ему в лицо, чтобы проверить, всё ли в порядке. Именно в этот миг незамеченным удалось проскользнуть обратно в зал самому Гарри: он тихой мышью пробрался вдоль стены и сел за самый дальний стол, переписывая набело заметки Августа Руквуда о заклинании "Тотем Обскура". Через некоторое время голос Минервы МакГонагалл возвестил:

— Посредственно, мистер Малфой. Итак, лишь одного балла вам не хватает, чтобы сдать Ж.А.Б.А. Какое разочарование для лорда Малфоя, не так ли? — едко заметила она. — Считайте за счастье, что вы сейчас здесь, а не в месте, куда более вам подходящем.

Намёк на тюрьму и заваленный экзамен заставили Драко побелеть от злости, но слишком долго стоять ему не позволили.

— Мистер Поттер, наконец-то вы соизволили явиться. Не понимаю, в чем смысл тянуть до последнего со сдачей? Не знаете — так и скажите честно.

— Я знаю, мадам.

— Тогда будьте добры ответить на свой билет.

Гарри устроился поудобнее и, поглядывая изредка на свиток, начал:

— Заклинание "Тотем Обскура" происходит от более простого "Обскура" и точно так же создает тёмную пелену на глазах. Отличается оно тем, что помогает защитить взгляд мага от дурных вещей... Создать защитную пелену от зла, скажем так. Если есть вещи, которые могут соблазнить или заставить мага потерять разум, он может воспользоваться им, чтобы пройти через это опасное место без риска быть околдованным. Поэтому оно имеет отношение к защите от тёмных сил и может использоваться в моей будущей профессии, то есть, мракоборчестве, — и Гарри улыбнулся строгой мадам профессору, вкладывая в свою улыбку всё очарование. — Показать?

— Нет, довольно. Я вижу что вы выучили сносно, хоть и не всё, что можно было. Поставлю вам "хорошо", пожалуй...

Она опустила взгляд на таблицу оценок: защита от тёмных сил ему удалась, но в графе "зельеварение" стояло такое же "хорошо", а значит...

— Одного балла не хватает, — негромко произнесла она. — Так и быть, придется повысить оценку.

Гарри оглянулся.

— Но мадам! Драко тоже не хватало одного балла. Это нечестно!

— В самом деле?

— Повысьте ему тоже. Или понизьте оценку нам обоим...

Минерва МакГонагалл редко стояла перед таким сложным выбором. Ученик пытался уговорить её, и верным решением было бы снизить оценку обоим на балл, а лучше на два, чтобы лишить дерзости, но замечание Гарри неприятно её кольнуло. Значило ли оно, что к Драко Малфою она оказалась слишком предвзята? Возможно, но кто поступил бы иначе на её месте? С другой стороны, снизить оценку и лишить Гарри возможности стать мракоборцем было бы ещё более несправедливо: такое решение не поняли бы нигде, включая Аврорат, где Гарри всё-таки ждали и любили. Оставалось вздохнуть и уступить общественному мнению.

— Хорошо, мистер Поттер. Ваше желание доискаться справедливости не может не вызывать уважения — я понимаю — но сейчас, ей-богу, вы перебарщиваете! По-видимому, мисс Грейнджер права: у вас выработался комплекс спасителя. Что ж, можете оба считать, что сдали, но попомните мои слова: вскоре может оказаться так, что вы на посту аврора будете искать средств бороться с тем же самым мистером Малфоем, которого вы сейчас так ревностно защищаете. Поскольку ваше потворство не исправит его, я уверена. Только ещё сильнее убедит в собственной непогрешимости и в том, что благородному семейству всё сходит с рук...

Она закончила свою полную морализаторства речь, подняла глаза и поняла, что после слов "вы оба сдали" её уже никто не слушал: Драко и Гарри обнимались, и один пытался подхватить второго на руки и закружить, в то время как второй вырывался с деланным возмущением и шипел что-то вроде "Отвяжись от меня, сумасшедший хорёк!". С сокрушением покачав головой, Минерва МакГонагалл села обратно и объявила экзамен завершенным.

Вечером были и выпускной бал, и торжественный праздник в том же самом Главном зале, убранство которого сменилось теперь на гирлянды душистых белых цветов и бенгальские огни — но Гарри не покидало ощущение того, как же глупо и по-детски выглядят всеобщая радость и восторги. Год назад, во время победы, счастье объединило всех и казалось куда искреннее. "Может, мне просто не терпится покинуть эти стены? — подумалось ему. — Ничего общего с ними не осталось, кроме бесконечных ночных бдений над фолиантами, пропитанными пылью веков. "Домой. Я хочу домой". Желание удивило его самого: какой дом мог быть у сироты? Коттедж Дурслей никак не тянул на это гордое звание, но за ним величественной тёмной тенью маячил особняк на площади Гриммо, завещанный ему Сириусом Блэком. Отправиться туда — и больше ничего не бояться. Ни того, что другие осудят твой выбор, ни того, что поймает ночью мадам декан...

Гарри отыскал Драко у слизеринского стола: тот встал, пожав его руку, и наверняка обнял сильнее, если бы не десятки однокурсников... Правда, никто не казался особенно заинтересованным, но Драко, по-видимому, всё же смущался.

— Ну что? Сообщил родителям? Отец может гордиться, а?

— Наоборот. Я утер ему нос в этом смысле: он ведь в своё время так и не сдал его.

— В самом деле?

— Что там, он и С.О.В. еле сдал: не из-за бездарности, конечно, а из-за отвратительного поведения. Дедушке пришлось не раз навещать директора Дамблдора и уговаривать его поставить хотя бы "выше ожидаемого".

— Я думал, он был примерным учеником и старостой.

— Он успешно создавал видимость.

— Так ты не порадуешь его? — усмехнулся Гарри.

— Я отправил сову матери... И хватит. У меня тоже есть своя гордость.

— В таком случае, я приглашаю вас, гордый лорд Малфой, посетить мой новый особняк на площади Гриммо, — и Гарри шутливо поклонился.

— С удовольствием, — отвесил ответный поклон Драко. — Он для меня не новый. Я был там в детстве тысячу раз, и портрет Вальпурги Блэк наверняка вспомнит меня при встрече.

— Отлично: тем проще тебе будет там освоиться и чувствовать себя как дома.

— Ты всерьез зовешь меня туда жить?

Они вышли в тёмный пустой коридор, где Гарри мог притянуть его к себе поближе. Взглянул в голубые глаза:

— Я выгляжу неспособным держать своё слово? Или ты считаешь, что я говорил, что твоя семья и друзья отца дурно влияют на тебя, просто так, в шутку?

— Нет, мой лорд, — и на лице Драко мелькнула полуулыбка.

— Летим сейчас?

Вскоре они неслись обратно в Лондон под тёмным небом в свете звезд, и Гарри думал о том, что получил последний оставшийся ему приз.

Они прошли под тёмные своды, шугнув пожилого ворчливого Кричера, и пока тот готовил постели новым хозяевам, пили вино у растопленного в гостиной камина. Однако долго сидеть и беседовать о былом и предстоящем Гарри не хватило терпения, и едва домовой эльф явился, сказав, что спальня готова, потащил Драко туда, наверх, где уронил на свежее застеленное золотистым покрывалом ложе и прижал своим телом, не давая сопротивляться.

— Наконец мы с тобой только вдвоём. Надеюсь, ты готов доказать мне свою любовь и верность?

Он устроился на нём верхом, смотря в испуганные светлые глаза. Драко, кажется, только сейчас понял, к чему идёт дело и испуганно елозил, пытаясь выбраться, но взамен только усиливал желание накинуться на себя. Гарри нагнулся, почти улегшись на него, и поцеловал: не так, как раньше, не несмело и легко, не в щеку, как брата или соратника, а жестко, прикусив нежную кожу. Можно было не бояться, что кто-то увидит поцелуй, похожий на укус, и спросит, в чем дело.

— Нет... Господин, не надо.

— Что я слышу? Ты убеждал меня в преданности и верности, а теперь говоришь "нет, господин, не надо"? Ты с ума сошел?

Драко испуганно вздрагивал и молчал.

— Ты говорил, что не можешь без меня!

— Это правда! — и Драко прижался к нему. Глаза заблестели от слёз и невысказанных страхов.

— Ты боишься отца? Не бойся. Он точно так же подчинён мне, как и ты. И не его дело, как я заставляю служить себе. Он должен быть рад, что его мечта сбылась и ты стал мне так близок, как никто другой, — вкрадчиво прошептал Гарри на ухо Драко, уговаривая его не сопротивляться. Тот ещё противился, но не так, чтобы это можно было принять за настоящее сопротивление, и ему легко удалось сбросить с себя и с него лишнюю одежду и прижаться к телу и коже, пахнувшей еле заметно странным, но приятным ароматом. Гарри вжимался в спину и в ложбинку между бедер, заставив Драко перевернуться на живот, но очень скоро сдерживаться уже не смог.

— Покажи себя мне получше. Выгнись вот так, — и сильные горячие руки завладели телом Драко, и тот радовался только тому, что длинные волосы упали на лицо, скрыв то, как он покраснел от стыда, выполняя просьбу.

— Господин, я хотел попросить вас...

— О чём?

Гарри одной ладонью проник туда, где Драко сам почти никогда не дотрагивался до себя, воспитанный строго и, в общем, по-пуритански, несмотря на все слухи о разврате в своей семье. Он дотрагивался до ануса, гладя сжавшиеся складки вокруг и пытаясь проникнуть вглубь.

— Вы будете использовать смазку или масло, господин? Иначе... Я боюсь, мне будет больно.

Это было своевременное напоминание, и Гарри впервые пришлось обеспокоить эльфа-слугу по такому интимному вопросу. Тот появился сразу и так же мгновенно исчез, принеся требуемый флакон. Несколько маслянистых капель и пряный сладковатый запах вместе с постепенными поглаживаниями заставили Драко смириться со своей судьбой. Он замер под рукой господина. Иногда судорожно сжимался, вздыхая, но тут же пытался расслабиться и дать господину ласкать себя перед тем, чего так боялся. Тем не менее, когда Гарри медленными толчками постепенно вошел в него, он вскрикнул и уткнулся лицом в подушку, всхлипывая, чтобы тот его не услышал. Гарри в этот момент был слишком возбужден, чтобы сдерживаться ещё хоть сколько-то, и постепенно ускоряющимися движениями толкался в него, крепко сжимая. Непривычная острая боль для Драко сменилась постепенно удовольствием по мере того, как Гарри раз за разом проезжался по какой-то болезненно чувствительной точке у него внутри, заставляя снова и снова вскрикивать, не стесняясь уже ничего. Через пару минут он кончил, а вслед за ним и его господин, выплеснувшись ему на живот. Оба устало лежали друг возле друга, тяжело дыша. Гарри осталось только пробормотать очищающее заклинание и уснуть безо всяких сил.

Глава одиннадцатая, в которой один не слишком облагороженный умом блондин не понимает своего счастья
Драко проснулся в одиночестве. Гарри не было, и оставалось только гадать, куда отлучился этим утром герой магического мира. На смятых простынях оставались мелкие капли крови и влажные разводы от пролитого шампанского. Тело ломило, и послевкусию вчерашней ночи сопутстовало такое тяжкое и муторное ощущение, словно он пил мочу грифонов, а не лучшее вино из подвала семейства Блэков. Голова кружилась, и ему едва удалось встать и дойти до подставки с тазом для умывания, чтобы умыть лицо. Вода приятно освежила его, но в спальне стоял сквозняк, и сильнее всего хотелось обратно вернуться в постель, чтобы согреться. Мало-помалу он уснул снова.

Его разбудили ласки, мягкие, но настойчивые. Поцелуи, слабые и осторожные вначале, становились всё сильнее и болезненнее, оставляя засосы, и Драко сквозь сон казалось, что на него напал гигантский нетопырь, или Волдеморт, ужас его детства, забиравший к себе отца, вновь вернулся и напал на него, и костлявые длинные пальцы с когтями царапают его кожу. И слабый стон не мог отогнать этого кошмара. Сон сменился реальностью, и в ней было лицо Гарри, склонившееся над ним, и холодные зелёные глаза, смотревшие в упор на то, как он вырывается. Телом он прижимал его к постели, не позволяя встать, и учитывая прижатый к его животу член, намерения были самые прозрачные.

— Гарри... Давай не сейчас. Пожалуйста, — добавил он. — Мне больно после того, что было вчера.

— Иди сюда и прекрати зажиматься: я смажу всё заживляющим зельем.

— Нет, прошу вас, нет, не надо! — Драко выхватил у него баночку с зельем и поспешил завладеть ею. — Я сам смогу... После того, как приму ванну.

Гарри не стал удерживать его силой и отстранился, милостиво кивнув:

— Так и быть... Но вечером тебе не отвертеться.

Он провёл по его скуле, очертив её, напоследок коснулся его губ своими пальцами (Драко поцеловал их) и, встав с постели, вышел, напоследок бросив:

— Не покидай сегодня дом, хорошо? Боюсь, за ним наблюдают — схожу сегодня в Министерство, чтобы узнать точнее, и заодно прикажу Долохову и Нотту понаблюдать за ним.

— Как пожелает мой господин, — отозвался Драко. — Тогда я высплюсь за все бессонные ночи перед экзаменами.

Но в голосе его особого почтения не было, и Гарри поймал себя на том, что ему это совсем не нравится. Само собой, жизнь в подчинении у господина не могла понравиться избалованному потомку семейства Малфоев — но, в конце концов, это делалось для его же блага. И он хотел, чтобы Драко оставался верен ему и умом, и сердцем. Он постоял в дверях, любуясь на спавшего парня. Лицо его нового спутника разгладилось, исчезла даже морщинка между бровей, казалось, намертво залегшая там в этот год. Приоткрытый рот выглядел безвольным, почти что детским, влажные светлые пряди волос упали на лицо, закрывая и без того сомкнутые глаза. Затем он повернулся и вышел. Встреча с Пожирателями не требовала отлагательств — и не только из-за того, что тем нужно было видеть господина и убедиться в его благосклонности. Тем более что эта последняя вовсе не была преобладающим чувством в душе у Гарри. Так что в этот раз вызов через метку многим из них вновь показался болезненным и полным злости. Приказав им собраться в Малфой-Мэноре через час, несмотря на раннее утреннее время, он впрямь был раздражен нынешним положением. У закончившего школу Волдеморта были амбиции, желание покорить мир, большие планы и желание узнать как можно больше о тёмных магических артефактах, а перед Гарри стояла, как и всегда, необходимость управляться со всем его наследием, не забывая попутно оправдывать возложенные на него надежды.

Он спустился вниз, наткнувшись на мрачного Кричера. Домовик стал угодливее к новому хозяину, но натуры было, как видно, уже не изменить, и маленькие тёмные глазки поглядывали из-под кустистых бровей настороженно, будто бы с затаенной дурной мыслью:

— Где господин желает завтракать? Здесь, в малой гостиной или в столовой?

Гарри вспомнил столовую, просторное и пустынное помещение со столом, рассчитанным на званые обеды не менее чем из полусотни человек, и решил, что в одиночестве там будет неуютно. В главной гостиной, неприбранной и обветшавшей за годы запустения, с её семейным древом "благородного древнего рода Блэков" и ругающимся беспрестанно портретом Вальбурги Блэк, было ничуть не лучше, так что оставалось одно:

— В малой гостиной. И не забудь подать поднос господину Малфою. Он останется здесь.

— Прикажете подготовить отдельную спальню?

— Нет. Спальня будет общей.

Надо думать, Кричер не одобрял такой распущенности современной молодежи (иметь общую спальню могли разве что супруги), но недовольство и недоумение он оставил при себе. Гарри устроился за чайным столиком у окна, наблюдая за утренней суетой весенней площади в зеленом тумане свежей листвы, и недовольство постепенно покинуло его. Стоило даже подумать над тем, чтобы перенести встречи сюда, в особняк Блэков, и объявить это своим новым слугам. Сейчас его удерживало разве что то, что за площадью до сих пор могли следить, а Кингсли или кто-то ещё из Министерства мог вспомнить про встречи ордена Феникса и снова потребовать от него организовать нечто подобное в принадлежащем ему жилище: в этом случае Гарри был твёрдо намерен отказать ему. Домовик, сгорбившись ещё больше, притащил серебряный поднос с кофе и едой и ушел, пожелав приятного аппетита, но вскоре вернулся снова. В руках его был поднос со стопкой писем.
— Что это, Кричер?

Не дожидаясь ответа, взял в руки и посмотрел. Письмо было с официальным штампом Министерства Магии и подписано новым министром, Кингсли; стоило лишь открыть, как оно заговорило его низким звучным голосом:

— Приветствую тебя, Гарри. Не сомневаюсь, что по окончании Хогвартса ты, как успешно сдавший выпускные экзамены, захочешь поступить на курсы Авроров. Мы ждем тебя сегодня. Подай прошение, и тебя зачислят наравне с другими. Не сомневаюсь, что через несколько лет ты встанешь на защиту магической Британии и станешь нашим верным соратником. До свидания. Жду. Бруствер Кингсли.

Ещё несколько лет учёбы? Гарри ощущал себя сытым ею по горло. Правда, могло статься так, что учеба не будет такой насыщенной, как в Хогвартсе, и не станет отнимать девяносто процентов времени за вычетом на сон — стоило это выяснить, и перед визитом в Мэнор стоило навестить Министерство, что он и сделал.

— Обыкновенно я не принимаю всех просителей лично, но для тебя можно сделать исключение, — и он улыбнулся. — Тем более, что ты сирота, и иначе никто не объяснит тебе, что нужно сделать. Обучение в Аврорате займёт меньше времени, чем в школе: всего два года. Занятия три дня в неделю, а остальное время — практика. Полевая работа, как и у всех авроров.

Кингсли посмотрел на него внимательно, подавшись вперёд и опираясь руками на стол. Говоря откровенно, не слишком высокие баллы по Ж.А.Б.А его неприятно удивили, но он про себя решил, что мальчик, возможно, просто устал от бешеных предыдущих лет, сопряженных с риском для жизни и потребностью постоянно искать подвох.

— Но... Мне казалось, что за время борьбы с Волдемортом я получил достаточно практики по защите от тёмных сил, разве не так, сэр? Так же, как и опыта сражений на практике, — Гарри улыбнулся, и улыбка эта была обаятельной и обезоруживающей, но искреннего в ней оставалось мало.

Вместе с тем Кингсли не нашел сразу, что возразить. Сказать, что вся его борьба, на которую Дамблдор натаскивал его с детства, было бы несправедливо, позволить служить в Аврорате сразу после школы — откровенно неправильно, и что теперь было делать? Это был какой-то новый Гарри, изменившийся, повзрослевший, и министр не мог понять, следствие ли это простого процесса роста и смены интересов, или проступало под его улыбкой нечто другое. И он пока не знал, нравится ему это или нет. Вызывать мальчика на откровенность или намеренно наблюдать не хотелось, и он решил повременить:

— Не буду спорить, ты знаешь куда больше, чем многие мракоборцы, но я не могу зачислить тебя в отряд сразу, просто так. Я и сам не хочу, чтобы учёба отнимала у тебя ещё два года жизни, тем более, если ты станешь проходить то, что и так знаешь. Мы подумаем, что сделать. Может быть, сократим для тебя программу или освободим от ненужных занятий... Идёт?

— Я благодарен вам, сэр. Не хотелось бы бросать дружбу с вами после того, как с Тёмным Лордом и его прихвостнями покончено. Тем более, что все проблемы не решены...

— Это верно, Гарри. Ты совершенно прав.

Кингсли оставалось кивнуть, глядя на вежливую улыбку мальчика, и отпустить его. Впрочем, от подозрений в неискренности его живо отвлекла одна из секретарш, проворковавшая: "Мистера Яксли нет на месте, сэр, не могли бы вы подписать за него этот приказ?" — и он быстро о всем забыл, тем более, что в остальном впечатление от разговора с Гарри у него осталось достаточно приятное.

Покинув его кабинет, Гарри быстро написал заявление, приложив к нему результаты выпускных экзаменов, и трансгрессировал в поместье Малфоев: стоило поторопиться, поскольку остальные наверняка ждали его. Правда, тут же подумалось, что пожиратели должны были его дождаться без недовольства, ровно так же, как он сам полчаса назад, у министра в приёмной. Так и было. Он быстрым шагом пересёк зал и сел за место во главе стола.

— Надеюсь, никто из вас не замыслил со скуки новой интриги против меня, господа?

Вкрадчивая вопросительная интонация сочеталась с лёгкой насмешкой; не слишком умный мог бы принять её за обычную улыбку.

— Вы можете во всем доверять нам, господин.

— Очень хочу верить в это, мистер Долохов. Так или иначе, мне есть чем отвлечь вас от скуки. Я наконец покончил со школьными занятиями, но им на смену тут же пришли новые: я имею в виду службу и обучение в Аврорате.
— Но, господин, как вы можете... Они узнают! — встревоженно вскрикнул Лестрейндж.

— Нам необходимы связи с Министерством, поскольку никто из вас не застрахован от попадания в лапы мракоборцев, и облегчить вашу участь в этом случае можно будет лишь находясь изнутри и зная, что сделать. Но я всячески отговариваю вас от мысли хоть на секунду поверить, будто я перешёл на вашу сторону! Ещё раз напомню, что никто не должен попадаться на травле нечистокровных магов или стычках с маглами.

Все послушно закивали.

— Мы никогда не забываем накладывать на них "обливиэйт", поверьте!

— Правда, мистер Эйвери? В таком случае я, кажется, знаю, кто на прошлой неделе посетил "Лондонский Банк Развития", унеся с собой сто тысяч фунтов стерлингов и вызвав странную амнезию у всех сотрудников. И я очень надеюсь, что похищенных средств вам хватит на то, чтобы не повторять подобных подвигов по меньшей мере ближайшую пару лет!

Эйвери и Трэверс, заметно встревожившись, бросились к нему с заверениями в духе "никогда больше", и их господин махнул рукой, останавливая их мольбы, и приказал сесть обратно, а затем мрачно и уныло улыбнулся, подумав, что они неисправимы. Но разве это означало, что с давними слугами лорда стоило покончить? Разве он не давал себе слово, что сделает так, чтобы казни были прекращены навсегда? Гарри никогда раньше не думал, что хоть в чем-то повторит путь, пройденный Волдемортом, но сейчас он явно стоял перед той же самой потребностью, что и тот: как можно больше чистокровных магов в министерстве. Они бы поддержали его.

— Господа, успокойтесь и послушайте мой план. Вам надоело жить в страхе, как и мне. Многие из вас против того, чтобы я служил в Министерстве, рискуя обнаружить нашу с вами связь, но скрываться вечно — не выход. Необходимо упрочить влияние чистокровных магов в министерстве. Убедить их, что грязнокровки не могут служить там не из соображения верности чистоте крови, но потому, что они несут с собой опасные и жестокие идеалы, позаимствованные из мира маглов, кроме того, рискуют рассекретить существование магов.

— Нужно постепенно сделать условия их службы невыносимыми и опутанными сотней неудобных условностей и отчётов, а потом запретить вовсе, — кивнул, соглашаясь, Яксли. "Можно будет подставить кого-нибудь из магглорожденных сотрудников, выставив его предателем, но мальчику, конечно, не говорить", — подумал он.

— Хорошо. Мы не должны следовать жестокости, но, наоборот, выступать с идеалами мягкости, чтобы запретить казни. Улучшить условия заключения в Азкабане... Эти законы надо предложить так, чтобы они были приняты.

Последователи Тёмного Лорда, как и Кингсли часом ранее, смотрели на него молча, замечая это постепенное превращение. Мальчик более не казался им наивным юным героем, марионеткой в руках судьбы и старого интригана Дамблдора. У него появились собственные желания — равно как и власть достигать их. А самое главное — становилось очевидно, что наследие Волдеморта и частицы его души не рассеялись бесследно, напротив, возродились и начали проявляться на лице Гарри все более явно. Давним спутникам темного лорда казалось, что они узнают и эту усмешку, и обаятельную улыбку на тонких его губах, и внимательный взгляд глаз. Даже жесты и движения из неаккуратных и неловких стали мягкими и плавными, и манеры — более обходительными... И жёсткими. И большинство из тех, кто замечал признаки превращения, радовались: одни тому, что встретят вновь обожаемого господина, другие — что его дело не угаснет, но будет претворено в жизнь.

— И последнее на сегодня: последующие встречи я хотел бы проводить в особняке Блэков на площади Гриммо. На этом я хочу сказать спасибо лорду Малфою, чьим гостеприимством мы все так долго пользовались, и попрощаться с вами... Странно, что вы выглядите недовольным, Люциус. В чем дело?

— Я хочу знать, где мой сын, — негромким холодным тоном произнёс тот, стараясь отчего-то не смотреть Гарри в глаза. — Его отняли у меня.

До Гарри вдруг дошло, что тот просто-напросто боялся очередного сеанса легилеменции и того, что он прочитает все дурные мысли в свой адрес. Как будто бы там могло быть что-то, чего он ещё не знал! — и тут Гарри позволил себе громко и насмешливо расхохотаться.

— Вы не далее как неделю назад сами сказали, что он вам больше не сын, а теперь решили вдруг проявить отцовское участие? Что, правда? А может, вы, Люциус, просто боитесь, что Драко расскажет мне лишнего и не хотите потерять такое удобное средство для собственных манипуляций?

Люциус вскинул подбородок, обиженно поджал губы, и этот жест показался Гарри донельзя глупым, детским, почти смешным. Он смилостивился и разъяснил ему терпеливо, точно капризному ребёнку:

— Да, мне пришлось оградить Драко от вашего влияния. Вы слишком часто используете его в своих интересах... Не считаясь с его собственными. А я хочу знать точно, что он мне верен.

— Вы слишком много на себя берете, мистер Поттер! — зло возразил ему старший Малфой, судя по всему сам тут же испугавшись произнесенных собственных слов. — Я не позволю ему остаться у вас, кем бы вы себя ни считали...

Его речь оборвалась от того, что несколько других пожирателей разом приказали ему молчать, и по крайней мере половина из них — Мальсибер, старший Лестрейндж, Нотт и Эйвери — были старше него самого, и Люциус вынужден был подчиниться.

— Заткнитесь, сумасшедший, – прошипели ему Руквуд и Долохов.

— Ты же сам этого хотел, разве нет? — не упустил случая уколоть его Родольфус Лестрейндж.

— Поражаюсь вашей короткой памяти, лорд Малфой. Вы не забыли, чем окончилась наша последняя встреча? Я могу напомнить, — заметил Гарри. — Хотя, судя по всему, Лорд Волдеморт успел выработать у вас нечувствительность к Круциатусу — а я не собираюсь превосходить его в жестокости. У меня в руках есть более действенное средство. Действует оно исподволь, постепенно... Но верно. И вы уже страдали от него, разве нет?

Малфой не отвечал, но по смертельной бледности можно было понять, как он сильно взволнован. Нарцисса, сидевшая рядом, украдкой стискивала его руку под столом.

— Решительно не понимаю, чего вы хотите добиться своим демонстративным презрением и ненавистью ко мне. Вам нравится испытывать судьбу на прочность? Любите стоять на краю пропасти и вздрагивать от ужаса?

— Нет, вовсе нет!

— Так в чем же тогда дело? Третий раз подряд в Министерстве могут и не пойти вам навстречу... Какими бы связями вы ни обладали и сколько бы ваших родственников ни было в числе судей в Визенгамоте, однажды они не пожелают выгораживать вас опять. И я, кстати говоря, занимаюсь именно тем, что стараюсь облегчить вашу участь.

— Простите меня, господин, — пробормотал Малфой, успокоившись. — Я не... Это не из желания навредить и не оттого, что я не считаю вас достойным быть своим господином. Сын дорог мне, и я...

— И вы сказали ему, что он — ваш позор. Ясно, — саркастично ответил Гарри.

— Он не может остаться с вами!

— Пока что, лорд Малфой, я не вижу иных вариантов. И разговор окончен.

Гарри встал, собираясь выйти из-за стола. Малфой бросил вслед:

— Возможно, я найду, что предложить вам взамен, — но тому было уже совершенно безразлично, что этот гордый павлин может ему сулить.

В особняке Блэков его ждала мало с чем сравнимая драгоценность, прекрасная, гордая, та, которой предстояло смириться со своей участью... Да, это был Драко Малфой. Его безумная привязанность больше походила на болезнь и мучила его тем сильнее, что он вынужден был смириться с чувствами к бывшему врагу, — но Гарри не сомневался, что справится с этим.

— Я вернулся, — он вошёл в гостиную. Там было пусто, и Драко, даже если и услышал, не счёл необходимым спуститься, проявляя определённое своеволие. Правда, он мог спать. Гарри выпил кофе, покончил с ужином и поднялся наверх: спальня тоже была пуста, а кровать застелена. Ванная оставалась так же пуста и темна. Миновав коридор, можно было пройти анфиладу залов и очутиться в библиотеке. Проделав этот путь, он наконец увидел знакомый светлый профиль на фоне тёмных портьер. Драко сосредоточенно изучал древний фолиант.

— Ах, вот ты где. Я тебя искал. Читаешь запрещённую литературу?

Драко вздрогнул, выронив книгу из рук — то был средневековый шутовской роман, ничего серьёзного или достойного беспокойства.

— Что? Ох, нет. Вы меня испугали, господин.

Гарри подошёл сзади, прижав его к себе и не давая выскользнуть.

— Кажется, я обещал тебе, что вечером не получится улизнуть? Как там заживляющее зелье, оно дало эффект? Ты обещал обойтись без моей помощи.

— Да, господин.

— Отлично. Пойдем и проверим, — и он потянул его за руку назад к спальне Блэков.

Драко хотелось вырваться, хотелось сказать, что он не хочет ничего, и все это чересчур больно и унизительно, но он, не находя сил, молча следовал за ним и уговаривал себя потерпеть ещё и в эту ночь.
Глава двенадцатая, в которой нового Тёмного Лорда удовлетворяют сразу два прекрасных блондина — увы, поочередно
Время после окончания школы запомнилось Гарри сумбурным и полным тревожных предчувствий, беспрестанных опасений упустить что-нибудь из виду и тревожных событий, не слишком ярких, но всё же значимых. Учиться на аврора оказалось гораздо проще, чем на первых курсах Хогвартса, когда он впервые попал в чуждый ему магический мир. Обучение проводилось не каждый день — подразумевалось, что свободное время будущие авроры станут помогать старшим товарищам или упражняться, но Гарри, естественно, было чем заняться помимо этого. Унылое монотонное переписывание специального учебника и должностных обязанностей, отработка среди архивов давних преступных дел, повторение давно известных ему со школы заклинаний... Нет, встретилась, конечно, парочка новых интересных приёмов, но в остальном привлекательность работы в Аврорате поблекла и стёрлась, как позолота. Проступила истинная цель: Гарри хотел власти. Не прямой и очевидной, но такой, что вся станет сосредоточена в его руках. В мыслях его это желание не связывалось даже с кругом бывших сторонников Тёмного Лорда: он считал, что они открыли ему глаза, принесли в дар власть над собой и позволили переосмыслить себя и своё место в мире. Перешедшее в его руки наследие Волдеморта оказалось стимулом к переосмыслению его идей... Так казалось Гарри, и он не замечал, что в этот раз темному магу не требуется даже отыскивать частицы своей души, чтобы возродиться: он смотрел на мир сквозь его глаза, холодной змеей вполз в душу и занял там место бывших детских привязанностей, друзей, Джинни Уизли и много кого ещё. Надо сказать, момент был удачный: как раз тогда, когда Гарри чувствовал себя потерянным после своей громкой победы над врагом.

Мало кто из Пожирателей Смерти осознавал этот триумф, разве что те, кто были поумнее: Яксли, Руквуд, Долохов, Нотт, Мальсибер и парочка других. Оставалось лишь радоваться тому, что мальчишка, несмотря на все его непредсказуемые поступки и угрозы выдать нелояльных к нему Визенгамоту, привязался к ним — по крайней мере, часто вызывал, давая поручения и заставляя выполнять свои приказы. Не было в их рядах лишь Драко Малфоя, но тому и не требовалось разыскивать сведения о средневековых темных магах или сочинять законопроект об ограничении магглорожденных волшебников в праве голоса. Тем не менее, Драко приходилось сносить от своего господина многое. И если раньше это "Что изволите, господин?" казалось игрой, теперь начинало терзать его. Он спрашивал себя, не обманывают ли его чувства? Но привязанность к Гарри нельзя было игнорировать или списывать на действие метки, иначе все остальные, от Лестрейнджа до Эйвери, висели бы на его шее и боялись бы отпускать, едва он уходил бы. А Драко чувствовал именно такую болезненную и мучившую его самого привязанность. Появление Гарри каждый вечер было тем, чего он ждал и боялся, его уход утром превращался в источник новых волнений и страхов. Он общался иногда по каминной связи с матерью, та встревоженно просила его вернуться, убеждала, что отец давно успокоился и простил его — но он и сам уже не хотел, к тому же понимал, что новый господин будет против. Ему позволено было покидать особняк Блэков при определённых предосторожностях, хотя он, говоря откровенно, ни разу не замечал, чтобы за ним следили. Выходы в свет не простирались далее Косой аллеи, а видеться с кем-то из однокурсников он и сам не хотел, так что довольно быстро тёмные портреты и обветшалое богатство особняка на площади Гриммо ему надоели, исключая разве что старую библиотеку и главный зал, где ругающийся из-за развратного характера их с Гарри сожительства и умоляющий его опомниться портрет Вальбурги Блэк вселял в него какое-то злостное удовольствие. Драко дразнил его, задавая провокационные вопросы, в ответ на которые Вальбурга разражалась длинными напыщенными речами о чистоте крови и верности интересам собственной семьи, а он слушал их с обманчиво прилежным видом.

Гарри обычно возвращался поздно, обнимал его, целовал небрежно, на скорую руку ужинал и вскоре приказывал отправляться в спальню. Нет, приказной тон не был агрессивным или злым, он был мягким, негромким, вкрадчивым, как мурчание, иногда ровным и спокойным, будто бы деловым.

— Идём спать. Время позднее, — и он обнимал его за плечи, подходя сзади к сидящему Драко.

— Ты же всё равно не дашь спать? — притворно обижался тот.

— У тебя был целый день, чтобы выспаться и не зевать сейчас. Не трудись изображать утомленного тяжким трудом взрослого человека.

Строго говоря, сегодня точно такое же приглашение к сексу было таким откровенным и прямым, что Драко показалось, будто Поттера не грех и подразнить:

— Не могу. Я устал, у меня голова болит.

— Да ты что? И что же тебе мешало принять чертову таблетку или выпить зелье?

— Ну-ну, не воспринимай всё так буквально, — и Драко с будто бы удивленным видом открыл широко глаза.

— Ах, ты решил пошутить? Я тоже сейчас планирую позабавиться.

И он обнял его, взвалив себе на плечо — Драко и не подозревал раньше в нём такой силы. Ему вообще всегда казалось, что Гарри ниже его ростом и не особенно крепче или сильнее.

— Отпусти! Отпусти меня, сумасшедший! — почти что завизжал он.

— "Отпустите меня, господин". И ответ в любом случае будет "нет".

Тон голоса требовал беспрекословного подчинения, но Гарри улыбался мягко, а в зеленоватых глазах мелькали отблески смеха. Как можно было всерьез обижаться на него или считать насильником? Тем более, что зависимость не была навязанной им путем манипуляций или шантажа... Мальчик-Который-Выжил был в ней не виноват. Связь через метку существовала, а клятва, данная ещё Волдеморту, требовала быть рядом с господином всё сильнее. Может быть, Гарри и сам неосознанно привязывал Драко к себе через метку, усилив связь между ними... Но Драко не думал об этом сейчас. Перед глазами мелькали истертые персидские ковры, затем деревянные панели, которыми был отделан коридор, потом ступеньки вверх, на второй этаж. Потом спальня, тёмно-зеленая, пропитавшаяся, кажется, навечно ароматами того масла, которым они пользовались. Драко уронили на постель, и та скрипнула: массивный каркас выдержал бы и десятерых мальчишек, но такие резкие прыжки... Правда, её регулярно испытывали на прочность многими способами, и оставалось только гадать, сколько ещё предстоит вынести ей и сколько всего увидеть — этим стенам. Хотя можно было не сомневаться, что не все предыдущие представители рода Блэков отличались пуританскими нравами.

Размышления эти прервались, когда рядом с ним на постель опустилось ещё одно тело, за ухом раздалось тяжелое дыхание запыхавшегося Гарри. Драко почувствовал сильные объятия — в них было и тепло, и приятно, и уверенные руки, гладившие по спине, успокаивали его, — хотя иногда стискивали так, что дышать становилось тяжко. Обычно Гарри вел себя отстраненно, практически безразлично, предпочитая любоваться красотой младшего Малфоя со стороны, но когда желание с обеих сторон становилось невыносимым, то набрасывался на него, словно лев на ягненка: прикусывал кожу до крови, царапал иногда — пусть не с целью причинить боль, а скорее от несдержанной страсти. Вот и сейчас он подмял Драко под себя, лег сверху, придавив к простыням, негромко проговорил: "Не понимаю, почему ты ещё одет?" — и бесцеремонно стянул с него верхнюю мантию. Под ней была простая кофта с зеленой полосой и эмблемой Слизерина, но теплые руки проникли под нее, задрали повыше и гладили по спине вдоль позвоночника, спускаясь постепенно всё ниже. Пришлось привстать, чтобы спустить брюки. Сам Гарри давно уже был в одних трусах, и теперь прижался к нему горячим стоящим членом. Он и сам чувствовал приближение возбуждения и тёрся сквозь трусы об поверхность постели, а затем снял их вовсе и послушно раздвинул ноги. Как ни странно, в этот раз господина подобное беззастенчивое приглашение ничуть не удовлетворило. За ухом раздался жаркий шепот: "Ну же, покажи, как ещё ты сумеешь сделать приятно своему господину?" — и Гарри оторвал его от постели, схватив за волосы на затылке и заставив встать на колени перед собой, а сам встал, и характер новой игры стал сразу кристально ясен. Как ещё можно истолковать призывно стоящий член Гарри перед своим лицом и его руку на своем затылке, побуждающую нагнуться и приблизиться? Это было совсем унизительно, да и потом, Драко, говоря откровенно, презирал подобное действо, но Гарри, похоже, рассчитывал твёрдо, что получит желаемое уже сейчас. Он притянул его ближе к своему паху, уткнув чуть ли не носом, и сказал:

— Давай, возьми его в рот.

Неуверенное отрицательное покачивание головой вряд ли можно было истолковать как серьёзный протест.

— Нет... Прошу!

— Что снова такое началось? Кого ты изображаешь, невинную деву?

После третьего тычка носом в член Драко приоткрыл рот и неуверенно обхватил головку губами. Он не собирался заглатывать глубоко, но Гарри держал его крепко за волосы, управляя процессом. "Не отлынивай", — приказал он, заставляя взять глубже. Направил член прямо в горло; Драко поперхнулся, и первые несколько секунд, как ему казалось, дышать стало совсем нечем, но после он приноровился. "Ты совершенно безжалостный садист", — зло подумал он. "Ну а зачем тебя жалеть? Привыкай сразу делать так, как надо!" — прозвучал в голове чужеродный шипящий голос. Как видно, способности Гарри к легилименции были едва ли не выше, чем у Волдеморта. Будто бы в отместку за дурные мысли он стал толкаться в его горло сильнее и чаще. Драко задыхался, а на глазах выступили слёзы, и он пытался вырваться уже чисто инстинктивно, но кто бы ему позволил? Не заглатывать член чересчур глубоко, чтобы хоть на секунду дать себе возможность дышать полной грудью, не получалось: Гарри бил его по щекам, заставляя сосать свой член правильно, так, как он один хотел. Через некоторое время удалось даже приноровиться и справиться со рвотным рефлексом. С покрасневшим лицом, по которому стекали слёзы, он устало откинулся, и Гарри затащил его обратно на постель, нависнув сверху.

— Расслабься... Тшш, не плачь.

— Это только рефлекс, — ответил он, снова заглатывая его член поглубже. Гарри продолжал толкаться в его рот, ожесточенно и в быстром темпе, и для Драко всё слилось в бесконечную череду этих торопливых движений, лишь изредка перемежаемых шлепками по щекам за недостаточное усердие. Когда Гарри вжался в его лицо промежностью настолько сильно, что вдохнуть стало совсем невозможно, и зарычал от выпускаемого наружу наслаждения, Драко вздрогнул, пытаясь снова вырваться, но тщетно. Руки господина вцепились в него так крепко, как только можно. Член во рту напрягся последний раз, подрагивая, и в горло стекла липкая густая сперма. Драко поглотил всё и безропотно вылизал господина от остатков, после чего улегся рядом с Гарри.

— Думаешь, это конец? — фыркнул тот ему насмешливо.

— Нет, прошу...

Было поздно, и тот вновь припечатал его ко кровати, закрывая рот поцелуем.

— Вот теперь можешь сделать то, что хотел с самого начала.

В любом случае, он и так лежал на животе и был обнажен. Пришел черед смазки наполнить запахом комнату. Ладонь оглаживала его ягодицы, пробираясь в ложбинку между ними к отверстию. Два пальца сразу, покружив вокруг и побуждая раскрыться, проникли внутрь, наполняя предвкушением. Гарри нажал на какую-то чувствительную точку внутри, заставив ахнуть и прогнуться себе навстречу, шлёпнул его пару раз, пробормотав что-то про притворщика и любителя поломаться. Ласки двумя пальцами продолжались не слишком долго, и вскоре их сменил член. Драко каждый раз обещал себе, что будет стоически молчать, пусть даже придется прикусить свой язык, но сейчас непроизвольно громко простонал. Член, протолкнувшийся в него даже не на всю длину, давал ощущение заполненности и боли, и вместе с тем было в ней что-то болезненно, ненормально приятное, так что хотелось не просто стонать, а визжать в голос. С каждым медленным толчком Гарри входил в него всё глубже и уговаривал Драко не сжиматься, а податься сильнее себе навстречу, хоть тот и противился скорее для вида. Потом его движения стали чуть быстрее, но остались размеренными и точными, каждый раз проезжаясь внутри него точно так, чтобы вызвать наибольшее удовольствие. Драко взвизгнул-таки пару раз и зажмурился от этой самой приятной в мире боли, не в силах больше сдерживаться, кончил себе на живот, хоть и знал, что Гарри будет против — он не любил, когда Драко кончал раньше, и хотел, чтобы оба достигли пикового момента одновременно. Но в этот раз он был уже слишком разгорячен, чтобы как-либо серьезно наказывать своего слугу. Ограничился парой шлепков и строгим возмущенным взглядом. Движения его стали ускоряться, он до боли сжимал его бедра, царапая их, и вскоре тоже кончил. Драко мог почувствовать, как разливается внутри чужое семя.

Оба устало выдохнули и обнялись. Осталось только дотянуться до палочки, взмахнуть утомленно ею, с трудом вспомнив очищающее заклинание, и уснуть друг напротив друга. Следующие часы тишины не нарушало ничто, кроме топота мышей вдоль старых стен и тиканья часов на стенке.

С первыми лучами солнца Гарри поднялся. Всё тело болело, в особенности, конечно, та его часть, которой он особенно активно потрудился прошлым вечером, и ему отчасти неловко было даже вспомнить всё то, к чему он принуждал Драко накануне. Тот явно не слишком хотел подобной близости... Или нет? Под конец стоны наслаждения звучали вполне натурально. Гарри задумчиво сдвинул брови и встал, готовый потихоньку уйти из спальни, но на секунду задержался, чтобы бросить перед уходом взгляд на своё сокровище. Как тот был прекрасен! И светлые, почти белые волосы, спадавшие на лоб длинными прядями, и стройное тело, и гордый красивый рот... Ему даже не верилось, что это создание, казавшееся ему когда-то самой раздражающей персоной в школе после профессора Снейпа, вызывает сейчас его самое сильное удовольствие только при наблюдении. Вместе с тем он не был уверен, что хочет повторения вчерашней оргии. Он вышел было, но тут же, влекомый неясным инстинктом, вернулся и спрятался за одну из плотных штор, висевших вдоль окна в несколько рядов. Ему хотелось посмотреть, как Драко будет пробуждаться ото сна — непонятно, отчего и зачем. Тем не менее, тот тоже пробудился быстро. Он перевернулся и полулег на постели, подпирая голову рукой. Нахмурил гладкий лоб, что указывало на напряженную работу мысли. Гарри в ответ посмотрел на него в упор, с помощью своего дара добираясь до его мыслей. О чем же тот думал? О том, что раньше он был наследником великой семьи, а теперь стал подстилкой в руках нового Тёмного Лорда — и всё из-за дурацких игр отца и его желания править миром. "Не сметь думать плохо об отце!" — тут же одернул Драко сам себя и продолжил размышлять, и Гарри ясно было видно, что после их связи, всё более и более заметной для остальных Пожирателей он даже и не знал, как показаться на глаза родителям и бывшим друзьям. Ему казалось, что на нем лежит клеймо новой шлюхи господина Поттера, и это сильно терзало его.

Вскоре Драко встал с постели, ополоснул лицо в поданном эльфами тазике и принялся одеваться — судя по всему, чтобы выйти за пределы их жилища. Это стоило пресечь:

— Куда ты? — поинтересовался Гарри, выходя к испугу Драко из-за штор, после чего стал ему поперек дороги, желая задержать.

— Родители давно хотят меня видеть, господин. Вы говорили, что не станете держать меня силой, — и он посмотрел на него с некоторым страхом: а вдруг откажет?

— Ещё есть время. Солнце только встало и все пока спят.

— Но...

— Никаких "но"! Я накажу тебя ещё сильнее, если ты сбежишь прямо сейчас.

Гарри притянул его к себе, заставляя лечь рядом с собой снова. Но помимо нежных поцелуев его интересовало и кое-что другое. И Драко быстро понял, что к его животу прижимается стоящий член.

— Ох Мерлин, неужели снова? — простонал он, понимая, к чему его господин клонит.

— Какой ты непонятливый. Ну же, помоги своему тёмному лорду справиться с утренним возбуждением.

И Гарри снова вынудил его нагнуться к своей промежности. Волей-неволей пришлось подчиниться. Драко взял в рот горячий снова вставший член, вылизывая его и смотря снизу вверх на лицо своего господина, но Гарри не был уже уверен, что тот делает это лишь ради желания узнать, достаточно ли удовольствия он доставляет ему? В другой раз он еще долго помучил бы его, но время и впрямь поджимало, и он принялся сам активно толкаться во влажный рот Драко, который так соблазнительно сжимал его член и так старательно заглатывал. Очень скоро он с громким стоном кончил, так, что тот чуть не поперхнулся вновь.

— Умница, - и Гарри мягко и осторожно поцеловал его в губы. — Теперь можешь идти.

Вечером его ждала очередная встреча с Пожирателями, так что Драко он рассчитывал увидеть в любом случае — но тот, как ни странно, не явился ни к назначенному времени, ни позже. Правда, остальные были в полном сборе, и Гарри рассказывал им о своих планах, интересовался у каждого, что удалось делать за эту неделю, допрашивал каждого, не совершил ли тот чего-нибудь незаконного, что могли засечь авроры, а все его подопечные дружно отрицали любую нежелательную активность.

Под конец на повестке дня остался лишь один вопрос: где Драко? И почему он не явился на зов метки? Присутствия остальных это дело не требовало, и Гарри отпустил всех, кроме одного.

— Может быть, вы мне проясните, что же произошло с ним, лорд Малфой? — обратился он к Люциусу с заранее чувствовавшимся подозрением.

Лорд Малфой, на удивление, в этот раз не пожелал лгать или изворачиваться.

— Да, господин. Это я приказал ему оставаться дома.

— И запретили видеть меня?

— Да. Пришлось наложить связывающие чары.

— И в чём причина?

Люциус начал сумбурную, но полную чувства и даже некоторого страдания речь:

— Пожалейте его! Он и так весь измучен. Я понимаю, ваша с ним связь, всё это юношеское баловство... Это не так уж страшно, и я не был против, сам даже хотел этого, и вы вправе презирать меня, господин, — но теперь я понял, как ошибался! Привязанность к вам разрушает Драко. Ему нужно продолжать род Малфоев, он был обручен с Асторией Гринграсс, а вы привязали его к себе тяжелыми цепями. Прошу вас, избавьте его от них! Я сделаю что угодно... Он мучается, а вы принимаете это за законное поклонение. Да, я хочу, чтобы он не жил больше с вами, чтобы всё прекратилось, — но погодите гневаться, я могу предложить кое-что взамен.

Гарри выслушал его до конца, не перебивая, с презрением на лице, и поинтересовался со нисхождением:

— Что же это, Люциус? Что ты можешь дать взамен? Учти, не менее ценное, чем твой сын!

— Себя.

С этими словами он опустил голову и встал перед Гарри на колени, ловя его кисть и целуя её тыльную сторону тонкими губами.
Глава тринадцатая, в которой в одном старинном семействе обнаруживаются новые связи
Гарри брезгливо отдернул свою руку ещё до того, как тонкие сухие губы лорда Малфоя коснулись её вновь.

— Пошёл вон! — процедил он сквозь зубы. — С твоим сыном, Люциус, хотя бы видимая невинность и некоторая свежесть первых отношений не покидала нас, но ты? Это, право, смешно. Ты так же предлагал себя Волдеморту, когда тот велел привести ему Драко, чтобы поставить метку? Или тогда смелости не хватило?

Глаза Люциуса сверкнули гневом, и он готов был вскочить не то для того, чтобы в бешенстве покинуть особняк Блэков, не то дать отпор оскорбившему его, но Гарри силой удержал его на месте и подтащил к себе за ворот сорочки, украшенной парой сверкавших мелкими изумрудными камнями запонок. Удивительно, но он не сопротивлялся: видимо, недавнее Круцио дало воспитательный эффект. Он прошипел ему в лицо:

— Я буду так милостив, что даже не стану проводить экзекуцию второй раз. Больше того: Драко может отправляться с тобой, если, конечно, хочет. С меня достаточно вашей семьи с её безумными претензиями.

Драко умолял не считать его предателем, так же, как отец, хотел кинуться в ноги, просил не злиться и уверял, что вернется, — но всё же ушёл с отцом. Вскоре особняк покидали двое. Люциус спешил, желая уйти прочь как можно скорее, но сын его медлил. Он задержался на пороге и обернулся, выискивая Гарри — но тот не провожал их. Он всячески обещал себе, что не вспомнит о белобрысом хорьке ни разу и тот для него пустое место, не более чем красивая подстилка и ничего больше. Первое время мысли поневоле возвращались, сожаления об утраченном обожании, а одинокие ночи заставляли вспоминать мягкие прохладные губы, но очень и очень скоро дела захватили его настолько, что он приползал домой полуживым от усталости и падал на постель без сил и безо всяких посторонних мыслей. Занимала его, надо сказать, не учёба и даже не погони за преступниками, настоящими или "тренировочными", а то, что терзало в свое время и Волдеморта, и Гриндевальда, и его союзника, а затем оппонента Альбуса Дамблдора: потребность во власти. Желание прийти к ней и любым путём заставить окружающих действовать в своих интересах — вот что теперь составляло его основную цель. Это было занятие, не терпящее никаких других увлечений и заставившее забыть обо всём. Гарри необходимо было получить власть более существенную, чем та, что поддерживалась благосклонностью к мальчику-победителю Волдеморта. Он жаждал попасть в Визенгамот. Ещё лучше было бы получить место советника министра, но главная проблема состояла в его неопытности и молодости как претендента. И простым "Империо" было не обойтись в её решении. Нужен был повод, новое доказательство того, что Гарри — не случайный победитель, но тот, кто готов бороться со злом всегда и везде.

Это было как та же шахматная игра: гамбит, жертва одной фигурой ради другой, более важной. Ради власти можно было многим пожертвовать, — и он решился. Первое время пришлось выбирать между неведением своих слуг, которое было выгодно всеобщим молчанием и гарантированным отсутствием крыс, и посвящением в свой замысел, благодаря чему другие могли помочь ему, но Гарри опасался, что Пожиратели восстанут против него. Смотря на вещи трезво, стоило согласиться, что сообщество бывших карателей и пособников психопата может и не согласиться с решением пожертвовать частью своего состава ради туманных целей одного мальчишки, пусть тот волею судеб и стоял над ними. Гарри нашел средний путь и, выбрав нескольких из числа тех, кто служил в Министерстве, посвятил их в свой план. Руквуд, Яксли и Макнейр поодиночке вызывались на разговор и уходили после него уверенными в том, что лишь их Гарри выбрал в покровители и решил защищать до последнего, готовый поступиться остальными. В качестве жертв были выбраны те, кто запятнал себя давней и несомненной связью с покойным Тёмным Лордом: Мальсибер, Нотт, Эйвери, братья Лестрейнджи и ещё двое-трое из тех, кто несомненно разыскивался Министерством. Всех их ждал Азкабан, и хотя Гарри мог обещать им отсутствие смертной казни и постепенное смягчение условий, но не стал, решив связаться позднее. Надо сказать, он напрасно боялся, что приближенные восстанут против перспективы пожертвовать старой гвардией: были у них враги и среди других Пожирателей, — но выяснять это подробно он не стал.

Наступил момент начать игру. В раннее время перед рассветом отряд авроров, состоявший из пары опытных бойцов и пары стажёров, в числе которых был и Гарри, начал обходить Косой переулок и связанную с ним сеть других мелких улочек, защищенных от маглов чарами. Там гнездились мелкие жулики вроде Мундугуса Флетчера или покойного Петтигрю, вспыхивали периодически пьяные заварушки, и четыре утра считалось самым дурным временем для того, чтобы появляться там. Место было признанным преступным болотом, и простые бродяги, валявшиеся под дверями питейных заведений, являлись ещё наименьшим изо всех зол. Надо заметить, несмотря на то, что Гарри волновался, провернуть всё оказалось легче лёгкого. Он вызвал своих жертв через метку, чуть отстав от отряда, так что те могли лишь видеть издалека его взмах палочкой. На вопрос о том, что случилось, он ответил, что проверял место на предмет присутствия злых чар, но спросившего его в ту же секунду отвлёк засветившийся красным артефакт-медальон на шее главного аврора.

— Ого! Гарри, ты был прав. Тут и в самом деле только что кто-то использовал тёмные чары!

— Как тебе удалось их обнаружить? — спросил другой Аврор.

— Сам не знаю. Как будто мелькнуло что-то тёмное... — соврал Гарри, не думая. Волнение сменилось облегчением: конечно, спутники и не подумали, что источником тёмного заклинания был он сам. Счастье, что артефакт не мог указать точно, кто именно применял его, и это вызвало у Гарри улыбку, показавшуюся его коллегам странной. Времени долго раздумывать над ней у них, правда, не было: нужно было действовать, и немедленно, но куда бежать? Молодые авроры оглядывались по сторонам.

— Может, пошарить в окрестных домах? Разделимся и начнем... — предложил Гарри.

— Никаких "разделимся"! — оборвал его старший. — Ты что, позабыл устав?

Это было плохо. Он, в конце концов, рассчитывал предупредить старую гвардию о том, что их схватят и будут судить. Ну что ж, нет так нет. Они свернули с обочины к ближайшему домишке, даже не к тому, где Гарри назначил встречу, выкрикнули стандартную формулу проверки, хотели уже отворить дверь силой, но тут послышался шорох домашних туфель, и им открыла древняя старуха подвыпившего вида. Подслеповато щурясь, она прошамкала, что ничего опасного не делали ни сейчас, ни пять минут назад, ни даже пять дней — и захлопнула снова дверь перед их носами.

— Может, она что-то скрывает? Проверьте, а я подежурю здесь, на крыльце.

Но и эта попытка улизнуть хоть на минуту не удалась.
— Вряд ли. Пойдёмте дальше.

С третьего раза добрались и до полуразрушенных черных стен той хибары, где дожидались встречи с Гарри пятеро его слуг — и они дождались его, но, увы, в последний раз. Господин пришёл к ним не ради того, чтобы из милости продлить их жизнь, но чтобы забрать то, что дал.

— Алохомора! Люмос!

Первое не требовалось: дверь давным-давно слетела с верхней петли и болталась туда-сюда от малейшего колебания ветра, а четверо авроров снесли её окончательно. В полутёмной гостиной стояли пятеро полуседых немолодых уже магов. Двое из них даже улыбнулись несмело при виде Гарри, но улыбка эта очень быстро сползла с их лиц.

— Ох, кого я вижу. Рабастан и Родольфус Лестрейнджи — господа, вы в курсе, что мы безуспешно ищем вас все последние годы, а? То же относится и к вам, господин Нотт. Не скажу, что встреча приятная, но я давно её ждал, — обратился к собравшимся старший аврор и махнул палочкой, громко крикнув: — Оставаться на месте! Вы арестованы именем королевы и министра магии Кингсли Бруствера!
Но его вовсе не торопились слушать: Мальсибер потянулся было в карман за заготовленным на такой случай порт-ключом, — но был вовремя остановлен самим Гарри. Родольфус Лестрейндж выхватил молниеносно палочку со своим излюбленным "Круцио" — но был в ту же секунду остановлен "Ступефаем". Очень быстро все пятеро разыскиваемых давно преступников были лишены палочек и под заклятьем недвижимости препровождены в камеры предварительного заключения при аврорате, а поймавшие такой богатый улов авроры с некоторым оттенком самодовольства и одновременно небрежности беседовали друг с другом:

— Вот так удача! А какие у них были рожи! — начал один.

— Да, как будто они ждали покойного Волдеморта, но вместо него вдруг явились мы! — заметил, смеясь, другой.

— Странно, кстати, что они решились собраться все вместе, да ещё и в таком откровенно неудачном месте... Неужели не знали, что мы его инспектируем? Я был уверен, что после гибели хозяина эта шайка прячется по углам и не высовывается никуда... — произнёс задумчиво старший аврор. — В любом случае, Гарри, поздравляю тебя с боевым крещением и первой успешной охотой!

— Не стоит. Основную работу по задержанию сделали вы, да и обнаружили их тоже вы...

— Но ты ведь заметил их ещё раньше, а?

— Я только видел, как мелькнуло где-то вдалеке что-то черное... Может, тень или силуэт одного из них, или это был эффект трансгрессии...

— Может быть, Гарри. У тебя, очевидно, нюх, — улыбнулся он, и у Гарри отлегло от сердца.

Уже утром Мальчик-Который-Выжил вновь стал героем всех магических газет. "Его интуиция помогла найти пятерых скрывавшихся Пожирателей Смерти" — гласил заголовок в "Пророке". "Пророк" ему в постель вместе со свежим кофе притащил верный Кричер, и Гарри пробежал статью по диагонали. Она заняла всю передовицу и даже продолжалась на следующем листе, так что он от скуки перелистал всё, что было, окончив спортивными новостями на задней странице. А рядом с ними в колонке с частными объявлениями значилось: "Драко Малфой объявляет о своей помолвке с Асторией Грингасс. Венчание состоится 22 июня 1999 года в семейной часовне семейства Малфоев". Гарри зло смял газету и отшвырнул её подальше, зарычав. Ударил по подносу кулаком, обжегся кофе... И разозлился снова, теперь уже на себя: неужели он позволит чувствам взять верх? Больше того, неужели он что-то чувствовал к белобрысому хорьку, неужели он жалеет о том, что Драко от него ушёл? Несмотря на хлынувшие вновь со всех сторон любовь и обожание, Гарри чувствовал себя не слишком счастливым. Не то оттого, что пожертвовал теми, кто ему верил, ради собственного величия, не то оттого, что волновался перед разговором с Министром Магии: он хотел успеть поймать эту волну и просить у него пост заместителя. В том, что ему уготовано место в Визенгамоте, он не сомневался. Потом, ему предстоял сложный разговор с остальными своими подопечными, но там он надеялся на собственную власть — и, надо заметить, не напрасно. Он вызвал их в тот же день, чтобы убедиться в верности. Тех, кто дрогнет, можно было поставить в список на удаление из кружка приближенных... По крайней мере, ими можно будет пожертвовать, — так он решил. Но в холле особняка на площади Гриммо собрались почти все. Отсутствовал младший Малфой (и к лучшему: Гарри не был уверен, что выдержит и не выместит злость на нём), не было Макнейра ("Господин Гарри, он — министерский палач, и сегодня занят: готовит клетки для тех... тех из нас, кого поймали..."), но больше никто не дрогнул. Гарри приветствовал собравшихся привычным уже кивком и махнул рукой:

— Садитесь, господа. Приятно вас видеть здесь, несмотря на то, что у вас, скажу откровенно, был сегодня повод не доверять мне, не так ли? Исчезли пятеро из вас, и я не буду лгать, что непричастен к этому. Но у меня были на то причины, и я хочу, чтобы вы выслушали их прежде, чем считать меня предателем нашей общей тайны. Да, мне пришлось пожертвовать пятерыми из вас. Теми, кто неоднократно запятнал себя преступлениями против магов и маглов, теми, кто пренебрегал всяческими правилами соблюдения конспирации и кого я не раз замечал за незаконной деятельностью... Но это не наказание. Это жертва в основу будущей власти в Министерстве. Люди должны считать меня борцом со злом, и я в их глазах хочу быть Инквизитором, а не пособником; но одни вы знаете мои истинные замыслы . Я хочу лишь блага. И потому уже послезавтра я хочу попросить министра о создании комиссии по делам чистокровных магов, которая будет заниматься их защитой и благополучием.

Если начало речи произносилось в гробовой тишине, то конец потонул в шёпоте и негромких пересудах.

— У вас есть сомнения или вопросы, господа? Задавайте. Я против недомолвок.

В ответ на это с места поднялся Селвин, обычно не вступавший в конфронтацию, но теперь потревоженный:

— Не могу сказать, чтобы я безумно сожалел о Лестрейнджах или Мальсибере (старый алкаш!), но вызывает сомнение потребность в такой жертве. И потом, где гарантия, что они не сдадут нас всех?

— Во-первых, мне нужен шум вокруг проблемы, нужен был повод. Во-вторых, если вас не схватили до сих пор, то только потому, что не было доказательств. Метка видна не всегда, а списка преступлений, определенно относящихся к вам, нет, что бы ни говорили. Бояться нечего.

— Но вы даже не схватили их сами, отдали эту честь ещё троим аврорам! Можно было бы так подстроить, чтобы обойтись без них!

— Обойтись без аврората при задержании преступников? Звучит странно, мистер Селвин. И потом, они должны утвердиться в мысли, что я для них незаменим и всё так же приношу удачу.
— Но их казнят!

— А я обещал. Я понимаю ваши опасения, но бояться не надо: я никого больше не выдам. И сделаю всё возможное, чтобы до казни не дошло.

Гарри с великим трудом удалось успокоить каждого. Самообладание сохраняли разве что те, кто был посвящен заранее, да остолопы вроде Крэбба и Гойла. Это стоило больших нервов; он даже начал сомневаться, стоит ли лететь на беседу с Кингсли в таком взвинченном состоянии, но отменять её, ссылаясь на усталость, было бы верхом наглости, и уже через полчаса Гарри сидел в тёмно-фиолетовом кабинете Бруствера Кингсли, а тот приветствовал его крепким рукопожатием и широкой улыбкой. На удивление, нервное возбуждение лишь помогло — или Гарри вошел во вкус и научился наконец убеждать и вести за собой других.

— Добрый вечер, господин министр!

— Для тебя просто Кингсли, Гарри. Я поздравляю с очередной победой в деле борьбы со злом. И не последней, надеюсь?

— Я надеюсь, что да.

— Вот как? — спросил удивленно министр.

— О да, — ответил Гарри с жаром. — Я только начал работать в Аврорате, сэр, и нам удалось напасть на след и схватить пятерых бывших Пожирателей. Их будут судить, может быть, казнят...

— Нечего и сомневаться, Гарри.

— Но в моей памяти всё ещё стоит суд после победы над Волдемортом, и та череда казней, что была одобрена Визенгамотом. Теперь я сам буду там участвовать...

— Да, я хотел просить тебя.

— И я хотел прервать эту череду смертей. Почему сообщество магов уничтожает себя изнутри, вызывая казни тех, кто лишь раз оступился?

— Гарри! Это были те, на чьих руках была кровь десятков, если не сотен!

— Но ведь бывало так, что в Азкабан кидали тех, кто лишь раз применил непростительное, верно? Кто был виноват лишь в том, что по неопытности поверил не тому человеку? Но мы не можем перечеркивать жизнь человека и обрекать его на мучения только из-за нескольких ошибок. Жизнь, а особенно жизнь мага — большая ценность...

— Я с тобой в чем-то согласен. Ты всегда так великодушен к тем, кого победил — я давно это заметил, Гарри. Но не проси меня помиловать тех, кого вы поймали. Они все — друзья Волдеморта ещё со школы и разделяли его убеждения. Ненависть к грязнокровкам, убийства ради запугивания... Они считают себя элитой, остальных — расходным материалом.

— Да, я тоже заметил, что они все из чистокровных семей. И это тоже проблема... Позвольте вам объяснить мою мысль: ведь не секрет, что Слизерин считают самым тёмным факультетом и источником общих бед? Тем более сейчас, когда после войны отношение к чистокровным волшебникам так ухудшилось. Что бы ни говорили, я не близкий их друг, но и я замечал на последнем курсе, как ненавидят Драко Малфоя... В то время, как я сам ни в чем его не виню!

Кингсли кивнул.

— Повторюсь ещё раз: ты великодушен, Гарри.

— Я против всякой травли. И я боюсь, что ненависть, вспыхивающая теперь к чистокровным магам и наследникам старых фамилий, которых зовут "вырожденческими", "проклятыми" и бог весть как ещё — она может привести к новой волне противодействия. Обида может породить нового Тёмного Лорда. И мы должны пресечь её. Но Министерство не должно быть надсмотрщиком и жандармом, а наоборот, заботиться о благополучии каждого. Ведь счастливый человек ни за что не кинется свергать своё правительства или казнить маглов...

— Твои слова верны, но кто этим всем займётся?

— Я, господин министр, кто же еще? Правда, я не возражал бы против нескольких помощников: я выберу их и представлю вам проект приказа.

— Идёт! Вот это деловой разговор! Учредим комиссию. Ты этого хотел? Но как ты будешь воплощать свою идею в жизнь?

— Хочу узнать, как идут дела у каждого, определить тех, кто колеблется или на грани опасного образа жизни, а там действовать по ситуации.

— Приходи за советом, если не будешь знать, куда двигаться.

Так началась карьера Гарри в министерстве. Можно сказать, что должность рядового аврора он перерос, не проработав на ней и недели, и вскоре занятия его стали совсем иными: он искал лазейки в законах, чтобы снять "необоснованные подозрения" с бывших Пожирателей Смерти, готовил закон о смягчении содержания в Азкабане, подписывал сотни бумажек, отправлял на подпись тысячи... Деятельность не была видна снаружи, как бывает с поимкой преступников, но он по-прежнему считал и говорил, что делает жизнь магов лучше, предотвращает преступления вместо того, чтобы бороться лишь с их последствиями. Сидел до часу ночи на работе, приходил с первыми лучами солнца; возможность влиять на людей и управлять ими и правда оказалась наркотиком хлеще опиума. Она пьянила и заставляла двигаться вперед и только вперед, стремиться всё выше... Особенно тогда, когда удавалось не вспоминать о Драко Малфое.

Гарри убеждал себя, что тот не продержится долго без встреч, что он зависит от них, пусть он и отпустил его из-под своей власти. Но прошел месяц, другой, затем полгода, а очень скоро он уже и сам не верил, что спал с ним на той же самой постели, до которой без сил доползает вечером. Говорил себе, что одинок и останется таковым всегда, убеждал себя, что холоден и свободен от любых нежных чувств, а тем более — от сентиментальной памяти... Был же Волдеморт всегда один? У него есть слуги, верные и бесстрашные, есть власть, есть любовь сотен и тысяч девушек, считавших Гарри Поттера мечтой всей жизни. Чего же ещё?

Неприятные вопросы к себе удавалось залить водкой или огневиски, если свободного времени оказывалось вдруг слишком много. И всё же он, наверное, не осознавал в полной мере, как ему было плохо.

По крайней мере, до тех пор, пока не вошел одним поздним вечером в свою гостиную и в свете свеч не увидел Драко. Палочку выхватил скорее благодаря отточенному рефлексу при виде незнакомца, который находится там, где не следует, чем ради обороны, но Драко всё же поднял руки.

— Сдаюсь вам, аврор Поттер.

— Ты? Зачем ты явился?

— Решил зайти, чтобы сдаться, я же говорю. Можете делать со мной всё, что вам угодно.

На бледных губах появилась полуулыбка, так странно контрастировавшая с тоном покорности в голосе. Ровно такое же бледное и усталое лицо, как у него самого, указывало на то, что и Драко не был счастлив.

— Удивительно. Я думал, первый месяц после свадьбы молодожены не видят ничего и никого вокруг себя.

— Как можно заметить, нет.

— Что же ты? Решил бросить свою прекрасную чистокровную деву?

— Нет. Невозможно! Но и без тебя тоже не могу.

Драко закрыл лицо руками.

— Если бы ты знал, если бы ты только знал... — прошептал он.

— Дело в проклятье? Ты не можешь без меня из-за него? — уточнил осторожно Гарри. Не хотелось портить момент ликования разочарованием и тем, что к нему пришли лишь попросить свободы.

— Нет. Я не могу без тебя вне зависимости от зова.

— Но как же твой отец? Ведь он завтра вновь прибежит предлагать себя в обмен на твою свободу!

— Я женился на выбранной ими наследнице древнего рода. Что ещё? Он сам всю жизнь бегал к Лестрейнджу...

— Да? А я не знал. То-то он сидел в таком неподдельном горе, когда я упрятал Родольфуса в Азкабан. Но как же Дафна?

— Она Астория. И она самая светлая девушка из всех, что я знал, и её обожают и одобряют мои родители — ты понимаешь, как это важно? Но...

— Что "Но"?

— Но я прожил с ней три месяца и... И знал бы ты, как я от неё устал! Нет, она чудесная, но всё же... Гарри, ты живешь один, и знал бы ты, как это чудесно и...

— Чудесно?

Гарри как никогда хотелось снова зарычать и ударить Малфоя по лицу за то, что тот так и не понял, как же он сходил с ума здесь без него — правда, откуда ему было знать, если он и сам только сейчас догадался? Догадался, что не может без их встреч. Что они оба не могут.

И он схватил его, рывком поднимая в воздух. Они упали на кровать, где он придавил его к постели своим телом, нависнув сверху:

— Сейчас ты узнаешь, что я хотел с тобой сделать всё это время!
Глава тринадцатая, альтернативный вариант
Это было похоже на признание любви со стороны старшего из Малфоев. Трогательное, прочувствованное... и лживое. Поскольку если за все время, проведенное в "теплой компании" этих господ Гарри чему-то и научился, то только тому, что Люциусу Малфою доверять нельзя никогда. И если он занял теперь место Тёмного Лорда, то оставалось только одно — идти по его пути до конца.

Хлёсткий удар по губам — и удивленный, шокированный, обиженный взгляд в ответ. Не ждал? Тем лучше.

— Мне нужен твой сын.

Приказ прозвучал на змеином языке, но Люциус прекрасно понял его смысл.

— Драко останется жить со мной. Мы — его семья, а не ты. Я верил в него, воспитывал, ждал его достижений...

— Он не твоя вещь. Не атрибут успеха.

— Ты не смеешь забирать у меня всё!

— Всё, Люциус? Вот как? Ты вспомнишь о своих словах, когда будешь сидеть в камере Азкабана. Интересно, надолго ли останется с тобой жена после того, как состояние конфискуют?

Ответа не последовало — видимо, его оппонент задумался. Но Гарри вовсе не собирался ждать. Что можно услышать, кроме возражений? Зачем он вообще его слушает? Он продолжил:

— Впрочем, зачем я вообще прошу тебя о чём-то?

С этими словами он оттолкнул его, выхватил палочку и уже через несколько секунд несся в оглушительно свистящем потоке ветра к Малфой-Мэнору. Удар о землю смягчился разве что мягкой травой ухоженного газона, но боль была неважна, он вскочил и побежал вперед, но не ко главному входу (Нарцисса наверняка была заодно с мужем), а к черному, которым пользовались слуги. Дверь открылась легко. Он выбежал в главный холл, по парадной лестнице взбежал наверх... Череда одинаковых белых дверей с позолоченными ручками не вселяла воодушевления. Он рассмеялся: черт возьми, можно было просто вызвать Драко меткой или позвать его с помощью легилеменции, но он, как всегда, предпочитал просто метаться по особняку, как безумный.
— Драко... Где ты?

Голос господина заставил его словно бы пробудиться от тяжелого долгого сна.

И Гарри увидел, как дёргается изнутри одна из дверей. Ручка поворачивалась назад и вперед, но напрасно.

— Я здесь. Дверь заперли каким-то редким заклятьем, алохомора не поможет.

— Сможешь открыть окно? Я подхвачу тебя.

— Отец и об этом позаботился.

Гарри выкрикивал разрушающие заклятья одно за другим — ничего не помогало. В конце коридора раздался шум: кажется, он разбудил слуг. Снизу тоже кто-то бежал, выкрикивая: "Стой!", — но было поздно. В финальный "Конфриго" было вложено столько силы, что дверь вместе с куском стены рассыпалась на куски, осыпавшиеся на пол в клубах серой пыли. Гарри бросился внутрь к Драко, прижавшемуся к противоположной стене: он, очевидно, не сомневался в способности своего господина разрушить всё вокруг мощью своей магии. Кошмарно бледный до синевы, в одной белой сорочке, измученный, с опухшими и покрасневшими веками, он кинулся к Гарри, который второй чередой разрушающего заклинания заставил стёкла осыпаться на пол сверкающими осколками. Тот подхватил его на руки, и оба спрыгнули в окно ровно в тот момент, когда торопившийся со всех ног дворецкий готов был схватить Драко за край сорочки. Мельчайшие кристаллы падавшего до сих пор стекла летели им вслед, и он зажмурился, готовый разбиться о землю... Но удара не было. Они просто зависли в воздухе, медленно, как при съемке, и Драко чувствовал, как руки Гарри удерживают его, не давая упасть. Затем он коснулся земли, бережно опуская свою ношу, и оба встали внизу, в темноте полуночного сада. Правда, долго наслаждаться ночным цветением не стоило. Сад осветился тревожным ярким сиянием "Люмос Максима", тревожа павлинов и фазанов, резко заверещавших на разные голоса, но Гарри с Драко уже унеслись в вихре трансгрессии прочь от Мэнора.

Дом на площади Гриммо встретил их той же тьмой и спокойствием. Тусклый свет в гостиной вырисовал недовольные черты портрета Вальбурги Блэк (та, однако, ничего не произнесла), но они прошли мимо, поднявшись в зеленую спальню. Наконец они смогли разглядеть друг друга получше: вид был ещё тот. Драко походил на привидение отрешенным и бледным видом, если бы не лихорадочный блеск в его голубых глазах. Гарри весь был покрыт пылью, сухой травой и тем мелким сором, который можно подцепить, если рваться напролом сквозь заросли к своей цели. Несколько мелких осколков впились под кожу, и следующие несколько минут они оба осторожно вытаскивали их, залечивая царапины простеньким заживляющим зельем.

— Ай! Оно жжётся! Больно, — отдернул руку Драко.

— Очень?

— Но не так, как знать, что нам не быть вместе.

— Что? Ты серьезно так легко смог с этим смириться?

— Первые несколько дней я провел прикованным к постели, — он показал опоясывающие ссадины и кровоподтеки на запястьях. — Тебе достаточно этого доказательства? Отец напоил меня зельем против приворота и прочих любовных чар. Он считал, что ты заворожил меня колдовством.

— И что же? Это дало эффект?

Оба насмешливо расхохотались.

— Разумеется, никакого. Затем он стал одержим идеей о помолвке. Счастье, что Астория знала меня раньше и была в курсе дел, и нам удалось тайком сделать так, что магическая клятва о помолвке стала недействительной.

— Он не очень умный.

— Зато очень упорный.

— Не думаю, что в этом он сможет тягаться со мной.

— Это точно. Поверить не могу, что мы сбежали. Не надеялся снова оказаться здесь, — И Драко откинулся на подушки. Он был обессилен, и впервые за эти дни смог расслабиться.

— Нет, правда? Ты мог сомневаться, что я вернусь за тобой? Я скорее сдам всю эту компанию в Азкабан, чтобы они прекратили свои интриги, чем лишусь тебя. И если тебе казалось, что я был жесток... То знай, что это только из-за того, что я не верил в искреннюю привязанность.

— Теперь мой черед говорить: "Нет, правда?". Я привязан к тебе и клятвой, и чувствами! А ты думал, что я всё брошу просто ради того, чтобы жениться на благопристойной наследнице другого чистокровного рода и повторить судьбу отца? Я думал, что сойду с ума за эту неделю.

— Но ты же сам хотел вернуться домой!

— Лишь ради того, чтобы объяснить родителям последний раз, где мой новый дом. Но они оказались против.

— Естественно.

— Говорили, что это позорно для меня... Но мне уже всё равно. Я твой, даже если ты будешь водить меня в ошейнике на цепи.

— Хорошая идея... — фальшиво задумчивым тоном протянул Гарри и через секунду прижал его к постели. — Я запомню твоё предложение.

Драко хотел что-то возразить, но палец Гарри прижался к его губам, приказывая замолчать.

— Тс-с-с, не говори ничего. Я давно понял, что тебе нравится меня бояться. Наверное, это наследственное: твой отец хоть и делает вид, что горд и неприступен, но будто нарочно нарывается на неприятности, чтобы получить свою порцию унижения.

— Не сравнивай меня с ним!

— О, ты, конечно, лучше. Ещё более прекрасен и совершенен... И в тебе нет лживости и лицемерия. Поэтому ты — весь мой. Моё сокровище.
Они закончили беседу поцелуем — легким, невесомым, почти по-братски невинным. Драко коснулся его щеки, затем губ, прижимаясь к нему своими, тёплыми, влажными. В этот момент Гарри подхватил его на руки снова и понес прочь.

— Отпусти меня!

— Плохо изображаешь нежелание.

— Куда мы?

— В ванную. Хочу смыть всю пыль и грязь с нас двоих.

— Отпусти меня, я тяжелый, а ты и так устал.

— Ты легкий, как девочка, так что зря вырываешься. Кричер! Принеси нам полотенца!

Огромная ванная в доме Блэков, отделанная змеевиком и мрамором, походила на купальню при древнегреческом храме или римские термы, пышно и богато обставленная — и вместе с тем неуловимо напоминала подземелья слизерина. Узоры покрывали стены, и в них василиски сплетались с побегами неизвестных растений, а герб Блэков был вплетен в вязь из листьев чертополоха. Струи воды лились сверху и сбоку в широкую, как бассейн, зеленоватую каменную ванну, и два стройных юношеских тела наследников этого древнего рода оттеняли своей свежестью старые камни. Плеск воды и сверкающая пена успокаивали, унося с собой страхи и тревоги, и оба утверждались в верности принятых ими решений. Гарри гладил светлую порозовевшую кожу и разделял спутавшиеся светлые пряди. Драко не отстранялся, оказавшись в объятьях прильнувшего сзади господина, наоборот, выгнулся навстречу, и полуобернулся, смотря вопросительно на него.

— Я не стал бы церемониться и начал бы прямо здесь, но боюсь, что того и гляди покажется василиск, с которым придётся сражаться вместо того, чтобы получать удовольствие с тобой.

— Хочешь отвести меня в спальню и продемонстрировать мне другого своего змея? Он будет явно меньше!

И Драко рассмеялся. Это было почти дерзостью.

Они ушли назад в спальню, где Гарри опрокинул его обратно на постель, стянул с него оставшееся бельё и оседлал его. Перед опрокинутым навзничь Драко показался член, уже налитый желанием и увеличившийся в размерах. Он был прямо перед лицом, покачиваясь, и он не стал ждать, пока его принудят сосать силой, а сам взял его в рот, облизав головку, красную, почти багровую, рукой в этот момент дотронулся до мошонки и мягко сжал её. Гарри застонал сквозь зубы от удовольствия, которое давали ему эти касания мягких губ и ладоней. Замер ненадолго и подвинулся вперед, войдя глубоко в горло. Дал привыкнуть Драко, ожидая, пока тот не вдохнет, но потом начал толкаться в него, сопровождая процесс трахания пощёчинами, чтобы его неопытный партнёр не отвлекался и не забывал расслаблять горло, чтобы взять его член поглубже.

— О да. Возьми его... Ещё! Ещё глубже! Вот так, да, да!

На затылке Драко лежала ладонь, не дававшая ему увиливать от своих обязанностей и сосать неглубоко. Гарри направлял его, схватив за длинные светлые пряди, заставил запрокинуть голову, чтобы взглянуть в глаза отсасывавшему ему. В глазах Драко стояли слёзы, но была видна и преданность своему обожаемому господину. Он продолжил ожесточенно и быстро трахать его и вскоре почувствовал, что сдерживаться не может. Телу стало жарко, по спине прошли мурашки, член его напрягся последний раз, подрагивая, и Гарри кончил ему в рот. Драко, почувствовав, как он следит за ним, покорно сглотнул и принялся вылизывать промежность и мошонку тщательно и нежно.

— Неплохо я тебя воспитал... — заметил Гарри, ложась рядом на постель, и обнял его. — Только иногда приходится напоминать, как себя вести, но в остальном ты делаешь всё значительно лучше, чем раньше, невинный мой.

Драко покраснел от смущения. Слова были грубыми, но в то же время ощущать над собой власть Гарри оказалось приятнее любых других наслаждений во всём этом свете. Вместе со стыдом удовольствия его посетили сомнения. Как он теперь покажется на глаза семье или на собрании пожирателей, когда вся шея и грудь покрыты засосами, а на спине и заднице царапины от несдержанности Гарри? Нужно будет подобрать мантию с высоким воротником, чтобы скрыть шею. Он хотел отстраниться и лечь спокойно, но его вовсе не думали отпускать. После минета они обнялись, и Драко почувствовал, как его переворачивают на живот, раздвигают бедра и шлёпают по заднице.

— Давай, покажи мне свою дырочку, — сказал Гарри, не обращая внимания на робкие протесты и нежелание Драко. Но он был уверен, что тот ломается для вида.

— Нет, пожалуйста, господин...

— Нечего стесняться... Я уверен, она стала немного больше с тех пор, как я первый раз трахал тебя, и тебе не будет так больно... В любом случае!

Он надавил пальцами на сжавшееся отверстие и просунул в него сразу два пальца. Он надавил на простату, заставляя Драко вскрикнуть от удовольствия. Ласка продолжалась долго, и Гарри будто бы нарочно дразнил его, то нажимая на сжатый сфинктер, то просовывая два пальца так глубоко, как мог, нажимая на простату раз за разом.

— Не говори мне, что ты собрался улечься спокойно спать.

Ладонь Гарри, протиснувшись под него, ощупала член Драко, который давно стоял.

— Ты тоже хочешь этого, разве нет?

И Гарри приподнялся над ним, устраиваясь удобнее, после чего развел его бедра, и одним медленным движением вошел внутрь, помогая себе и растягивая сжавшийся задний проход пальцами. Драко тоже стало жарко, а на глазах выступили слёзы, и Гарри попытался его утешить, наклонился, целуя в лицо и губами снимая эти слезинки с его ресниц.

— Потерпи немного, мой хороший.

Он замедлил движения, давая ему привыкнуть к наполнившему его члену, потом взял его за бедра, приподняв таким образом, чтобы входить под нужным углом, задевая простату и начал медленными движениями трахать его, не до конца и не слишком глубоко, но проезжаясь каждый раз по этой чувствительной точке. Драко вскрикивал и стонал в такт его толчкам. Его опавший было член начал вновь заинтересованно приподниматься. Гарри ласкал его своей рукой, заставляя возбуждаться ещё сильнее. Постепенно он всё же привык к показавшемуся сперва огромным члену, и можно было трахать его на полную длину, сперва неторопливо, а затем всё быстрее и быстрее, и в противовес первоначальной боли нынешнее ощущение переполненности только возбуждало его ещё сильнее, что было видно по его затуманившимся от желания глазам и расслабленному выражению лица. Гарри вскоре кончил в него, войдя на полную длину, а затем медленно отстранившись, и Драко чувствовал, как разлилось внутри тёплое чужое семя, а оставшиеся капли стекли по внутренней стороне бедер на постель. Но стереть их с себя он никак не мог, так как всё тело охватила блаженная слабость. Гарри позволил себе застыть на мгновение и полюбоваться им в этой расслабленной позе. Поднес свои пальцы к его рту, дав их облизать.

— Если бы ты только мог видеть себя со стороны, то понял бы, почему я не хочу отпускать тебя до рассвета... Нежно и жестко, как угодно, лишь бы быть с тобой...

Гарри чувствовал себя зверем, не утолившим свою страсть. Он резко схватил слизеринского принца под коленями, рывком притягивая к себе, до вмиг смятых простыней, так, чтобы он и понять ничего не успел, и, заставив обхватить ногами свою поясницу, вновь вошел в маленькую, но уже чуть более разработанную дырочку, срывая с губ Драко громкий стон. Тот вздрогнул, порываясь выскользнуть — пришлось навалиться на него всем телом и несдержанно, нетерпеливо войти в сжимающееся тугое кольцо до основания, вынуждая Драко вскрикивать. Гарри зарычал даже от удовольствия, поцелуем впиваясь в губы всхлипывающего, раздвинул их своими губами и языком проник внутрь, заглушая стоны и целуя глубоко и сильно. Он вновь начал двигаться, ощущая узость вокруг сжавшегося члена, буквально вбивая неистово в постель, мучая Драко быстрыми, глубокими рывками. Поймал руки, которые вцепились в спину, царапая ее, и завел за голову Драко, крепко держа их за запястья, чтобы не дать никакой возможности вырваться, и принялся целовать заводяще шею. Скользил по шелковой коже языком, ласково покусывая кожу, нежно оттягивал ее, прикусывая. В спальне стало так душно. Драко хрипло стонал под ним, и Гарри обхватил его член, чтобы помочь кончить, стискивая его и двигая ладонью вверх-вниз по его стволу. Его взгляд казался хищным, рот был приоткрыт от возбуждения, и в этот момент как никогда можно было не сомневаться в том, что он одержим Гарри и готов все для него сделать, как и в том, что он обожает его. Драко закатил глаза, и активно задвигался в плену нежных рук, запрокидывая голову назад и постанывая. Он уже сам насаживался на член подаваясь навстречу и изо всех сил сжимал стенками нутра ствол, и Гарри вновь не смог сдерживаться слишком долго. Но Драко все же кончил раньше, покрывая его руку и свой живот потеками светлого семени, а сам Гарри, не дожидаясь более, кончил вновь в него. Они замерли, тяжело дыша, и лежали так некоторое время, и Гарри не доставал из него даже свой член, хотя по прошествии пары минут уносящего прочь блаженства все же ему пришлось это сделать, после чего они вдвоем, вымотанные этим безумным днём, заснули.

А утро принесло с собой новые известия. Люциус Малфой, взбешенный побегом сына, понял, что Драко и сам не собирается возвращаться в семью и следовать её заветам. Крах надежд, очевидно, заставил его посетить министерство с безумным доносом на всю компанию бывших пожирателей смерти и Гарри в том числе: к сожалению, это скорее обернулось против него самого. Начался долгий и полный открытий процесс. Многих из тех, кому раньше удавалось скрываться, схватили, — но Гарри в их числе, конечно же, не было.

Власть Гарри над Пожирателями так и не удалось доказать, равно как и причастность Драко к преступлениям ордена Пожирателей. Спастись удалось лишь нескольким — тем, кто не занимался кознями и не поддержал старшего Малфоя: Гарри сумел выкрасть обличающие их доказательства и снять на время метки; во время суда и допросов с помощью легилеменции он подсказывал им, что следует рассказывать, что — нет. Но несмотря на сократившееся чуть ли не вдвое число пожирателей, цель их осталась прежней: власть и господство чистой крови. Методы, тем не менее, перешли от простого террора к более скрытым, изощренным и недоказуемым. Драко остался с Гарри навсегда, а через несколько лет после длительного путешествия на континент их пара вернулась обратно вместе с чудесным малышом, походившим на обоих родителей одновременно, светловолосым и зеленоглазым. Впрочем, каким именно образом паре удалось им обзавестись, так никто и не узнал.