10. Конец.
5 февраля 1992 года
— Ксень! Любимая! — Кощей ворвался в квартиру с таким шумом, будто за ним гнался весь уголовный кодекс. Его голос звенел непривычной радостью, глаза блестели ярче, чем когда-либо.
Ксюха лениво вышла в прихожую, поправляя бигуди на половине головы — вторая половина торчала в разные стороны, как после взрыва.
— Че орёшь, как резаный? — проворчала она, щурясь от яркого зимнего света из окна.
Но он уже протягивал ей огромный букет — не те дежурные розы из ларька, а настоящий весенний взрыв цвета: алые тюльпаны, белоснежные лилии, веточки мимозы.
— Бизнес, Ксюшка! Бизнес теперь есть! — прежде чем она успела понять, что происходит, он подхватил её на руки и закружил по комнате, заставляя визжать от неожиданности.
— Какой бизнес?! — вырвалась она, когда ноги снова коснулись пола. — А говорила не пей! Вон, у тебя уже белочка!
— Да какая белочка? — он притянул её к себе, целуя шею между словами. — Говорю же — бизнес. Мы у мужика одного отжали... Теперь наша фирма!
Ксюха замерла на мгновение, осознавая: перед ней теперь не просто вор в законе, а бизнесмен криминального разлива. И вдруг — неожиданно даже для себя — прыгнула ему навстречу, обвив руками его шею, а ногами — стальной пресс.
— Ну что... молодец, — скривила губы в подобии улыбки, но в глазах уже загорелся тот самый огонёк азарта, который он так любил.
Кощей крепко придержал её за бёдра, расплываясь в счастливой ухмылке. Да, бизнес был "приобретён" традиционными методами — парой поджёгшихся машин и парой сломанных носов. Но разве это имело значение, когда страна вокруг разваливалась на части, открывая невиданные возможности?
Пока СССР агонизировал, Кощей уже перешёл на новый уровень — вагоны вместо карманов, контейнеры вместо сумок. Белая "Волга" сменилась чёрным "Мерседесом", в салоне которого теперь пахло не махоркой и водкой, а дорогой кожей и её духами.
— Представляешь, Ксень, — он прижал её к стене, не выпуская из объятий, — мы теперь не просто капаем по мелочи. Мы — система.
Ксюха закатила глаза, но пальцы её вцепились в его плечи крепче.
— Главное, чтоб не переиграл, Кощеев, — прошептала она ему в губы, прежде чем они слились в поцелуе.
А за окном, на заснеженной улице, новенький Mercedes-Benz W124 мирно ждал хозяев, сверкая чёрным лаком под тусклым февральским солнцем. Символ новой эпохи.
Их эпохи.
Где правила писались не в кабинетах, а на тёмных улицах, где слово "бизнес" часто рифмовалось со словом "крыша", а любовь — со словом "выжить".
Но сегодня это не имело значения.
Потому что они были вместе.
А всё остальное — подождёт.
Сладкий миг их поцелуя внезапно прервался топотом маленьких ног. В коридор ворвался вихрь детской энергии — двухлетний Миша.
— Па!
Кощей оторвался от Ксюхи, мгновенно преобразившись. Его сильные руки подхватили малыша, подбросив в воздух, прежде чем крепко прижать к груди.
— Привет, Мишаня, — улыбнулся он, и в этом взгляде было столько тепла.
Мальчик, запыхавшись, начал рассказывать о своих приключениях: как гулял с бабушкой, как играл в снегу, как видел большую собаку. Кощей слушал внимательно, кивая, одной рукой поглаживая сына по спине, другой — нежно касаясь Ксюхи, которая стояла рядом, скрестив руки на груди, но с мягкой улыбкой на губах.
— Есть пойдём, — объявил он, как только поток детских впечатлений иссяк, и понёс Мишу на кухню.
— Я не хочу! — заявил малыш, но всё же послушно уселся за стол.
Кощей бросил на него взгляд — не грозный, но твёрдый. Ксюха подняла бровь, молча спрашивая.
— Ешь, — произнёс он просто, и в этом одном слове звучала вся отцовская власть, не терпящая возражений, но при этом полная любви.
Миша вздохнул, но послушно взял ложку.
Ксюха наблюдала за этой сценой, прислонившись к дверному косяку. В её глазах смешивались нежность и лёгкая ирония.
Кто бы мог подумать, что грозный Кощей, ещё недавно потрясавший криминальным миром, теперь так естественно вписался в роль отца семейства?
Но именно в такие моменты она понимала — они создали не просто бизнес, не просто криминальную империю.
Они создали нечто большее.
Семью.
Ксюха облокотилась о подоконник, наблюдая, как февральское солнце играет в стеклянной вазе.
— Маринка с Валеркой вечером заглянут, — бросила она, следя за реакцией.
Кощей молча кивнул, пережёвывая картошку с характерным хрустом. Вдруг его лицо скривилось в жалобной гримасе:
— Для аппетиту, Ксень...
Она подняла бровь, насмешливо оглядев его тарелку:
— А у тебя что, аппетита нет? Вон жуёшь — за ушами трещит.
Он вздохнул, потупившись, вдруг став похожим на большого ребёнка. Вилка замерла в воздухе, будто тяготея обратно к тарелке.
— А че они приходят-то? — спросил наконец, избегая её взгляда.
Ксюха рассмеялась, подходя к столу:
— А что, кумовья просто так зайти не могут?
Кощей снова кивнул, на этот раз более оживлённо — мол, согласен, точка принята.
На кухне повисло молчание, нарушаемое только тиканьем часов да причмокиванием Миши, который с важным видом ковырялся в своей тарелке.
— Ой, Марин, ну просто загляденье! — Ксюха с искренним восхищением проводила пальцами по шелковистому меху новой шубки, пока Марина грациозно крутилась перед зеркалом. — У своего тоже попрошу.
За окном нарастал вечерний сумрак, а в гараже уже раздавались приглушенные голоса — Валера и Кощей «разбирались» с якобы барахлящим «Мерсом». Хотя все присутствующие прекрасно понимали: машина в идеальном состоянии, а мужчины просто следуют древнему ритуалу — исчезать в гараж.
Марина, сверкая глазами, устроилась на диване, оживляясь:
— А в Сочи, Ксюш, ты просто не представляешь! Море в январе — холодное, конечно, но какой воздух! — Ее пальцы лихорадочно рылись в сумке, доставая гостинцы: ракушки для Мишки, бутылочку местного вина для хозяйки дома.
Из детской доносился смех — их сын возился с Анечкой, дочкой гостей, строя башню из кубиков. Время от времени раздавался грохот падающих пластиковых блоков и новый взрыв хохота.
Ксюха налила подруге кофе, украдкой поглядывая на окно, за которым угадывались силуэты мужчин. Сигаретные огоньки в темноте то вспыхивали, то угасали — верный знак, что там идут серьезные разговоры. О делах. О деньгах. О том, что никогда не обсуждают при женщинах.
Но здесь, в тепле гостиной, под щебетание Марины о курортах и модных бутиках, царил свой, женский мир — с восхищениями нарядам, семейными сплетнями и тихой радостью от этих простых вечеров, когда можно ненадолго забыть, кто они на самом деле и чем занимаются их мужья.
Валера носил на плечах те же воровские звёзды, что и у Кощея.Его руки, покрытые татуировками, умели ломать и калечить. Но когда он смотрел на Маринку, в его глазах появлялось что-то неуловимо тёплое — то, что никак не вязалось с его репутацией.
Они были разными, как день и ночь:
- Он — грубоватый, с хриплым смехом и вечной сигаретой в зубах
- Она — утончённая, с манерами интеллигентки, сохранившая лёгкость даже в этом жёстком мире
Спорили обо всём:
- Она пыталась приучить его к опере ("Да что там за войня, Марин?")
- Он ворчал, когда она тратила деньги на дорогие духи ("Да пахнет, как у всех баб!")
Но когда вечером он обнимал её за плечи, а она, ворча, прижималась к его груди, все разногласия таяли, как снег на весеннем солнце.
Любовь прощала им:
- Его резкие слова после тяжёлых дней
- Её капризы, когда не могла получить желаемое
- Все те моменты, когда казалось, что между ними — пропасть
Но звёзды на его плечах меркли перед светом в её глазах, когда она называла его "Валерчик". А её упрёки растворялись в его крепких объятиях.
Они нашли друг друга в этом жестоком мире — и этого было достаточно.
Как и у Кощея с Ксюхой, у них была своя история — не идеальная, не сказочная, но настоящая.
Такая, где любовь — не про отсутствие проблем, а про то, чтобы вместе их пережить.
Конец.