4
— Оу, ты только сильно не волнуйся, — мягко произнёс Чонгук, ободряюще приобняв Т/и за плечи. — Я помогу, если нужно будет.
— Вряд ли ты сможешь обеспечить мне жильё, одежду, обувь и всё остальное, что потребуется, — сдержанно вздохнула Пак. — И потом, мы едва знакомы, чтобы ты начал для меня горы сворачивать.
— Пошли. Может, ещё не всё потеряно, — попытался приободрить он, слегка сжав её плечо.
---
— Мы с отцом не желаем больше тебя здесь видеть! — пронеслось как гром. Мать Т/и вышвырнула её сумку из дома, с презрением захлопнув дверь.
— Но я ведь уже взрослая, совершеннолетняя! Что за гиперопека?! — голос Пак задрожал, и всё же она не позволила себе отступить. — Из-за одного поцелуя — такой скандал?! Серьёзно?!
Слёзы подступали к глазам, нижняя губа была до крови прокушена от волнения. Она стояла, сжав кулаки, и впервые за долгое время не проглотила обиду молча. Её взгляд метался между родителями: мать со сдержанным высокомерием выгнула бровь, а отец — с каменным лицом — буравил дочь взглядом, словно смотрел не на ребёнка, а на врага.
Позади Т/и неловко стоял Чонгук, ставший невольным свидетелем этой сцены. Он не мог поверить, что кто-то может так обращаться с собственной дочерью.
Разве так бывает?.. — мысли метались в голове парня. Это же родители...
Он вспоминал свой дом: тёплый, уютный, полный смеха и поддержки. Да, его баловали. Да, многое прощали. Но там, в той семье, было главное — любовь. И сейчас он смотрел на разрушающееся родственное звено, на рану, которую не зашьёшь ни одним извинением.
— Вот и разбирайся теперь со всем этим сама! — сорвалась мать. — Ходишь по клубам, целуешься с кем попало! Дрянь, и больше никто.
— Из-за вечеринки?.. Вы серьёзно? — прошептала Т/и, но в её голосе больше не было страха — только усталость.
— Простите, Госпожа и Господин Пак, — вмешался Чон, шагнув вперёд, — но… это я настоял, чтобы она пошла. И это я её поцеловал. Мы… встречаемся. Уже месяц. Познакомились ещё на вступительных. Пожалуйста, не злитесь на неё.
Тишина, нависшая после его слов, была гнетущей. Но не спасительной. Скорее — перед бурей.
Мистер Пак вспыхнул. Лицо налилось краской, пальцы сжались в кулаки, челюсть задвигалась.
— Вот и прекрасно, — процедил он сквозь зубы. — Надеюсь, ты теперь сможешь её содержать. Всего доброго.
И дверь — глухо, жестоко — захлопнулась прямо перед их лицами.
Чонгук моргнул, не сразу осознав, что они действительно остались на улице.
— Вот же… айщ… — Т/и сжала плечи, будто хотела спрятаться в себе. — Как же я зла.
— Слушай, я не знаю, что сказать… — он провёл рукой по волосам, растерянно глядя на девушку. — С таким я не сталкивался. Даже представить страшно, что у кого-то дома вот так…
— Это тяжело, — тихо ответила она, глядя куда-то в сторону. — Расти в атмосфере диктата, когда всё, что ты делаешь, под микроскопом. Когда любовь есть, только если ты удобна. Это изматывает.
Чон молча кивнул, поглощённый её словами.
— Я обещал помочь, — наконец заговорил он. — Значит, так: пока учимся, можешь пожить в общаге. Постепенно копить на своё жильё. Деньги на мелочи — можно подрабатывать. Я помогу с этим, если понадобится. Стипендия — на еду, там уже разберёмся.
Он выдержал паузу, раздумывая над следующими словами.
— Я бы предложил переехать ко мне, но… — он вздохнул. — Мы действительно мало знакомы. А мои родители не из тех, кто легко примет чужого в дом. Из уважения к ним — я не могу.
Он говорил тихо, спокойно, без оправданий, но честно.
— Ты можешь подумать, что это не по-мужски. Что я трус. И, может, будешь права. Но я сам живу по этим правилам. Не потому что вынужден, а потому что… это честно.
Т/и качнула головой.
— Я не собиралась к тебе переезжать, Чонгук. И не оправдывайся. Ты говоришь всё правильно. И я благодарна тебе за то, что ты вообще рядом.