13 глава.Детей хочешь?
За два месяца жизни бок о бок Кощей понял одну странную вещь: Света была окружена людьми, но одинока до глубины души.
Она знала полгорода — на улице с ней здоровались продавцы, милиционеры, соседи. Все улыбались в ответ на её "привет", но никто не мог назваться другом. Ни подруг за чаем, ни вечерних посиделок, ни девичьих секретов. Даже с братом общение сводилось к коротким вопросам:
— Всё нормально?
И всё.
Кощей ловил себя на том, что знает о ней катастрофически мало.
Света Туркина. Юрфак. Брат Турбо.
Вот и весь её мир.
Даже прокурор Кирилл, который ухаживал за ней, не знал, что у Светы нет матери. Кощей узнал об этом случайно — из пьяного бормотания Турбо.
Она была как книга на незнакомом языке — вроде лежит перед ним, страницы открыты, но прочесть ничего нельзя.
Света не рассказывала.
Она спрашивала.
Слушала.
Запоминала.
Каждый его рассказ о детстве, каждый случай из зоны, каждую неосторожную фразу — она впитывала, как губка, но взамен не давала ничего.
Кощей иногда ловил её взгляд — вроде открытый, но с какой-то глубиной, куда ему доступа не было.
И это сводило с ума.
Он, привыкший чуять подвох за версту, не мог разгадать простую девчонку.
Света смеялась его шуткам, целовала его шрамы, читала наизусть Есенина...
Но кто она на самом деле — не знал никто.
Даже он.
Особенно он.
И от этой мысли по спине бежали мурашки.
Потому что в их мире без прошлого не бывает будущего.
А её прошлое было закрытой книгой.
С семью печатями.
И одной кровавой тайной.
— Кость... а ты детей хочешь?
Он поперхнулся, дым застрял в горле, заставив его скривиться. Взгляд опустился на Свету — она лежала, раскинувшись на его груди, глазами в потолок, будто задавала вопрос о погоде.
— С чего вопросы такие, Светик? — голос его звучал натянуто, словно он боялся, что за этим последует что-то большее.
— Интересно просто... — она провела пальцем по его ключице, оставляя невидимый след. — Ты не подумай там ничего... — и вдруг резко: — Ну не кури ты в кровати, сколько раз говорила!
Кощей вздохнул, но потушил сигарету, швырнув её в пепельницу. Его ладонь легла на её плечо, пальцы начали водить круги по коже.
— Не думал никогда о... детях. — слова давались тяжело, будто он признавался в чём-то постыдном. — Да и подумай, что я дам им? Меня батя учил... может, и хреново, но жизни учил с личного опыта. А у меня с личного опыта — пять лет за решёткой.
Света кивнула, но в её глазах мелькнуло что-то — может, мысль, а может, мечта. Она уже представляла, как его фамилия прилипает к её имени, создавая новую историю.
— А ты бы меня любил, если бы я некрасивой была? — выпалила она, и Кощей едва не закатил глаза.
Эти вопросы появлялись с завидной регулярностью, всегда начинаясь одинаково:"А ты бы меня любил, если бы..."
— Любил бы, — сквозь зубы процедил он, но в голосе не было раздражения, только усталая нежность.
Она довольно кивнула, словно проверяла его на прочность.
— А расскажи что-то... — продолжила она, и он фыркнул.
— Я тебе уже всю родословную выдал. Нечего рассказывать.
Но Света не сдавалась. Она приподнялась, упёршись локтем в его грудь, и посмотрела на него так, будто он хранил в себе все тайны мира.
— Ну хоть что-нибудь...
И он знал — будет говорить.
Потому что для неё — расскажет всё.
Даже то, в чём никогда не признавался сам себе.
***
— Свет, а ты чего про матерь родную ничего не рассказываешь?
Комната внезапно стала тихой, будто даже пылинки в луче света замерли, ожидая ответа. Кощей сидел, не сводя глаз со Светы, которая упрямо уткнулась в книгу, будто между строк скрывался ответ на его вопрос.
— Тебе какая разница? — её голос был ровным, слишком ровным, словно она читала вслух чужой текст.
— Интересно, — он прищурился, пытаясь поймать хоть тень эмоции в её глазах, но увидел только ледяное спокойствие.
— Че рассказывать-то? Умерла.
— От чего? — не отступал он, и его взгляд стал тяжелее, настойчивее.
Молчание.
— Ответь, Светулик, а.
Тишина.
Кощей вздохнул, поняв, что даже под пытками она не заговорит. Встал, потянулся, подошёл сзади — и резко поднял её на руки.
— Дурак! Напугал, гад! — она завизжала, обвила его шею, книга шлёпнулась ему по лбу, но он только рассмеялся.
Уселся на стул, усадив её на колени, обхватил бёдра, прижал лбом к её виску. Закрыл глаза, вдыхая её запах — не духи, не шампунь, а что-то неуловимо своё, тёплое, чисто женское.
— От чего мать умерла, Светуль? — спросил тише, ласковее.
Молчание.
— Я ж всё равно узнаю, у Валеры спрошу. Так что сама лучше скажи.
Пауза. Потом:
— Вены вскрыла.
Он открыл глаза.
Перед ним была уже не его Светка, а чужая девушка с пустым взглядом, будто все слёзы в ней давно высохли.
— Я в десять лет в ванную захожу... а она там лежит. Мёртвая.