Дядя

И если ты унесешься ветром,
Сохрани с тобой моё сердце,
Заглуши мою боль.

Мин Юнги - обычный мужчина тридцати лет внешне, а вот душою он - романтик и музыкант. Вот нравится ему писать песни, заниматься продюсированием, с самого детства любил и любит музыку, с любого звука может создать атмосферу и сочинить шедевр. Муза приходит к нему в самых неожиданных вещах и ситуациях. Его уважают, знают как талантливого продюсера и автора хитов. Он не гнался никогда за популярностью, за славой и деньгами, просто дышал музыкой и творил. Живет один, купил себе дом просторный и небольшой, обустроил в нем холостяцкую берлогу с домашней студией. Не трогает никого и живет. Одному ему очень хорошо и нравится, одиночество с ним еще с 17 лет, когда решил пойти против отца и мачехи, заняться музыкой. Никто в него не верил, даже после славы не принял, вот уже 13 лет он один, даже перед смертью его отец не был согласен с его решением, ничего после себя ему не оставил - кроме обиды.

Музыка стала для Юнги не просто работой, а  спасением. Она вытаскивала его из темноты, из пустоты, в которую время от времени проваливалось сердце. Иногда ночами он сидел в студии, слушая, как клавиши пианино рождают не просто мелодию, а разговор. Будто кто-то где-то его слышал и отвечал.
Он писал для других, но в каждом треке оставлял частичку себя. Ему говорили: «Юнги, твоя музыка слишком личная». А он только усмехался: «Иначе не умею».
Он не искал любви, не верил в неё. В его мире она была чем-то слишком сложным, почти чужим. Отношения - это про доверие, а он давно забыл, как это. После предательства семьи верить кому-то снова казалось невозможным.
Но однажды...
В звонок его двери дома, с шумом дождя, постучалась она, его будущее разрушение покоя. Совсем буквально. Девушка, укрытая капюшоном, стояла под проливным ливнем, прижимая к груди футляр от скрипки.
Юнги сначала хотел не открывать, смотрел на экран домофона. Мало ли, вдруг фанатка? заблудилась? странная? Откуда у нее его адрес? Может сталкерша? Иначе как объяснить это, его этот адрес знает лишь близкий круг. Он ведь подстраховался и приобрел квартиру, о которой знают все, но не о доме...
Но что-то в её взгляде остановило его. Там не было восхищения. Не было просьбы.

Он открыл дверь.

Он смотрел на неё с порога, не спеша пускать в дом. Дождь хлестал по земле, делая её фигуру размытым силуэтом в сером капюшоне. Девушка не шевелилась. Только слегка сжимала в пальцах ремень от скрипичного футляра.
— Здравствуйте... — она неловко посмотрела и начала рассказывать свою историю. — Меня зовут Хана. Я... ваша недоплемянница. Дочь сестры... вашей мачехи. Мне ваш адрес дал Господин Мин, перед смертью. Боялась что вы съехали... Очень рада вас встретить! — Юнги молчал. Как будто в воздухе повисло слово, которое он давно забыл: «Семья». Непрошеная. Нежеланная. Та, что давно вычеркнута. — Можете не впускать, — быстро добавила Хана. — Я не прошу. Просто... мне больше некуда. И вы - единственный, кто хоть как-то связан с прошлым моей матери.

Он тяжело вздохнул и отступил в сторону, пропуская её в дом. Вспомнил ее, выросла, видел вообще второй раз в своей жизни. Последний раз видел, когда ей 6 было. Четырнадцать лет прошло. На похоронах отца ее не было, да и не должно было быть. Там только близкий круг.
— Снимай обувь. Пол у меня чистый. — Юнги был не в восторге, но не прогонять же в дождь девушку, так еще которая просит помощи, точнее попросит.
— Спасибо вам! — Хана сразу обрадовалась. На плечах рюкзак и скрипичный футляр.

Она прошла внутрь, осторожно, будто боялась спугнуть тишину, которой дышал дом. Осмотрелась, скромно, но уютно. Книги, акустическая гитара, лампа с тёплым светом и пианино у окна.
— Помню тебя, вроде ты была на свадьбе отца... — Припоминал Юнги. — Значит, ты решила найти меня. Почему? Да и когда мой папа успел тебе мой адрес дать?
— Моя мама умерла три месяца назад, — произнесла она почти шепотом. — Господин Мин  за 2 года до своей смерти рассказал адрес, просил съездить просто, посмотреть как вы. Попытаться внедриться к вам, чтобы давать ему возможность о вас заботиться.  Я отказалась, испугалась, что потом будут проблемы... Потом мне уже некуда стало идти. Госпожа Мин, моя тетя то есть из за конфликта с моей матерью отказалась помогать, дом отобрали. Я не знала, где вы. Но всё-таки решила попробовать придти по адресу этому.
— Заботиться обо мне? Мой отец? — Юнги усмехнулся, абсурд, он ведь даже видеть его не хотел. Как он помнит.
—Я говорю правду! — Хана без колебаний ответила. — Он даже говорил, что оставит всё вам...
—Говорил, не оставил кроме обиды. — Перебил Юнги, нет желания ворошить прошлое, да и не приятно вспоминать, что даже попрощаться его не позвали с отцом на последнем издыхании. Лишь передали как его отец был обижен на него.
— Моя Тетя постаралась просто. — Хана без капли сомнений твердит, потому что знает.
—А за что дом отобрали?
—Из-за долгов. — Хане стало грустно, никого нету, а единственная тетя послала лесом. Да она не обязана, они сами виноваты, что оказались в таком положении.

Юнги склонил голову.
Он не чувствовал злости. Ни на неё, ни на ту женщину, которая когда-то стала частью его разрушенной семьи. Чувства были... глухими. Как будто зажаты где-то глубоко под музыкой, под слоями лет.
— Останься. На ночь. А там посмотрим.

Она кивнула, пряча облегчение.
В тот вечер Юнги налил ей горячий чай, дал сухую одежду и уложил в гостевой комнате. А сам до глубокой ночи сидел в студии, играя одни и те же три ноты.
Ноты, в которых впервые за много лет не было боли, только странное, тёплое ожидание.

Сеул просыпался медленно. За окнами ещё клубился лёгкий туман, а солнце, лениво пробираясь сквозь плотные облака, освещало просторную кухню Юнги мягким светом.
Он встал раньше обычного. Не потому что не выспался, просто сон был неглубоким, как будто внутренний голос всё время повторял: Ты не один.
Редкое ощущение. Незнакомое. Почти тревожное.
Он поставил воду на чай, достал яйца, поджарил хлеб. На плите томился кимчи-ччиге - простой, домашний суп. Он готовил молча, сосредоточенно. Музыка тихо играла из колонок лёгкий джаз, фоновый, как будто подстраивался под утреннее настроение.
Он постучал в гостевую.
— Завтрак готов. Если хочешь - присоединяйся.
Хана вышла через несколько минут. Взъерошенные волосы, свободный свитер, в руках аккуратно закрытый чехол от скрипки.
— Доброе утро.
— Садись. Тебе суп не остыл. Вот чай.
Она благодарно кивнула и села за стол.
Первые минуты они ели молча. Лишь звук ложек и пощёлкивание посуды. Но Юнги вдруг нарушил тишину, сам удивившись себе.
— Ты играешь на скрипке?
— Да. Я учусь в музыкальном университете, на четвёртом курсе. Специальность - классическая скрипка. И подрабатываю по вечерам в театрах, иногда в оркестре при фестивалях. Работа нестабильная, но любимая.
— И ты... хороша в этом?
Она чуть усмехнулась.
— Думаю, неплоха. Иначе бы не держались за меня. Я не гений, но я люблю музыку. Это всё, что у меня есть.
Он кивнул, будто сам себе. Её слова отдавались внутри слишком знакомо.
— Значит, живёшь одна?
— Сейчас - да. Правильнее кочую из хостела в хостел. После маминой смерти не хотела возвращаться к её семье. Мне с ними... тяжело. А тут вспомнила, ваше имя... решила попробовать.
— И ты не испугалась?
— Испугалась, — честно сказала она. — Но ведь ведь открыли дверь.
Юнги слегка усмехнулся.
— Бывает, и я совершаю странные поступки.
Они снова замолчали, но теперь в этой тишине было больше спокойствия, чем неловкости.
— А скрипку с собой зачем таскаешь даже ночью?
— Она у меня как талисман. Иногда спасает. Иногда напоминает, зачем я вообще живу.
Вы ведь тоже с музыки не слезаете?
— С детства, — коротко кивнул он. — Без неё дышать не умею.
Хана вдруг потянулась к футляру.
— Можно... сыграю вам? Немного. Просто... чтобы вы поняли, кто я на музыкальном языке.
Он не ответил, только махнул рукой - играй.
Она встала, открыла футляр, достала инструмент. Звук настройки чуть резанул тишину, но Юнги не вздрогнул. Он слушал. Он чувствовал, как в его студии, в его тихом доме вдруг снова начала звучать жизнь.
А когда она начала играть, всё остальное исчезло.

Юнги долго молчал, глядя на скрипку, которую Хана аккуратно снова убирала в футляр. Звук ещё звенел в его ушах, где-то глубоко под кожей - тёплый, живой, чистый.
Он встал из-за стола, поставил чашку в раковину и сказал, не оборачиваясь:
— Можешь остаться. Пока не найдёшь себе жильё. У тебя есть талант - я это услышал. Раз пришла, не гнать же теперь.

Хана вздрогнула и удивлённо посмотрела на него.
— Вы... правда не против?
— Я же сказал. Мне несложно. Ты не чужая.
И... я помню, каково это — без поддержки.
Главное — не мешай мне, и всё будет нормально.
— Спасибо вам, — искренне произнесла она. — Я правда... не знала, куда ещё идти.
Я постараюсь не быть обузой.
Она на секунду задумалась, потом пошла за рюкзаком, вернулась обратно к нему и открыла его, достала тонкий кошелёк и протянула Юнги карту.
— Вот. Сюда поступает моя зарплата.
Можете пользоваться ею как оплатой за жильё. Мне важно, чтобы всё было честно.
Юнги взял карту двумя пальцами, приподняв бровь.
— И на что ты жить будешь?
Хана слегка усмехнулась.
— Я музыкант. А на улицах Сеула много прохожих с мелочью. Если что сяду у метро. Сыграю Моцарта. Или... BTS, если настроение подходящее.
Юнги неожиданно рассмеялся тихо, тепло. Настоящим, человеческим смехом, которого у него давно не было.
— Чёрт... Ты сейчас говоришь, как я, лет в девятнадцать. Тогда тоже думал: «Если не получится - поем рис с кимчи, зато с гордостью».
— Я, честно говоря, и сейчас так думаю, — пожала плечами Хана.
Он посмотрел на неё внимательнее, чуть покачав головой.
— Ладно. Карта у меня. Договорились.
Только не геройствуй, ясно?
— Обещаю, — серьёзно кивнула она. — Буду стараться, тренироваться и не мешать вам.
Если надо - буду убираться, готовить...
— Спокойно, не превращайся в домработницу. Мне просто сосед нормальный нужен, не больше.
Она кивнула.
— Тогда я - ваш сосед. Немного со скрипкой.
— И немного с упрямым характером, — добавил он, усмехнувшись.
Хана улыбнулась в ответ.
А позже, когда она ушла в комнату отдыхать перед вечерним концертом в театре, Юнги сел в своей студии за клавиши. Он провёл пальцами по чёрно-белым клавишам, словно пробуя голос времени. И вдруг понял: эта история будет песней.

Но все же он вспомнил один момент и задался вопросом, а с чего бы его мачеха так сильно поссорилась со своей уже покойной сестрой? Почему единственную, как он помнит, племянницу та решила прогнать и не помогать. Странно? Наверно.

.