Всё началось, или закончилось?
Прошло четыре дня. Четыре молчаливых, вязких, душных дня.
Он не говорил. Я тоже. Мы жили в параллельных мирах, пересекавшихся только взглядами в коридоре и... тенью поцелуя, которая всё ещё висела между нами — не призрак, не воспоминание. Боль.
Я злилась. На него. На себя. На этот Хогвартс, в котором всё всегда происходит слишком быстро и слишком сильно.
А потом наступил вечер, когда я осталась одна в библиотеке, и он вошёл.
Я услышала его шаги, ещё не поднимая глаз от книги. Слишком поздно — он уже был рядом.
— Привет, — тихо.
Я не ответила. Просто смотрела на строчку, которую уже прочитала пять раз и не понимала смысла.
Он сел напротив. Тихо, как всегда. Но теперь — иначе. Как будто впервые не пытался быть тенью.
— Я... — начал он, и голос был неуверенный. Тео. Неуверенный. — Я не умею это. Говорить.
Я всё ещё молчала. Но взгляд подняла. Впервые за эти дни встретилась с его глазами. И он не отвёл.
— Когда была война, мне было шестнадцать, — сказал он. — Папа сидел в Азкабане. За то, что был Пожирателем. А я... я остался один. Здесь. Среди людей, которые меня ненавидели. Считали, что я такой же.
Он опустил глаза, словно боялся, что я тоже начну ненавидеть. Я не могла.
— Мне тогда казалось, что если я просто буду молчать, если спрячусь достаточно глубоко, то всё обойдёт стороной. Что, может, выживу. Не как герой. Просто... выживу.
Он провёл рукой по столу, будто искал, за что зацепиться.
— Это чувство не ушло. Покой — это просто тишина перед следующим взрывом. Я не доверяю тишине. И людям. Потому что каждый, кто был рядом, в какой-то момент исчезал.
Он замолчал. Я чувствовала, как внутри всё сжимается. Как будто мне кто-то вложил в ладони его страх — и он оказался таким тёплым и хрупким, что я не знала, что с ним делать.
— Поэтому ты и оттолкнул меня? — спросила я. Тихо. Почти шёпотом.
Он посмотрел. Медленно кивнул.
— Потому что это было слишком важно. Потому что, если бы я позволил себе чувствовать, а потом ты ушла… — он выдохнул. — Я бы не справился.
Я потянулась к нему. Неуверенно. Осторожно. Пальцы коснулись его руки. Он вздрогнул. Но не отдёрнул.
— Я никуда не ушла, Тео.
Он закрыл глаза. Веки дрожали, как будто он держал что-то внутри, что вырывалось наружу. А потом сказал:
— Мне страшно.
Просто. Без оправданий. Без маски. Это не был тот Тео, которого боялись на слизерине. Это был мальчик, оставшийся один в шумной школе, где даже стены могли шептать тебе в спину.
Я встала, подошла и села рядом. Его рука была холодной. Я взяла её в свою.
— Мне тоже, — призналась я. — Но, может, мы могли бы... не бояться вместе?
Он долго смотрел. Слишком долго. Потом сжал мою ладонь.
— Только не обещай, что это навсегда. Я не верю в навсегда.
— Тогда просто... сейчас, — ответила я.
Мы сидели в тишине. На этот раз — не пугающей. Тишине, в которой впервые что-то начало заживать.