" Насущные Вопросы "
Автор : Lilly-Catlin
Пейринг и Персонажи : Лань Чжань/Вэй Ин, Цзян Чен/Лань Хуань, Цзинь Лин
Описание :
Сколько раз Вэй Ин нарушил правило «не шуметь в Облачных глубинах»? Сколько кувшинов «Улыбки императора» нужно, чтобы один старый конфликт оказался разрешен? Есть ли место в Гу Су, где Вэй У Сянь и Лань Ван Цзи еще не любили друг друга? Как давно Лань Си Чэнь и Цзян Вань Инь вместе? Учат ли в Юнь Мэне своих адептов соблазнять даже святых? И сколько времени понадобится Лань Ци Жэню, чтобы смириться с тем, что оба его племянника потеряны для нормального общества?
По правде говоря, за одно только многократное нарушение правила «Не шуметь в Облачных Глубинах» Вэй Ин еще в первый свой визит должен был быть обречен переписывать правила и длинные трактаты о благопристойном поведении до конца своих дней. Наверное, его спасло только то, что Лань Ци Жэнь не был рад тому, что, по всей видимости, встречал бы Вэй Ин свою старость в компании его дорогого племянника, который не собирался отдавать свое право каждодневного наблюдения за вэйиновой экзекуцией кому бы то ни было. Вот Вэй У Сянь и отделывался наказаниями за самые крупные проделки, хорошо, что Лань Ци Жэнь по каким-то причинам боялся за моральный облик своего лучшего ученика.
В самом деле, не собирался же Вэй Ин его совращать! —
так думал Вэй Ин в свои пятнадцать, почти шестнадцать.
«Совратить его полностью!» — поставил себе цель Вэй Ин в свои, ну, в возрасте он не был уверен, Мо Сюань Юю было за двадцать точно, душе Вэй Ина чутка за тридцать, с какой стороны исчислять года, Вэй У Сянь понятия не имел, пока не решил ориентироваться по привычным датам. Впрочем, идея праздновать по три дня рождения в году пришлась ему по нраву. В конце концов, кто ему может помешать закатывать гулянки по любому мало-мальски подходящему поводу?
Вэй Ин был из тех, кто привык жить на широкую ногу. Если гулять, то так, чтобы с размахом, если пить, то так, чтобы с утра было плохо, если радоваться, то так, чтобы радовались все вокруг, если получать удовольствие, то так, чтобы Лань Чжаню пришлось его затыкать.
Но тот этого не делал, по каким-то своим таинственным причинам, таящимся во глубине темной и дремучей души второго нефрита Гу Су Лань. Поэтому юные адепты ордена при встрече с Вэй Ином раза три меняли цвет лица, останавливаясь на киноварно-красном, и обходили его по широкой дуге, а Лань Ци Жэнь яростно смотрел, но подрывной элемент этого общества не был его учеником и даже членом ордена, чтобы наказывать его. Вот и выходило, что единственным человеком, который мог оказать хоть какое-то воздействие, был Лань Чжань. Который тоном, каким разговаривают обычно с детьми, говорил, что Вэй Ин нарушает правила, мол, не делай так. И все это с полной обреченной уверенностью в том, что даже если Вэй Ин не будет делать «так», то он точно сделает по-другому, просто потому что ему запретили делать «так», а искать другие пути — нет. Вэй Ин в ответ говорил что-то провокационное и бывал утаскиваем в ближайшие кусты с посторонних глаз долой, где Лань Чжань со всей ответственностью велся на эту провокацию. Чаще всего это заканчивалось еще одним нарушением запрета на шум. Варварским и беспощадным.
Адепты Гу Су Лань с багровыми лицами — не то от смущения, не то от гнева — выглядели весьма забавно, особенно весело было смотреть на прекрасный контраст бесстрастных пылающих лиц и белых одежд.
Но самым веселым было, конечно же, то, что его сдержанный Лань Чжань, который вне цзинши старался вести себя потише, ни в чем не ограничивал Вэй Ина, будто бы специально выбивая из него стоны и крики.
Было ли в этом что-то лично для него?
Возможно.
— Ах, Лань Чжань, почему ты, ах! Никогда не пытаешься заставить меня быть тише, когда мы, мы, о, не останавливайся, — спрашивает однажды Вэй Ин, когда слышит звуки очередного панического побега очередного адепта. Вопрос, конечно, не был сформулирован точно, поскольку в этот самый момент стало как-то особенно хорошо, и закончить начатую фразу Вэй Ин забыл.
— Тебе хорошо.
— Да, ах! Но…
— Тебе хорошо. Мне нравится, когда тебе хорошо.
— О! — только и выговаривает Вэй Ин. Вот оно что. И никаких неведомых причин, Лань Чжаню просто нравилось, когда Вэй Ин громко выражает свое удовольствие.
Вэй Ин смеется в губы Лань Чжаню, обхватывает руками за шею крепче, осыпает лицо поцелуями, нарочито мимо губ, потому что сейчас хотелось именно так, а не чтобы Лань Чжань попытался вынуть из него душу, или, по крайней мере, воздух. Вэй Ин, конечно, любил по-всякому, но Лань Чжань всегда забавно хмурился, когда не мог поймать чужие губы в ответном поцелуе.
— Ты такой милый, — сообщает Вэй Ин. — Милый-милый-милый.
И позволяет себя, наконец, поцеловать по-нормальному.
***
Кто бы знал, что самый холодный адепт самого консервативного ордена окажется настолько горячим. Этим своим знанием Вэй Ин предпочел бы не делиться ни с кем, но невольно давал понять об этом всему миру, или, как минимум, несчастным адептам этого самого консервативного ордена.
На этот раз им приспичило на полу беседки.
Вэй Ин был бы готов поспорить практически на что угодно, что у Лань Ци Жэня есть карта Облачных Глубин, где помечены все оскверненные Вэй Ином места, и вообще почти вся территория Гу Су Лань для него похожа на полосу препятствий, только вместо коварных ловушек — места, о которых можно сказать, что его дорогой племянник и не-дорогое главное разочарование любили друг друга здесь.
Был бы готов, если бы не тот факт, что они любили друг друга здесь и сейчас, а Лань Чжань очень старался, чтобы Вэй Ин и двух слов связать не мог, не говоря уже о совершенно пустой голове.
Так или иначе, Лань Чжань был чертовски горяч, а Вэй Ин только и мог, что цепляться руками за его плечи, гнуться в руках, подобно молодому бамбуковому стеблю, и просить, не зная чего, не зная как, не зная ничего.
Как почти одновременно с разных сторон раздались голоса.
— Кого здесь убивают?
Вэй Ин выплыл из жаркой дымки возбуждения, чтобы опознать Лань Хуаня и Цзян Чэна, пришедших на вопли. Пришли они, разумеется, по отдельности с разных сторон, но были удивительно единодушны в идентификации воплей.
— Ох, прошу прощения, Ван Цзи, — извиняется Лань Си Чэнь.
— Вот черт, — фыркает Цзян Чэн, скривившись. — Лучше бы тебя убивали.
— Так, Вань Инь, пойдем, не будем мешать, — быстро ориентируется в ситуации Цзэ У Цзюнь и за локоть мягко утягивает главу ордена Юнь Мэн Цзян подальше отсюда.
— Нет, ну ты это видел! — вдали возмущается Цзян Чэн. Конечно, Лань Хуань это видел, они же оба там были.
А Вэй Ин обещает себе обмозговать произошедшее как-нибудь потом. Понять, например, почему всегда вежливый Цзэ У Цзюнь обращался к Цзян Чэну столь фамильярно, да и что последний вообще делал в Облачных глубинах, до совета кланов еще далеко, и хотя на этот раз была очередь Гу Су Лань принимать гостей, все равно было еще слишком рано для визитов, если, конечно, не было повода особой важности, но все самое неожиданное, что могло случиться такого, чтобы проблему решали аж главы двух орденов, случилось еще несколько месяцев назад (да, в этот список явно входит свадьба Вэй Ина и Лань Чжаня, и да, эту проблему реально решали несколькими орденами, тремя, если точнее, поскольку душой Вэй Ин принадлежал Юнь Мэну, а телом — Лань Лину, и невольно пришлось втягивать в это еще и орден пионов).
Вэй Ин, конечно же, забывает.
Все потому что Лань Чжань нереально горячий.
***
По Пристани лотоса Вэй Ин скучал. Все-таки никакие Облачные Глубины не сравнятся с родными местами. В Гу Су никто не готовил так хорошо, как в Юнь Мэне, никто не отдыхал так хорошо, как в Юнь Мэне, и даже лотосы там не цвели, ну, вообще никак не цвели.
Собственно, за последним они и заявились. И, может быть, еще удастся уломать Лань Чжаня задержаться здесь на обед и перехватить суп со свиными ребрышками и корнем лотоса, лучше шизце его, конечно, никто не готовил, но выбирать не приходится. Главное, чтобы Цзян Чэн не изловил их, а то без пламенной отповеди не обойдется.
Впрочем, если они подерутся, как в старые добрые времена, Вэй Ин будет даже рад.
Лань Чжань шел рядом с привычно отстраненным лицом, на котором при должном старании (или пребывании Лань Си Чэнем) можно было прочитать безнадежное «опять он лезет в неприятности». Но Ван Цзи шел рядом, и это не могло не радовать.
Хотя, возможно, дело было в одном из жизненных девизов Лань Чжаня, когда дело касается Вэй У Сяня: «Не можешь остановить — проследи, чтоб хоть не убился там». Вэй Ин предпочел бы, чтобы это было: «Не можешь остановить — возглавь», но нужно смотреть правде в глаза: мир схлопнется, если Лань Чжань сделает что-то такое, а Вэй Ин даже немного обидится, все-таки, это его прерогатива — устраивать разрушения, а Лань Чжаня — быть там, где хаос. В их отношениях царила идеальная гармония, что ни говори.
Так или иначе, Вэй Ин натаскал охапку мясистых стеблей, когда Ван Цзи спросил:
— Однажды ты мне сказал, что лотосы со стеблем вкуснее, чем без, это правда?
— Обижаешь, Лань Чжань, я из Пристани Ло-то-са, не камелии, не пиона, не хризантемы, лотоса. Ты можешь мне доверять в этом деле. Лотосы — это серьезный бизнес.
— Я и не думал сомневаться.
— Вот и отлично, — улыбается Вэй Ин и, усевшись на мостки, выцарапывает себе и Лань Чжаню семена. — Ешь.
Как все дошло до того, что Вэй У Сянь оказался распятым на помосте, было не ясно.
Быть может, дело было в том, что Вэй Ин залез Лань Чжаню на колени, и томно спросил, вкусно ли ему, а потом предложил покормить семенами с рук. Спросил полушепотом, поэтому, чтобы Ван Цзи его услышал, говорить пришлось в вмиг заалевшее от горячего воздуха ухо.
Что было далее, Вэй Ин не смог бы вспомнить, даже если бы от этого зависела его жизнь.
Идиллию прервал возмущенный мальчишеский голос:
— Вы совсем с ума сошли! Осквернили все свои Облачные Глубины, так теперь за Пристань Лотоса приняться решили? Я говорил тебе, не суйся в мой орден! Бесстыдство! — пунцовый и разъяренный Цзинь Лин был последним, кого хотел видеть в данный момент Вэй У Сянь, дальше был только Цзян Чэн, который вполне мог прийти на крики племянника, как мама-медведица, чующая, что ее ребенка кто-то обижает даже на огромных расстояниях.
Ван Цзи посмотрел на Вэй У Сяня, мол, давай я на него заклятие молчания накину, тот отмахнулся и примирительно поднял руки, от чего нижний халат Ван Цзи, которым он прикрывался, сполз вниз, вызвав у Цзинь Лина еще одну вспышку негодования, на сей раз безмолвную от не существования таких слов, что будут способны выразить его возмущение.
— Шшш, — зашикал и замахал на него рукой Вэй Ин, — Хорошо-хорошо, сейчас мы оденемся и уединимся, там, где ты нас не найдешь, юный воришка лотосов.
— Вэй У Сянь! Не смейте заниматься своими грязными делами здесь! — вновь прорвало юношу, — Что значит, воришка?! Как будто ты имеешь право упрекать меня, когда сам явился сюда незаконно, да еще и средь бела дня чинишь разврат!
— Когда-нибудь ты поймешь, мой юный племянник, что близость с любимым не может быть грязной, тем более, мы в законном браке, ты сам присутствовал при…
— Этом богомерзком деянии, и ты мне не дядя!
— Мо Сюань Юй приходится тебе именно что дядей, к тому же, Цзян Чэн был моим шиди, и мы росли как братья, так что, с какой стороны ни взгляни, мы с тобой одной крови, одной породы, — стоял на своем Вэй у Сянь. — И даже более того, я дал тебе имя. Ты еще не знаешь, насколько мы близки…
Цзинь Лин позеленел, задышал часто-часто, что Вэй Ин поневоле забеспокоился, а не разорвет ли мальца от ярости.
— ФЕЯ! — взвыл Цзинь Лин, и деревянный помост задрожал от частых ударов четырех лап.
Вэй Ин заверещал, как девочка, и рыбкой нырнул в лотосы. Далеко отплывать не стал, затаился в зарослях с ужасом глядя на лохматую образину.
Фея, дружелюбно помахивая хвостом, преданно смотрела на хозяина, ожидая дальнейших указаний.
Цзинь Лин смотрел на Хань Гуан Цзюня, отчаянно размышляя, сможет ли он мстительно стащить брошенную одежду.
Ван Цзи, уже одевшийся и ничем не показывающий, что его застали в весьма щекотливом положении, смотрел своему мужу вслед.
Со стороны выглядело, как будто он любовался видами.
Все четверо хранили молчание.
***
Тишина Облачных Глубин в очередной раз была разрушена весьма откровенными стонами.
Хотя, говоря честно, в этот самый момент дюжину правил Облачных Глубин нарушали отнюдь не обычные их нарушители. Грешили аж главы орденов. Но об этом особо везучему Цзинь Лину (во имя сохранности душевного здравия и святой веры в гетеросексуальность дяди) знать не стоило.
Лишь заслышав полные удовольствия стоны и завидев мелькнувшие белые одежды, он сплюнул на землю и, бормоча проклятия в адрес развратного Старейшины И Лин, удалился от греха подальше.
Едва шаги и жалобы на жизнь затихли, Цзян Чэн и Лань Хуань, замершие, будто пойманные на месте преступления ученики, выдохнули.
— Винища Вэй Ину что ли подкинуть, впервые рад его несдержанности, — пробормотал Цзян Чэн, нависая над раскинувшимся под ним Лань Хуанем. Тот мягко засмеялся и потянулся к любовнику.
— Занеси. И спасибо скажи, — советует он. — Только не говори, за что. А еще лучше возьми несколько кувшинов, распейте на двоих, может, помиритесь уже, наконец, а то смотреть больно на обоих.
Цзян Чэн фыркает.
— Вот еще.
Лань Хуань улыбается, стягивая с волос Цзян Чэна ленту, тот мотает головой, пытаясь отбросить заслонившие обзор пряди. Фыркает снова, но тоже улыбается, не в силах с кислой миной смотреть на Си Чэня и сцеловывает эту нежную и понимающую, но чуть хитрую — видит же его насквозь, угадывая все желания — улыбку с его губ.
— Ладно, посмотрим, — неохотно соглашается, чуть отстранившись, насколько позволили это сделать почти не ощутимые, но довольно крепкие объятия.
В этом, наверное, и был весь Си Чэнь, мягкий, понимающий, совершенно неземной, но хватающийся за близких так, что не выскользнешь. Да и не захочешь.
— И двигайся, пожалуйста, — просит Лань Хуань. Честно говоря, любить друг друга в кустах они не собирались, но обстоятельства были сильнее. Неожиданно, но без должной страховки в виде отводящих внимание талисманов и звукопоглощающих, действо вызывало гораздо больше эмоций и наслаждение ощущалось куда острее от осознания, что их прямо сейчас чуть не раскрыли, и, главное, кто. Племянник, которого Цзян Чэн, как мог, оберегал от этого знания вот уже сколько лет.
Дадим до 1,5 млн. р.под залог авто!Авто остается у Вас! Выдача за 1 час! По 2 документам! История не важна! Звоните!Авто остается у Вас! Выдача за 1 час! По 2 документам! История не важна! Звоните!фкприоритет.рфМоскваЛюбые маркиДо 75% стоимостиБез страховкиБез подтверждения доходаВ рамках 353 и 196 ФЗБез записи в ПТСВозможна отсрочка платежаПрозрачные условияПерейтиЯндекс.ДиректСодействие в подборе финансовых услуг/организаций
С тех пор, как Лань Хуань, ни на что особо не надеясь, отдал ему свою лобную ленту, прошло уже много времени, но все равно, Цзян Чэн каждый раз как впервые ощущал эту дрожь, которая прошивает до самых кончиков, когда тебе без оглядки вверяют самого себя. Кажется, он до сих пор чувствует ветер, который дул в тот день, и суету перед длинным путем домой, и как Си Чэнь отозвал его на разговор с глазу на глаз.
Как он сам доверчиво прикрыл глаза, едва его попросили об этом, и как вокруг предплечья несколько раз обмоталось что-то шелковое и прохладное.
Помнил он и свою просьбу подумать хотя бы до завтрашнего дня, дня отъезда из Гу Су. Как смотрел всю ночь, так и не сомкнув глаз, на аккуратно повязанную ленту, понимал, что им быть главами орденов, а это значит, как положено, женитьба, наследник (на всякий случай — не один) и встречи только на советах или в экстренных случаях. Знал, что нужно развязать, вернуть, извиниться, оправдаться, пообещать, что никто не узнает. Знал, и отчаянно не желал отдавать. В конце концов, Лань Хуань понимал все вышеперечисленное куда лучше него, и все равно не стал молчать. Знал и Цзян Чэн, и отчаянно не желал отказываться от этих чувств, и чужих, и своих, таких неопределенных и странных, но однозначно теплых. Может быть, это и было эгоистично, но Вань Инь хотел, чтобы его хоть кто-то любил, и если уж такое случилось, то не важно, кто это был, и чем это грозило, все, чего он хотел, — это с благодарностью принять эти чувства и дать, сколько сможет, в ответ.
— О чем задумался, Вань Инь? — интересуется Лань Хуань, когда они лежат на скинутой как попало одежде. Си Чэнь жмется ближе, оплетает руками и ногами, — наверное, до сих пор не верит, что Цзян Чэн даже спустя столько лет все еще с ним. Хотя и ходят дикие слухи о сотнях требований к невесте, скверном характере и прочих недостатках, ложащихся тенью на репутацию всего ордена. Вань Инь мог сотню раз жениться, мало ли скромных девушек из маленьких кланов, которые только и хотели бы поднять свой статус в подконтрольных Юнь Мэну или присоединиться к союзу? Но он упорно продолжал находить все новые и новые поводы для отказов. Грозного главу ордена, который хоть и не всегда в хорошем ключе, но у всех на слуху, несложно любить и тешить себя радостными мыслями о том, что можно ведь и стать той, кто укротит его бурный нрав. А Си Чэнь был еще до всей этой славы, всего этого влияния, разглядев что-то для себя в вечно втором мальчишке, которого каждый сравнивал с талантливым старшим товарищем. Старшим товарищем, которому он все равно не завидовал, стремился, испытывая отчаяние всякий раз, проиграв снова, но не ненавидел, искренне считая братом.
— Думаю, что ты во мне нашел тогда. Я ведь не…
— Я считаю, все рано или поздно должно прийти к гармонии, и наши души ищут себе пару именно, чтобы достичь идеального равновесия…
— Идеальному Цзэ У Цзюню нужен был неумеха, чтобы… — хохотнул Цзян Чэн. — Я не понимаю.
— Адептам Гу Су Лань зачастую не хватает тех, кто бы наполнил их жизнью, вытащил за рамки…
— Змей-искуситель?
— Змей-искуситель, если тебе так угодно, — легко соглашается Си Чэнь. — Мы ищем противоположности, с которыми не возникнет конфликта. Я и сам не до конца понимаю, но у меня было достаточно времени, чтобы все осмыслить и прийти к мысли, что ты мне нужен, даже если на стене высекут, что лично мне нельзя любить лично тебя.
— Даже так?
— Я бы ни за что не решился тогда признаться, если бы не осознание, что, возможно, я еще очень долго тебя не увижу, и от этого было так больно, я привык тихо наблюдать за тобой, и мне этого хватало. Но срок твоего обучения в Гу Су закончился, я был в отчаянии, — Лань Си Чэнь дотронулся до щеки Вань Иня, ласково поглаживая. — Ожидал, что ты тут же откажешь, а отсрочка до утра была подарком небес, ведь давала надежду. Я чуть с ума не сошел, когда на следующий день ты на том же месте попросил меня закрыть глаза, и руки моей коснулось что-то шелковое. Думал, все. А это была твоя лента для волос, потому что ваши колокольчики не имеют такого значения, как наши ленты.
— Я заметил, но, серьезно, я хотел все сказать словами, — говорит Цзян Чэн, тихо посмеиваясь, — Но понял, что если открою рот, наговорю всякой чуши, и ты ни слова не поймешь, потому что я соскочу на юньмэнский диалект и буду при этом заикаться. Ты не хочешь это слышать.
— Вообще-то, очень хочу, — возражает Си Чэнь. — Уверен, ты очень мило бы выглядел. Ты вообще был очень милым в юности.
— М? — поднимает брови Вань Инь, мол, а сейчас что.
— А сейчас ты сумасшедше красивый, и если бы я тогда знал, я бы еще раньше решился, потому что меня до сих пор доводит до тихого ужаса мысль о том, что ты возьмешь однажды и женишься. Делить бы тебя с кем-то я бы не смог. А у такого красавца явно были бы толпы поклонниц. Вот что я бы думал, если бы знал.
Цзян Чэн хмыкнул скептически, но скулы у него заалели.
— И ты не неумеха. Никогда не был. Замечательный. Лучший. Поцелуй меня, — говорит Лань Хуань, сердце Вань Иня пускается вскачь, возможно, если бы ему в прошлом говорили это чаще, он был бы куда спокойнее, не вынужденный все время всем (в первую очередь — себе) все доказывать. Но было, что было. Шепот Си Чэня «мой» Цзян Чэн подхватывает прямо с разомкнутых губ, сходу целуя глубоко, как и просили.
Стоило бы подняться и уйти на второй заход куда-нибудь в другое место, но связных мыслей не осталось.
Разве что было немного жаль Цзинь Лина.
Должно быть, он переживет весьма крупный кризис существования, когда вечером узнает, что Вэй Ин и Лань Ван Цзи весь день были в пути с ночной охоты.
Благо, к тому моменту все следы дневного происшествия будут скрыты.
***
— Я не понимаю, почему ты на нас, ладно, на меня так смотришь? — интересуется Вэй Ин, лениво потягиваясь, заставляя слабо ныть уставшие мышцы.
— Как будто ты не знаешь! — огрызнулся Цзинь Лин.
В этот момент в помещение заходит Цзян Чэн.
— О, утихомирь своего племянника, — замечает своего бывшего шиди Вэй У Сянь, машет рукой, привлекая внимание.
— Цзинь Лин, утихомирься, — вяло приказывает Вань Инь, даже не собираясь вникать в ситуацию.
— Дядя! — возмущается Цзинь Лин, но спорить с Цзян Чэном ему все еще не хватало духу, один взгляд дяди отбрасывал его на добрый десяток лет назад, заставляя снова чувствовать себя сопливой пятилеткой. Поэтому он направил свой гнев на более доступную мишень, — И что значит, «своего племянника», не ты ли, не далее как пару недель назад, так вдохновенно вещал о том, что я еще не знаю, насколько ты мне близок?
— А, так ты все-таки проникся идеей нашего родства… Ну, ладно-ладно, иди сюда, племяш, обниму.
— Вздор! Не смей подходить ко мне, развратник!
— Я, кажется, начинаю понимать. Но на кого бы ты ни наткнулся днем, это не могли быть мы с Лань Чжанем. Ведь мы только вернулись с ночной охоты. Если ты, конечно, специально не разыскивал нас за пределами Облачных Глубин, — лукаво произнес Вэй Ин, а потом с видом добродушного дядюшки заботливо продолжил, — Мой любимый племянник, если тебе нужен любовный совет, ты можешь просто спросить, или ты из тех, кто на наглядных примерах лучше понимает? В таком случае, да, за кем же еще тебе ходить, как не за мной, ведь другой твой дядя до сих пор не женат.
— А ты не много ли на себя берешь? — угрожающе хрустит костяшками пальцев все еще стоящий рядом Цзян Чэн, но Цзы Дянь пока еще не теребит — уже прогресс.
— Смотреть правде в глаза всегда больно, Цзян Чэн, но ты должен этому научиться, — покровительственно заявляет Вэй У Сянь.
— Ладно, мне это надоело, — вздыхает Вань Инь, — У меня в гостевых покоях есть вино, заходи, если от благонравия здешних адептов станет совсем тошно.
— О-о-о! — восторженно поднимается на ноги Вэй Ин, — «Улыбка Императора»?
— Она самая.
— Как пронес?
— Я же не ты, — фыркает Цзян Чэн, не говорить же ему в самом деле, что проносил он с полного одобрения главы ордена, да еще и в компании этого самого главы ордена.
— Ну-ну. Я напою тебя и все узнаю, — хитро говорит Вэй У Сянь, — Я приду, жди. И не смей начинать без меня.
Цзян Чэн, снова фыркнув, ушел.
Цзинь Лин проводил своего старшего дядю удивленным взглядом, откровенно не понимая, с чего это он решил выпить с Вэй У Сянем, когда еще утром был готов задушить его голыми руками. Это явно стоило осмыслить в спокойной обстановке, поэтому, бросив взгляд «мы еще поговорим» на Вэй У Сяня, Цзинь Лин унесся в сторону своих гостевых покоев, которые по каким-то причинам находились на весьма приличном расстоянии от дядиных. Возможно, в этом был какой-то смысл, и вряд ли это усталость дяди от племянника (хотя Цзинь Лин иногда ловил себя на мысли, что отчасти виноват в том, что дяде так не везло в личной жизни, в конце концов, главным требованием — в огромном списке — было то, что будущая жена главы ордена Цзян должна хорошо ладить с его племянником, а Цзинь Лин слыл весьма непростым в общении).
Кого же Цзинь Лин все-таки видел днем?
***
— Брат, твоя игра на флейте, как всегда, идеальна, не представляю, зачем тебе слушатель? — говорит Ван Цзи, прослушав несколько мелодий.
— Ван Цзи, я никогда не мог тебе врать, так что скажу честно: сейчас Вэй У Сянь и Цзян Вань Инь выпивают в гостевых покоях главы ордена Юнь Мэн Цзян. Я отвлекаю твое внимание.
— Брат…
— Будет замечательно, если их многолетний конфликт закончится этой ночью, не так ли? — улыбается Си Чэнь, проводя рукой по Ле Бин.
— Мгм.
— Так что сиди и слушай.
— Мгм.
Братья еще некоторое время весьма неплохо провели время за чаем и музицированием.
— Иногда я даже завидую их возможности выпить вина и в раскрепощенной атмосфере строить беседу, — задумчиво говорит Си Чэнь, — Мы с тобой, к сожалению, этой способности лишены, вынужденные из-за слабости к алкоголю мучительно вспоминать, что же натворили, пока были не в себе.
— Тебя это никогда не останавливало, — вздыхает Лань Чжань.
— Все еще не помнишь, откуда после аннигиляции солнца ты достал то клеймо ордена Ци Шань Вэнь?
— Мгм.
— А я слабо помню, как познакомился со старшим названным братом. Знаю только, что сделал что-то, заставившее его меня зауважать. Только пить в моей компании он после этого наотрез отказывался. Что бы это могло быть?
— Мгм.
— Интересно, раскрыли ли они уже друг другу то, что на душе?
Раздался грохот и вопли.
Ван Цзи скептично посмотрел на мечтательного брата, который явно предполагал, что между всеми братьями всегда должно царить идеальное взаимопонимание и гармония. Ни одно из этих слов не могло в полной мере описать то, что было между Вэй Ином и Цзян Чэном. Точнее, вообще никак не могло.
Зато слова «безумие» и «склоки» попадали прямо в цель.
Шум раздавался как раз таки от тех покоев, где останавливался Цзян Чэн во время своих визитов в Гу Су.
— Брат, ты думаешь, они так… мирятся? — неуверенно сказал Ван Цзи.
— Твой муж, как и Вань Инь, имеет очень горячий темперамент, ясное дело, они не могут разрешать проблемы и недопонимания, копившиеся не один год, тихо, — покачал головой Лань Хуань.
Крик «Закрой свой поганый рот!» как нельзя лучше передавал настрой двух гениев ордена Юнь Мэн Цзян решать проблемы.
Ван Цзи покосился на миролюбивого брата и ощутил огромную пропасть между ними, это же каким оптимистом надо быть, чтобы думать, что Цзян Чэн и Вэй У Сянь мирятся, а не пытаются друг друга убить. Лань Чжань, вот, уже хотел, с гуцинем наперевес, идти и разнимать их, пока дело не приняло опасный оборот. Но брат, разумеется, ощутив это намерение, мягко положил руку на плечо Лань Чжаня, удерживая на месте.
— Не мешай, они должны высказать все друг другу.
Крик «Глаза б мои тебя не видели!» только подтвердил слова старшего из нефритов.
***
Вообще, все начиналось довольно прилично. Вэй Ин еще до всеобщего отбоя заявился к главе ордена Юнь Мэн Цзян и даже постучался перед тем, как радостно ввалиться в комнату, где возвышалось довольно внушительное количество кувшинов. Уж что ни говори, а ночь обещала быть веселой, если на огонек не заглянет Лань Чжань.
— Явился, — хмыкает Цзян Чэн.
— И мне все еще очень интересно, почему ты позвал меня? В смысле, я понимаю, что больше некого, не с Цзэ У Цзюнем же пить, у всех Ланей плохо с выпивкой, а ты еще хочешь жить, — интересуется Вэй Ин, — Но все-таки?
Цзян Чэн поежился. Плохо — это слабо сказано. Однажды ему хватило глупости предложить Си Чэню выпить, последствия были пугающими, во взгляде Лань Хуаня он больше никогда не видел столько же жалости, сколько в то утро, ну, и стоять Вань Инь не мог еще сутки, а нормально ходить еще пару дней. Правда, не сказать, что он при случае не повторил бы, но с этим нужно было быть осторожным.
— Пытался, да? Напоить Лань Си Чэня? — правильно понимает реакцию Цзян Чэна Вэй У Сянь. — Ну, тебя, по крайней мере, не связывали лобной лентой…
Связывали. С ног до головы, на всю ночь, потому что Лань Хуань заснул, так и не развязав его. Наутро старший нефрит виновато смотрел на Вань Иня, и помогал покрыть мазью многочисленные красные следы от лент в самых неожиданных местах. Цзян Чэн подозревал, что сожалеет по большей части Си Чэнь о том, что совершенно не помнит, как все это проделывал. Потому что последствия были весьма впечатляющими. Вань Инь реально был бы не против повторить, но они больше к этому событию не возвращались, а спаивать Лань Хуаня еще раз было страшно. Это грозило чем-нибудь другим, возможно, даже более ужасным, чем затекшее за ночь все (Лань Хуань довольно долго извинялся и разминал сладко ноющие мышцы, что вылилось в почти столь же горячее продолжение той ночи, почти — только потому, что укатал хмельной Цзэ У Цзюнь Цзян Чэна так, что полное повторение было возможно еще нескоро).
— …или играли с тобой в догонялки…
Цзян Чэн поначалу пытался сбежать, но ему не дали. Собственно, весь в ленте он оказался именно из-за попытки сбежать, обычно Лань Хуань не был склонен к ограничению любой инициативы Цзян Чэна, даже если это побег (уж чем он никогда не пользовался, так это предоставленной возможностью сбежать), но, кажется, за видимой толерантностью и демократичностью стоял тот еще собственник.
— О чем ты там думаешь с таким странным лицом? — спрашивает Вэй Ин, делая мощный глоток вина. — Держу пари, Цзэ У Цзюнь тоже немало всего учудил.
— Слабо сказано, — хмыкнул Вань Инь, тоже принимаясь за вино.
— У тебя слишком мечтательный вид для того, кто никогда не забудет этого кошмара.
— Пф!
— Ладно-ладно, не буду лезть в твои эротические фантазии на тему связывания.
— Захлопнись!
Вэй У Сянь смеется, он действительно скучал по тем моментам, когда Цзян Чэн просто орет на него, не пытаясь при этом убить и не хватаясь за Цзы Дянь. Да, пожалуй, он тот еще уникум, раз испытывает столько радости от созерцания злящегося бывшего шиди.
Беседовать с ним — ходить по тонкому льду, готовясь каждую секунду наступить на особо тонкое место, проломить кажущуюся крепкой поверхность, ухнув в ледяную реку. Вспоминать былые времена нельзя, любое, даже самое хорошее, событие потянет за собой напоминание о тех, кого сейчас нет с ними, и тех, чья смерть до сих пор причиняет невыносимую боль обоим. Поднимет со дна памяти обстоятельства, заноют старые шрамы (даже фантомные, которых уже нет, — и те заноют). Нужно быть осторожным, придерживаться настоящего, совсем недавно ушедшего и немного будущего.
— Вэй У Сянь, — говорит Цзян Чэн, когда Вэй Ин неловко шутит два раза подряд насчет гусуланьской кухни, — Успокойся, я не тепличное растение, если сболтнешь чего, я просто тебе врежу. Серьезно. Хватит стелить солому.
Вэй Ин выдыхает.
— Ха-ха, а по именам твоих собак не скажешь, что ты не тонкая и стеснительная натура.
— Я не держу собак.
— А почему, меня больше нет в Пристани Лотоса, и никто тебе не запретит…
— Любые животные, Вэй Ин, требуют за собой присмотра и ухода, особенно собаки. У меня нет времени заниматься дрессировкой, выгулом и прочим, а если перепоручать это все слугам, то какой в этом всем смысл? Зачем создавать лишние хлопоты имеющимся подчиненным или держать специальных, ради того, чтобы я где-нибудь раз в месяц-два приходил на псарню, смотрел на животных, которые даже не признают меня хозяином, потому что не я ими занимался?
— О, тогда прости, я, кажется, испортил тебе самое удачное время для содержания домашних животных, — неловко говорит Вэй Ин.
Цзян Чэн пожимает плечами.
— Да ладно, подумаешь, просил пса-оборотня, а отец принес тебя. Разницы поначалу все равно было не особо.
— Что? — возмущается Вэй Ин, вскакивая.
— Ты себя помнишь вообще, когда только попал в Пристань Лотоса? — спросил Цзян Чэн, и, дождавшись длинного «мэээ», весело и беззлобно фыркнул, — Дырявая ты голова. Дикий, ест как не в себя, и бегает то за сестрой, то за отцом хвостом. Очень, знаешь ли, похоже.
— Ну ты и пес! — так же беззлобно возмущается Вэй Ин. — То есть, у тебя даже собаки нет, совсем одинокий, бедный-бедный мой шиди.
— Купи себе лес и потеряйся в нем, — говорит Цзян Чэн. — Я не утверждал, что других животных нет.
— Ну, тогда ладно, а то я уже беспокоился, что ты совсем одинок без зверушек, хотя да, зря, у тебя ведь еще и племянник есть.
— Не смей причислять Цзинь Лина к домашним животным!
— Мама-медведица порвет меня за своего медвежонка? — хохочет Вэй У Сянь. — Не беспокойся, Сянь-Сянь не обидит твоего медвежонка.
— Пошел вон!
Начиналось все действительно невинно, в духе их отношений в самые лучшие годы: то есть, взаимной братской ненависти, подколок и угроз.
Как это переросло в дикий спор и неудержимую драку, прерывавшуюся лишь для того, чтобы участники могли влить в себя еще винища, было неведомо даже им самим.
А уж почему они спорят на тему, чей нефрит лучше, — загадка тысячелетия. И как они вообще к этому пришли?
Этим вопросом задавался Цзян Чэн, когда Вэй Ин повалил и оседлал его в пылу драки.
— Я подебил! — заорал Вэй У Сянь и отключился, упав на нижележащего. Вань Инь, ощущая, как алкогольные пары от Вэй Ина готовы добить и его, спихнул того с себя и сел, оглядывая разгромленное помещение.
— Да, ты именно что, — глубокомысленно изрекает он. — Подебил.
В голове всплыла мысль, что надо бы этого дурака сдать на руки муженьку, пока тот не заявился сам, а еще странно, что он не заявился сам, в конце концов, никакой тайны не было, особенно, учитывая поднятый ими шум.
Поэтому Вань Инь, взвалив на себя пьяную тушу, благо Мо Сюань Юй был помельче и самого Цзян Чэна, и Старейшины в его лучшие годы. Но это, конечно же, не помешало им обоим неловко вильнуть вбок, потому что пили они одинаково много и Цзян Чэн был не так уж и далек от того, чтобы тоже заснуть мертвецки пьяным сном. Восстановив равновесие (все равно опасно кренясь то влево, то вправо, то по диагонали), Вань Инь пошел к выходу по ломаной траектории, которая включала в себе волны, спирали и сложные геометрические фигуры.
***
Ван Цзи уже почти три часа порывался пойти и остановить творящуюся в гостевых покоях главы ордена Юнь Мэн Цзян вакханалию, но Си Чэнь, мягко приобняв брата, очень сильно мешал. Вокруг этого злополучного дома была уже небольшая толпа адептов Гу Су Лань, которые недоуменно смотрели то на нефритов, то на источник шума.
И все это в полнейшей тишине, которая периодически разрывалась лишь криками из дома. Но лезть туда никто не решался из страха получить, и видя, что Цзэ У Цзюнь с просветленным лицом вслушивается в брань и грохот, удерживая одной рукой дергающегося в сторону на каждом крике мужа Хань Гуан Цзюня.
Лань Ци Жэня, который с лицом потраченной жизни стоял в тени, никто не замечал.
Внезапно после очередного нечленораздельного вопля, предположительно, Вэй У Сяня, все стихло, и было тихо еще некоторое время, пока не послышался приближающийся к улице топот и сдавленная ругань на юньмэнском диалекте.
Цзян Чэн с грацией одноногого ходячего мертвеца вывалился из дверного проема, неся на себе Вэй Ина, который невнятно что-то бормотал на все том же диалекте, который для жителей Гу Су звучал, как жуткие проклятия. Выровняв положение своего тела в пространстве, Вань Инь побрел в сторону нефритов, в последний момент свернув куда-то не туда.
Си Чэнь, наконец, отпустил своего младшего брата, который тут же рванулся к невменяемому Вэй Ину, забирая его у главы ордена Юнь Мэн Цзян.
Вэй У Сянь, почувствовав, что попал в руки Лань Чжаня, неожиданно очнулся и сообщил:
— Я подебил.
Цзян Чэн смачно хлопнул себя по лицу.
— А на ногах все еще я, так что заткнись. Ты выиграл сражение, но проиграл войну, — сварливо заявляет он, оглядываясь на Си Чэня, мол, не слушай этого малахольного, я его сделал. Лань Хуань добродушно улыбается.
— Лань Чжань, Лань Чжань, а я тоже хочу ленту, почему ты никогда не дарил мне ленту, даже у него, — Вэй Ин указывает на Цзян Чэна, — Есть лента, а он даже не женат, Лань Чжань, ты меня не любишь?
Хоть и указывает Вэй У Сянь, промахнувшись весьма серьезно (либо это был странный намек на то, что Цзян Чэн — дерево), но все взгляды все равно устремляются на Вань Иня. Тот делает вид, что любуется звездами. Сквозь затянувшие небо облака. Да. Ему прекрасно все видно, спасибо, что поинтересовались.
Вэй Ин тем временем выпутывается из объятий своего мужа, и с крайне (на грани притворства) обиженным лицом продолжает тираду.
— Лань Чжань, почему ты никогда не дарил мне ленту, ты всегда ее забираешь, ты затащил меня замуж, но так и не подарил мне ленту? Это все для тебя несерьезно? Я, что, один беспокоюсь о нашем браке? Я все, все, для тебя… Хочешь мою ленту, — стягивает и впихивает в руки недоуменного (а кто бы еще ожидал, что Старейшина И Лин, известный стойкостью к алкоголю, упьется до такого?) Ван Цзи красную ленту, — Одежду?
На этом моменте адепты Гу Су Лань почувствовали, образно говоря, запах традиционной юньмэнской кухни, то есть, мало того, что жареное, так еще и до слез острое. Возможно, если они увидят что-то лишнее, Хань Гуан Цзюню придется их убить. Очень быстро перед домом остались только любующийся звездами Цзян Чэн, Лань Хуань, которого, кажется, ничего из происходящего не смущало, Лань Чжань, чье недоумение плавно перетекало в желание завалить Вэй Ина в кусты и показать, как он его не любит, и, собственно, стягивающий с себя нижний халат Вэй У Сянь.
Последний, закончив с верхней одеждой, потянулся к завязкам на штанах, как Ван Цзи, наконец, дозрел, и перехватив поудобнее сброшенное мужем, сделал шаг вперед.
— Вэй Ин.
— Что?
— Если ты так хочешь, я дам тебе то, что ты просишь.
— Правда? Так ты меня любишь? — с надеждой спрашивает Вэй У Сянь, сверля мужа влажным кошачьим взглядом.
— Мгм.
И тут Вэй Ин прыгает на Лань Чжаня, обхватывая его руками и ногами просто намертво. Ван Цзи охает, но подхватывает под бедра, прижимая к себе. Бросив на брата взгляд «прости-но-я-пойду-вэй-ин-сам-понимаешь», он широкими шагами двинулся в сторону цзинши.
Лань Хуань помахал ему рукой, мысленно пожелав выдержки добраться до пункта назначения, ибо Вэй Ин, конечно же, спокойно на ручках сидеть не хотел и прямо на ходу начал играть в свою любимую игру «сломай Лань Чжаня», то играясь с лентой, то пытаясь стянуть с него одежду, то просто целуя куда придется.
Си Чэнь перевел взгляд на Вань Иня.
— Как прошло, вы поговорили?
— Нет.
— Тогда о чем вы так спорили?
— Кто лучше, ты или твой брат.
— … — Си Чэнь пораженно замирает. — Кто победил?
— Ты слышал.
Лань Хуань смеется.
— То есть, в среднем, была ничья. Не стоило так выходить, — мягко говорит он. — Ночи холодные.
Лань Хуань на самом деле не договаривал. Ночи-то были не больно теплые, но что Цзян Чэн, что Вэй Ин, оба умудрились прийти в совершенно непристойный вид: раскрасневшиеся, растрепанные, где-то пролюбившие все до нижних халатов, да и те были в таком состоянии, что держались на честном слове. И смотреть лично Лань Хуаню на, собственно, Цзян Чэна было физически тяжело, а еще тяжелее — не смотреть, как распахнулись одежды, открывая вид на ключицы (с весьма смачными засосами чуть ниже: на шее оставлять их было несколько опасно, хотя и очень хотелось), шрам от дисциплинарного кнута, пересекающий грудь, и поджимающиеся от холодного дуновения ветра мышцы живота.
— Да, что-то мы увлеклись, — говорит Вань Инь, оценивая состояние своей одежды, его связная речь совершенно напрасно сбила с толку Си Чэня: ведь они с Вэй Ином были примерно одинаково пьяны. Потому, поправив торчащий из рукава конец намотанной на руку лобной ленты Лань Хуаня, Цзян Чэн сделал совершенно ожидаемую (с его точки зрения), но совершенно внезапную (для Си Чэня) вещь: скинул нижний халат с себя.
Лань Хуань поперхнулся воздухом и впервые как нельзя точно осознал, что чувствует обычно его младший брат, когда Вэй Ин провоцирует. Безысходность, когда знаешь, что тебя разводят, что поддаваться не стоит, или, как минимум, не стоит поддаваться здесь, но уже через секунду, когда находятся силы отказать, осознаешь, что уже принимаешь весьма активное участие в действе, на которое тебя спровоцировали.
Вот и Лань Хуань опомнился только когда вжал Вань Иня в ближайшую стену, а тот улыбался зацелованными губами.
— У меня есть веревка, можешь, как в тот раз…
И Си Чэнь окончательно потерялся.
Как и до сих пор никем не замеченный Лань Ци Жэнь, который не знал, что ему теперь делать со всем этим знанием. Как минимум, уходить и не доламывать себе психику. Что он и сделал, чувствуя, как кусочки паззла под названием «почему мой нормальный племянник не женится» складываются в весьма неутешительную картину.
***
Вэй Ин просыпался тяжело. Давненько у него не было столь могучего похмелья.
— Ты что-нибудь помнишь? — интересуется Ван Цзи, подавая воду.
— Обижаешь, я помню все.
— Тогда держи, — второй нефрит протягивает свернутую ленту.
— О, ты воспринял это всерьез? — улыбается Вэй У Сянь. — Я вовсе не сомневался в том, что мы любим друг друга одинаково сильно. Я совершенно уверен в тебе, Лань Чжань. Но ленту я, конечно же, возьму. А то даже как-то обидно было… Ты мне завяжешь?
— Мгм, — Лань Чжань кивает и берет протянутую руку, мельком скользит губами по прохладным костяшкам пальцев и трепетно обвязывает предплечье лентой.
Вэй Ин вытягивает руку, любуясь, довольно улыбается:
— Ну же, иди ко мне, Лань Чжань, — подманивает к себе, — Я буду тебя любить.
Ван Цзи вздыхает и идет, потому что шансов у него против Вэй У Сяня не было изначально. Когда где-то свыше раздавали сдержанность, Лань Чжаню досталась бракованная, с оговоркой: на Вэй Ина не распространяется. На секунду он подумал, а так же ли действует на брата Цзян Вань Инь?
Они случайно скидывают с постели брошенный туда еще ночью впопыхах (точнее, в порыве страсти, очень трудно следить за одеждой, когда Вэй Ин выгибается и призывно стонет, стараясь не вцепляться ногтями в и без того исполосованную много лет назад спину) нижний халат Вэй Ина. Что-то оттуда вываливается и скачет по полу, звонко катясь. Вэй Ин вздрагивает и отталкивает от себя недовольного таким поворотом Лань Чжаня. Выглядит Вэй у Сянь шокированным и так он не смотрел, наверное, даже когда Лань Чжань звал его замуж. Хотя, скорее всего, именно вот такой у него и был взгляд: полный робкой надежды и «пожалуйста, пусть это не будет шуткой». Он слез с кровати и на четвереньках (господи, было ли что-то в этом мире еще более греховное и провокационное, чем это?) пополз искать то, что укатилось. Ван Цзи не понимал ажиотажа, какой вызвала эта звенящая безделушка, если только она не способна убить всех обитателей Облачных Глубин.
Найдя, Вэй У Сянь еще некоторое время созерцал что-то лежащее на своей ладони, а потом прижал это к сердцу, будто самую большую драгоценность. Он обернулся к мужу, сияя той самой улыбкой, в которую Ван Цзи когда-то влюбился раз и навсегда.
— Вэй Ин?
Он протянул руку.
На ладони лежал серебряный колокольчик.
Ордена Юнь Мэн Цзян.
— Может, ты сорвал его в пылу драки?
Вэй Ин мотает головой:
— Лань Чжань, скажи, ты мог бы так просто потерять свою лобную ленту, не отдав ее кому-то в здравом или не очень уме, а просто потерять? Позволить кому-то сорвать ее, и не вернуть в тот же миг? Я столько раз напивался, терял сапоги, штаны, пару раз даже Суй Бянь приходилось с утра по ломбардам разыскивать, но это никогда не был символ моего ордена. Я мог потерять то, на чем он держался, но колокольчик всегда оказывался при мне. Цзян Чэн бы ни за что не позволил своему оказаться у меня просто так. К тому же, он был чуть более трезв, чем я. Он бы забрал его у меня.
— Ты прав, но ты уверен, что… Это же не твой…
— Не мой. Запасной Цзян Чэна, хоть мы их и не теряем, потому что мадам Юй в свое время карала потерявших особенно беспощадно, но вдруг колокольчик окажется уничтоженным, с моим случилось именно это, — качает головой Вэй У Сянь. — И нет, я не уверен. Поэтому сейчас я пойду и выясню все.
— Не сейчас, — возражает Ван Цзи.
— Поче… — Вэй Ин осекается, вспомнив, что прервал колокольчик. — А. Понял. Лань Чжань такой горячий. Горя-ачий. Иди сюда.
***
Цзян Чэн с утра был до отвращения бодр, особенно учитывая, чем он занимался всю ночь. Впрочем, для человека, привыкшего к ненормированному графику сна, который подразумевал отсутствие оного по нескольку дней кряду, ничего удивительного не было, в отличие от Лань Хуаня, который после почти бессонной ночи чувствовал себя немного недоубитым.
— И как все в итоге докатилось до того, что связанным оказался ты? — интересуется Вань Инь.
— Ты не помнишь?
— Я помню все, но причинно-следственную связь упорно не вижу. Ты решил дать мне отыграться за ту ночь, когда сам был пьян и обмотал меня лентами, или боялся, что, пока я нетрезв, я не смогу здраво оценить болевые ощущения, или ты хочешь, чтобы я предложил это, не вылакав предварительно пару десятков кувшинов «Улыбки Императора»?
— Все сразу? — неуверенно произносит Лань Хуань.
Цзян Чэн хмыкает.
— Зато я понял, насколько тебе было тяжело наутро, — легкомысленно добавляет Си Чэнь.
— Я был достаточно в себе, чтобы тебе не пришлось до этого самого утра лежать связанным.
— И я ценю это. Честно, даже не думал, что это может быть приятно. Я полагал, что сделал что-то ужасное тогда.
— Я же говорил, что все нормально. А теперь давай сюда свою ногу, я вижу у тебя на бедре след от веревки, — требует Цзян Чэн, — Да, давай на плечо, удобнее будет.
Цзян Чэн открыл баночку с мазью и, мельком поцеловав Лань Хуаня в голень, принялся аккуратно втирать в бедро мазь. Си Чэнь довольно выдохнул, чуть наморщив нос.
— Больно?
— В голень — щекотно, а бедру приятно, — честно говорит Лань Хуань. — Можешь не мазать, это не больно, давай-ка я лучше закину…
Собственно в таком положении их и застали Вэй Ин и Лань Чжань, когда пришли выяснять, был ли колокольчик оставлен в халате нарочно.
— О, прошу прощения, брат, — говорит Ван Цзи, и пытается за локоть утащить своего мужа отсюда. Все присутствующие чувствуют, что ситуация повторяется зеркально, ощущение дежавю и поворота колеса сансары не отпускает их. Вселенная стремится к энтропии, жизнь — иллюзия, а бытие — бессмысленно.
Впрочем, это уже другая история.
— Нет-нет, вы не мешаете, — машет рукой Си Чэнь, — Вань Инь просто помогает мне нанести целебную мазь… Если дело важное, я, пожалуй, оставлю вас наедине.
«Поговорите уже», — читалось на лице Цзэ У Цзюня.
— В таком положении меня часто любит Лань Чжань, вы уверены, что именно что лечитесь?
— Ты еще десять минут назад сесть не мог нормально, куда собрался?
Это Вэй Ин с Цзян Чэном говорят одновременно.
— Так, погоди, — замечает, наконец, Вэй У Сянь. — Так из вас двоих, ты его?.. — двигает бровями, — Цзян Чэн, не ожидал, честно. Я тобой горжусь!
— Свали!
— Если вам интересно, молодой господин Вэй, мы меняемся иногда, — сообщает Си Чэнь.
— Лань Хуань! Не разговаривай с ним об этом!
— Лань Чжань? А почему ты никогда не даешь мне побыть сверху?.. Ты давишь мою инициативу на корню! — возмущается Вэй Ин.
— Ты зачем сюда пришел? — переводит тему Цзян Чэн. Ему одинаково не хочется обсуждать свою личную жизнь и слушать, как обсуждают собственную Лань Ван Цзи и Вэй У Сянь. И особенно не хочется, чтобы Лань Хуань с вот этой вот невинной улыбкой болтал с Вэй Ином, при этом все еще сидя, забросив ногу на плечо Вань Иню. Он чувствовал, что на лице у него можно запросто приготовить обед из трех блюд: так оно пылает. А Лань Хуаню нормально: сидит вон, улыбается, прикрылся нижним халатом только. Вот что называется — гусуланьская выдержка: дружелюбно скалиться, даже если вас поймали в постели с мужчиной.
— Ах, да, я нашел твой колокольчик, который по случайности зацепился за мой халат, вот и пришел, вдруг ты его ищешь, сходя с ума от того, что потерял символ ордена…
— Это не было случайностью, а теперь проваливай, — перебивает Цзян Чэн.
— Что ты делаешь с утра у покоев моего дяди? — раздается голос Цзинь Лина, — Не хватило вчерашнего дебоша?
Все присутствующие замирают, понимая, в насколько неловком положении оказались главы орденов. При всем желании за те доли секунд, что Цзинь Лину понадобятся, чтобы дойти до спальни, они явно не успеют принять хоть немного приличный вид, максимум, отсесть друг от друга на некоторое расстояние.
— Ах, племянничек, я так по тебе соскучился, дай обласкаю, — тянет нараспев Вэй Ин, расставив руки для объятий и надвигаясь на юношу неотвратимо, словно неизбежная погибель.
— Извращенец, отойди от меня! — почти верещит Цзинь Лин, спасаясь бегством. Вэй У Сянь с гоготом бросается в погоню.
Лань Хуань с облегчением вздыхает и смотрит на Цзян Чэна, от которого инстинктивно отпрыгнул при звуках голоса Цзинь Лина. Хотя, казалось бы, какой теперь смысл прятаться.
Вань Инь смотрит на Ван Цзи, думая, есть ли смысл благодарить Вэй Ина через его муженька.
Лань Чжань смотрит своему муженьку вслед с видом покинутого щеночка, которому хотелось бы, чтобы обняли его (версия Си Чэня), или просто любуется одной из картин Лань Хуаня, висящей на стене за дверью (версия объективная, неправильная).
Очередная немая сцена.
— Ты это, — наконец, говорит Вань Инь второму нефриту. — Передай ему спасибо, он нас спас, хотя все в Облачных Глубинах и так уже все знают. Все равно спасибо. Не думаю, что Цзинь Лин справился бы с увиденным.
— Мгм.
— Лань Хуань, верни ногу на место, я еще с ней не закончил, — строго говорит Цзян Чэн, Цзэ У Цзюнь покорно вновь устраивает лодыжку на его плече.
— Вы ведь понимаете, что Вэй Ин просто уцепился за возможность посмеяться? — интересуется Ван Цзи.
— Разумеется. И он уже второй раз, специально или нет, прикрывает нас перед Цзинь Лином.
— Мгм.
Лань Чжань кивает брату и выходит.
***
Вэй у Сянь деловито прилаживал колокольчик к поясу. Потом, закрепив его достаточно прочно, покрутился перед Лань Чжанем, мол, зацени, хорошо ведь выгляжу. Колокольчик весело зазвенел.
— Ты ведь можешь заставить его затихнуть.
— Могу. Но зачем, я хочу позвенеть. Я не носил его столько лет, что мне хочется почувствовать, что он действительно на мне. Знаешь, колокольчики ведь дисциплинируют не хуже этих ваших лент, ты попробуй ходить бесшумно, не концентрируя энергию ци, чтобы они не звенели. Мадам Юй иногда развлекалась, обвешивая нас кучей звенящих штук, и мы должны были в темноте от нее прятаться, неумехи получали Цзы Дянем и путевку на наказание. С меня месяца три синяки не сходили, пока я не понял, как это делается и не научился прятаться.
— Не замечал, — хмыкает Ван Цзи.
— Ты вредный. Кстати, Лань Чжань, ты совсем не выглядел удивленным, ни ночью, ни с утра. Ну, что твой брат и Цзян Чэн встречаются, — припоминает Вэй Ин.
— Мгм.
— Как давно?
— Ты еще жив был.
— ЧТО??? — кричит Вэй Ин так, что спугивает стайку каких-то птиц на крыше соседнего дома. И Лань Ци Жэня, пытающего успокоиться после ночного безобразия. И еще Цзинь Лина, который откровенно не понимал, есть ли связь между тем, что дядя сквозь наглухо закрытую дверь попросил его не беспокоить, и тем, что Цзэ У Цзюня что-то сегодня не видно.
— Шум запрещен в Облачных глубинах, — сообщает Ван Цзи.
— Так заткни меня, — играет бровями Вэй у Сянь. — Или накажи.
Уже через пять минут Облачные Глубины наполнились новыми криками.
— Ай, Лань Чжань, я не это имел в виду, когда говорил про наказание! Не надо в зал предков! Лань Чжааааань! Не надо правил! Ну, Лаааань Чжань! Хань Гуан Цзюнь! Ван Цзи-сюн! Гэгэ, да послушай меня уже, наконец! Молодой господин Лань! Я не знаю, как тебя еще назвать, но хватит меня тащить! Я не хочу! Хвааааа!..
***
— А ты говорил, что вы не разрешили проблему, — качает головой Лань Хуань.
— Ты спрашивал, поговорили ли мы. Я ответил, что нет. Потому что я во время наших споров понял, что все равно скучал по этому недоумку, и подкинул ему колокольчик, когда тот заснул. Он все правильно понял, — пожимает плечами Цзян Чэн, мол, в следующий раз задавай правильные вопросы.
— Это так мило, Вань Инь. Мы с Ван Цзи тоже понимаем друг друга без слов.
— Ну, с твоим-то братом, у тебя просто не было выбора.
Раздавшийся за окном крик «ЧТО???» заставил их обоих вздрогнуть.
— Кажется, Ван Цзи сказал ему, сколько мы вместе, — предполагает Си Чэнь.
— Или Вэй Ин просто захотел поорать. Он ненавидит ваши правила, — фыркает Вань Инь. — А вообще, как твой дядя справится с тем, что нормальных племянников у него не осталось?
— Боюсь, у него нет выбора, — вздыхает Лань Хуань. — Я не думаю, что у нас с Ван Цзи были шансы устоять.
— Ты так говоришь, будто бы мы специально. Ты еще скажи, что твой отец скинул все обязанности на Лань Ци Жэня, чтобы не видеться с моим отцом, потому что боялся наброситься на него прямо при свидетелях, — хмыкает Цзян Чэн, аккуратно накладывая мазь на заднюю сторону шеи Си Чэня, цыкает, коря себя за ночную несдержанность, и целует выступающие позвонки, прикасается губами к синяку от укуса на плече.
Довольно тяжело быть осторожным, когда встречи бывают так редко, кто-нибудь из них вечно остается с располосованной ногтями спиной, кровоподтеками на бедрах, отпечатками пальцев, искусанными губами, которые саднят так, что обычная еда Пристани Лотоса становится орудием пыток, больше похоже на последствия долгой и изнурительной драки, нежели на акт любви. Для них нормально было наутро заниматься подсчетом и зализыванием ран (иногда даже буквально). Это, конечно же, не значило, что они специально друг друга мучили, просто даже сдержанному Лань Хуаню начисто сносило рассудок. О Цзян Чэне и говорить не стоило. Наверное, так продолжаться больше не могло. Но что можно сделать? Никто из них не имел наследников, что Юнь Мэн Цзян, что Гу Су Лань потеряли множество людей в свое время из-за ордена Ци Шань Вэнь, и во время аннигиляции солнца, и потом еще из-за Старейшины И Лин какое-то количество тоже погибло. Они не могли просто взять и уйти с постов, ни одновременно, ни по отдельности. Им просто не на кого толком было оставить орден. Си Чэню было немного проще, у него были брат и дядя, правда, первый ничем не лучше, а дядя уже не в том возрасте.
Лань Хуань улыбается шутке.
— Мой отец любил мою мать, но это, конечно же, не значило, что мы были счастливой семьей, видя мать раз в месяц, и отца, который не знал, куда деться от любви к ней, что отшельничал месяцами, не желая видеть нас, он не мог жить ни с ней, ни без нее. Наверное, это семейное, ну, влюбляться в тех, в кого не стоило. Но я не жалею. Только печально, что мы не можем себе позволить быть вместе открыто.
— Ну, мы в любой момент можем свихнуться и сбежать вдвоем, потому что все предпосылки у нас есть.
Си Чэнь выворачивается из легкой хватки: Цзян Чэн обнимал его со спины, удобно устроившись подбородком на плече, щекоча дыханием шею и кончик уха. Опрокидывает Вань Иня на простыни, нависая сверху.
— Скажи честно, в Пристани Лотоса этому учат?
— Чему, Лань Хуань? — со смешком интересуется Цзян Чэн, доверчиво смотрит, так, что от этого предельно открытого и откровенного взгляда даже больно. И это колючий, яростный и желчный Саньду Шеншоу? Не в силах выдержать этих искрящихся серых глаз, Си Чэнь зарывается носом в шею, мельком целуя и отчаянно желая приникнуть так, чтобы след не сходил еще несколько дней, но, увы, одежды ордена Юнь Мэн Цзян не предполагали высоких воротов, да и практичный Вань Инь собирал волосы так, чтобы они не мешались. В остальное время Лань Си Чэнь был благодарен форме ордена за возможность любоваться телом, хорошо так обтянутым подчеркивающими все, что надо, одеждами. Но в сокрытии следов любви было много проблем, что и выливалось в необходимость терпеть вот в такие моменты, когда Цзян Чэн, вроде, и смотрит спокойно, и даже не говорит ничего провокационного, а все равно каким-то образом умудряется быть зовущим и требовательным.
— Все всё равно уже знают, — говорит Вань Инь. — А в Юнь Мэне никто и рта не раскроет, да и мало ли. И ты не ответил на мой вопрос.
— Учат искушать даже святых.
— Ты не святой, — говорит Цзян Чэн. — Совсем не святой.
— Не спорю. Но в том, что даже если бы был, а все равно бы не устоял, я уверен.
Цзян Чэн хохочет, запрокинув голову, растрепанные — небеса, сколько времени уже, а они все из постели не выбирались, вопиющая праздность — волосы скользят змейками с шеи, обнажая ее, и Си Чэнь, последовав напоминанию Вань Иня о том, что скрываться больше нет смысла, по крайней мере, здесь, мягко кусает его в шею, нежно смыкает губы, целуя, пробегается языком, дурея от того, что не мог целовать, как хотел, уже сколько времени. Смех обрывается стоном. Прохладные пальцы обманчиво мягко ложатся на затылок, перебирая волосы: Лань Хуань знает, что попытайся он сейчас отстраниться, эти самые пальцы крепко сожмутся и не отпустят от себя.
— Кто знает, может, и учат, — уклончиво откликается Вань Инь хриплым голосом. — Но если кто тут кого и искусает, то только ты меня.
***
— Ты — ужасный человек, — шепчет Вэй Ин, пытаясь отдышаться.
— Ты сам сказал наказать тебя, — говорит Ван Цзи.
— Отнести в кроватку и хорошенько отлюбить, вот что я имел в виду, — дует щеки У Сянь, — Хотя твоя идея тоже ничего так, признаю. Нужно поздравить Старика, что мы «осквернили» еще и зал предков.
— Вэй Ин.
— Я! И кстати, спасибо, что отшлепал меня рукой, а не палками, — благодарит Вэй У Сянь. — Но теперь у меня все там горит, намажешь мне…
— Это было наказание, Вэй Ин.
— Ты — ужасный человек. Тогда попрошу Вэнь Нина. Он мне не откажет.
На лице Лань Чжаня почти ощутимо проступает раздражение.
— Нет.
— Ты не хочешь заботиться о своем супруге и мешаешь тем, кто это может сделать. Воистину, собака на сене. Ну Лань Чжааань, отнеси меня тогда на холодный источник, — канючит Вэй Ин, повисая на шее Ван Цзи.
— Пойдешь сам.
Вэй Ин надувает щеки и пристально смотрит на второго нефрита.
Лань Чжань вздыхает, берет его на руки, и несет в сторону цзинши: что бы ни говорил насчет наказания, а все равно ведь жалко. По пути они сталкиваются почти лоб в лоб с Лань Ци Жэнем. Учитель смотрит на храм предков, потом на супругов, снова на храм и обратно на них, вздыхает и глядит отчаянно-укоризненно. И не говоря ни слова, уходит.
Видимо, ночной выход из чулана Си Чэня просто добил его морально, не оставив никакого желания бороться с наводняющим Облачные Глубины развратом при участии обоих нефритов.
Вэй Ин и Лань Чжань переглядываются.
— Ну, по крайней мере, на второй свадьбе без невесты ему не придется гулять, — философски заключает Вэй У Сянь, — Они ж не смогут решить, кому оставлять пост главы ордена. Да и вообще, как они за столько лет умудрились спалиться только тебе, Лань Чжань?
— Брат сам рассказал мне.
— То есть, он пришел, и такой: доброе утро, Ван Цзи, приятного аппетита, я сплю с Цзян Вань Инем, хорошая погодка, не так ли?
— Не утрируй.
— А что? Судя по последствиям, не похоже, чтобы они были такими уж тихими и незаметными.
— Существуют глушащие звук талисманы, Вэй Ин, и отводящие внимание тоже.
Вэй Ин моргает недоуменно. Если есть такие вещи, так почему они никогда не…
— Да ты извращенец, Хань Гуан Цзюнь, неужели тебя возбуждает то, что все нас слышат и могут в любой момент обнаружить?
Ожидать, что этот человек хотя бы смутится, было глупо, но уши у него чуть заалели, а шаг ускорился.
— Хань Гуан Цзюнь, Хань Гуан Цзюнь, ты такой затейник, хотя я тебя понимаю, мне тоже хочется, чтобы весь мир знал, что Лань Чжань только мой. У моего гэгэ так уютно на руках, гэгэ, ах, гэгэ, — последнее Вэй У Сянь шепчет прямиком в ухо, ластясь, как кот, сыто улыбаясь и потираясь носом о висок, будто пытаясь ослабить и скинуть лобную ленту.
Ван Цзи издает неясный звук и под искренний веселый смех Вэй Ина, не выдержав, ныряет со своей драгоценной ношей в ближайшие кусты.
До цзинши они в очередной раз не дошли.
***
Ссылка на Оригинал :
https://ficbook.net/readfic/7331696