♠️13♠️
Проснулся я как обычно после таких бухаловок, а утро, честно говоря, вообще не радовало. Бошка трещала от бадуна так, будто в ней ночью пьяный барабанщик устроил концерт. Помню, что вчера с пацанами от души наливали, потом Лёха чуть не засветил, задел охранника, еле разрулил ситуацию. После все опять за стакан засели. Викторию Олеговну тоже помню, в клубе как-то не по себе стало, когда увидел. А потом, как кино оборвалось, все в кусках в голове всплывает. Но знал одно я точно – нахрюкался я крепко. Так самое интересное, не помню, когда успел так набухаться.
Мама с малой были на даче, и я могу валять дурака по полной. Нашёл в аптечке какие-то таблетки от головы, ждал пока отпустит, глаза на часы — а там уже полдень, блин, понедельник на дворе. Пришлось собраться, и, не важно как, но я должен был дотянуться до школы.
Выполз на улицу, на морде моей — настоящее похмелье, как в рекламе антипохмельного. Закурил, попытался собраться с мыслями. Шагаю по району, каждый встречный косится на меня как на марсианина. Ну и ладно, пусть глазеют.
До школы добрался, кое-как втиснул себя в рамки приличия. Сегодня как раз английский у Виктории Олеговны. Она, наверное, ещё помнит вчерашний вечер. Или не помнит? Черт его знает, что она там подумала, увидев меня пьяного.
Вот только в голове всё ещё бардак. Виктория, танцы, какие-то фразы... Эх, надеюсь, сегодня она не вспомнит вчерашнего или по крайней мере примет всё за плохой сон. Ну а я? Я как всегда, вроде как в зоне риска, но ведь это же привычка, правда? Жизнь на районе не прощает слабостей, а уж тем более не даёт забыть о них. Так что, в школу, на урок, глядишь, и голова прояснится.
Влетаю я на урок, и как бы не в тему — уже половина ушла. А тут на тебе, Виктория Олеговна ждёт у доски, готовая выстрелить вопросами. Начала чего-то бубнить на английском, я так, стою, чешу репу — секу, что мне там натравливают.
— Mr. Suvorov, why are you late and what happened to your appearance? (Суворов, посему вы опоздали и что случилось с вашим внешним видом?) — стреляет она, словно из пулемёта.
Так, ну начинается, из всего этого я вдуплил только то, что она меня мистером назвала, это типа мы на какой то новый уровень отношений переходим, или чё?
— Ээ... Чего? — выпаливаю я, глаза разбегаются, башка не варит. — Викусечка, да утро тяжёлое, знаете ли...
Виктория Олеговна тяжело вздыхает, всё ещё на своём английском:
— Please, take your seat now. (Пожалуйста, займите свое место)
Стало мне совсем не по себе. Обернулся к Серёге, что сидит у двери:
— Чё она от меня хочет, скажи?
— Садись уже, Суворов, — шепчет он.
А я всё никак не могу врубиться, вот она и переключилась на русский, взвизгнула чуть ли не на весь класс:
— Да сядь ты уже наконец, Суворов!
Я не растерялся, даже в такой ситуации нашёл чем ответить:
— А, ну теперь другое дело, вас понял, Викусечка Олеговна. — подхожу я к своему месту, еле тяну ноги, мимоходом метаю: — Только, пожалуйста, не орите так... А то у меня голова и так пищит, словно сигнал на переходе.
Класс в ауте, ржут. Ну а как иначе? Я ж говорю всё, как есть. Виктория только руки в боки взяла, и глаза её горят, словно угли в батарее.
— Мне надоели твои выходки, Суворов. С тобой мы после урока идём к директору.
«Ох, засада» — только и успел подумать я, опускаясь за свою парту. Ну что за день?
Когда раздался звонок на перемену, я, как завороженный, смотрел на дверь, готовый бежать, как только последний ученик скроется за её косяком. Но Виктория Олеговна, что там, со своими соколиными глазами, нацепила на меня взгляд, как ковбой на буйного мустанга.
— Суворов! Я тебе, по-моему, говорила, куда мы сейчас пойдем. Ты куда собрался?
Я обернулся, пытаясь выглядеть спокойно, но бошка моя, как в бочке с порохом, готова была взорваться от каждого шороха.
— Вик, ну ты чё, серьезно не видишь, как мне плохо? Включи свою женскую интуицию, ну.
Лицо её стало, как у статуи справедливости — жесткое и неумолимое. Нахлынули слова строгие, словно из учительского кодекса.
— Я не Вик для тебя, Суворов. Я не твоя подружка, чтобы ты обращался ко мне так фамильярно. Меня зовут Виктория Олеговна. Я не понимаю что происходит с твоим поведением. Вчера ты был в стельку пьян, а сегодня опаздываешь и выглядишь так, будто провел ночь в канаве. Ты был таким приятным парнем, когда пришел ко мне домой на чай. А сейчас? Это недопустимо, Саша. Ты переходишь все границы.
Я попытался защититься, но слова застряли где-то между желанием спать и отчаянным желанием выпить воды.
— Я ваще ничего не помню, что было вчера, Виктория Олеговна.
Она медленно вздохнула, словно сжимая в руках мои последние оправдания.
— Это к лучшему, что ты не помнишь. Но ты перегнул палку. Я начинаю беспокоиться, что наше общение выходит за рамки нормального учительско-ученического отношения.
Вот тут уж я уже понял что к чему и решил не отступать. Смотрю прямо в её глаза, и говорю:
— Знаете, Виктория Олеговна, я скажу вам честно, вы мне нравитесь. И не как училка, а просто как девушка. В вас есть что-то такое... Не знаю как объяснить.
Виктория на секунду замерла, словно пытаясь понять, это продолжение моих шалостей или я всерьез. Но я был намертво серьезен, чего и сам не ожидал.
Пока она в голове переваривала моё внезапное признание, я решил не сбавлять обороты.
— Слушай, Виктория Олеговна, я тут всё голову ломаю, — начал я, чувствуя, как мои слова витают в воздухе, словно дым от сигареты. — Как это ты так в моей башке засела, а? Ну ты чекни, даже не могу объяснить... Ты же училка, а я... Ну, ты знаешь, я такой, какой есть. Но чёрт возьми, ничего не могу поделать со своими чувствами. Ты вон как появляешься, и всё внутри переворачивается.
Она смотрела на меня, положив руку на висок, и тяжело вздохнула. Её взгляд был полон смешанных чувств, и я не мог понять, это разочарование во мне или какое-то внутреннее осознание.
— Иди уже, Суворов, — мягко проговорила она после паузы, которая показалась мне вечностью.
Я стоял там, словно привязанный. Надеялся на что-то ещё, на какой-то знак или слово, которое могло бы всё изменить. Но она не добавила ничего.
— Всё понял, Виктория Олеговна.
Я повернулся к выходу, стараясь держать лицо невозмутимым, хотя внутри бушевал настоящий ураган. Не показывая своего разочарования, я шагал по коридору, чувствуя, как каждый шаг отдаётся в сердце. Ну ничего, я же не из робкого десятка. Я найду ключик к её сердцу, как найти спрятанный клад. Главное, чтобы она не узнала о моей криминальной жизни, потому что тогда, наверное, чтоб я не делал и как из штанов не выпрыгивал, не подпустит она меня к себе и на метр.
Выходя из школы, я закурил, глубоко затягиваясь и выпуская дым, который словно вырывал из меня всю тяжесть этого разговора. Я должен был всё обдумать, разложить по полочкам.
«Ты чего, Санёк, сдался что ли?» — подумал я про себя. — «Ни фига себе, старик, так просто не сдаются».
С этими мыслями я шёл по району, каждый шаг придавал мне уверенности. «Может, она права, — размышлял я. — Может, мне стоит стать чуть серьёзнее, чтобы она увидела во мне не просто бунтаря, но и что-то большее».
Мысли о Виктории не давали мне покоя. Но чем больше я думал, тем яснее становилось, что это не просто влечение. Это что-то, что заставляет меня пересмотреть свои взгляды на жизнь, на отношения, на ответственность.
«Блин, ведь если подумать, она мне помогает стать лучше. И это странно, потому что никто не оказывал на меня такого влияния»,— мелькнуло в моих мыслях. «А что, если попытаться действительно заработать её уважение? Показать, что я могу иначе?».
Мои шаги привели меня к старому парку, где я часто бывал, когда хотел побыть один. Садясь на скамейку, я смотрел на голые ветви деревьев, играющие в танце ветра, и мне стало ясно: это будет непросто, это будет вызов. Но я готов попробовать. Потому что она стоит того, чтобы бороться.