8 глава «Срыв» 18+
Песни к этой главе:
Meg Myers — Desire 🩸
Скриптонит — Это любовь ☕️
____
Секунды тянулись, как веревка на петле.
Он не отпускал её запястье. Его пальцы стискивали её руку, не причиняя боли, не демонстрируя: он контролирует. Пока.
❖ ── ✦ ──『✙』── ✦ ── ❖
Секунды тянулись, как верёвка на петле.
Он не отпускал её запястье. Его пальцы стискивали её руку, не причиняя боли, но демонстрируя: он контролирует. Пока.
— Думаешь, ты выиграла? — прошипел он. Его голос дрожал, как будто внутри него кипела ярость. — Думаешь, эта пощёчина сделала тебя сильной?
— Нет, — хрипло ответила она. — Она показала, насколько вы... трещите по швам.
Он резко отпустил её и сделал шаг назад. Пальцы сжались в кулаки.
— Ты не понимаешь, что творишь.
— Вы сами давно не понимаете, что творите, Господин Прайм — Она выделила это с ядом. — Прячете боль за агрессией. Хороните страх под самодовольством.
Он развернулся, со злостью ударил кулаком по стене. Звук был глухим, гневным. Эвелин вздрогнула, но не сдвинулась с места.
— Они все... верят в меня, — сказал он, спиной к ней. Голос стал хриплым. — А я... я, чёрт возьми, живу во лжи, которая уже гниёт изнутри.
Она молчала. Он обернулся, глаза — налитые яростью и усталостью одновременно.
— Я построил это всё. Я спас Иакон. Я дал способ добывать им Энергон, безопасность, порядок. Они молятся на меня. А я... — он выдохнул. — Я предал каждого, кто верил во что-то большее.
Тишина. Она смотрела на него. Впервые — по-настоящему. Не как на самодовольного альфа-самца. А как на человека, задыхающегося под весом собственного величия.
Он шагнул ближе. Угроза исчезла. Остался срыв.
— А ты, ты приходишь сюда со своими холодными глазами, с этим чёртовым дерзким тоном... и копаешься под кожей. Словно хочешь вытащить всё наружу. Сделать так, чтоб я... сломался.
— Нет, — мягко ответила она. — Я хочу увидеть, кто вы на самом деле... не вот этот фасад из харизмы и приказов. А тот, кто ночью не может уснуть.
Он подошёл ближе. Их лбы почти соприкоснулись.
— Я опасен, Эвелин. Я разрушу всё, к чему прикасаюсь. Ты не хочешь быть рядом со мной.
— Я уже рядом.
Мгновение. Безумно хрупкое. Без права на ошибку. Между ними больше не было роли начальника и подчинённой. Только два человека. Один — на краю бездны. Вторая — та, кто может подтолкнуть... или вытащить.
И он, наконец, прошептал:
— Не уходи. Сейчас. Просто... останься.
Она не ответила. Только медленно потянулась, убрала прядь с его лба — будто впервые прикоснулась к нему по-настоящему.
И он, впервые за долгое, слишком долгое время, закрыл глаза — позволив себе быть не Сентинелом-Праймом, а просто... Сентинелом.
Кабинет погрузился в полумрак. Тусклый свет лампы отражался в стеклянных стенах, словно запирая их внутри этой эмоциональной клетки.
Сентинел сидел на краю дивана, локти на коленях, пальцы сцеплены. Его волосы немного растрёпаны, лицо — уставшее, незащищённое. Такой его никто ещё не видел. Никто и не должен был.
Эвелин молча принесла одеяло и бросила его рядом.
— Не думала, что останусь тут на ночь, — тихо пробормотала она, присаживаясь напротив, на кресло. — Но, видимо, вы умеете удивлять.
Он усмехнулся, без злости.
— Я умею ломать. А не удивлять.
— Сегодня вы трещите, а не ломаете. Это немного другое.
Молчание. Долгое, тёплое, тяжёлое.
Она стянула пиджак, осталась в простой белой рубашке. Волосы растрепались. Босиком. С кружкой воды в руках. Без строгого вида. Без брони.
Он вдруг сказал, будто сам с собой:
— Знаешь, почему я всегда груб с тобой?
Она взглянула на него спокойно:
— Потому что боитесь, что я слишком близко.
Он повернул голову. Долго смотрел. Слишком долго. Она выдержала взгляд.
— Ты ведь могла бы уволиться. Уйти. Послать меня к чёрту и забыть, что работала на ублюдка, который... не стоит твоего терпения.
— Могла бы, — согласилась она. — Но вы почему-то не выгоняете меня, несмотря на все мои дерзости.
Он усмехнулся.
— Потому что впервые за долгое время я... слышу.
Пауза.
— Не просто подчинённых. А голос, который... долбит по черепу. Не даёт забыться.
Она подошла ближе. Присела рядом на ковёр. Спина к дивану. Между ними оставалось сантиметров тридцать — но в этом расстоянии было всё. Осторожность. Сдержанность. Страх, что стоит прикоснуться — и треснет что-то важное.
— Я не спрашиваю, что вы скрываете, — сказала она. — Но вам когда-нибудь надоест носить этот маскарад?
Он не ответил сразу.
— Я боюсь... если её снять, там уже ничего не останется.
Её пальцы едва заметно сжались. Но голос остался спокойным:
— А если останется... вы будете знать, что это — настоящее.
Он медленно перевёл взгляд на неё.
— Ты страшная женщина, Эвелин.
— Не страшнее вас, Сентинел.
Они смотрели друг на друга. Долго. Без улыбок. Без флирта. Просто — будто пытаясь прочитать всё то, что словами не скажешь.
И потом... он сел на пол рядом. Бок к боку.
Ни прикосновений. Ни страсти. Только тишина и два сердца, бьющихся рядом.
Ночь тянулась. Впервые — спокойная. Без масок. Без войны.
И он вдруг сказал едва слышно:
— Спасибо, что осталась.
Она не ответила. Только склонилась к его плечу. Тихо. Осторожно.
И он не оттолкнул.
Они сидели бок о бок. Он смотрел в пол. Она — в бокал с водой, который держала двумя руками, будто цепляясь за последнюю грань спокойствия.
Сентинел первым нарушил тишину:
— У тебя руки дрожат.
— Это... — она выдохнула. — Не от страха.
Он резко повернулся к ней. Взгляд — напряжённый, хищный, будто её слова пробили что-то внутри.
— Тогда от чего?
Она встретилась с ним взглядом.
Глаза — зелёные, полные тяжёлого, затопленного желания, которое слишком долго пряталось под самообладанием.
— От вас.
Молчание. Напряжение — как натянутая струна. Стоило дёрнуть — и сорвётся.
Он медленно наклонился ближе, дыхание стало слышно.
— Скажи, что не хочешь, — прошептал он. — И я уйду. Сейчас же.
— Я бы соврала, — едва слышно выдохнула она.
И в следующую секунду — всё треснуло.
Он схватил её за лицо, грубо, жадно, не оставляя ни шанса уйти. Губы сомкнулись резко, почти яростно — поцелуй не был нежным. Он был голодным. Сломанным. И каким-то отчаянным.
Она ответила — так же. Неосторожно. Без страха. Пальцы запутались в его волосах. Он притянул её к себе, усадив на колени. Она дышала в его рот, задыхаясь от этого нарастающего жара.
— Твою мать... — прошипел он, отрываясь от её губ. — Ты понятия не имеешь, что со мной делаешь.
— А вы — что делаете со мной, — выдохнула она, не отпуская его затылок.
Он провёл рукой по её бедру, легко, будто проверяя — насколько она позволит. Она не остановила. Только выгнулась к нему, как по инстинкту.
— Мы не должны, — сказал он. Но пальцы уже скользнули под край её рубашки. — Мы просто... не должны.
— А вы всегда делаете только то, что должны?
Он зарычал и снова поцеловал её, сильнее, с размаханной жадностью, будто каждое прикосновение — последнее. Она стонала в его губы, терялась в его руках. Но...
Он остановился. Резко. Вдруг. Как будто тормоза в голове ударили больнее, чем страсть в теле.
— Нет. Пока нет, — прошептал он, тяжело дыша. — Если я пойду дальше — уже не остановлюсь. А ты... ты этого пока не хочешь так, как думаешь.
Она молчала. Только смотрела — в его глаза. И не пряталась.
— Хорошо, — тихо сказала. — Я подожду. Когда вы будете готовы.
Он сжал её руку, крепко, будто клялся без слов.
— Не заставляй меня слишком долго.
И они остались — рядом. Дыхание всё ещё сбито. Губы припухшие от поцелуев. Пальцы всё ещё дрожат.
Но... в этот раз — это была не слабость. Это было начало чего-то неизбежного.
Он снова притянул её к себе — не рывком, а с той жадной осторожностью, как будто боялся, что если даст себе слабину, уже не отпустит.
— Ты не понимаешь... — прохрипел он, обхватив её за талию. — Я держусь. Каждый день. Каждую ночь. Держусь, чтобы не сорваться.
Её пальцы сжались на его плечах. Губы чуть приоткрыты, дыхание горячее, сбивчивое.
— Так не держитесь, — выдохнула она.
Всё сорвалось. Он прижал её к себе, одним движением усадив обратно на колени, и вцепился в поцелуй, который уже не сдерживал ни вины, ни страха. Он был яростный. Нуждающийся. Трепещущий на грани безумия. Она отвечала, срываясь на всхлипы между вдохами. Пальцы Сентинела прошлись по её спине, крепко, по-хозяйски, но с дрожью — не от желания доминировать, а от того, что он не может иначе.
Он закинул голову назад, едва оторвавшись от её губ.
— Чёрт... ты сносишь мне голову.
— Хорошо, — прошептала она, целуя его шею, оставляя следы — как метки на чужой коже. — Потому что вы... сносите мою.
Он запустил руку в её волосы, немного оттянул, заставляя её посмотреть в глаза.
— Ты уверена? — спросил хрипло, опасно, но не грубо. — Последний шанс сказать "нет".
Она смотрела прямо, без капли сомнений. Её голос дрогнул, но слова — нет:
— Да. Уверена.
Он накрыл её губы снова. Теперь уже без пауз, без слов, без шагов назад. Всё, что было сдержано — взорвалось в этот миг. Их тела прижались друг к другу, словно давно искали этой близости. Она выгнулась в его руках, впуская, позволяя, поддаваясь. Он держал её крепко, прижимал к себе всем телом, как будто боялся, что она исчезнет, если он ослабит хватку хоть на секунду.
Она целовала его пальцы, грудь, шею. Он обхватывал её бёдра, прижимая сильнее, не оставляя между ними ни пространства, ни воздуха.
— Эвелин, — прошептал он ей в ухо, по-особому, по-настоящему. — Ты не представляешь, как долго я это сдерживал.
— Тогда... — она смотрела в его глаза, пока всё внутри дрожало от жара, — больше не надо.
И они исчезли в этой ночи.
Без приказов.
Без статуса.
Без масок.
Просто он — и она.
Страсть — как исповедь.
Прикосновения — как откровение.
И всё это — на фоне тишины, которая впервые не была одинокой.
Его руки крепко сжали талию Эвелин, притягивая ближе. Она замерла на миг, удивлённая такой внезапной решительностью, но не отстранилась. В её взгляде сквозил и страх, и ожидание — смесь, которую он почувствовал каждой клеткой.
Медленно, осторожно, он провёл ладонью по её спине, скользя под ткань рубашки, холодок пробежал по коже от прикосновения. Она глубоко вздохнула, и в этом вздохе было всё — нерешительность, напряжение и желание одновременно.
Его пальцы без лишних слов сняли рубашку, оставляя Эвелин обнажённой перед ним. Свет комнаты мягко играл на её коже, словно приглашая его внимательнее рассмотреть каждую линию, каждый изгиб.
Он прикрыл глаза и склонился к её шее, губы оставили нежные, но горячие следы, словно обжигая её изнутри. Сердце застучало быстрее, кровь пульсировала в венах, а время будто замедлилось.
Плавно, но уверенно, Сентинел начал приближаться к грани, которую они долго боялись переступить. Его руки осторожно, но твёрдо держали её, словно пытаясь сохранить баланс между силой и нежностью.
Когда их тела слились, и он начал входить в неё, всё вокруг перестало существовать — остались только они, их дыхание, и взаимное понимание того, что этот момент — переход к чему-то новому. Его движения были неспешными, проникновенными, словно он хотел запомнить каждую секунду.
Эвелин закрыла глаза, отпуская страх и сомнения, позволяя себе почувствовать настоящее. Их тела говорили без слов, открывая самые сокровенные грани друг друга.
Сентинел чувствовал, как с каждой секундой его контроль над собой слабеет, уступая место искренности и эмоциям, которые он долго прятал под маской харизмы и самоуверенности.
Это был срыв — горький, болезненный, но невероятно правдивый.
ⵈ━══════╗◊╔══════━ⵈ
Ух.. какие эмоции, аж не описать. Надеюсь глава вам зашла, но.. Что будет дальше? Они будут жалеть об этой ночи? Они должны забудут об этом? Узнаете в следующих главах. Жду ваших эмоций в отзывах!!