Часть II. Глава 24
II.
Правда всегда отважна.
Диккенс Ч.
24.
Нужно быть действительно уверенным в себе, чтобы не бояться узнавать то, что от нас скрывают. Ведь каждый раз, как я узнаю что-то новое, я начинаю ещё больше жалеть о том, что вообще начала всё это. Я понимаю, что могу быть не готова к тому, как дела обстоят на самом деле.
Я смотрю на записки и теперь уже точно убеждаюсь в том, что у отца была жизнь, о которой мы ничего не знали. И убийце об этом известно. Что ещё мог скрывать от нас отец, если не рассказал о членстве в благотворительной организации? Ведь это не было чем-то запрещённым. Или было? Что не так с этой организацией, если трое её членов уже мертвы? Неужели это связано или просто совпадение? Угрожает ли отцу Джесси опасность? Совершил ли мой отец с друзьями что-то страшное?
С тех пор, как я расшифровала аббревиатуру СЭ, меня преследуют бесконечные вопросы, на которые у меня нет ответов. Легче не стало. Я не знаю имени убийцы, но осмеливаюсь предположить, что он – один из трёх оставшихся в живых членов фонда, один из них – отец девушки, которая могла бы стать моей подругой, девушки, которая, одна из немногих, помогла мне. Неужели с Джесси мне придётся пройти через всё то, через что я прошла с Джосом? Ведь я так долго была уверена в виновности его отца. Хотя нельзя отметать и этот вариант. Шериф что-то знает, и это давно не просто догадка, а факт.
Несколько дней я пытаюсь найти в интернете хоть какую-то дополнительную информацию о фонде «Спасём Энни», но, кроме краткого описания, ничего не нахожу. Он не был особенно популярным и перестал функционировать через некоторое время после папиной смерти. Должно быть, смерть двух членов фонда подкосила всю систему. Я думаю, что Энди Ройстон мог свободно финансировать работу фонда, Пол Эткинс делал бесплатные операции, Питер Смолл, отец Джесси, владел небольшой фармацевтической фирмой и мог поставлять лекарства в благотворительных целях. Но что делал мой отец? Он умел лишь играть на скрипке, охотиться, ориентироваться на местности. Он не был богат, совершенно не разбирался в медицине, не был психологом. Какова была его роль? Или я чего-то не знаю о нём?
Вопросов становится всё больше и больше, а я не могу ответить для себя на главный из них: «Кем был мой отец?»
Спустя неделю я решаю вернуться в школу. Точнее, за меня это решает социальная служба, так как такие частые прогулы, по их мнению, не принесут нам ничего хорошего. Меньше всего я сейчас хочу, чтобы представители службы решили, что тётя Мирта плохо с нами справляется. Если нас заберут из дома, а ещё и разлучат, никто из нас троих этого не выдержит.
У крыльца моего дома меня ждёт Джос. На нём джинсы, клетчатая фланелевая рубашка нараспашку, под ней белая облегающая футболка. Раньше я мало обращала внимание на внешний вид парня, но сегодня вдруг подумала о том, насколько он привлекателен в таком простом образе. Я невольно улыбаюсь.
– Понести твой рюкзак? – спрашивает Джос, а я демонстративно хмурюсь.
– Хватит уже и того, что ты будешь сопровождать меня в школу, как маленькую девочку. Не пытайся ухудшить эту ситуацию, – отвечаю я, а парень смеётся.
– Я просто больше не хочу прогуливать уроки, оказывая тебе медицинскую помощь после поединка, – говорит Джос довольно серьёзным голосом, но всё равно улыбается.
– Едва ли это можно назвать поединком, – отвечаю я шуткой. – Силы были неравны. Ты же помнишь, как я их всех побила.
– О да! – подыгрывает мне парень. – Ты была великолепна. Такое сложно забыть.
Когда мы подходим к школе, меня переполняет тревога. Не то чтобы я боялась кого-то, просто вся эта ситуация мне не нравится. Джос будто чувствует это и берёт меня за руку.
О чём я думаю, когда захожу в школу за руку с парнем-красавцем? О том, что к аресту и попытке самоубийства моей матери добавится ещё и мой роман с сыном шерифа. Роман, которого нет.
– Ты не боишься, что тебя осудят за дружбу со мной? – спрашиваю я Джоса.
– Могу спросить у тебя то же самое, – отвечает он мне, и я понимаю, о чём он говорит. Только разница в том, что обо мне уже и так слишком много сплетничают, ещё одна новость не будет такой уж значимой.
– Мне плевать, – говорю я, а парень улыбается.
– В точку, – произносит он.
Джос таскается со мной за руку целый день. Он ходит даже на французский и географию, куда не был записан. Мисс Вейли пытается его выгнать, но парень непреклонен. Домой я возвращаюсь целая и невредимая. Мы с Джосом долго сидим на заднем дворе и обсуждаем сегодняшний день.
– Мне понравилось быть твоим телохранителем, – говорит парень и улыбается так искренне, что я покрываюсь мурашками.
– Мне тоже понравилось, – отвечаю я кратко. – Но завтра я буду ходить на уроки одна. Не пойми меня неправильно, но я смогу справиться, а тебе нельзя пропускать химию. Не прощу себе, если из-за меня ты не поступишь в колледж.
– Я часто думаю, – говорит мне Джос, – что будет, когда я поступлю. Мне придётся уехать за сотни километров, и я больше не смогу защитить тебя, задержаться на крыше сарая, не увижу в твоих руках скрипку. Я часто думаю, что мне не так уж и нужен этот колледж, не так уж и нужна эта стипендия, если ты останешься здесь одна, и больше никто не нарушит твоё одиночество, больше никто не возьмёт тебя за руку.
Я слушаю парня, словно зачарованная. Моё сердце переполняется благодарностью и нежностью, и я не знаю, чего во мне больше. Я не понимаю, что чувствую, не знаю, имею ли право чувствовать это, могу ли сомневаться. Ещё недавно мы с ним всё прояснили и договорились быть друзьями без всяких неловкостей, и вот я сижу на заднем дворе своего дома, смотрю на парня и неожиданно для самой себя накрываю своей ладонью его руку.
– Ты уже и так спас меня. Спас тысячу раз, Джос, – говорю я ему. – Не заставляй меня чувствовать себя виноватой за то, что сломала твою мечту.
– А может, ты ничего не знаешь о моей мечте? – полушёпотом спрашивает парень и смотрит мне в глаза.
– Может, – ещё тише отвечаю я, а после подвигаюсь ближе и целую Джоса. Его губы горячие и сладкие, но мне почему-то невероятно горько. Джос не спешит прерывать поцелуй, и я не делаю этого. Спустя пару секунд я чувствую солоноватый привкус и понимаю, что плачу. Джос отстраняется, берет моё лицо в свои руки и смотрит мне прямо в глаза.
– Прости, – шепчу я еле слышно. – Мне не следовало.
– Тебе не следовало плакать, – отвечает Джос и вытирает мои слёзы большим пальцем. – Эммелин Ллойд, – размеренно произносит парень, – я тебя люблю.
– Джос, – только и могу вымолвить я. У меня закончились слова, закончился воздух. Я понимаю, что мы оба непростительно ошибаемся, мы оба это понимаем, но настойчиво продолжаем.
– Ты не должна ничего отвечать, – говорит парень и едва касается своими губами моих губ. – Я просто хочу запомнить этот момент. Твоё лицо в мои ладонях, вкус твоих губ. Пусть это так банально, Эммелин, но я хочу это запомнить на всю жизнь, чтобы больше никогда не сорваться и снова всё не испортить.
– Я не думаю, что ты, – начинаю я, но парень прикладывает палец к моим губам.
– Тщщщ, – шепчет он. – Давай сделаем вид, что мы оба невероятно пьяны сегодня, а завтра всё будет так, как было раньше. Словно этого никогда не было.
Джос проводит рукой по моей щеке, встаёт и уходит. Я долго смотрю ему вслед. Вся проблема в том, что это было, и этого теперь не забыть.
Я захожу в дом и сразу же направляюсь в свою комнату, но голос тёти меня останавливает.
– Как прошёл день? – спрашивает она из гостиной. Я оборачиваюсь, чтобы ответить, и замечаю, что дверь в подвал приоткрыта.
– Там кто-то есть? – спрашиваю я у тёти, она отрицательно качает головой.
– Проблемы с трубой, – говорит она. – Немного затопило пол, я открыла дверь, чтобы там всё просохло.
– Ты вызвала сантехника?
– Да, он ушёл пару часов назад. Теперь всё в порядке.
– Папины вещи не намокли? – спрашиваю я обеспокоенно.
– Всё в порядке, милая, – повторяет тётя, хотя я с ней совершенно не согласна.
Я провожу несколько часов за компьютером, пытаясь найти что-нибудь о фонде Энди Ройстона, после сканирую фотографию всех членов фонда и ищу по ней, но поисковик выдаёт лишь фотографии Ройстона и изредка Эткинса. Больше ничьих лиц в интернете нет. Я окончательно убеждаюсь, что так просто мне ничего не узнать.
Когда я устаю от бесполезного поиска информации и угрызений совести из-за Джоса, я решаю спуститься в подвал проверить, все ли вещи в порядке.
Судя по всему, воды было много, но тётя всё убрала. Я замечаю лужу лишь у самой нижней ступеньки и пытаюсь понять, откуда там взялась вода. В голову сразу лезут бредовые идеи о скрытых ящиках и тайниках, но я понимаю, что всё это глупо. Все мы сотни раз видели эту лестницу и не могли бы не заметить что-то странное. Я присматриваюсь к нижней ступеньке и отмечаю про себя, что дощечки прибиты несколько иначе, чем все остальные. Отличаются гвозди и то, насколько аккуратно всё сделано. Сначала я ругаю себя за то, что выдумываю приключения на пустом месте, а потом решаю, что ничего не теряю и иду искать гвоздодёр.
Я вкладываю все силы,всю свою злость и отчаяние в то, чтобы отодрать гвозди от нижней ступеньки.Дощечка падает и вместе с ней падает и разбивается моё сердце. Я вижу толстуюпапку с промокшими насквозь бумагами и молю Бога, чтобы это оказались какие-тобезобидные документы. Но когда я замечаю буквы СЭ на первой странице папки, японимаю, что моему отцу на самом деле было что скрывать.