Глава 22
Нам с Хиксом понадобилось десять лет, чтобы спустя тысячу приключений, детских заговоров, подростковых развлечений, секретов и тайных писем, понимания и дружбы, всерьёз поругаться. И это не была та ссора, после которой люди быстро успокаиваются и мирятся. Это был тот самый случай, когда мы оба не знали, что будет дальше. И дело было не в обычной обиде.
Мне было пятнадцать. Прошло всего пару дней со дня годовщины папиной смерти. Я по своему обычаю злилась на маму, скорбела по отцу и совершенно не думала о маньяке-убийце. Однако однажды утром на пороге дома я обнаружила третью записку от человека, о котором ничего не знала, кроме того, что именно он убил моего отца.
Я замерла на пороге, держа в дрожащих руках листочек бумаги, и не решалась его прочесть. Страх и боль настолько смешались во мне, что я не могла отделить одно от другого. Я взяла рюкзак, быстро попрощалась с мамой и, не дожидаясь автобуса, побежала в своё укромное место. Я не могла думать о школе, уроках и чём-то ещё, кроме этого клочка бумаги.
Я сидела на крыше сарая и раз за разом перечитывала те несколько предложений, в которых, как мне казалось, был какой-то особенный смысл.
«Дорогая Эммелин!
Если человек не может справиться с заданием в открытую, он использует хитрые приёмы. Иногда, чтобы добраться куда-то, нужно использовать подземные ходы. И не стоит бояться, что там живёт монстр, ведь ты уже большая. Однако будь осторожна. Там может оказаться что-то пострашнее рогатого чудища, там может быть правда.
СЭ»
Буквы сливались воедино, и я с трудом различала слова, хотя успела выучить записку наизусть. Перед глазами всё плыло, и я слабо соображала. Мне нужно было найти хоть какой-то смысл, но я не могла. Я вообще ничего не могла сделать.
Когда я вернулась домой, там меня ждала разъярённая мама. Она еще не произнесла ни слова, но только по выражению её лица я всё поняла. За много лет я научилась различать все её эмоции, а злость я знала особенно хорошо, ведь её я видела чаще, чем что-либо ещё.
– Ты не на работе? – спросила я как ни в чём ни бывало. Мама готова была взорваться.
– Где ты была? – строго спросила она меня.
– Глупый вопрос, – я пожала плечами. – В школе. А ты почему дома так рано?
– Это не твоё дело, – крикнула мама. – Где ты была? Сколько ещё ты будешь прогуливать школу?
Не желая отвечать на вопрос, я быстро поднялась наверх в свою комнату, но мама не сдавалась.
– Ответь на мой вопрос! – крикнула она, забежав в комнату. – Сколько это будет продолжаться?
– А сколько ты будешь кричать на меня, даже не удосужившись нормально поговорить?
Я бросила рюкзак на пол и полезла под кровать за скрипкой.
– Куда ты снова собираешься? – в очередной раз крикнула мама, а я поморщилась. У меня начинала болеть голова, я тоже злилась, ведь мама даже не знала, насколько тяжело мне было хранить тайну об этих записках, не иметь возможности разобраться во всём, что происходит, бояться изо дня в день.
– У меня репетиция, – ответила я как можно равнодушнее. Я не хотела ругаться с мамой, но прекрасно понимала, что этого уже не избежать.
– Ты никуда не пойдёшь, пока не объяснишь мне причину своего поведения, – ответила мама и скрестила руки на груди.
– А ты не услышишь ни слова, пока не объяснишь причину своего поведения, – спародировала я её и усмехнулась.
Мама молчала около минуты и просто смотрела на меня. Я гадала, о чём же она думает, насколько ожесточённо борются в ней чувство любви и чувство ненависти к своей дочери.
– Пока ты живёшь в моём доме, ты должна следовать моим правилам, – уже спокойнее произнесла мама.
– Значит, всё просто, – я пожала плечами. – Мне нужно просто перестать жить в твоём доме.
– Попробуй, – ответила мама и вышла из моей комнаты.
Такое спокойствие меня удивило. Я на секунду подумала, что мама сдалась, но я её недооценила. Пока я собиралась на репетицию, мама вернулась с ключом в руках, демонстративно показала мне его, не произнося ни слова, и, закрыв дверь в мою комнату, заперла её на ключ. У меня из рук выпали все вещи. Сказать, что я была удивлена – ничего не сказать, хотя, казалось бы, пора было привыкнуть ко всем маминым выходкам. Собственно, как и ей к моим.
Я часто думала об этом случае после и понимала, что в более старшем возрасте я бы так не поступила, но тогда во мне играла обида на маму, непокорность, желание оставить последнее слово за собой, сделать маме больно.
Я освободила рюкзак от учебников, закинула в него пару кофт, телефон, плеер, забрала пару фотографий папы, Глэна и Сади, и, забросив рюкзак на плечи, открыла окно. Неужели мама действительно не думала о том, что я могу сбежать? Моя комната на втором этаже, а это значит, что выбраться на улицу не составляет большого труда.
Я не знала, куда именно мне идти, но оставаться дома я не хотела. Друзей у меня никогда не было, денег тоже было немного. Я шла, куда глаза глядят, и сама не заметила, как дошла до леса. Здесь город заканчивался, дальше была дорога до Хаммонда и густой лес. Идея идти вдоль дороги казалась мне более опасной, чем пойти по лесу, поэтому я выбрала второй вариант. Я всегда хорошо ориентировалась в лесу, поэтому достаточно долго успешно справлялась, однако через пару часов я поняла, что погорячилась. Я не смогу жить в этом лесу вечно, а идти мне больше некуда. Рано или поздно придётся вернуться домой. Я боялась этого. Смогу ли я посмотреть маме в глаза? Смогу ли потом жить с ней по-прежнему? Хотя мы пережили уже достаточно много.
Когда начало темнеть, я испугалась не на шутку. Мне больше не хотелось строить из себя смелого борца за справедливость, но возвращаться домой было стыдно. Ночь выдалась невероятно холодной, я даже не знала, чего мне хотелось больше: согреться или поесть, благо вода у меня была с собой, но она закончилась тоже быстро. Как только рассвело, я пошла обратно. Будь что будет. Домой я вернулась к вечеру. Как только подошла, увидела полицейскую машину, десяток незнакомых человек. Моя мать подняла на ноги всех, обратилась в полицию, организовала поисковые группы.
Когда мама меня увидела, она улыбнулась и не произнесла ни слова. Я вошла в дом, обняла сестру и брата, поднялась в комнату и упала на кровать, ведь устала не на шутку. Когда полиция и волонтёры уехали, мама вернулась домой, а вместе с ней пришёл и Хикс. Он молча прошёл по моей комнате и положил на прикроватную тумбу браслет. Когда-то мы обменялись одинаковыми браслетами в знак вечной дружбы.
– Что это значит? – спросила я, Хикс пожал плечами.
– Разве непонятно, – ответил он спокойно. – Ты больше не мой друг. Не хочу иметь ничего общего с тобой с этого дня.
– Хикс, зачем ты так говоришь? – спросила я и поняла, что сейчас заплачу. Кого я действительно всегда боялась потерять, так это своего кузена.
– А зачем ты так поступаешь? – спросил он, и я заметила, как дрожит его голос. Ему тоже с трудом давались эти слова. – Ты чуть ли не доводишь себя до анорексии, режешь вены, сбегаешь из дома. Ты бросаешь меня раз за разом. Да что там меня, ты бросаешь своих сестру и брата, свою мать!
– Вот она будет только рада, если меня не станет, – с обидой отвечаю я.
– Откуда у тебя такие мысли? Она твоя мать! Она тебя любит! – крикнул Хикс, и я вздрогнула. Кузен никогда не кричал на меня, я даже не знала, что он так умеет. – Ты считаешь, что все тебя ненавидят? Что всем будет лучше, если тебя не станет?
– А разве нет? – тихо спросила я, и тут же из глаз покатились слёзы. Хикс попал своими словами прямо в цель.
– А знаешь, ты права, – ответил парень всё с той же дрожью в голосе. – Мне стало бы легче, если бы ты не вернулась. Потому что потерять тебя один раз не так больно, как терять тебя раз за разом, бояться, что это повторится, что ты ничем не сможешь помочь!
Я увидела, что глаза Хикса тоже наполнились слезами, но он сдержался. Он всегда был сильным, намного сильнее меня.
– Хикс, – только и вымолвила я и, подойдя ближе к брату, обняла его. Около минуты парень стоял без движения, я слышала стук его сердца и чувствовала запах его футболки.
Наконец, парень сдался. Он крепко обнял меня в ответ и поцеловал в макушку, как всегда. Это должно было меня успокоить, но я только сильнее разрыдалась.
– Ты могла прийти ко мне, – прошептал Хикс. – Ты всегда можешь прийти ко мне. Когда же ты поймёшь это? Я – рядом с тобой!
– Прости, – тихо ответила я, но была уверена, что брат этого не услышал.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем я успокоилась. Мы сидели на полу и молчали. Я крутила в руках браслет Хикса, а после молча протянула его брату. Хикс не спешил взять его обратно.
– Я больше этого не выдержу, Эммелин, – сказал он мне. – Это был последний раз, когда я попытался понять тебя. Больше я не прощу тебя.
– Больше я так не поступлю, – ответила я Хиксу, и он сдержанно улыбнулся, а после всё же забрал свой браслет.
Когда брат ушёл, ко мне в комнату пришла мама. Мы долго молчали, я была готова к любому скандалу, но когда я подняла глаза на маму, то поняла, что она плачет.
– Ты действительно считаешь, что мне без тебя будет лучше? – спросила она у меня, и я вся покрылась мурашками. В груди что-то кольнуло, и я поняла, что меня мучает чувство вины.
– В твоей жизни стало бы меньше ссор и испорченных нервов, – ответила я маме, а она покачала головой. Потом она села на кровать рядом со мной, посмотрела мне в глаза и провела рукой по моей щеке. На секунду я подумала, что всё было не зря. Ради такого момента я готова была мёрзнуть в лесу хоть неделю, ведь нет ничего ценнее, чем мамина ладонь на твоей щеке, нет ничего ценнее маминой нежности.
– Тогда в моей жизни стало бы меньше счастья, – ответила мне мама и поцеловала меня в щеку.
С того дня всё изменилось. Мы с мамой не стали идеальными и продолжали часто ссориться, но всё было иначе. Она больше не поднимала на меня руку, не шантажировала, не запирала, а я больше не сбегала и не желала, чтобы мама умерла вместо отца. Ведь мама всегда была тем человеком, который может поднять на ноги весь город, чтобы найти пропавшую дочь.
Всё, чего я хочу сейчас, – это научиться быть такой же, как она. Поднять на ноги всех и каждого на этой планете для того, чтобы мама смогла вернуться домой так же, как когда-то вернулась я.