Глава 18
Я за секунду выбегаю из комнаты, спускаюсь на первый этаж, даже не пытаясь успокоиться. Не думаю, что сейчас это возможно. Меня трясёт от гнева и страха за маму, и я не знаю, какое чувство перевешивает.
Я вижу, как на кухне завтракают сестра с братом, как тётя стоит у плиты, а потом замечаю Салливана. Он стоит с чашкой кофе у окна. Для Оливера это не самая приятная встреча, но мне он подвернулся под руку весьма кстати.
– Доброе утро, крошка, – произносит Салливан, делая очередной глоток. Я почти задыхаюсь от возмущения.
– Ах ты, сукин сын, – кричу я и, подбегая к мужчине, бью его по лицу. Потом замахиваюсь ещё раз, но Салливан перехватывает мою руку.
– Ты рехнулась? – громко спрашивает он.
– А ты? – кричу я в ответ. – Что ты о себе возомнил? Вы сговорились против меня, отправили подальше, скрыли правду.
– И правильно сделали, – отвечает Салливан. – Судя по тому, как ты себя ведёшь. Посмотри на себя! Истеричный ребёнок, вообразивший себя взрослой и самостоятельной девчонкой, способной всё сделать своими силами. Но на самом деле ты можешь только руками махать и орать что есть мочи.
– Да кто ты такой, чтобы говорить обо мне так? – вскрикиваю я. – Ты ничего не знаешь!
– Прекрати немедленно, Эммелин, – вступает в разговор тётя. – Сади, Глэн, поднимайтесь в свои комнаты.
– Я тоже хочу знать правду, – возмущается Глэн, но тётя непреклонна.
– Я сказала, сию же минуту поднимайтесь в свои комнаты!
Когда брат с сестрой уходят, я чувствую себя виноватой по отношению к ним, ведь я напугала их своим поведением. Уверена, что они будут задавать вопросы, а я не знаю, что ответить им, как рассказать правду.
– А теперь сядь и успокойся, – строго говорит Салливан. Он садится за стол и указывает на место напротив себя. Я нехотя подчиняюсь. – Мне показалось, что ты стала взрослеть, но, видимо, я ошибся. Хватит вести себя так, хватит требовать от меня чего-то. Ты здесь ничего не решаешь.
– Моя мама жива? – тихо спрашиваю я и вижу, как в тётиных глазах появляется страх.
– Откуда ты...
– Моя мама жива? – повторяю я.
– Жива, – отвечает Оливер. – Мне позвонили вечером накануне твоего отъезда, сообщили, что твоя мать пыталась повеситься.
Я чувствую, как меня тошнит, как слёзы накатываются на глаза. Я стараюсь взять себя в руки, но не получается. Я начинаю громко плакать, однако легче мне не становится.
– И этот человек корчит из себя бойца, – подытоживает Салливан.
– Оливер, не нужно, – тихо просит тётя, но адвокат не сдаётся.
– Мирта, ты сама всё видишь. Она то и дело просит посвящать её во всё, однако не готова и к десятой доле правды, – говорит Салливан. Его слова звучат обидно, но я понимаю, что он прав. К такой реальности я совершенно не готова.
Я успокаиваюсь, когда чувствую на плечах руки тёти. Я не знаю, как объяснить им, что я делаю всё возможное, чтобы держаться, что я срываюсь очень редко, и на то есть другие причины. Я хочу рассказать им об убийце папы, о записках, о шерифе, о Сади, но прекрасно знаю, что никогда этого не сделаю.
– Где моя мать? – уже спокойно спрашиваю я, но слышу, как сел мой голос.
– В больнице, – говорит Оливер тоже спокойнее и снова делает глоток кофе. – Состояние тяжёлое, но она жива и будет жить. Так что успокойся уже.
– Расскажешь мне всё? – прошу я и вижу, как Салливан недовольно качает головой. У нас с ним взаимная нелюбовь друг к другу. Возможно, я и правда веду себя с ним по-детски, но и он не отличается особым профессионализмом. Одно только его «крошка» раздражает меня.
– Два дня назад должно было состояться заседание большого жюри присяжных, – произносит Салливан так спокойно, словно рассказывает простую историю. Я не должна его винить. Для него это просто работа, а не жизнь.
– Они должны решить, достаточно ли оснований для судебного процесса? – удивляюсь я. Хоть мне и кажется, что прошла вечность, на самом деле день маминого ареста был не так уж и давно.
– Должны были, – поправляет меня Оливер. – Но скорее всего производство по делу будет приостановлено в связи со здоровьем твоей мамы. После того, как её приведут в себя и слегка подлечат её тело, начнётся новая возня с диагностиками и консультациями.
– О чём ты?
– Я ведь упоминал, что твоя мать пыталась убить себя? – с вызовом спрашивает Салливан. Я испытываю огромное желание врезать ему снова. – Так вот подумай своей головой. За ней закрепят психотерапевтов, и нужно будет проводить экспертизы, чтобы доказать её вменяемость.
Голова идёт кругом. Мне страшно думать о том, что в одно мгновение моя мать умрёт, но ещё страшнее от мысли, что она сойдёт с ума.
– Нет никаких шансов, что её оправдают? – с ужасом спрашиваю я. Понятно, что мама в отчаянии, она боится провести всю жизнь в тюрьме.
Странно, как мы все изменились за столь короткое время. Каждый из нас. Больше всего на свете я боюсь встретить маму и не узнать её, увидеть и понять, что мы не знакомы с этой женщиной. И этот процесс уже начался. Ведь мама, которую я знала всю свою жизнь, никогда бы не бросила своих троих детей и не накинула бы на шею петлю, что бы там ни произошло.
– Шансы есть, – говорит Оливер рассеянно. – И они достаточно велики. Я провожу своё расследование, все факты ещё не собраны, но я доведу дело до конца и докажу её невиновность в суде. Если, конечно, будет суд и будет кого судить.
Я нервно сглатываю. Салливан не даёт мне и на секунду забыть об опасности для мамы.
– Если же всё так удачно складывается, почему она, – я не договариваю, лишь мотаю головой из стороны в сторону и понимаю, что готова снова заплакать. Только не перед Салливаном, не второй раз за пять минут.
– Я не знаю, – голос Оливер звучит так же рассеянно. – Не знаю. Всё было хорошо. Она была полна оптимизма, спрашивала про вас постоянно, строила планы о том, что будет делать, когда вернётся.
Мы долго сидим в тишине. Я слышу лишь биение своего сердца. Как на самом деле удивительно быстро может измениться жизнь человека, нескольких людей. Ведь смерть Ройстона повлекла за собой множество событий. А может, начальной точкой было не это? Может, что-то повлекло за собой и это убийство?
Не знаю, как можно верить в справедливость следствия, которым командует шериф Эгберт. Человек, обещающий уничтожить всех в нашей семье, никак не будет помогать маме выйти из тюрьмы.
Я смотрю на Салливана и замечаю, насколько он встревожен. Я понимаю – есть ещё что-то, что он не хочет говорить, а может, просто боится моей реакции.
– Говори уже, – не выдерживаю я. Салливан недоверчиво качает головой.
– Мне сказали, что в тот день ей передали какое-то письмо, – говорит Оливер. – Я его ещё не видел и не имею ни малейшего представления, от кого оно. Но я уверен, что оно сыграло свою роль.
– Не мог бы ты, изучая письмо, обратить внимание на отправителя, – произношу я спокойно и размеренно. – На подпись внизу.
– А конкретнее? – спрашивает Салливан, прищуриваясь.
Я пытаюсь подобрать слова, чтобы избежать употребления инициалов при тёте. Мне бы не хотелось посвящать её в это сейчас.
– Помнишь, те буквы на записках Ройстону, – говорю я. Оливер утвердительно кивает, он начинает понимать.
– Тебе что-то известно об этом? – спрашивает Салливан. – Если да, то ты здорово поможешь матери.
Во мне ведут борьбу два совершенно разных чувства. С одной стороны, я очень хочу помочь моей маме, я хочу спасти её, защитить, вернуть домой. И, возможно, Салливан поможет мне в этом, когда узнает правду. Он проведёт расследование, он накажет виновного.
Но, с другой стороны, всё сложнее. Что сделает Эгберт, когда я раскрою тайну всем вокруг? И поверят ли в это окружающие? Что потом ждёт мою маму, мою сестру и брата за то, что я нарушила правила игры? Салливан не всесильный. Он лишь адвокат, тем более из другого города. Эгберт же – шериф полиции. Кто смеет ему указывать?
– Я ничего не знаю, – произношу я и чувствую укор совести. – Просто подумала, что это может быть связано. Если Ройстону угрожали, то теперь могли взяться и за маму. Возможно, она сильно испугалась. Ещё неизвестно, что было в том письме.
Салливан улыбается.
– Когда ты не истеришь и не кидаешься на меня, ты можешь здраво рассуждать, – говорит он и хлопает меня по плечу. – Научись усмирять свои эмоции, и тогда, возможно, мы научимся посвящать тебя во все подробности.
– Разумно, – отвечаю я.
Салливан делится своими планами насчёт заседания присяжных, а потом уходит. Мы с тётей остаёмся наедине. Я всё ещё злюсь на неё за то, что она не рассказала мне правду. И слова Джоса не дают мне покоя.
– Это правда, что вы отправили меня к Хиксу специально? – спрашиваю я у тёти. – Хикс об этом знал?
Ей даже не нужно отвечать. Я всё вижу по выражению лица. Меня вновь охватывает злость, но теперь скорее на себя за то, что я поверила.
Вечером мне звонит Хикс, что весьма кстати. Именно его поведение причинило мне самую большую боль. Тётя и Салливан по сути чужие для меня люди, но Хикс, мой Хикс, как мог поступить со мной так?
– Мэли, прости, не мог позвонить раньше, – говорит парень весело. – Как добралась? Я уже успел соскучиться.
– Ты можешь больше не притворяться, – говорю я тихо.
– О чём ты? – Хикс так искренне удивляется, что сначала я хочу поверить в его невиновность, но потом понимаю, что обманываю саму себя.
– Ты отлично сыграл свою роль, отвлёк меня от проблем насущных, убрал с дороги нашего гениального адвоката, а теперь можешь расслабиться, – говорю я парню и замечаю, что под конец голос срывается.
– Эммелин, – только и произносит Хикс. Мне вдвойне обидно от того, что он даже не пытается оправдаться.
– Как же ты мог врать мне? Как ты мог изображать любовь только для того, чтобы увезти меня из города? Как же тебе самому не противна эта ложь?! Или тебе всё равно, с кем развлекаться?
– Не всё было ложью, Эммелин, – говорит Хикс, но меня его слова не успокаивают.
– Конечно, не всё, – отвечаю я. – Ты был прав, когда сказал, что ты мне не брат. Мой брат не поступил бы так со мной. У тебя никогда не было сестры, по твоим словам. Видимо, у тебя никогда не было и друга.
– Нет, Мэли, послушай, – говорит Хикс быстро, но я не даю ему шанса. Я выключаю телефон и бросаю его в ящик стола.
Как я могла поддаться чувствам и поверить в то, что Хикс может испытывать ко мне хоть что-то? Как я могла забыть, чем на самом деле должна заниматься сейчас?
Я сижу на кровати, перечитывая две последние записки, и думаю, стоит ли ждать ещё или всё же нужно действовать.
Я спускаюсь на первый этаж и подхожу к двери в подвал. Ручка холодная, однако обжигает меня всю при одном лишь прикосновении. Я включаю в подвале свет и осматриваюсь. Все вещи разбросаны по полу, абсолютная атмосфера хаоса. Мне это даже на руку. Начнём с мелочей, нужно внимательно осмотреть каждый листок, каждую фотографию.
Продолжим игру.