Селаме: чемпионы любви

Сону ничего хорошего не ждал, когда отец медленно перевел на него тяжелый взгляд янтарных глаз. В светлом помещении царило леденящее кожу напряжение между отцом и сыном, который в очередной раз решил пойти наперекор всем планам друг друга. Хрупкий на вид парень, несмотря на свой юный возраст, уже определился как хочет выстроить свою карьеру и считаться с планами родителей на этот счет он не собирался. Что бы не говорил Чен Борам, генерал войск специального назначения, а его сын все же унаследовал главное его качество — невиданных размеров упрямство. Никто из них не отступится от своих планов, целеи и идеалов: легче гору голыми руками поднять, чем заставить их прийти к обоюдному решению. 

 — Повтори, — стальной голос предупреждающие зазвенел. 

 — Я буду представлять Азию на Амариллисе, — лениво, в тон ему вторил молодой парень. 

 Два тяжелых янтарных взгляда схлестнулись в молчаливом поединке каждый за свою правду, за свое видение будущего. Никто не хочет уступать в этом бою — проиграть в их семье недопустимо. Недопустимо быть слабым: либо ты подчиняешь других, либо тебя. Сону зарубил эту простую истину их семьи во время инициации Ока души.

 — Я не позволю тебе... 

 — Я не спрашиваю, отец, — сжав кулаки, оборвал его Сону, — а утверждаю. Я последую за своей судьбой. 

 — Какой судьбой? — пророкотал злой голос генерала. — Я не позволю тебе опозорить нашу семью! 

 — С каких пор спортсмен считается позорным видом деятельности? Или ты думаешь, что за счет связей сможешь изменить мою судьбу? 

 Генерал долгое время молчал, колебаясь с ответом, но решил, что пора сказать о принятом давно решении. 

 — Мне плевать, что насобирал твой чип за все это время. Я не позволю своему сыну, будущему наследнику, связать жизнь с такой бесполезной деятельностью, как фигурное катание. Прыгать в обтягивающем костюме предел твоих мечтаний? Этого ты хочешь? Стать позором семьи Чен? 

 — Я не позор семьи, — прошипел Сону, сжав кулаки до побелевших костяшек. — Вчера я подал документы на участие в чемпионате Амариллиса. Через пять лет я выиграю кубок и докажу тебе, что сделал правильный выбор. 

 — Какой, к черту, выбор? Я не позволю тебе выступать! — рявкнул Бохам, со всей силы ударив ладонью по дубовому столу. 

 — И что ты сделаешь? Запрешь меня? — парень неосознанно вскинул бровь вверх, повысив голос. — Или ноги сломаешь? 

 По кабинету разразился напряженный смех генерала. Мужчина понимал, что слишком жесток с младшим ребенком, слишком много требует от него. Но иного пути он не знал: собственный отец лишил его права выбора с самого начала. 

 — Нет, сын, — Борам покачал головой, откинулся на массивное кожаное кресло и достав из ящика стола пачку сигарет с зажигалкой, чиркнул и закурил сигарету. По кабинету медленно пополз густой табачный дым. — Разве я способен причинить тебе вред? — уточнил, контролируя миролюбивые нотки в голосе. 

  "Ты способен прибить на месте, если того потребует ситуация" — подумал про себя Сону, закатив глаза и отвернувшись от отца, принялся разглядывать интерактивную доску, на которой было множество правок в проекте Азиатской военной академии. Минутное молчание со стороны сына Чен Борам расценил по-своему. 

 — Я давно нашел человека с подходящими данными, чтобы пересадить их тебе в случае неудачного отбора, Сону. Операция назначена через полгода. За это время ты успеешь освоиться в военной академии, куда поступишь учиться уже завтра. 

 Сону замер, плохо понимая что отец говорил ему дальше. Слыша все словно через какой-то вакуум, парень понимал, что ему немедленно нужно бежать если он не хочет уже завтра потерять реального себя. 

 — Вопрос с твоим тренером я решу в ближайшее время: контракт на подготовку и участие в Амариллисе будет расторгнут. Отучишься в военной академии, уверен, тебе что-нибудь придется по душе. А дальше выстроишь продолжишь дело наших отцов, в том числе и мое, переняв все текущие дела. 

 В услышанное верить не хотелось. Все это какой-то бред, он просто спит, а мозг от усталости из-за постоянных тренировок подкидывает ему очередной кошмар. Нужно просто проснуться и забыть все как страшный сон. Сону незаметно для отца щипает себя за кожу, морщась от боли. Внутри разрастается бездонная тьма настолько стремительно, что парень готов захлебнуться в ней со своим отчаянием. Это не сон. У него не укладывается, как его и без того незавидная жизнь в мгновение ока становится кошмаром и он никак не может на это повлиять. Кто будет слушать четырнадцатилетнего мальчишку? 

 — Что будет, если я откажусь? — пряча дрожащие кисти рук в карманы, Сону поворачивается к отцу и сталкивается с равнодушным взглядом. Бораму все равно каким образом он добьется цели и парень это понимает по опасному блеску в глазах.

 — Ты не откажешься, ведь я тебе не давал право на выбор. 

 Сону сильно закусил нижнюю губу, прикрывая глаза от боли, ведь это был его единственный способ сдержать рвущиеся наружу слезы обиды и отчаяния, находясь рядом с отцом. Почему все, что бы он ни делал, обречено на неудачу? Словно на него надели ошейник шипами внутрь и временно отпустив поводок, натянули с удвоенной силой. Словно так задумывали изначально и ему ничего не остается, как внутренне выть до сорванных связок. Сону чувствует, понимает в глубине души, что у него недостаточно сил и как бы он не старался, отца ему никогда не переубедить. 

 — Завтра рано утром за тобой заедет глава нашей охраны. Гордон будет приставлен к тебе на постоянной основе. Он отвезет тебя в академию, — заметив стеклянный взгляд сына, Чен Борам тяжело вздохнул и потушил сигарету в пепельнице на столе. — И, Сону, — дождавшись, пока тот заторможенно переведет на него взгляд, серьезно, с нотками угрозы, произнес, — без фокусов.

На следующий день

Яркое ранее солнце освещало бесконечные ряды многоэтажек. Они пролетали за окном тонированной машины, что неспешно увозило одно разбитое сердце из серой столицы Азиатского содружества Кэчвона в пригород, где базируется отцовская Азиатская военная академия. Сону прикрыл глаза, отворачиваясь от солнечных лучей. Ужасно хотелось спать, ведь всю ночь он бороздил интернет чтобы узнать о академии как можно больше. Все же он не терял надежду заниматься любимым делом и искал всевозможные лазейки. " — Этого не может быть! — рявкнул Борам, отпихнув от себя растерянного ребенка. — Мой сын не может быть каким-то жалким фигуристом! 

— Борам, прекрати! — вскрикнула женщина, прижимая подростка к себе.  — Он все еще наш сын, даже если не оправдал твоих ожиданий. 

  Консультант Ока поправил очки, тяжело вздохнув. Получив результаты данных с чипа Чен Сону, которому отец пророчил большое будущее рядом с собой, он знал, что так все и будет. Генерал Чен не ожидал, что его сын будет предрасположен к спорту и артистизму с его тонкой душевной натурой. Их случай далеко не первый, когда родители ждут от своего ребенка одного, а по факту получают другое. Консультант, мужчина в возрасте, кашлянул, привлекая к себе внимание.

— Господин Чен, это всего лишь предрасположенность вашего сына. Ему не обязательно посвящать свою жизнь спорту и становиться в нем профессионалом. Ваш ребенок может выбрать любой другой вид деятельности исходя из изъятых данных его чипа. 

  — Но фигурное катание — моя мечта, — прошептал Сону, закусывая губу до боли.

— Мне плевать на твою мечту, если она позорит честь нашей семьи! — рявкнул Борам и выдернул из рук консультанта папку с данными чипа его ребенка. 

  — Но отец! — вскрикнул парень, подлетая к нему. — Почему Ева может исполнить свою мечту, а я — нет?!

— Заткнись, — прошипел мужчина, сжав свободной рукой щеки сына. — Ты будешь делать, как я скажу. Не смей никому разглашать результаты данных Ока, ты меня понял? 

  На глаза парня навернулись слезы ни то от боли, ни то от обиды на отца. Он слабо, в силу своих возможностей, кивнул. Не мог иначе под взбешенным взглядом отца. 

  — Вот и отлично, — вновь оттолкнув от себя Сону, он вытер руку о штанину, морщась. — В противном случае, я тебя породил, я тебя и убью." 

 Сону резко просыпается, когда хлопает дверь машины. Тревоги не дают ему покоя даже во сне. Проморгавшись, парень повернулся в сторону открытой пассажирской двери. 

 — Мы на месте, господин, — снаружи раздался спокойный голос Гордона. Сону выбрался из машины, заправил выбившуюся приталенную черную футболку в камуфляжные серые штаны, зачесал назад слегка вьющиеся пряди волос шоколадного цвета. Взяв из салона машины рюкзак, неуклюже надел его на правое плечо. 

 — Это и есть военная академия? — стараясь звучать как можно более равнодушно, бровь пренебрежительно вздернул. 

 — Да, господин, — Гордон закрыл за ним дверь машины и поставил ее на сигнализацию. 

 — Больше похоже на институт благородных девиц. 

 Мужчина лишь хмыкнул, негласно соглашаясь с парнем. Снаружи Азиатская военная академия выглядела как произведение искусства прошлых столетий: молочного цвета здание имело черты растянутого замка с несколькими длинными лестницами, садом и фонтаном, в глаза бросались живописные витражные окна пастельных оттенков, а территорию ограждал высокий черный забор с колоннами. В обычное время Сону обязательно бы восхитился архитектурой, но весь свой восторг пришлось оставить по ту сторону забора. Гордон удостоверился, что мальчишка благополучно добрался до академии, за территорию которой не выпустят без специального пропуска и уехал. Чен Сону шел к академи, в душе надеясь, что время, проведенное в ее стенах, хоть немного доставит ему удовольствия. Но он и подумать не мог, что его ждет в этих живописных стенах, которые скрывают за собой настоящий ад. А Чен Борам даже не догадывался, что уже через месяц пребывания сына в этой академии ему придется забирать своего ребенка с многочисленными физическими и психологическими травмами.

Спустя 3 года

Звуки удара скакалки наконец-то прекратились спустя час изнуряющих пыток. Сону упал от усталости там же, где стоял. В ушах до сих пор в такт тяжело бьющемуся сердцу раздавались удары скакалки об пол и голос тренера Валентино в голове, который обычно считал. 

 "Раз, два, три, четыре" 

"Раз, два, три, четыре"

 Убрав темные отросшие пряди, что липли к намокшему лбу, парень повернул голову в сторону скамеек, пытаясь сфокусироваться на загоревшемся дисплее телефона. В наступивших сумерках он привлекал внимание ярким светом, режа глаза. Сону поднял дрожащую руку и принял звонок через смарт часы. 

 — Слушаю, — прохрипел сломанным голосом. 

 — Сону, ягодка моя, — пропел мелодичный звонкий женский голос. Сону поморщился от зацепившегося за него прозвища: во всем виновата его любовь к этой ягоде, не иначе, — с днем рождения тебя! 

 Парень нахмурился, задумчиво провел по циферблату и закатил глаза. Забывать про свой день рождения после побега из семьи стало для него нормой уже как третий год. 

 — Спасибо, Ева, — попытка звучать хоть немного не равнодушно провалилась с треском исходя из того, что на том конце трубки фыркнули. Уж больно хорошо старшая сестра знала своего несносного брата. 

 — Мы с мамой не рассчитывали, конечно, но может хотя бы в свой день рождения приедешь к нам? Мама очень старалась накрыть праздничный стол, да и... 

 — Ева...

 — ... мы очень соскучились по твоему ворчанию! — девушка повысила голос, перебивая, лишь бы ее дослушали и не бросили трубку. — Мне иногда кажется, если тебе не звонить и не писать, то совсем забудешь, что у тебя семья есть, мелкий негодник.

 — Отец, — выделив интонацией, — три года назад отказался от меня, так что никакая я не семья. 

 — Сону, — плаксиво протянула Ева, шурша чем-то. — Ты же знаешь папу: он побеситься да простит.

 — Не в моем случае, — фыркнул парень и крыхтя от боли в мышцах, поднялся с пола. Кое-как дойдя до скамейки, осторожно сел, облокотился о стену и открыв бутылку, сделал несколько глубоких глотков. 

 — Да что в твоем случае такого криминального? Ну ослушался ты его и что дальше? До конца жизни будете воротить носы друг от друга? Вы хоть о маме подумайте: каково ей между двух огней?

— Ева, завязывай, — в голосе Сону показались стальные нотки. 

 Парень прекрасно понимал все последствия своих поступков, испорченных отношений с отцом. Понимал, почему сестра пытается их помирить и Сону даже пару раз за три года пошел навстречу. Только вот каждый гребаный раз все заканчивалось скандалом между отцом и сыном, битыми стаканами и один раз даже побоем. После того, как Чен Борам забрал из академии истерзанного вдоль и поперек сына с тяжелыми психологическими травмами он пытался его реабилитировать, постоянно твердя ему "вот если бы ты раньше меня послушал и был нормальным сыном военного, этого бы не случилось". Думал, что это спровоцирует ребенка к развитию в нужном русле. Но вот незадача, после выписки из больницы и ужасов пережитого парень слышать ничего об отце не хочет. Ни Ева, ни мама не знают что произошло на самом деле: для всех есть легенда о том, что Сону в академии избили из-за его увлечением фигурным катанием. 

 — Брат, пожалуйста. Сону напрягся. Когда дело совсем дрянь, Ева звала его только братом. 

 — Когда?

 — Папа отзвонился, приедет примерно через три часа. 

 Прикинув в уме, сколько ему нужно времени на сборы и пробурчав что-то в знак согласия, Сону скинул вызов, прикрыл глаза, погружаясь в темноту, и задумался. Он устал, настолько сильно, что хотелось просто уснуть и не проснуться. Сону познал взрослую жизнь слишком рано, вычеркнув из своего жизненного цикла детство. Что раньше, что сейчас он нагружает себя максимально, приезжая в квартиру только поспать на пару часов. Он понимал, что если хочет доказать отцу свою значимость, пойти по собственному пути, который ему указала судьба, придется поставить на кон абсолютно все. Сону не без труда добился места в десятке претендентов на победу в Амариллисе, но разочарование в себе росло с каждым гребаным разом, ведь необходимо не какое-то там, а первое место. Поначалу, способы получить желаемое его не заботили, главное — добиться своей цели. И он добивается, но какой ценой? Иногда, как сейчас, его это не то чтобы расстраивает, скорее отрезвляет. Сону больше не строит иллюзий, что скоро все это закончится, что он может самостоятельно продолжить свой путь, разорвать многолетнюю кабалу, к которой сам себя приговорил. 

 Это уже не просто желание что-то доказать отцу — это зависимость от постоянной гонки, когда на кону стоит слишком многое. 

 Он мечтал стать свободным от чужого мнения, самостоятельно выбирать то, к чему лежит сердце, но куда это желание завело? Его, пятнадцатилетнего мальчишку, только-только повторно прошедшего отборочные этапы и зачисление в списки участников Амариллиса, обнадежили большими перспективами, стремительным ростом карьеры и рейтингом в таблице, а потом, когда пришло время... лишили всякой надежды. За все есть своя цена, но Сону никогда и никому не озвучит ее. Цена мечты мальчишки — подписанный контракт в элитном закрытом клубе "Mostrami amore", где подающий надежды фигурист цеплял на лицо маску и становился совершенно другим человеком. Узнай отец чем занимается его сын, убил бы, даже глазом не моргнув: слишком грязно, отвратительно и низко. И пусть Сону уже тяжело чем-то напугать после военной академии, эту тайну он утащит с собой в гроб. Его обнадеживали, что это только временно, что можно заработать хорошие деньги и связи, которые помогут пробиться вверх по турнирной таблице, нужно лишь перетерпеть, однако... сплошное разочарование и грубые нарушения договора сделали из парня куклу без каких-либо чувств. Проходили турнир за турниром, бесконечные отборочные, а после головокружительных побед и повышений по рейтинговой таблице каждый раз, каждый гребаный раз его ждала тихая, мучительная смерть. Сону уже не помнит себя без обязательного тонального средства под рукой, автозагара, цветных линз, мази от синяков и сладкого парфюмерного масла с запахом клубники, которым он был обязан пользоваться по договору в клубе. Тело помнит каждое падение Сону, незаживающая кожа каждый раз подвергалась натиранием жесткой вехоткой в попытках смыть с себя грязь и специальные масла для тела. 

 И каждый раз он клялся, что последний. Но каждый раз сгорал там вновь. 

 Выйдя из спортивного комплекса, в очередной раз извинившись за задержку перед охраной, Сону поднял лицо навстречу падающему первому снегу. Поцелуи снежинок застывали на его бледной коже. Становилось холодно, но причиной тому была далеко не погода. Парень сидел на лавочке возле входа в "Sunrise", руки приятно грел стакан с любимым латте, купленным в новой кофейне неподалеку. Сделав глоток кофе, он перевел отчужденный взгляд на людей, которые то входили, то выходили из здания. Здания, в котором все началось много лет назад, здания, в котором все продолжается и по сей день. 

 Звук уведомления и следом загоревшийся дисплей наручных часов привлекли его внимание. Сону перевел взгляд с падающих снежинок на гаджет, мило сморщив покрасневший нос. 

  " Жду тебя в баре, как всегда, завтра в девять вечера, отказы не принимаются".

— Джексон, — прошипел Сону, непроизвольно сжав картонный стаканчик, — ублюдок. 

 Парень допил кофе, выбросил стаканчик и взъерошил волосы. Ехать никуда откровенно не хотелось ни сегодня, после многочасовой тренировки в одиночестве, ни завтра, когда в планах отработать весь день у станка в балетном классе. В отличие от одного из членов своей команды — Хана, Сону тренировался до изнеможения каждый божий день. Ему казалось, что если он даст хоть малейшую слабину, то в этот же миг попрощается со своей карьерой и свободой. И тогда придется вернуться в родительский дом побитой собакой, приняв решение отца насчет того, как ему жить и что делать и молиться, чтобы тот никогда не узнал лишнего. А когда на носу главный чемпионат Амариллиса, выбирать между отдыхом и очередным прогоном программы не приходится. 

 Такси бизнес-класса подъехало к зданию, остановившись недалеко от парня. Сверив номера машины с уведомлением на телефоне, Сону поднял спортивную сумку и направился к ней. Сев в теплый салон и указав адрес квартиры родителей, воткнул в уши наушники и отвернулся к окну. Мимо проплывали торговые и бизнес-центры, высотки жилых домов, проспекты и деревья, усыпанные снегом. Он безразлично отнесся к звонку Джексона сегодня утром — этого стоило ожидать в ближайшее время ведь крайний раз Сону принес заведению огромную выручку. И пусть парень проходил через это десятки раз, было не по себе. Точнее, было противно от самого себя. Уставший мозг стал активно подкидывать воспоминания, нагоняя еще большую тоску.

 Мама. Что бы сказал ему мама? А сестра? 

 Если бы только они знали... 

 Сону сжал ладони в кулаки, впиваясь в кожу короткими ногтями. Семья не знает о том, через что он проходил и проходит по сей день. И никогда не должны узнать: он утащит эту тайну с собой в могилу. 

 Родители с рождения потакали любому желанию своего сына в силу своих возможностей. Семья у них была более, чем обеспеченная, но и деньгами разбрасываться они не позволяли. Тем не менее, когда Чен Джи впервые повела сына на каток в три года и увидела горящие глаза малыша, поняла, что крупно попала. Отец Сону, Чен Борам — генерал войск специального назначения, с рождением наследника возложил слишком большую ношу на него и выстроил определенные ожидания. С пеленок ребенку твердили, что он пойдет по стопам отца и станет военным, что должен стать лучшим, гордостью в семье. При процессе вживления чипа "Око", который накапливает потенциал и помогает развивать его, Борама предупредили, что сын может не оправдать его ожиданий. Доктора настойчиво объясняли ему, что чип определяет предрасположенность и поменять это никак нельзя: как только в четырнадцать лет Сону пройдет ряд тестов с чипом, его будущее будет предопределено. Конечно же, Борама не устроил тот факт, что сын может не стать военным, поэтому через свои связи нашел врачей и ученых, готовых пойти на незаконную операцию по пересадке чипа. В этом случае существует большая вероятность, что тот, кому будут пересаживать чужой чип, потеряет себя как личность, став живым роботом, который исполняет любой приказ. Тогда был большой скандал, Чен Джи была в бешенстве узнав планы мужа. После долгих эмоциональных разговоров было принято решение дать свободу ребенку до момента определения потенциала "Око", поэтому она отвела его на фигурное катание и не прогадала. Сону не был одаренным ребенком, но природная харизма, упорство и многочасовые тренировки давали о себе знать — в нем видели потенциал. Когда пришло время выбора школы, сомнений не было — нужен спортивный уклон. 

 Вся жизнь маленького мальчика начала крутиться словно единый механизм: четко по расписанию. Тренировки шесть дней в неделю, уроки, дом. Если бы у Сону спросили, что он помнит из детства, все, что он бы ответил — лед. Да и школу мальчик толком не помнит — все для него сплошное черное пятно, которое смешало в себе тысячи тренировок на льду, десятки соревнований и зубрежки уроков по ночам. Его мать положила все, что только можно было на алтарь карьеры сына: переработки, хронические заболевания и постоянные отказы от медицинской помощи дали о себе знать. Равнодушный до этого отец запретил ей работать, обеспечив должное лечение. Резко обрубленное финансирование быстро дало о себе знать и когда Сону обратился к отцу за помощью тот грубо отказал. 

  "— Не ожидай от меня помощи, если это не связано с военным делом. Большего от меня не жди. Мне не нужна тряпка вместо сына. Мать пошла у тебя на поводу, из-за ее желания угодить тебе она теперь вынуждена лечиться от целого букета болезней. Со мной это не сработает: после церемонии определения "Око" ты поедешь в закрытую военную академию." — в тот момент Сону понял, что мир для него начал стремительно рушиться, погружая во тьму с головой. 

 Одним зимним вечером, когда пошел первый снег, Чен Джи упала в ванной, сильно ударившись головой и впала в кому. Столько оскорблений и обвинений, что Сону во всем виноват, от пьяного отца он еще не слышал. Тогда мальчишка возненавидел все, что связано со льдом. В больнице Сону держал себя в руках, старался ради отца и плачущей сестры, которую словно на куски растерзали. Он не проронил ни слезинки, смотря сквозь стекло за тем, как маме проводят экстренную операцию. Врачи бегали в панике, экстренно приехали хирурги из ведущих клиник. В суматохе отцу удалось выловить медсестру, которая бросила неосторожную фразу "Готовьтесь к худшему". Сону казалось, будто из него вынули душу с сердцем и заставили функционировать как робота. Вой Евы раздражал. Это не она может потерять единственного человека, который ее поддерживал несмотря ни на что. Ей не настолько паршиво, как ему, так зачем эти вопли напоказ? 

 Приехав домой раньше всех, пока они ждали окончания операции, Сону взял в охапку все свои костюмы и грамоты, скинул их в ванную и поджег. В яркий огонь летели учебники, фотографии знаменитых фигуристов и коньки. Подоспевшая вовремя Ева, которая вернулась по настоянию отца, потушила огонь в ванной и прижала рыдающего брата к себе, спустившись с ним на холодный кафель. 

  " — Мне больше ничего не нужно, Ева, — всхлипнул Сону, — Она умирает из-за меня, понимаешь? Если бы не я... 

 — Ты не виноват, Сону, — шептала Ева, укачивая мальчишку в своих объятиях и тихо всхлипывая, — Ты ни в чем не виноват. "

В миг мечта стала для него самой большой отравой. 

 Сону понимал, что он — главная причина болезней мамы. Он и лед. Но вместе с этим он помнил о том, как сильно она поддерживала его, сколько сделала для его мечты. И когда мама вышла из комы, Сону пообещал, что станет самым выдающимся фигуристом, начав все с нуля. 

 Время до дома родителей пролетело для парня незаметно. Поблагодарив таксиста и расплатившись с ним, Сону выполз из машины и неспешным шагом направился в подъезд новостройки. Перед подъездом он остановился, подняв голову к небу и прикрыв глаза. Большие снежинки медленно падали на его лицо. Хотелось, чтобы время остановилось на этом моменте, но увы. Вытерев рукавом куртки мокрое от снежинок лицо, парень открыл глаза и с грустью оглядел высокий дом, задерживаясь взглядом на некоторых окнах. Чувства тоски и несправедливости накрыли парня с головой будто снежная лавина. Он устал верить, что все в его жизни будет хорошо. Устал, что нужно постоянно притворяться перед всеми, держать лицо: перед семьей — одно, на льду — второе, перед Джексоном — третье. Среди этих масок так легко потерять свое я. И Сону порой кажется, что он давно потерял себя, словно его душа умерла в тот снежный день. Смахнув с глаз выступившие слезы, парень вошел в подъезд. 

 Минуя вестибюль, он нажимает на кнопку вызова лифта, не обращая никакого внимания на ставший привычным заинтересованный взгляд пожилого охранника. Он знал, что семья Сону проживает в этом доме, а сам парень ушел жить отдельно в раннем возрасте. Такео тяжело не запомнить, когда крики из-за его переезда не стихали несколько часов. Он иногда возвращался в родительский дом поздно ночью и поначалу пожилой мужчина пытался разговорить парня, проявить нерастраченную заботу и любовь, но сдался из-за тотального безразличия с его стороны. Зайдя в приветливо распахнувшиеся двери лифта, он нажал на 18 этаж и прислонился к стене, лениво наблюдая, как ползут цифры этажей на циферблате. Ужасно хотелось, чтобы мама не видела в очередной раз потрепанный вид сына, но ожидания были напрасными. Его ждала Ева и мама, которые железобетонно решили отпраздновать совершеннолетие сына в кругу семьи.

Двери лифта открылись и Сону устало двинулся к двери в квартиру. По мере приближения в нос ударил аппетитный запах еды. 

 — Опять готовили допоздна, — пробурчал парень, доставая ключи от двери из кармана. Уже долгое время он напоминает себе, что нужно вернут их маме или Еве, но каждый раз думает, что сделает это в следующий раз. Провернув ключ в замочной скважине три раза, открыл дверь. 

 Тишину в темной квартире нарушило тихое шуршание тапочек из комнаты Евы. Девушка выплыла вся потрепанная и закутанная в темно-синий махровый халат отца. Видимо, уже успела задремать. 

 — Ты поздно, — безукоризненно прошептала. — Хотя отец тоже недавно пришел, — задумчиво протянула и потянулась, потянувшись вверх. 

 — Я приехал сразу после тренировки, — ответил ей Сону, скидывая сумку с плеча на полку шкафа. Разувшись и сняв верхнюю одежду, он миновал узкий коридор, прошел через зал по левой стороне и дойдя до двери своей комнаты, сдернул висевшее на ней кофейное полотенце. 

 — Выглядишь уставшим. Отрабатывал новый элемент программы? — Ева прошла в маленький уютный зал вслед за братом и приземлилась на диван, стоящий посередине комнаты. Облокотившись на подушки, сильнее закуталась в халат. 

 — И да, и нет, — уклончиво ответил Сону. — Я хочу поставить свою программу, тренер пока что не знает. 

 — Вот как, — протянула, — есть успехи? 

 — Нет, — на выдохе ответил Сону, мрачнея. Кинув взгляд на уставшую сестру, парень смягчился. — Ева, иди спать. Я приму душ и тоже лягу.

 — А как же праздничный ужин? Стол уже накрыт, ждем только тебя. 

 — Я не голоден. 

 — Чен Сону, имей совесть! Мама так старалась чтобы угодить тебе, специально готовила сбалансированные блюда под твою диету, — Ева с укором посмотрела на брата, — Ты себя в зеркале видел? На кого ты стал похож? Одни кости видно! И теперь ты мне рассказываешь, что не голоден? 

 — Ева, — протянул парень, закатывая глаза и направляясь в ванную, — нормально я питаюсь, перестань. 

 — Нормально он питается, — фыркнула ему в спину, — Когда желудок присосется к позвоночнику, ко мне жаловаться не беги! — и бубня себе под нос про несносного брата, встала с насиженного места на диване и скрылась на кухне. 

 Скинув с себя всю одежду, Сону посмотрел в зеркало. По стройному телу были рассыпаны маленькие синяки разной давности: уже не разобрать, удары это о лед или о другие поверхности. Кое-где еще не сошли кровавые отметины, бледная кожа обтянула выступающие ребра. Парень фыркнул и потрепал свои темные волосы, хмуро рассматривая тело, на котором завтра расцветут новые плоды его жертвы. 

 На кого он похож? Человек, увидевший его, подумал бы, что он недавно получил серьезные травмы. Сам Сону знает, он — жертва собственного выбора. 

 Встав под холодные струи воды, оперся одной рукой о светлый кафель, сгорбившись, другой рукой зачесал мокрые пряди назад и прикрыл глаза. Этот вечер он планировал провести в своей кровати, хоть раз за последнее время выспаться, дать организму необходимый отдых. Но планам не суждено было сбыться и парень не понимал, рад он этому или нет. Сону очень не хватало семьи и их поддержки, понимания и принятия. Это каждый раз било его больнее плети. Но у отца правда одна: его сын неправильный и ничто не могло его переубедить. Пройдя через столько ссор, скандалов и криков, игнорирований друг друга до боли в сердце, они наконец-то сядут за один стол. 

 "Главное, чтобы этот стол не оказался перевернут в первые десять минут." 

 Сону часто посещали мысли о том, что он хотел бы самую обычную семью, без каких-либо статусов и понятия что он рожден не по любви, а ради статуса и выгоды в будущем. Словно не ребенок, а инструмент для достижения непонятных ему целей. 

 Быстро помывшись, избегая больных мест, одел свободную черную футболку, такие же штаны и завязав из части влажных волос маленький хвостик, направился на кухню. 

 — Сону, сынок, с днем рождения! — мама первая обняла его, так крепко, до боли. 

 — С твоим днем, братик! — вторила маме Ева, держа небольшой бенто торт с надписью "Покори сердца Амариллиса, Сону" 

 Сону обнял их по очереди, скромно улыбаясь. Принял торт, усмехнувшись прочитанной надписи и бросив "Обязательно" задул одинокую свечу. Сквозь радостные хлопки послышался недовольный голос отца. 

 — Явился наконец-то, — не отрываясь от газеты, пробасил глава семейства. — Что вы ему там нажелали, что он засветился как начищенная монета? 

 — И тебе привет, отец, — холодно бросил парень, мгновенно помрачнел. 

 — Борам! — цыкнула Чен Джи. — Прекрати немедленно. У ребенка день рождение, а ты ведешь себя как... 

 — Где ты увидела здесь ребенка? 

 — Хватит, — стальным голосом отозвался Сону и сел на свое место, поставив перед собой торт. — Нравится тебе это или нет, мама сама организовала семейный ужин, позвав меня через Еву. Если я смирился с твоим свинским отношением ко мне, то прояви уважение к труду своей жены и дочери. 

 — Что ты сказал? — прорычал Борам, сверкнув злыми янтарными глазами. 

 — Вас подводит слух, генерал? Пора на пенсию. 

 — Борам! Сону! — прикрикнула мама. — Вы невыносимы! — всхлипнув, женщина быстрым шагом удалилась из кухни.

 — Довольны? — прошипела Ева. — Ведете себя как кошка с собакой, неужели нельзя было хотя бы час провести нормально рядом друг с другом?

 Сону сжал подложку под торт, переломив ее. Стальной равнодушный взгляд сверлил злой отцовский. Никто уступать друг другу не намерен. Давно пройден тот рубеж, когда парень боялся своего отца. Хуже, чем уже было, когда Борам насильно отправил пятнадцатилетнего Сону в настоящий ад на земле, не будет. Перенеся столько насилия, парень больше ничего не боится. 

 — Ты знаешь мое отношение к таким, как он, — выделив последнее словно, выплюнул мужчина. 

 — К таким — это к каким, отец? — в том ему ответил Сону. 

 — Хватит! — рявкнула Ева и вздернула брата за руку, поднимая. — Ты идешь и извиняешься перед мамой. Делай что хочешь, но чтобы ее слез я больше не видела, усек? — и дождавшись кивка, отбросила его руку, разворачиваясь к отцу. — А с тобой у нас будет очень серьезные разговор.

Выйдя из кухни, парень наконец-то смог выдохнуть, тут же захлебываясь осознанием сколько боли причинил своим срывом маме. Грудную клетку неприятно сдавило. Сжав футболку в районе солнечного сплетения в кулак, Сону прислонился к стене и прикрыл глаза. Первый рваный вдох давался с большим трудом, на выдохе попытка выровнять участившееся дыхание не получилась. И только спустя с десяток попыток парень смог взять себя в руки. Каждый чертов раз после стычки с отцом Сону чувствует себя ничтожеством, позором семьи. Оглядываясь на три года назад, тяжело представить как он выживал в стенах этой квартиры. В квартире родителей он постоянно искал пятый угол, чтобы избавиться от внимания грозного отца. Но насколько бы обидно не было парню, он надеялся, что с его уходом мама и Ева смогут выдохнуть от ежедневных скандалов, которые периодически переходили в рукоприкладство. Подняв глаза, Сону горько усмехнулся своему отражению в зеркале, что висело в прихожей в полный рост. Ему не привыкать получать синяки от других людей, ведь первым, кто посеял семена уродливых фиолетовых цветков был его родной отец. 

 Крадясь по коридору на цыпочках, Сону дошел до комнаты родителей, но заглянув в нее не нашел там мамы. Прикрыв дверь, прошел в комнату сестры, но и там было пусто, как и в его комнате. Нахмурившись, парень захватил плед с дивана в гостинной и вышел на лоджию. Чен Джи стояла в тонком платье у открытого окна, обхватив руками плечи в жалкой попытке сохранить тепло. Недовольно цокнув, Сону накинул ей на плечи плед и облокотился о косяк. 

 — Заболеть решила?

 Вперемешку с умиротворяющими звуками ночного города до них доносились истерические крики Евы и разъяренный голос отца. Чен Джи слабо улыбнулась, кутаясь в плед.

 — Когда это прекратится, Сону? — охрипшим от слез голосом прошептала женщина. 

 Парень долго не отвечал, всматриваясь в родные любимые черты лица. Мама с его ухода очень сильно постарела: в каштановых волосах появилось много седых прядей, морщинки под глазами и на лбу стали еще больше, а сгорбленная спина словно кричала о том, насколько непосильный груз взяла на себя эта хрупкая женщина. Сону внешностью очень похож на свою мать, словно ее мужская копия. Ева иногда шутила, что из ее брата выйдет прекрасная балерина, за что получала от отца по полной программе. 

 — Ты же знаешь отца, поорет и успокоится, — бросил как можно более равнодушно, вдыхая холодный свежий воздух полной грудью.

 — Сону, это ненормально. Я хотя бы перед смертью увижу вас двоих, когда вы не ссоритесь? 

 — Мам, что за бред? — возмутился парень, неосознанно повысив голос. — Чтобы я больше не слышал таких слов, хорошо? 

 Чен Джи грустно улыбнулась, но промолчала. Расстраивать сына, у которого на носу серьезная подготовка для участия в Амариллисе, она не хотела. Ведь по ее просьбе вся семья молчит о диагнозе, поставленном врачом на днях. Ее единственным желанием после этого было собрать родных под предлогом дня рождения сына и провести время как настоящая дружная семья. Пусть это было бы иллюзией, о которой ей твердил Борам, но даже этого ей бы хватило с лихвой. 

 На замерзшие плечи легли горячие ладони. Обернувшись, она посмотрела в тревожные глаза своего ребенка и попыталась выдавить из себя улыбку.

 — Мам..., — надломленный низкий голос Сону заставил ее сердце сжаться в тисках. 

 — Все хорошо, сынок, — и уже шире улыбнувшись из-за нахмуренного лица, повторила. — Правда, все хорошо.

 — Пойдем в квартиру, заболеешь. 

 Проводив маму до дивана, Сону вышел обратно на лоджию и закрыв дверь, облокотился ягодицами о подоконник. Достав пачку каких-то дешевых сигарет из супермаркета, сделал первую затяжку, выпуская густой дым через нос. Плевать ему было на холод, когда от сердца отвалился еще один крупный кусок. Не нужно было быть телепатом, чтобы понять о том, что состояние его матери сильно ухудшилось. В голове летали только два вопроса: какой диагноз и чем можно лечить. В их семье не было проблем с деньгами, но потолок у них тоже был и Сону печенкой чуял, что этих самых денег на лечение не хватит. Мысли про плохой исход он отгоняет как только может. Ему нельзя сдаться, непозволительно опускать руки и предаваться панике. Все, что он может сейчас сделать — это стать чемпионом Амариллиса чтобы иметь возможность оплатить лечение матери и отца, который никогда не признает, что ему нужна медицинская помощь. 

 Потушив сигарету в пепельнице, представил, как отец будет беситься за не выкинутый окурок, оставленный в ней. Сону готов стерпеть все и даже больше, лишь бы его такая ненормальная семья осталась в целости и сохранности. 

 И плевать ему, что он сгорит так же, как эта чертова дешевая сигарета.

***

Отец положил на алтарь своей карьеры свою жизнь, а его сын ради своей карьеры — тело. Сегодня Джексон вновь потребовал явиться для шоу в клубе. Постоянные клиенты уже соскучились по яркой звезде, что освещает их темные души. Что ж, так тому и быть, Сону потерпит. 

 Парень без особого энтузиазма перебирает вещи в шкафу. После его переезда их осталось здесь катастрофически мало. Остановив выбор на молочной просторной рубашке с глубоким вырезом и узких черных брюках, он подготовил вещи и вышел из комнаты в пижамных шортах с белыми кроликами и черной футболке. Несмотря на то, что вечер обещает быть многообещающий и малоприятный, настроение у него было хорошим. Сказался хороший сон после нескольких дней недосыпа. И какой же нелепый парадокс, что выспался он в квартире родителей, где сна раньше практически не знал. 

 — Братик, ты проснулся? — из кухни послышался бодрый голос Евы. Ответом ей было ленивое шарканье тапочек по полу в ее сторону. — Садись за стол, завтрак уже готов. 

 Сону прошел к угловому дивану и уселся поближе к окну, включив гирлянду в виде шторы. Перед ним на стол Ева поставила большую тарелку с сырниками, маленький чайник со свежезаваренным зеленым чаем, пару тарелочек с вареньем и джемом, а также не тронутый со вчерашнего вечера торт.

 — Какие планы на сегодня? У тебя же первый выходной за столько дней? — на кухню вошла сонная мама. Сону пододвинул к себе чайник с чаем и принялся разливать его по трем кружкам. — Вечером уеду к Матео с ночевкой, мы давно собраться хотели, — парень пожал плечами и потянулся к сырнику.

— Хорошо, — одобрительно кивнула Чен Джи и придвинув к сыну кружку с чаем, решилась на разговор, который очень долго не дает ей покоя, — а как дела с подготовкой к Амариллису? Когда пройдет чемпионат? 

 — Через три года, — парень макнул сырник в джем и откусив, довольно сморщился. 

 — Три года, — протянула женщина, отхлебывая чай. — Сынок, не пойми меня неправильно, но что ты собираешься делать, если не сможешь выиграть? 

 Сону старался не подать виду о том, что настроение резко начало идти на спад, поэтому по-доброму усмехнулся и тоже отхлебнул чай.

 — Я не простой выиграю, — медленно начал объяснять парень. — Я заберу кубок Амариллиса чего бы мне это не стоило. 

 — Сону..., — начала Джи, пытаясь подобрать слова. — Жизнь не крутится только вокруг спорта. 

 — Мам, не начинай. 

 — Ну что не начинай-то? — натурально возмутилась женщина.

 — На что ты намекаешь? — Сону никогда не любил, когда ходят вокруг да около. Есть что сказать — говори, поэтому мягкие попытки мамы что-то донести до него были нелепыми. 

 — Может, сейчас и не время, но как насчет того, чтобы в будущем подумать о чем-то более серьезном? Например, о семье? — Джи заговорщицки улыбнулась, стрельнув глазами в сына. Тот на секунду подвис, ничего не понимая, но когда до мозгов дошел смысл, подавился воздухом. 

 — В моем сердце только лед, — буркнул парень, отхлебывая чай. 

 — И... все?

 — И все, — повторил Сону и изогнул бровь. — А на что ты надеешься, мам? Отец буквально вычеркнул меня из своей жизни несмотря на то, что я нуждался в его поддержке. Я не просил понимания, я лишь просил принять мою тягу к фигурному катанию. Не думаю, что профессиональный спорт зазорный. 

 — Понимаю, как это выглядит со стороны, Сону..., — протянула мама, взяла сырник, макнула в джем и откусила. —Но отец хотел как лучше. 

 — Плохая шутка, — ухмыльнулся парень. — Как лучше он хотел для себя, а не для меня. Ну, а если так невтерпеж понянчить внуков, у тебя есть дочь. Только это, — смешки стало давить очень тяжело, но округлившиеся глаза Евы того стоили, — дайте ей хоть доработать годик-другой. 

 — Чен Сону, что ты несешь?! — фыркнула девушка, отпивая чай. — Мне эти мужланы даром не сдались. 

 — Ну мало ли случаев бывает, молодая кровь, все дела, — развел руки Сону. — Вдруг встретишь того самого хоккеиста, — и засмеялся, не в силах сдержаться от перекошенного лица сестры. — Да брось, думаешь, я не вижу, как ты пожираешь парней из хоккейной команды глазами? 

 — Ты невыносим, — вынесла вердикт Ева, пряча за длинными осветленными волосами покрасневшие щеки и кончики ушей. 

 А вот мама не купилась на ловкий перевод темы, не утратив надежду выяснить главное.

 — Так все же, какие планы у тебя после чемпионата? 

 — Сейчас самое важное — выиграть кубок, а дальше видно будет, — поблагодарив Еву за завтрак, парень встал из-за стола и скрылся в своей комнате.

 Хотелось побыть в спокойствии хотя бы полдня и дать себе в очередной раз морально подготовиться к встрече с Джексоном. 

 Комната парня была выполнена в нежных пастельных оттенках пудры и нежно-голубого. Посреди комнаты стояла широкая высокая кровать, заправленная клетчатым темным пледом в крупный квадрат, на прикроватной тумбочке из светлого дерева стоял ночник, лежал роман какой-то роман и маленькое черное устройство, выполняющее функции домашнего кинотеатра. Сону прошелся к большому окну, закрытому шторами цвета темного шоколада. Бережно раздвинул их в стороны, пропуская в комнату лучи солнца, и открыл окно на проветривание. Морозная свежесть начала смешиваться с нежным запахом лилий, комната пропахла любимым цветочным ароматическим диффузором мамы. Парень полной грудью вдохнул приятный запах и нашарил телефон в кармане пижамных шорт, завалился с ним на кровать, подложив под себя подушку. 

 Лениво листая ленту, Сону смотрел короткие видеоролики в соцсетях своих знакомых и друзей. Посмотрев на время и убедившись, что единственный близкий друг в это время не занят, он набрал его номер. Ожидать ответа в компании долгих гудков не пришлось.

 — Алло? 

 — Тео, — улыбнулся, когда услышал сонный голос друга, — опять шарился по клубам до рассвета? 

 — Ну только ты не начинай, — заворчали на том конце трубки. 

 — Ладно-ладно, — хохотнул Сону. — Тео, у меня к тебе тут такое дело... 

 — Опять? 

 — Снова, — вздохнул парень. — Ты можешь прикрыть меня на еще одну ночь? 

 — Дружище, тебе не кажется, что пора прекратить ночные вылазки? — на том конце провода завозились, шурша одеялом. 

 — Матео, мы это обсуждали уже, — парень нервно заерзал на кровати. Обсуждать-то они обсуждали, но есть так много но, которые Сону упорно скрывает. 

 — Кто хоть эта красотка, к которой ты бегаешь? Я ее знаю? — Матео не был бы собой, если бы не попытался вытянуть из друга информацию. Даже когда терпел неоднократное фиаско по этому поводу. 

 — Нет, — врет и недолго думая, добавляет, — не пытайся выяснить больше. Ты же знаешь — бесполезно.

 — Попробовать стоило, — притворно грустно прохрипел Тео. — Слушай, а как там Ева? Она мне на сообщения не отвечает, — уже грустно добавил. 

 Сону знает, что его лучший друг сохнет по его сестре. Парень старается ограничить любое их общение, ведь знает, какой  Матео Лоран на самом деле бабник. И это не единственная его проблема. 

 — Без понятия, мы редко созваниваемся. Ты же знаешь, что я нежеланный гость в родительской квартире. 

  "Ага, и совсем не важно, что сестра находится буквально за стеной" — услужливо съязвило внутреннее Я. 

 — Жаль, — ответил Тео, тяжело вздыхая. — Ладно, Сону, я прикрою тебя. Но учти — это в последний раз! 

 — Спасибо, — парень выдавил улыбку и пожелав другу воздушных снов, отключился. 

 Дело — дрянь, а он на нем главная помойная муха. Нужно срочно что-то решать с его вылазками в этот чертов клуб. Кончено, он мальчик большой и может делать что хочет, но каждый чертов раз тяжело дать объяснение новым появившимся синякам и его невыспавшемуся виду. Если раньше можно было списать видимые синяки на их шуточные потасовки с Тео, то теперь этот план, работающий как швейцарские часы несколько лет, рухнул. Валентино сожрет его и не подавится на очередном осмотре. Поставив будильник, Сону свернулся калачиком на кровати, укрылся пледом и придвинул к себе роман, желая хоть на время оградиться от жестокой реальности, ведь вечером ему предстояло вернуться в свою квартиру и в очередной раз нацепить на себя маску яркой ночной звезды.