Охота на лис

До­рога за­няла всю ночь, и к то­му мо­мен­ту, ког­да за хол­мом по­каза­лись пер­вые го­род­ские ог­ни, Ди­его с об­легче­ни­ем вы­дох­нул. Но­ги бо­лели от дол­гой ходь­бы, и, хо­тя до­рож­ная сум­ка пе­рес­та­ла так бо­лез­ненно от­тя­гивать пле­чо, как не­ког­да, это сов­сем не ра­дова­ло, ведь де­нег и съ­ес­тно­го в ней так­же ста­ло мень­ше.

Ес­ли по­везет, он бу­дет в го­роде, ког­да ог­ни по­тух­нут, ус­ту­пая мес­то сол­нцу.

В сто­лице он не бы­вал ни­ког­да, но был уве­рен, что она ни­чем не от­ли­ча­ет­ся от мно­жес­тва дру­гих го­родов. Боль­ших, ма­лень­ких — не­важ­но, суть ос­та­ет­ся преж­ней. С тем от­ли­чи­ем, что по­лиция здесь вни­матель­нее и мно­гочис­леннее, це­ны на все — вы­ше, а центр го­рода на­чинал­ся не с ба­зар­ной пло­щади, а с ко­ролев­ско­го двор­ца.

«Ты ни­ког­да не заб­лу­дишь­ся в сто­лице, по­ка не по­теря­ешь из ви­ду двор­цо­вые баш­ни», ска­зал ему ста­рик-са­пож­ник в од­ной из пос­ледних де­ревень. Он при­ютил Ди­его на ночь в об­мен на по­мощь в мас­тер­ской, заб­ро­шен­ной деть­ми са­пож­ни­ка, ко­торые наш­ли се­бе за­нятия по ду­ше и вы­пор­хну­ли из оте­чес­ко­го гнез­да. И за скром­ным зав­тра­ком — без­вкус­ная ов­ся­ная ка­ша и круж­ка с мо­локом — объ­яс­нил, как прой­ти в сто­лицу. Ког­да-то он и сам хо­дил ту­да на праз­дни­ки и тор­го­вать на ок­ра­ин­ные ба­зары, но в один мо­мент по­нял, что до­маш­ний очаг при­ят­нее и важ­нее.

Они ни­ког­да не на­зыва­ли Аве­ну по име­ни — име­ни, по­лучен­но­му от Аве­ны Си­ятель­ной, ос­но­ватель­ни­цы пер­вой ко­ролев­ской ди­нас­тии из тех вре­мен, ког­да ка­рарэ­хе еще не рис­ко­вали жизнью, по­яв­ля­ясь на ули­цах. Всег­да — сто­лицей.

Ста­рик поп­ро­сил Ди­его по­ложить от его име­ни цве­ток на пос­та­мент Аве­ны поб­ли­зос­ти от двор­ца. Тот не стал го­ворить, что не со­бира­ет­ся за­дер­жи­вать­ся в сто­лице на­дол­го и уж тем бо­лее — по­яв­лять­ся в цен­тре.

Са­мая де­шевая та­вер­на со сво­бод­ной ком­на­той и рас­се­ян­ным хо­зя­ином с пло­хой па­мятью на ли­ца, го­рячий ужин, теп­лая пос­тель — вот и все, что бы­ло ему нуж­но.

В пос­ледний раз Ди­его спал, свер­нувшись ка­лачи­ком в кор­нях ду­ба, нак­рывшись пла­щом и пы­та­ясь сог­реть­ся ос­татка­ми до­гора­юще­го кос­тра. Нес­мотря на то что на дво­ре сто­яли, пусть и пос­ледние, но дни ле­та, ночью Ди­его прод­рог до кос­тей. А ут­ром с тру­дом под­нялся. Как бы силь­но ни хо­телось пог­реть озяб­шие ру­ки и но­ги у кос­тра, он ре­шил не те­рять вре­мени и от­пра­вил­ся в путь сра­зу. И не ос­та­нав­ли­вал­ся, по­ка не при­был в сто­лицу. Тем бо­лее что тер­петь ноч­ной хо­лод ока­залось лег­че на но­гах.

До­рога бы­ла ис­пещре­на яма­ми и тон­ки­ми сле­дами от ко­лес, но­ги про­вали­вались в грязь, и ид­ти ста­ло тя­желее. Но го­род все рав­но ста­новил­ся бли­же, вы­рас­тая по­доб­но сум­рачно­му ле­су, с той лишь раз­ни­цей, что здеш­ние ог­ни бы­ли яв­но бе­зопас­нее блуж­да­ющих лес­ных. Сол­нце вста­вало за ним, под­све­чивая ко­рич­не­вые кры­ши, кир­пичные сте­ны, тру­бы, из ко­торых толь­ко-толь­ко на­чал вы­рывать­ся дым: го­рожа­не про­сыпа­лись. Раз­жи­гали печь, вы­ходи­ли в прох­ладный, влаж­ный от ро­сы двор за во­дой, ста­вили на огонь боль­шой — на всю семью — чай­ник.

Ди­его улыб­нулся собс­твен­ным мыс­лям.

Нет, сто­лица ни­чем не от­ли­чалась от де­сят­ка дру­гих го­родов.

Дос­ти­гая пер­вых дво­ров, ого­рожен­ных вы­соки­ми креп­ки­ми за­бора­ми, до­рога раз­два­ива­лась: од­на ухо­дила впра­во, вдоль го­рода, дру­гая ви­лась зме­ей вглубь. Не­дол­го ду­мая, Ди­его выб­рал вто­рую.

Пе­тухи гор­ла­нили так же, как и вез­де. Хло­пали от­кры­тые став­ни, из до­мов на­чина­ли до­носить­ся го­лоса — от вор­чли­вых стар­ческих до дет­ских. Ког­да Ди­его по­кидал от­чий дом, там еще ос­та­вались двое де­тей — трех­летний маль­чиш­ка, бу­дущий по­мощ­ник от­ца в по­ле, и сов­сем кро­ха-де­воч­ка. И ут­ра там на­чина­лись с тех же дет­ских кри­ков, по­ка Ди­его не сбра­сывал оде­яла и не при­ходил ка­чать мла­ден­ца, впол­го­лоса на­певая ис­то­рии, про­ис­хожде­ния ко­торых не пом­нил и ко­торые, ка­залось, знал с са­мого сво­его рож­де­ния.

Ин­те­рес­но, кто же ка­чал ее те­перь.

Чем даль­ше, тем тес­нее ста­нови­лись дво­ры, ни­же — ог­ра­ды, точ­но в ок­ру­жении со­седей бы­ло нес­траш­но и бе­зопас­но. Су­жались до­ма, нап­лы­вая друг на дру­га, слов­но опи­ра­ясь на пре­дан­ное пле­чо, по­ка дво­ры не на­чали за­нимать лишь не­боль­шое мес­то пе­ред крыль­цом — ров­но нас­толь­ко, что­бы вмес­тить скром­ный ко­лодец и гряд­ку, не бо­лее то­го.

Ди­его всег­да бы­ло ин­те­рес­но заг­ля­дывать в чу­жие ок­на и за чу­жие ка­лит­ки, под­ме­чая, где ка­кого цве­та ви­сят за­навес­ки, а где их вов­се нет, сколь­ко сту­пенек у крыль­ца, спе­реди или сза­ди до­ма рас­по­лага­ет­ся вход в под­вал или пог­реб. Но у лю­бопытс­тва бы­ли свои пос­ледс­твия, и он тот­час от­во­дил гла­за, уви­дев, что двор не пус­ту­ет. Прив­ле­кать к се­бе вни­мание бы­ло не к че­му. Тре­вожить мир­ных го­рожан, в об­щем-то, то­же.

И он упи­рал­ся взгля­дом в сля­коть и кам­ни под но­гами, в мок­рые но­сы сво­их ста­рых са­пог, рас­се­ян­но сжи­мал ла­донь на кар­ма­не, в ко­тором ле­жал ко­шель с день­га­ми. Один из ко­шелей — на вся­кий слу­чай. В детс­тве ему го­вори­ли, что муд­рый че­ловек не хра­нит все бо­гатс­тво в од­ном мес­те, и Ди­его ве­рил, как ве­рил аб­со­лют­но во все, что слы­шал от взрос­лых.

Взрос­лые, ус­лы­шав не­кую осо­бую пес­ню вет­ра, под­хва­тыва­ли де­тей, скла­дыва­ли по­жит­ки на спи­ны ло­шадей и сни­мались с мес­та, бро­сая все то, что не мог­ли взять, от­да­вая — при­роде или то­му, кто при­дет на это мес­то вслед за ни­ми, — все то, к че­му не ле­жала ду­ша. Они ос­тавля­ли час­тичку сво­его бо­гатс­тва в каж­дом мес­те, где ос­та­нав­ли­вались, и весь мир точ­но ста­новил­ся их, на­чинал при­над­ле­жать им так, как не при­над­ле­жали ни­какие ма­тери­аль­ные ве­щи. Так бы­ло до не­кото­рых пор. В сло­ва взрос­лых Ди­его ве­рил и по сей день.

Но взгляд на оче­ред­ном ко­лод­це все же за­дер­жал слиш­ком на­дол­го.

И во­зив­ший­ся ря­дом муж­чи­на лет со­рока — круп­ный, под­жа­рый, с об­ветрен­ным за­горе­лым ли­цом и ще­тиной — ок­ликнул его:

— Эй ты! Да, ты, ты, па­рень! Я те­бя ни­ког­да рань­ше не ви­дел! Че­го заг­ля­дыва­ешь­ся на чу­жое доб­ро?

В три длин­ных ша­га он пре­одо­лел рас­сто­яние до ка­лит­ки и по­доз­ри­тель­но взгля­нул на Ди­его из-под кус­тистых бро­вей.

— Доб­рое ут­ро, — по­няв, что от­вертеть­ся не удас­тся, от­ве­тил Ди­его, — про­шу про­щения за бес­по­кой­ство, я не хо­тел... — он тща­тель­но по­дыс­ки­вал сло­во, — ос­корбить вас. Я толь­ко сей­час при­был в сто­лицу, ус­тал ужас­но, но не ви­дел ни­кого, кто мог бы под­ска­зать, где бли­жай­шая та­вер­на.

Изоб­ра­зив са­мую не­вин­ную улыб­ку, на ко­торую был спо­собен, Ди­его раз­вел ру­ками, за­од­но на­де­ясь, что боль­шая сум­ка и до­рож­ный за­мыз­ганный плащ дол­жны хоть о чем-то ему ска­зать. Про­дол­жая смот­реть все так же нед­ру­желюб­но, муж­чи­на, тем не ме­нее, вы­шел за ка­лит­ку и объ­яс­нил до­рогу:

— Ря­дом та­верн нет. При­дет­ся еще прой­ти. До­ходишь до кон­ца жи­лой ули­цы, по­вора­чива­ете нап­ра­во... там идешь пря­мо-пря­мо-пря­мо, по­ка не уп­решь­ся в ба­зар, он се­год­ня зак­рыт, ока­жешь­ся в Один­надца­том ок­ру­ге. Впе­реди уви­дишь боль­шую та­кую ма­хину скла­да, ори­ен­ти­руй­ся на нее и вый­дешь к та­вер­не.

— Спа­сибо боль­шое! Не ве­рю, что се­год­ня на­конец-то ото­бедаю го­рячей пи­щей, — рас­сме­ял­ся Ди­его. Об­ста­нов­ку раз­ря­дить не уда­лось, но в бла­гие на­мере­ние пут­ни­ка муж­чи­на, ка­залось, по­верил.

Ди­его он про­вожал, неп­ри­яз­ненно сжав гу­бы и скрес­тив ру­ки на гру­ди.

Ког­да Ди­его уви­дел впе­реди вы­вес­ку в ви­де кот­ла с буль­ка­ющей жид­костью внут­ри, сол­нце уже ус­пе­ло под­нять­ся вы­соко над зем­лей и на­чало на­пекать го­лову. За­хоте­лось на­деть ка­пюшон, но мно­го ли в та­вер­нах пут­ни­ков, рас­ха­жива­ющих в ка­пюшо­нах средь бе­ла дня? Лю­ди, ко­торым не­чего скры­вать — клей­мо на шее, за­поми­на­ющий­ся шрам на ще­ке, — хо­дят с не­пок­ры­тыми го­лова­ми.

Ди­его тол­кнул тя­желую, вык­ра­шен­ную в тем­но-зе­леный цвет дверь, и его оку­тали жар оча­га, са­мые мно­гочис­ленные за­пахи, гул­ко раз­но­сящи­еся по за­ле го­лоса. Хо­тя на ули­це на­чало вновь приг­ре­вать, Ди­его все рав­но был рад ока­зать­ся в теп­ле.

За­ла бы­ла до­воль­но не­боль­шая, боль­шую часть за­нима­ли слиш­ком гро­моз­дкая бар­ная стой­ка (с пус­ту­ющи­ми пол­ка­ми, от­ме­тил про се­бя Ди­его) и пот­ре­пан­но­го ви­да бор­до­вый ди­ван пе­ред ка­мином. На­вер­ня­ка его не раз об­ли­вали пи­вом, а мо­жет, и не толь­ко, но Ди­его бы­ло все рав­но: в кон­це кон­цов, и са­мый гряз­ный и скри­пучий ди­ван — это не гро­зящее рас­сы­пать­ся в тру­ху брев­но и не хо­лод­ная зем­ля. Бро­сив на по­душ­ки сум­ку, Ди­его про­шел­ся по за­ле, от­ме­тил про се­бя де­шевые па­хучие све­чи и уз­кую лес­тни­цу на вто­рой этаж, к ком­на­там.

До­нося­щи­еся от­ку­да-то из даль­них хо­зяй­ских ком­нат го­лоса стих­ли, и навс­тре­чу Ди­его вы­шел, вы­тирая ла­дони о пе­реки­нутое че­рез пле­чо по­лотен­це, тол­стяк с лос­ня­щей­ся от по­та лы­сой го­ловой.

— Чем мо­гу по­мочь, мо­лодой че­ловек?

— Мне бы ком­натку... и глот­нуть че­го го­ряче­го, — улыб­нулся Ди­его.

— Есть од­на сво­бод­ная ком­на­та, с ви­дом на внут­ренний двор.

Ди­его мыс­ленно ус­мехнул­ся, сом­не­ва­ясь, что на та­кой ок­ра­ине дей­стви­тель­но бы­ла раз­ни­ца, ку­да вы­ходят ок­на, но вслух ни­чего не ска­зал.

— А го­ряче­го... — хо­зя­ин сме­рил его дол­гим прис­таль­ным взгля­дом, — не ра­нова­то ли?

— Ох, нет, я... вы ме­ня не по­няли, — пос­пешно от­клик­нулся Ди­его. — Я мно­го дней про­вел в пу­ти и меч­таю о мис­ке то­мат­но­го су­па.

— То­мат­но­го нет, лу­ковый пой­дет?

— Да, да, что угод­но!

По­копав­шись в рас­по­ложен­ных под стой­кой ко­роб­ках, хо­зя­ин дос­тал зве­нящую связ­ку клю­чей, снял с нее один и про­тянул Ди­его. На све­ту ключ блес­нул но­мером «6».

— И еще, мне на­до впи­сать ва­ше имя в гос­те­вую кни­гу.

От­ку­да-то с ули­цы раз­да­лось ржа­ние ло­шадей.

— До­нато Рем, — вспом­нил Ди­его пер­вое по­пав­ше­еся имя.

Смуг­лый куд­ря­вый До­нато был стар­ше на пять лет, но иг­рал с ним, как буд­то был ро­вес­ни­ком, под­са­живал на но­ровис­тую длин­но­ногую ло­шадь и шле­пал ее по кру­пу. Ло­шади не лю­били Ди­его, а он от­ве­чал им вза­им­ностью, но, ког­да рас­тешь в ко­чевом пле­мени, это не име­ет зна­чения. Ко­была сры­валась с мес­та и при­нима­лась бры­кать­ся, по­ка не вы­маты­вала Ди­его и вы­бива­лась из сил са­ма. Тог­да, по­кор­но опус­тив го­лову и блес­тя на сол­нце мок­рой от по­та ры­жей шерстью, она воз­вра­щалась к До­нато, а тот, гром­ко хо­хоча, сни­мал ус­тавше­го маль­чиш­ку с хол­ки ло­шади, на­киды­вал на нее цве­тас­тое пок­ры­вало и воз­вра­щал в за­гон к со­роди­чам.

До­нато ни­ког­да не был ему родс­твен­ни­ком, но лю­бил как млад­ше­го бра­та.

Про­щать­ся с ним бы­ло тя­жело.

— Го­тово, — за­писав, хо­зя­ин пе­рес­тал об­ра­щать вни­мание на Ди­его и уда­лил­ся на кух­ню.

Спус­тя се­кун­ду раз­дался звон кас­трюль.

Звон, по­казав­ший­ся Ди­его прек­расней­шим зву­ком на све­те.

Он бро­сил ве­щи в ма­лень­кой тес­ной ком­на­туш­ке под но­мером «6», ко­торая мог­ла бы быть и прос­торнее за те це­ны, ко­торые бы­ли на­писа­ны на кус­ке бу­маге на стой­ке. Но в та­ком по­ложе­нии, как у Ди­его, муд­рее ста­рать­ся ра­довать­ся хо­тя бы то­му, что есть. Кро­вать бы­ла ши­рока, а шер­стя­ное пок­ры­вало обе­щало на­конец-то сон без чувс­тва, что все вет­ры на све­те про­ходят сквозь твое те­ло, это уже не­мало.

Ди­его не су­мел про­тивос­то­ять лю­бопытс­тву и, хо­тя из­на­чаль­но со­бирал­ся заб­рать мис­ку с су­пом к се­бе в ком­на­ту, все же спус­тился в зал.

К об­жи­га­ющей ру­ки да­же сквозь тол­стые стен­ки по­суды пох­лебке ему по­лага­лись ло­моть хле­ба и круж­ка во­ды. Нед­вусмыс­ленно хо­зя­ин дал по­нять, что, ес­ли Ди­его же­ла­ет че­го пок­репче, ему сле­ду­ет доп­ла­тить. Тот хо­тел бы­ло от­ве­тить, что это лиш­нее, а он не пь­ет, но за­тем по­нял, что к «пок­репче» от­но­сились все на­пит­ки, ко­торые не бы­ли во­дой. И лис­то­вой чай, и ко­фе, и, ес­ли без пер­во­го Ди­его мог еще про­жить, то без вто­рого об­хо­дить­ся бы­ло тя­жело.

Меж­ду тем зал на­чал по­нем­но­гу за­пол­нять­ся на­родом: в кух­не за­мель­ка­ли жен­ские юб­ки, вор­чли­вый влас­тный го­лос че­редо­вал­ся с юным и рас­се­ян­ным. На ди­ване, про­тянув но­ги к ка­мину, раз­мести­лись двое нем­но­го раз­го­вари­ва­ющих мо­лодых лю­дей, оба зе­вали и выг­ля­дели яв­но не­выс­павши­мися.

Ди­его заб­рал суп и рас­по­ложил­ся за ма­лень­ким круг­лым сто­ликом в уг­лу, не же­лая ни­кому ни ме­шать, ни мо­золить гла­за. Мер­но прих­ле­быва­ющий пут­ник не прив­ле­ка­ет к се­бе вни­мания — ма­ло ли та­ких на до­рогах, схо­дящих­ся в сто­лице и рас­хо­дящих­ся прочь от нее?
Прис­мотрев­шись к мо­лодым лю­дям, он при­шел к вы­воду, что они не братья — слиш­ком раз­ли­ча­ют­ся внеш­не, — но и не друзья — слиш­ком хо­лод­но друг с дру­гом дер­жа­лись. Один из них по­тянул­ся за сво­ей круж­кой, и из-под пла­ща по­казал­ся стро­гий тем­но-си­ний кос­тюм. Кол­ле­ги, странс­тву­ющие тор­говцы, бан­ки­ры, черт их раз­бе­рет.

Вы­яс­нив это, Ди­его пе­рек­лю­чил вни­мание на сле­ду­ющих пос­то­яль­цев — ком­па­ния из че­тырех рос­лых пар­ней, спав­ших яв­но не боль­ше, чем он сам. Сов­сем еще маль­чиш­ки, они рас­по­ложи­лись в двух сто­ликах от Ди­его, и то кле­вали но­сом над сво­им ос­тывшим ко­фе, то при­нима­лись тор­мо­шить друг дру­га, шу­тить на те­мы, ко­торых ник­то здесь не по­нимал, и раз­ра­жались хо­хотом. Сту­ден­ты ка­кой-ни­будь ака­демии, а то и вов­се шко­ляры или под­мастерья, ко­торым де­нег хва­тало лишь на душ­ную та­вер­ну на ок­ра­ине го­рода, что­бы на­пить­ся. На­вер­ху хлоп­ну­ла дверь, и вслед за этим по лес­тни­це спус­ти­лась ры­жево­лосая де­вица. Ди­его не­воль­но за­любо­вал­ся тон­ки­ми чер­та­ми ли­ца, а за­тем сколь­знул взгля­дом ни­же и об­на­ружил, что платье бы­ло заш­ну­рова­но кое-как, юб­ка выг­ля­дела из­лишне мя­той да­же для той, ко­му бы­ло все рав­но на оп­рятность, а на шее под во­лоса­ми ро­зове­ет по­целуй.

— Доб­рое ут­ро, маль­чи­ки! — вык­рикну­ла она на всю за­лу, так что из кух­ни выг­ля­нула не­доволь­но хо­зяй­ка и, бор­мо­ча се­бе под нос что-то про бес­стыдс­тво, тут же скры­лась.
Пар­ни встре­пену­лись, точ­но ого­рошен­ные птен­цы.

Са­мый вы­сокий и кра­сивый из них под­ско­чил и отод­ви­нул свой стул, приг­ла­шая ее при­сесть то­же:

— С-са­дись, по­жалуй­ста! Ты выс­па­лась? Хо­чешь че­го-ни­будь вы­пить? Я уго­щу те­бя ко­фе...

— Про­шу те­бя, толь­ко не то пой­ло, ко­торое здесь вы­да­ют под ви­дом ко­фе, — хо­хот­ну­ла де­вуш­ка и снис­хо­дитель­но пот­ре­пала его по ще­ке. — Нет, ми­лый мой, я не выс­па­лась, не хо­чу ни­чего пить, и мне на­до на ра­боту. Спа­сибо за прек­расную ком­па­нию, маль­чи­ки, а ты, ми­лый мой... — она сме­рила кра­сав­ца прис­таль­ным взгля­дом, — что ж. Ес­ли ты как-ни­будь зай­дешь ко мне в лав­ку, я, мо­жет быть, бу­ду с то­бой лю­без­нее, чем с ос­таль­ны­ми по­купа­теля­ми.

Гля­дя, как та­ет под ее взо­ром па­рень, она еще раз хо­хот­ну­ла и, на­певая се­бе что-то под нос, по­кину­ла та­вер­ну.

Ди­его, сму­щен­ный, что стал сви­дете­лем нед­вусмыс­ленной сце­ны, ут­кнул­ся в мис­ку и при­нял­ся сос­ре­дото­чен­но со­бирать раз­ломлен­ным хле­бом по дну ос­татки су­па. Спус­тя па­ру мгно­вений ком­па­ния юн­цов сно­ва раз­ра­зилась сме­хом. По­чему-то Ди­его не сом­не­вал­ся, что на сей раз шут­ка свя­зана с де­вуш­кой, и пос­пе­шил уда­лить­ся в ком­на­ту.

Круж­ку с во­дой он заб­рал с со­бой.

Ед­ва его го­лова кос­ну­лась по­душ­ки, как он зас­нул.

В мо­мент про­буж­де­ния ему ка­залось, что он спал це­лую веч­ность — и мог бы прос­пать еще столь­ко же. За ок­ном бы­ло еще свет­ло, и Ди­его на­конец по­жалел о том, что оно вы­ходит во двор та­вер­ны. Лю­бовать­ся бы­ло не­чем — ве­рев­ки с мок­рым пос­ле стир­ки бель­ем, по­мой­ное вед­ро воз­ле от­кры­той две­ри кух­ни, не­боль­шой ого­род. И тем­ные сте­ны точ­но та­ких же со­сед­них до­мов, за кры­шами ко­торых не бы­ло вид­но боль­ше ни­чего.

С не­ожи­дан­ной грустью Ди­его вспом­нил обе­щан­ные ему двор­цо­вые баш­ни и, за­думав­шись, при­нял­ся мед­ленно оде­вать­ся. Взял­ся за кур­тку с длин­ным ру­кавом, на мгно­вение за­думал­ся — за ок­ном не бы­ло ни ма­лей­ше­го на­мека на прох­ла­ду. Рас­се­ян­но сколь­знул взгля­дом по от­ме­тине на ру­ке, по­давил тя­желый вздох и все же на­дел кур­тку.

Ему по­каза­лось, что в та­вер­не ста­ло ти­ше и спо­кой­нее. Зал пус­то­вал, хо­зя­ин не­тороп­ли­во про­тирал бар­ную стой­ку и ед­ва под­нял гла­за на Ди­его, яв­но сов­сем не за­ин­те­ресо­ван­ный в пе­ред­ви­жени­ях сво­их пос­то­яль­цев. По­мяв­шись у лес­тни­цы, Ди­его все же ре­шил­ся по­дой­ти к не­му и по­ин­те­ресо­вать­ся, как прой­ти в центр го­рода.

— Ты что, в пер­вый раз здесь? В ка­кой же глу­ши ты вы­рос, па­рень? — хму­ро спро­сил тот, ог­ля­дывая Ди­его не­довер­чи­во и хму­ро. Буд­то не мог по­верить в то, что за пре­дела­ми сто­лицы есть жизнь.

Она бы­ла — яр­кая, цве­тущая, пах­ну­щая лес­ны­ми сос­но­выми за­ката­ми и со­лены­ми рас­све­тами пор­то­вых го­родов, бь­ющая че­рез край и в не­боль­ших де­рев­нях с шум­ны­ми яр­марка­ми, зве­нящи­ми бу­сами, раз­ноцвет­ны­ми тка­нями, и вда­ли от лю­дей, в те­ни бе­резо­вых рощ, на сог­ре­том сол­нцем пес­ке. Ни один из преж­них го­родов, ку­да Ди­его за­носи­ли но­ги, не был ху­же, и ему за­хоте­лось выс­ка­зать это все хо­зя­ину де­шевой ок­ра­ин­ной та­вер­ны, но он сдер­жался.

— В очень-очень да­лекой глу­ши, — с улыб­кой по­жал он пле­чами.

Вы­тянув из стоп­ки ле­жав­ших ря­дом лис­тков один, хо­зя­ин неб­режно наб­ро­сал на ней до­рогу: нап­ра­во, на­лево, пря­мо, иди на этот дом, лав­ку, фаб­ри­ку, сквер. Ди­его слу­шал мол­ча, лишь пы­тал­ся пред­ста­вить се­бе все упо­мяну­тые опоз­на­ватель­ные зна­ки и на­де­ял­ся, что всплыв­шая пе­ред внут­ренним взо­ром кар­ти­на не бу­дет силь­но от­ли­чать­ся от ре­аль­нос­ти. Под ко­нец объ­яс­не­ния ему поч­ти да­же по­каза­лось, что тон хо­зя­ина стал дру­желюб­нее, бла­гос­клон­нее, но про­верять не ре­шил­ся.

Сна­ружи на­чина­ло тем­неть.

Ди­его на­де­ял­ся, что ус­пе­ет вер­нуть­ся до но­чи — и что лю­бите­лей про­гулять­ся по го­роду в ве­чер­ний час не так ма­ло, что­бы он вы­делял­ся сре­ди них.

Нап­ра­во, на­лево, пря­мо.

Лав­ка с цве­тас­ты­ми юж­ны­ми тка­нями — за­мыс­ло­ватые узо­ры, ягод­ные ор­на­мен­ты, не ус­то­яв пе­ред ко­торы­ми, Ди­его за­дер­жался по­любо­вать­ся. Еще од­на, со­сед­няя, с крен­де­лем-вы­вес­кой и ма­нящим за­пахом вы­печ­ки. Паль­цы са­ми со­бой сколь­зну­ли в кар­ман, к мо­нетам, ог­ла­дили од­ну по реб­ру. Он за­мер все­го на се­кун­ду, а за­тем тол­кнул дверь лав­ки. Хрус­тя­щая сло­еная бу­лоч­ка ока­залась еще вкус­нее, чем ему за­пом­ни­лось по пос­ледне­му по­сеще­нию го­род­ских пе­карен.

На сле­ду­ющем пе­рек­рес­тке Ди­его за­мял­ся, ог­ля­дел­ся по сто­ронам: спро­сить до­роги бы­ло не у ко­го, а на вру­чен­ной хо­зя­ином та­вер­ны сал­фетке он по­мечен ни­как не был. Впе­реди зе­ленел сквер, но, нах­му­рив­шись, Ди­его так и не су­мел вспом­нить, с ка­кой сто­роны он дол­жен был — по объ­яс­не­ни­ям — на­ходить­ся. Сквер сле­дова­ло прой­ти нас­квозь или вдоль? По­вер­нуть, не до­ходя до не­го? Пе­рей­ти на дру­гую сто­рону ули­цы пе­ред ним?

— Это все из-за те­бя, аро­мат­ная при­ман­ка ус­та­лых пут­ни­ков, — впол­го­лоса от­чи­тал он поч­ти до­еден­ную бу­лоч­ку и при­нял­ся не­уве­рен­но ог­ля­дывать­ся по сто­ронам.

Спра­ва вы­силась кир­пичная фаб­ри­ка — что о ней го­ворил хо­зя­ин, Ди­его так­же не смог вос­кре­сить в па­мяти. Сле­ва — жи­лые до­ма, го­раз­до бо­лее уз­кие, вы­сокие, тес­но ль­ну­щие друг к дру­гу, в от­ли­чие от ок­ра­ин­ных. С об­шарпан­ны­ми сте­нами и от­сутс­тву­ющи­ми кое-где став­ня­ми и стек­ла­ми, они выг­ля­дели уд­ру­ча­юще.

— Лад­но, по­жалуй, ту­да нам ид­ти не сто­ит... — про­бор­мо­тал Ди­его.

А за­тем раз­дался звон стек­ла.

За ним пос­ле­дова­ли прон­зи­тель­ные кри­ки, ве­чер­ний воз­дух бук­валь­но ра­зор­ва­ло мно­жес­твом все­воз­можных зву­ков, а из до­мов на­чали по­казы­вать­ся лю­ди. Изум­ленные, встре­вожен­ные, на­пуган­ные.

Обер­нувшись, Ди­его ах­нул.

Зда­ние фаб­ри­ки го­рело.