Глава 7
Причал был уже давно позади, заказы закончились, и официанты осторожно перешептывались за барной стойкой, обсуждая проблемы с освещением и кухней. Весь город постепенно погружался в сумерки, готовясь в очередной раз утонуть в блеске собственных улиц, время от времени перекликаясь с яхтой гулкими голосами. Маршрут был довольно популярным и проходил по реке до горбатого полуострова с монастырем. Однако гостей в зале с рестораном было немного, а на верхней палубе и вовсе только двое — они о чем-то неспешно беседовали, оперевшись на леер. Их фигуры с берега были похожи на расплывающиеся темные пятна, как будто кто-то по неосторожности опрокинул кофейную гущу на лиловую скатерть. И если бы не отсутствие ветра, на который всегда можно списать столь неразборчивый почерк, вечер был довольно приятным.
— Я хотела спросить, бывало ли у тебя такое, что ты долго искал разгадку на важный чуть ли ни для всей твоей жизни вопрос? — Мария перевела взгляд с берега на Мейса.
— Думаю, да.
— И ты нашел ответ?
— Лучше бы и не искал. Это разрушило почти все что можно. Так что подумай, зачем тебе эти ответы.
— Согласна, то есть, вернее, не совсем согласна. Какая-то часть меня заставляет думать, что, может, все будет наоборот. Однако другая сомневается до сих пор. Я могу все узнать даже прямо сейчас, но не буду.
— Иногда надо уметь вовремя остановиться. Иначе будешь как я.
— Как ты?
— Не сможешь себе простить.
— Почему? Разве мне нужно прощать себя за то, чего я не делала?
— Я вот тоже думал, что обойдется, что не коснется определенного человека.
— ...если бы я могла хоть как-то помочь.
— Тяжело.
— Считаешь, что зря пришел?
— Хотел узнать, правда ли не смогу.
— Мне жаль...
— Мне нет.
— Зачем ты так? Это жестоко по отношению к самому себе.
— Сейчас я сам себе не нужен вовсе.
— Ты нужен мне.
— Не надо так говорить. Я себя не умею ценить и от других это принять не смогу.
— А как же жизнь?
— А что с ней?
— Ты достоен, чтобы тебя принимали уже только потому, что появился на свет.
— В итоге-то все сведется к тому, что мы все умрем. Смысла нет абсолютно ни в чем.
— Тогда какой смысл себя обвинять?
— Перестану, когда все закончится.
— И что тогда будет после этого?
— Освобождение.
— От чего?
— От всего.
Мейс отстранился и перелез через леер. От воды отделял один шаг, и он его сделал. Волны расступились в разные стороны, принимая в темноту заплутавшего от усталости путника. В это мгновение Мария забыла, что может дышать, перед глазами осталась лишь голубая пелена, расплывающаяся неровными кругами по молчаливой воде. Она застыла на месте, вцепившись руками в железную балку. Мир сузился до пространства тесного коридора, по обе стороны от которого как бетон затвердел леер. Все остальное перестало существовать, но в то же время стоило только подумать об этом, о возможности перенести сознание в другую плоскость, как цепкие руки реальности выхватили его обратно. Она не хотела обратно и поэтому пропустила мимо себя, как люди с нижней палубы то по двое, то по одному поднимались наверх, как кто-то отчаянно звал спасателя и как с берега вызывали лодку. В какой-то момент краем глаза Мария поймала медленно отдаляющееся яркое пятно, и все вокруг вернулось к первоначальному виду. Из воды достали неподвижное тело с ржавым обломком в левом плече. Она уже не могла разглядеть, что там происходило, к тому же попутчики окружили ее и наперебой расспрашивали о том, что произошло. В этот миг какой-то неясный тревожный туман окружил ее, люди слились в один огромный ком призрачного воспоминания, которое тут же унес холодный до мурашек обеспокоенный ветер. Мария вздрогнула и очнулась на лавочке в госпитале неподалеку от отделения реанимации. Все это было, к сожалению, в действительности и по-настоящему. К ней подошел врач и кивнул.
— Он приходил в себя.
Мария посмотрела на него заплывшими глазами и шепотом спросила:
— Скажите, с ним все будет хорошо?
— Пока рано об этом говорить, но шанс есть.
— Спасибо.
— Вы здесь уже второй день, я все понимаю, но все же сходите домой и отдохните.
— Я так не могу.
— Сейчас лучшее, что вы можете сделать, это позаботиться о себе. О нем позаботимся мы.
— Хорошо, я поняла.
— Еще кое-что: он говорил о какой-то гадалке или ведунье.
— Гадалке?
— Да, такое бывает, когда пациенты приходят в сознание и говорят не совсем связные вещи.
Мария опустила голову на колени и погрузилась в глубокую задумчивость, потом резко подорвалась с места и, уже убегая, развернулась к врачу, вид которого после ее реакции принял крайне озадаченный характер.
— Еще раз спасибо!
Мысли накладывались одна на другую, смешивались, путались, рвались и снова смешивались. Один порыв стихийно растворялся в другом, перекрывался безжалостно и с треском проваливался сквозь предшествующий. Не было времени на отдых; не было места, чтобы прилечь. Теперь никто не мог ее остановить: прохожие незаметно расслаиваласись, растекались эмульсией в насыщенном эмоциями воздухе, тщательно скрывающем неподдельный страх.
Мария запрыгнула в автобус, идущий до конечной, и всю дорогу судорожно перебирала руками, время от времени посматривая в окно, чтобы не пропустить поворот на проселочную дорогу. Потом, добежав до полей, она долго не могла найти тропинку к ведунье и решила пройти напрямик. Ее дом все так же стоял на прежнем месте, только теперь никто не открыл дверь. Мария постучала еще пару раз и села на лестницу.
— Вот я и снова здесь. Хотел ли ты этого, Мейс?
Чтобы ни произошло дальше, она решила ждать до последнего. Ветер в своем темпе раскачивал траву, то и дело приподнимая вверх засохшие крупицы земли вместе с пылью. Было тихо. Для техники еще не находилось работы, птицы не пролетали в поисках живности, только солнце готово было растрескаться, чтобы устроить пожар. До вечерней прохлады было еще далеко, лишь тень от домика давала небольшой спасательный остров. Казалось, будь хотя бы один месяц лета таким, то о засухе говорили не только здесь. Как бы тогда развернулась судьба этой деревни? У нее было время подумать и об этом, и о том, что она скажет ему, когда увидит, если, конечно, действительно увидит. Наверное, про деревню и про ночь с закрытой дверью. А дальше? Это все было бы не то и не так, как должно, не по правде. Мейс особенный, и она это знала, как никто другой. Потому что она сама сделала его таким для себя, приняла решение или согласилась со своей мыслью считать именно особенным. На самом деле, Мария поняла, что плохо его знает, прямо как это место. Но оно стало родным для нее, ведь то, во что вложены силы, невозможно хотеть потерять, наоборот, душа как будто бы изо всех сил старается оставить этот кусочек неземного рядом с собой. Смеяться рядом с ним было гораздо приятнее, как и работать, и красить, и есть, и вообще жить. Мария все же считала, что деревня не приняла ее, а принял ли он? Мейс ответил бы положительно, и ей даже не пришлось бы его об этом спрашивать. Он сказал бы, что она зря так думает, что все зависит от нее самой, от ее отношения. Однако в этих словах не было бы больше тепла, как раньше, потому что она не была уверена, что Мейс заговорит с ней хотя бы еще один раз. Мария вспомнила про чердак, и ее пальцы невольно сжались, как будто пытаясь ухватить что-то невидимое, напоминающее ручку, она поморщила нос в надежде уловить запах краски, но ее ожидал лишь горячий воздух с нотками полевых цветов. Он показался ей таким разочаровывающим и нежданным, незнакомым и грустным, что захотелось выпустить весь кислород из легких и забыть, по-настоящему забыть, какого это чувствовать. Мария нервно встряхнулась и посмотрела наверх. Навеянные ветром воспоминания прервал хруст засохшей травы. Мария открыла глаза и увидела перед собой ведунью, только выглядела она гораздо моложе и одета была по-другому.
— Мария?
— Да...
— Я по важному делу. Знала, что ты приедешь, и это не потому, что я могу видеть будущее.
— Вы о чем?
— Меня зовут Майя, можно на «ты». И мое первое образование — актерское.
— Я все еще не понимаю.
— Как-то мне позвонил Марк и попросил сыграть роль ясновидящей, сказал, что я точно окажусь в какой-нибудь статье. Не соврал. Правда, пришлось немного обмануть тебя, но он настоял на том, чтобы все рассказать, только немного позже.
— Подождите... подожди, а как ты узнала о Амелии и Ноне?
— О ком, о ком?
— Это сестры, ты сказала, что видишь их.
— Я говорила о Еве и ее сестре, просто до этого слышала ваш конфликт. При встречах со «сверхъестественным» люди часто выцепляют что-то из своей памяти, но тут, видимо, совпадение было чересчур сильным. Он сказал, ты разбираешься в минералах, поэтому для убедительности я даже изучила этот вопрос и попросила хризоберрил. И я, к слову, тут не живу, в этом доме моя тетя хранит сушеные травы и цветы. Прошу, не злись на него, контент сам себя не сделает.
— Даже если бы я могла сейчас на него разозлиться...
— А что с ним?
— В реанимации со вчерашнего дня, спрыгнул с теплохода.
— Боже мой, — Майя закрыло лицо рукой. — Зачем?
— За этим я здесь.
— Мы с ним не такие уж близкие друзья, к тому же я узнала об этом только сейчас.
— Может, он что-нибудь передавал? Или, может, есть какое-нибудь особенное место?
— Есть одно такое. Дерево, рядом с заброшенным домом. Марк в детстве постоянно там околачивался.
— Дерево рядом с домом... точно.
— Слушай, а его сестра в курсе?
— Думаю, нет. Я не видела ее в госпитале.
— Надо ей сообщить все-таки, пока она все морги не обзвонила. Я тогда отойду за дом, там, по крайней мере, связь лучше.
Мария кивнула и проводила ее взглядом. Недолго думая она спустилась с лестницы и, не разбирая пути, ринулась через поле. На самом деле, возвращаясь к началу прошлого дня, Мария обманула Летицию и дала ей запасные ключи от своего дома, потом, спрятавшись за углом, подождала пока та уйдет и вернулась в квартиру Ариана. В сейфе лежал диктофон. Она взяла его в руки и уже собиралась прослушать запись, но, поразмыслив, положила в карман и вышла во двор. Почему-то ей не захотелось делать этого, может, Мария и вовсе оставила все свои идеи в тот момент, однако, пробегая через хлебное поле, она все же решилась включить диктофон: «У тебя непростая роль, Мирра. Слушать исповедь мертвого человека — никто не позавидует, не так ли? Придется мне начать издалека, и сколько воды утекло? Я нажил себе много врагов, и некоторые подобрались ко мне слишком близко, чуть ли не влезли в семью, скорее всего, уже и убили. Я так хотел, чтобы ты сдала меня полиции, но на тебя возлагать это бремя было ошибкой, ведь даже если бы ты и сказала им, то все равно ничего бы не произошло. Сейчас скажу почему. В твоем окружении есть человек, который покрывает меня. Это Амелия. Неожидала? Она это делала неосознанно, просто хотела, чтобы сестру не нашли ни живой, ни мертвой, чтобы ее папаша подольше помучался. Жаль, что я уже никогда не увижу тебя своими глазами. Но знай, я представлял твой взгляд в этот момент. А ведь однажды я уже видел его — у моего отца. Эммелина Кальде — тебе ведь это имя о многом говорит? Это первая жена моего отца. Она выпала из окна, или выпрыгнула, кто как и во что горазд сочиняет. Он говорил, что Эмелина жестоко с ним обошлась, играла его чувствами, изменяла с этим выродком из Кальде, а он ведь любил её, готов был забыть что угодно. Тогда отец поклялся, что вырежет всю их семью. Эта идея вскоре стала преследовать его, мучать по ночам. Тогда он женился второй раз, но был тайно одержим только одной этой мыслью, однако вскоре совсем выжил из ума, обанкротился, наша мать его бросила, впрочем, потом и меня, но тут она хорошо откупилась. Я не мог простить Кальде за все это. А дальше ты сама знаешь. Свидетелей в моем плане не предполагалось, поэтому пришлось импровизировать. Кровь была не её, я застрелил Дурмана. Потом я приехал к отцу и сказал, что отомстил за него. Он сначала не поверил, и тогда я показал голову этой девчонки. Знаешь, какого мне было, когда мой собственный отец схватил меня за плечи и кричал, что я не должен был этого делать? Я просто ушёл. От Кальде мне больше ничего было не нужно».
Подобравшись к дереву, Мария сбавила шаг и остановилась на песчаном отшибе. Это было не все признание брата, она не могла слушать дальше. Сердце еще не перестало прерывисто биться, но в следующую секунду резко оборвалось вниз и готово было застучать только в следующей жизни. Там среди ветвей с веревкой на шее как старая ненужная тряпка висел Ариан. Стрелки на его часах не двигались и показывали без пяти минут двенадцать. Мария смотрела на него не моргая, как будто стоило ей отвести взгляд, и весь мир тут же бы рухнул. В голове не было никаких мыслей, кроме той, что, вероятно, начался дождь, раз рядом с ней с грохотом упало несколько капель. Она почувствовала, как по ее верхней губе что-то стекает, и наклонила голову вниз. На светлом песке краснели неровные пятна крови. Было тихо, только где-то вдалеке слышались наступающие раскаты грома.