Хроника безумства

По длинной, уходящей во тьму улице шёл мужчина, лица которого в тени капюшона не было видно. Шаги его были чёткие, выверенные, а осанка прямая, вследствие чего складывалось впечатление о его принадлежности к армии, либо к какой-нибудь иной силовой структуре. В дополнение к этому образу можно было бы отнести весьма атлетичное телосложение, которое не смогли скрыть под собой мешковатого фасона худи и изрядно поношенные тёмно-синие брюки.

Судя по тишине, отсутствию проезжающих мимо машин и прохожих, могло сложиться впечатление, что настала глубокая ночь, но это было не совсем так, потому что в многочисленных окнах жилых домов — расположенных по обе стороны дороги — горел свет. Здания были средней этажности, но восемнадцатиэтажные в большинстве своём превалировали и именно они выглядели особенно жутко, так как свет уличного освещения был практически недосягаем для их верхушек, из-за чего значительная часть фасадов была поглощена густой как смола тьмой. И только прямоугольной формы огни светящихся окон, которые казались зависшими в воздухе, создавали собой сюрреалистичную картину прямиком из ночного кошмара.

Странный, апокалиптичный антураж этой улицы, судя по всему, не казался для мужчины чем-то необыкновенным или странным. Он даже не обратил внимание на форму уличных фонарей, которые освещали его путь блёклыми, желтыми блинами света, что падали на покрывшийся трещинами асфальт. А по идее должен был, ведь они выглядели так, будто кто-то на заводе изготовителе пропустил их через молотилку, придав каждому свой уникальный, жуткий вид.

Перейдя через проезжую часть на противоположную сторону улицы, мужчина вошёл во тьму, которая вела к сквозному проходу одного из зданий. В нём горел свет, но настолько слабый, что тот едва освещал ступеньки и дверь в техническое помещение дома, которая была разрисована граффити настолько сильно, что превратилась в огромную кислотных тонов кляксу.

Остановившись напротив источника света, он посмотрел на кружащиеся в его лучах пылинки и чиркнув зажигалкой прикурил, на короткое мгновение осветив заполненные тьмой глаза, в которых совершенно отсутствовал блеск и хоть какой-либо намёк на эмоции.

Выдохнув облако густого, сизого дыма, он снова посмотрел на искавших своего пристанища в мутном свете пылинки. В это же самое мгновение лампа накаливания замерцала, едва слышно щёлкнула и погасла, дав волю тьме, которая, не теряя времени заволокла всё вокруг, кроме разве что красного огонька сигареты, который вспыхнул вновь, озарив опущенные веки.

В очередной раз очистив легкие от табачного дыма, он той же уверенной походкой зашагал дальше, звонко отбивая эхо стоптанными каблуками туфель.

На выходе из тоннеля располагалась забитая машинами парковка, которая также весьма скудно освещалась редкими фонарями, в свете которых начали проглядываться искорки резко начавшегося дождя. И хотя успели пролиться только первые капли — воздух моментально перевоплотился, сделался более насыщенным, свежим, удалив ощущение вакуума и спёртости присущей ему до этого. Но мужчина не обратил на эти волшебные перемены абсолютно никакого внимания.

Свернув с парковки направо, он пошел вдоль длинного ряда блестящих новизной машин по левую руку и многоэтажным зданием со множеством подъездов по правую. Но не пройдя и тридцати метров он услышал звуки борьбы и сдавленные крики, доносившиеся из темноты под окнами.

Напротив ближайшего к парадной балкона стояли двое мужчин. Один прижимал другого к стене и что-то яростно шептал ему на ухо. Каких-то конкретных фраз или хотя бы слов прохожий в капюшоне не расслышал, тем не темнее он замер, внимательно, и в тоже время с безразличием глядя на разворачивавшуюся перед его глазами драму.

— Безумен, да? Да! Но почему же ты боишься меня? Боишься сумасшедших, а этого ты боишься? Боишься этого я тебя спрашиваю?

После этого почти что истошного вопля в квартире над ними вспыхнул свет, осветив собой чёрные силуэты, даровав им краски, а острию кухонного ножа блеск. Но наблюдавший со стороны за всем этим мужчина даже не дрогнул, а лишь в очередной раз затянулся, осветив тусклым сиянием холодные, наполненные тоской глаза.

— Эй, убери его ради Бога! Не делай глупостей, ты чего? Стой! — дрожащим голосом сказал прижатый к стене юноша. Лицо его было искажено ужасом и недоумением.

— Ради Бога? — сказал второй и что есть силы всадил остриё ножа ему в бок.

Как ни странно, крика не последовало. Только едва слышное: «Ай», — сумел произнести парень и ужас на его лице сменился удивлением. Казалось, он до последнего был уверен в том, что до этого не дойдёт.

— Ради Бога... — не вынимая ножа из тела сказал мужчина и засмеявшись продолжил: — Ты назвал меня безумцем, а сам до сих пор не понял, что Бог мёртв.

Последовало еще два удара под рёбра и один в живот, после чего парень упал, а нападавший, почуяв взгляд на своей спине резко развернулся и сказал:

— Очень интересно? Тоже считаешь меня ненормальным?

Дождь усилился, превратившись в ливень, но никого из них это не заботило. Они просто стояли и смотрели друг на друга, будто ожидая у кого первого сдадут нервы. И вот парень с ножом — по-звериному рыча — бросился вперёд, но, когда до стычки оставалось меньше метра замер, вознеся окровавленный нож над головой.

Незнакомец в капюшоне даже не шелохнулся, а только лишь вытащил сигарету изо рта, будто намереваясь что-то сказать, но промолчал, пытаясь поймать на себе взгляд нападавшего, который хаотично метался из стороны в сторону. Так они простояли несколько секунд, пока нож не лязгнул об асфальт, а его владелец, сопя, не убежал сквозь ряды припаркованных машин куда-то во тьму.

Посмотрев сначала на окровавленный нож, он перевёл взгляд на лежащего в позе эмбриона парня, который с мольбой в глазах смотрел на него, но так ничего не сказав — бросил окурок в урну и пошёл своей дорогой.

— Эй, подожди, — чуть ли не срываясь на слёзы сказал юноша, — помоги мне. Не бросай меня здесь, молю.

Неохотно остановившись, мужчина развернулся и зашагал к лежащему на асфальте парню. Замерев в двух метрах от него, он изучающе посмотрел на бурую, густую лужу крови, которая в туже секунду навела его на мысль о серьёзном ранении печени. Однако он ничего не сказал, а лишь проводил взглядом алый ручеек, который смешиваясь с дождевой водой стекал в ливневую канализацию.

Наблюдая за этим, показавшимся для него медитативным зрелищем, мужчина чуть склонил голову вбок, в попытке что-то сказать приоткрыл рот, но тут же закрыл, резко развернулся и зашагал прочь.

— Стой! — раздался истошный вопль. — Не уходи, умоляю. Я не хочу подыхать. Вызови скорую помощь, придурок! Помоги мне.

Не пройдя и пяти метров он замер и достав очередную сигарету закурил. В этот самый момент его силуэт озарили посменно сменяющие друг друга синие и красные вспышки, которые в кромешной тьме улицы казалась невыносимо яркими.

Завидев эти огни, парень рассмеялся и принялся из последних сил благодарить незнакомца, который не обращая внимание на его лесть, отступил под небольшой козырёк парадной и принялся проводить взглядом озаряющие тьму вспышки. То и дело в этом мерцании ему мерещились тени, которые хаотично перемещались по покрытой мглой дворовой территории. Люди это, контуры деревьев или нечто куда более странное и страшное разобрать было невозможно. Да его и не особо это интересовало. Поэтому он стоял с тем же безразличием на лице и курил, выпуская над головой массивные облака табачного дыма, которые подхваченные порывами усилившегося ветра тут же растворялись в воздухе.

Ударив припаркованную машину, автомобиль скорой помощи перескочил через бордюр и с визгом тормозов замер, не гася при этом ослепляющие фары. Сразу же послышался звук открывающихся дверей, но кто вышел из них не было видно. Зато благодаря загоревшемуся салонному свету, отчетливо проглядывался сидящей за рулём водитель, который напоминал собой помесь индейца и бродяги. Он трясся и одновременно барабаня по рулевому колесу делал вид, что что-то выкрикивает или поёт.

Из света фар вышли двое под копирку сделанных врачей. Один был в берёзового цвета робе, а второй в надетом поверх спортивного костюма медицинском халате и стетоскопом на шее. В руках он держал докторский саквояж из коричневой кожи, на вид которому была не одна сотня лет.

— Что это тут у нас? — радостным тоном сказал фельдшер в робе.

Доктор в халате подошёл к лежащему на земле парню и с силой бросил около него предельно лёгкий, явно пустой чемоданчик.

— Уважаемый, необходимо оперировать и притом срочно! — сказал он. — Долго этот господин не протянет. Срочно несите тридцати двух граммовую ампулу и специальный прибор для инъекций.

— Слушаюсь! — еще более радостно сказал фельдшер и вприпрыжку побежал к машине.

Пока брат близнец копошился в скорой, доктор в халате выпрямился и пригладив растрёпанные ветром соломенного цвета волосы, посмотрел на мужчину в капюшоне. Его взгляд сквозь прямоугольные линзы очков был отстранённым, снующим, безумным, но тем не менее живым, человечным. Достигалась эта пресловутая живость во многом благодаря их природному блеску и зеленоватому оттенку. Да и сам по себе доктор являлся весьма симпатичным мужчиной под сорок, явно австрийского происхождения. И именно благодаря этому, при взгляде на него в душу не закрадывалось ощущение чего-то аномального, странного, что присуще большинству безумцев. В его случае природное обаяние делало своё дело, внушая в подсознание мысль о том, что перед тобой стоит благовоспитанный и очень добрый по своей натуре человек.

Его брат-близнец был полной его копией, а отличался только отсутствием очков и взглядом, который хоть и был наделён всем тем же, но такого доверия не внушал. Скорее даже наоборот, присущая его глазам холодность и жестокость, засеивали некое чувство смятения и опаски, которое прорастало из его карих глаз прямиков в сердце того, кто имел неосторожность пересечься с ним взглядом. Но незнакомец в капюшоне совершенно ничего подобного по отношению к ним обоим не испытывал. По его безразличию в глазах, могло даже показаться, что он вообще сомневается в их реальности и существовании как таковом. Подобное отношение может быть только к чему-то настолько обыденному и безобидному, как к крошечному цветку, проросшему сквозь потрескавшийся асфальт.

— Добрый вечер, уважаемый. Вы друг этого господина или быть может родственник? — с улыбкой сказал доктор в халате.

В ответ тишина, которая стёрла с лица доктора улыбку, но ненадолго, потому что она снова засияла, когда мужчина в капюшоне сбил указательным пальцем уголёк с сигареты и зашагал к нему навстречу. Вопреки ожиданиям доктора он совершенно спокойно прошёл мимо него и выкинув окурок в урну хотел было уйти, но остановился, завидев, как из машины скорой помощи вышел его брат-близнец, который с улыбкой на лице держал в руках дробовик.

— Готово! — передёрнув затвор сказал он.

Парень с ножевыми ранениями к тому времени уже потерял сознание, поэтому на столь эффектное появление вообще никак не среагировал. Да и не успел бы, потому что врач в одно мгновение подбежал к нему в упор и почти не целясь всадил в его голову пулю. После чего сразу же отскочил от него на три шага назад.

Кажется, будто грохот пронзил эхом весь город, отчего во всех окнах в округе начал хаотично загораться и гаснуть свет, невольно рождая мысль относительно того, что местные жители не до конца понимают, в каком положении выключателя они будут в бóльшей безопасности. Всё это безумие также сопровождалось истошным воем десятков сигнализаций припаркованных машин. Мир сошел с ума, обезумел, но мужчине в капюшоне было наплевать. Он направился дальше вдоль дома к двери своего подъезда.

Открыв без ключа и какого-либо сопротивления ржавую, изрисованную дверь на магнитном замке, он ступил во тьму лестничной клетки. Глупо было рассчитывать на то, что тут будет светлее и как-то гостеприимнее, чем на улице и возможно человек, который оказался здесь впервые начал бы беспомощно плутать во тьме, но мужчина был уверен в своих действиях. Именно поэтому он даже не предпринял попытки вызвать лифт, который стоял на первом этаже с покореженными створками дверей.

Откуда-то сверху доносились чьи-то голоса и истеричный, визгливый смех какой-то женщины в возрасте. Помимо этого, во тьму пробивался гудящий звук очень низких басов и глухие удары в стену, сопровождаемые истошным воплем. Но все эти внешние обстоятельства были неспособны как-то поколебать мужчину, хотя и царившая вокруг него атмосфера очень походила на сцену из бюджетного фильма ужасов. Его куда больше угнетал запах мочи и чего-то более мерзкого, пропитавшего собой всё здание насквозь. Поэтому он бежал по лестнице задержав дыхание, перепрыгивая за шаг по три ступеньки.

Поднявшись на седьмой этаж, мужчина свернул в левое крыло, так никого и не встретив на своём пути. Но куда более странным оказался факт наличия света на этаже. Ведь когда во всём доме стоял полумрак тут было светло как в операционной.

Перейдя с бега на шаг, он прошёл к самой дальней двери и замер, заслышав тихую игру на пианино. Кто-то в столь поздний час играл приятную мелодию, которая сквозь массивную дверь была практически неразличимой. Тем не менее даже будучи едва слышимой она выделялась из всеобщего фона ночного безумия, что царило вокруг. Именно поэтому эта неумелая и в тоже время приятная игра на синтезаторе загипнотизировала мужчину, который вставив ключ в замок не решался его провернуть.

Когда мелодия стихла, он отпер дверь и максимально тихо запер её за собой, практически не создав ни единого звука. В этот самый момент снова послышались мелодичные звуки, но на этот раз отчётливо и с вызовом — это была Ария Баха из оркестровой сюиты номер три.

Разувшись, он снял капюшон и резким движением головы откинул спутавшуюся от влаги длинную чёлку. После чего подошёл к открытой двери в комнату, из которой доносилась музыка и увидел сидящую в профиль девушку. Глаза её были закрыты, а спина сутулой, но какая-то грация в движениях её крохотных рук всё же присутствовала. По крайней мере мужчине нравилось наблюдать за игрой этой девушки, на вид которой было около двадцати лет. Но даже в этот момент его лицо абсолютно ничего кроме безразличия не выражало. Правда на короткий миг могло показаться, что его чёрные глаза чуточку сверкнули во мраке комнаты, но то был лишь обман зрения или обыкновенная игра света.

Музицирующая девушка была абсолютно лысой, имела рост едва превосходящий сто шестьдесят сантиметров и детское, совсем не развитое по годам слабое тело. Это выражалось не только в её сутулости, но и бледности лица, которое тем не менее было весьма симпатичным.

Одета она была в кофту с капюшоном, точная копия той, что была на мужчине. Поэтому её крохотное тело чуть ли не утопало в ней, но кажется это её не особо заботило. А учитывая торчащий из-под неё воротник тёплого, вязаного свитера — ей было куда важнее тепло и практичность, нежели внешний вид и элегантность.

Щуплые ноги девушки обтягивали плотные, чёрные колготки, поверх которых надеты тёмно-синие, весьма короткие джинсовые шорты, которые совершенно на ней не сидели и большинство времени не были видны из-за кофты, что доходила почти до самых колен.

Пару раз запнувшись, она что-то жалобно пробормотала и открыв глаза вздрогнула, когда увидела периферийным зрением мужчину, который с совершенно отсутствующим видом смотрел на неё. Спина девушки тут же, как по команде выпрямилась, а щеки чуть заметно порозовели.

— Я не услышала, как ты пришёл, — растерянно сказала девушка. — Там дождь? Ты весь промок. Давай помогу.

Выскочив из-за синтезатора, она подбежала к мужчине, который покорно снял кофту, обнажив наплечную кобуру с хромированной рукоятью пистолета, наличие которой совершенно не смутило девушку. К тому же помимо огнестрельного оружия, у него на поясе под правую руку висел большой, с широким лезвием нож убранный в ножны, а с левой стороны были закреплены два подсумка с двумя хромированными пистолетными магазинами.

— Марк, хочешь кофе?

— Да, пожалуйста, — сказал он очень приятным, спокойным голосом и едва заметно улыбнулся.

Пока девушка развешивала одежду сушиться, мужчина проследовал на кухню. Эта его атлетичность, идеальная осанка и мышцы, проступающие через черную футболку, совершенно не подходили к его лицу, которое не сказать, что было прямо каким-то неприятным или некрасивым. Просто они не создавали собой целостной композиции. Тело солдата и абсолютно ничего не выражающее лицо мужчины третьего десятка, который, судя по всему, не очень любил стричься. Но большее смятение всё же вызывали его глаза, которые даже в более-менее ярком кухонном свете по-прежнему казались какими-то уж слишком тёмными и безжизненными.

Закончив с кофтой, девушка сразу же прибежала на кухню и нацелилась на кофеварку. Кофе в ней было сварено заранее, притом совсем недавно. Марк это заметил по запаху, как только зашёл, но всё же решил удостоить её права угостить его.

— Вот, прошу, — с улыбкой сказала она и поставила прямо перед ним чашку.

В отличии от мужчины, у этой весьма бойкой девчушки глаза буквально искрились жизнью, а учитывая тот факт, что у неё была полная гетерохромия* — взгляд её становился вдвойне загадочней и притягательней, так как левый глаз был тёмно-карий, почти чёрный как у мужчины, а правый сиял в своей голубизне и ясности. [Гетерохроми́я — различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или разная окраска различных участков радужной оболочки одного глаза.]

— Я как чувствовала, что ты сейчас придёшь, вот и сварила кофе, — усевшись напротив него сказала девушка.

Он ничего не ответил, а просто посмотрел в её глаза, наверное, дольше чем следовало, потому что она, явно засмущавшись отвернулась и поту́пила голову. Но уже спустя пару секунд снова выпрямилась и с нескрываемым волнением в голосе сказала:

— Этот взрыв на улице...

— Не беспокойся на этот счёт. Лучше скажи как ты себя чувствуешь и не появлялось ли оно пока меня не было?

— Появлялось. Оно всегда появляется, когда я одна и мне страшно. Но я нашла способ с ним бороться. Теперь я просто сажусь играть и делаю вид, что его нет. И оно перестаёт меня доставать.

В воздухе повисло неловкое молчание, которое нарушили чьи-то шаркающие шаги, что донеслись из комнаты с синтезатором. Спустя мгновение инструмент взревел так, будто кто-то ударил по нему кулаком. Девушка от столь резкого звука подскочила на месте и с ужасом уставилась на Марка, который совершенно не переменился в лице.

— Кира, — сказал он, поймав на себе её встревоженный взгляд, — может быть сыграешь мне что-нибудь?

— Да! С удовольствием, — со смущением в голосе сказала она и её щёки снова порозовели.

Молча поднявшись и захватив свои кружки они направились в комнату.