глава 4: dance of death.
Ночь была полна шорохов и щелчков. Не видя своих противников, а лишь слыша шуршание земли, с которым те перемещались в непроглядной тьме, воинство моё несколько утратило свой пыл. Мне и самому было не по себе. Вспомнился случай, произошедший со мной в Африке.
Наша экспедиция воспользовалась гостеприимством вождя небольшого племени. Людям требовался отдых, а запасам — срочного пополнения. На третий день нашего пребывания в деревне аборигенов соседнее племя решило пойти войной на наших добрых хозяев. Военные действия начались ранним утром: из джунглей высыпала небольшая толпа раскрашенных туземцев, обряженных в пышные головные уборы из пёстрых перьев, и приступила к пляскам. Пришельцы плясали часа 3, а отплясав, устроились в тени пальм, ожидая ответа. Тем временем жители деревни приоделись, нанесли раскраску на лица и, под бодрый барабанный бой, выступили с ответным танцем. Танцевали до первых сумерек. По содержанию танцев, насколько я мог уразуметь, выходило, что пришельцы сначала осыпали наших оскорблениями, намекая на какой-то спорный момент в их взаимоотношениях, а потом перешли к прямым угрозам. Танец хозяев был ответом: да, мол, вопрос такой есть, бесспорно, но коль вы, го(в)на носорожьи, сочли возможным явиться сюда, в наш дом, то на благополучное разрешение конфликта можете не рассчитывать. По итогу оскорблённые парламентеры, демонстративно плюя под ноги хозяевам, скрылись в джунглях. Война была объявлена.
Позже проводник разъяснил мне суть конфликта. Племянник вождя соседнего племени взял в жёны внучку местного колдуна и дал за неё богатый выкуп, аж 7 коров, что по местным меркам сокровище небывалое, в придачу пригнал белоснежного годовалого бычка. Внучка оказалась вздорной и скандальной бабой и сразу после свадьбы принялась поколачивать супруга. Супруг терпел и молчал, но новоиспечённой жене этого оказалось мало, и побоям стали подвергаться вся семья мужа. Тогда расстроенные домочадцы пожаловались своему дядюшке, вождю, а тот изгнал драчунью из племени, отправив её домой, в родную деревню. Оскорблённые родичи невесты отказались возвращать полученный выкуп, полагая, что повторно изгнанную замуж никто не возьмёт. Тогда жители соседнего племени пришли требовать своё, угрожая, в случае отказа, пойти на деревню войной, но совершили тактическую ошибку, сравнив всех женщин соседей с самками шимпанзе, чем нанесли смертельную обиду и поставили крест на самой возможности полюбовного разрешения ситуации. На мой вопрос, «а когда же племена приступят к боевым действиям», проводник ответил: "Ночью, ночью всё будет".
Стемнело, на джунгли опустилась ночь. Джунгли не засыпают никогда, наоборот, с наступлением тьмы чащи наполняются рёвом хищников и криками других обитателей. Шуршит листва, бьёт крылом взлетающая цапля, осыпаются камешки — это, раздвигая лианы гигантскими мускулистыми кольцами, ползёт по своим делам пёстрый удав. Это днём джунгли затихают, маскируя жестокую борьбу в своём чреве весёлой перекличкой ярких разноцветных пичуг, ночь же срывает маски, показывая истинный, кровожадный лик этих мест. Уху привычного человека ночной шум джунглей говорит о том, что всё идёт, как идёт, одни пожирают вторых, третьи спасаются бегством, такова жизнь повсюду, просто здесь на неё ещё не успели накинуть шторы цивилизации.
Вдруг всё стихло. На деревню опустилась звенящая тишина. Хотелось попрыгать и похлопать себя по ушным раковинам - так ударила эта тишина по барабанным перепонкам. Рыхлая бледная африканская луна уползла за пелену туч. В наступившем мраке, сразу во всех сторонах от деревни, зародился шорох. Потянуло запахом разложения и сырой земли. Налетел и тут же стих ветер. Кто-то выползал из зарослей, беря деревню в кольцо, кто-то, кто не нуждался даже в слабых отблесках света, кто-то, чьим пристанищем была извечная тьма.
Одновременно по всему периметру деревни вспыхнули большие костры. Тут же раздался голос десятка барабанов. Их звук отличался от дневного, это был страшный, подчиняющий себе ритм. Ему вторил речитатив странных, будто плачущих, голосов. Били барабаны, стенали голоса, а из джунглей, на поле перед деревней, выходили мертвецы. Выглядели они ужасно: с иссохших скелетов редкими лохмотьями свисала сохранившаяся кожа, некоторые, те, что посвежее, лопались от бурлящего во внутренностях разложения и истекали зловонной жижей. Плечом к плечу с мёртвыми мужчинами шли женщины и дети. Особенно поразила меня молодая женщина со вспоротым животом, умершая, судя по всему, совсем недавно. У её ног, соединенный с матерью пуповиной, полз младенец с проломленным черепом. Единственный сохранившийся глаз ребёнка бешено и бессмысленно вращался в гноящейся глазнице. Между ожившими трупами людей сновали мёртвые животные. И те, и другие шли деревянной, дёрганной, подпрыгивающей походкой, шли в абсолютном молчании, если не считать шорох сухой земли и травы под ногами мертвецов. Навстречу мёртвому воинству, повинуясь призывному рокоту тамтамов, выходили другие мертвецы, те мертвецы, что были на нашей стороне.
Я стоял в кругу света и сжимал свою верную винтовку Уитворта, готовый выступить против адской армии трупов, готовый выступить против кого угодно, встав на защиту людей, пустивших нас под свои крыши, преломивших с нами, белыми чужестранцами, твёрдую лепёшку хлеба.
Сейчас точно так же шуршала тьма, опустившаяся на завод. Точно так же рука грела вороненую сталь моего Уитворта, а вокруг стояли те, за кого стоило отдать жизнь, снова отдать жизнь, если точнее. Мрак вспыхнул и отступил, пронзённый лучами тысячеваттных прожекторов, как когда-то мгла потеснилась, испугавшись десятка костров. И сотни уродливых белёсых тел отпрянули вместе с темнотой, страшась яркого света. Подняв винтовку я выстрелил, перезарядил и выстрелил снова, шаг за шагом, продвигаясь вглубь завода. Выстрелы слышались повсюду, и пока их количество перевешивало редкие предсмертные крики моих людей.