XVIII
По утру Апраксин обнаружил оставленную другом записку. Пока он читал её, на лице его не проявлялось никаких эмоций. По прочтении же он тяжело вздохнул, сложил её и вышел в общий зал.
— Где же господин Шмитц? Спит ещё? — задорно спрашивала у Апраксина Анна за завтраком.
Заслышав этот вопрос, Татьяна оживилась. Она подняла голову и стала вслушиваться, а в её глазах промелькнула искра. Эту искру и поймал взглядом Апраксин.
— Господин Шмитц сегодня утром уехал к себе. У него появились неотложные дела, — отвечал он, не отводя глаз от Татьяны.
— Но он ведь скоро вернётся? — продолжала Анна.
— Это маловероятно.
Татьяна снова опустила голову. На её лице выразилась тревога. Апраксин не мог этого не заметить.
После завтрака Татьяна в расстроенных чувствах поднялась к себе, села напротив трельяжа и стала всматриваться в своё отражение в зеркале. Лицо её было бледнее обычного, щёки — немного опухшими, а вокруг глаз проглядывались тёмные пятна. Её руки стали будто прозрачнее, пальцы — тоньше, и лишь яркий красный камень украшал их.
Стук в дверь.
В комнату вошёл Апраксин.
— Княжна, мне нужно с вами объясниться.
Татьяна сразу поняла, о чём будет этот разговор. «Он всё знает, — решила она в этот момент, — ему всё известно!»
— Конечно, вы уже догадались, зачем я пришёл, — подтвердил её догадку Григорий. — Посмотрите, это Шмитц оставил перед своим отъездом. Какого!
Он передал ей сложенный лист бумаги. Княжна раскрыла записку, дрожащим взглядом прочла её, после чего ахнула и прижала её к груди.
— Вы нездорово выглядите. Ночью не спали? Из-за него?
— Нужно ехать скорее к нему! — вспыхнула Татьяна. — Его нельзя оставлять одного! Нельзя! Как же! Скорее, скорее к нему.
— Прошу вас, успокойтесь.
— Какое тут спокойствие, Григорий Тимофеевич. Уехал, один, да мало ли что могло случиться!
Татьяна заметалась по комнате.
— Княжна, я прошу вас, будьте сдержаннее, — твёрдо повторил Апраксин.
— Он же вчера весь день просидел у себя, не выглянул ни разу. Боже, да чего он только себе не надумал. Как же это так: уехать в ночь, да оставлять такие записки!
Григорий поймал княжну за плечи, усадил на кровать и убедительно сказал:
— Никакого объяснения не будет, если вы сейчас же не успокоитесь.
Княжне ничего не оставалось, как тяжело выдохнуть и постараться принять покойный вид. Через пару минут Апраксин продолжил:
— Я знаю всё, что произошло между вами. Знаю истинную причину его отъезда. Его поведение предельно понятно: ещё в первый же день, как мы остановились у вас, я всё это понял, и в тот же вечер уже знал, что всё закончится именно так. И нет, я вас ни в чём не виню, он — тоже. Но теперь он нуждается в покое. В такие минуты человек желает быть один, ему полезно быть одному. Как я уже сказал, сюда он больше не вернётся. Но это пройдёт, и тогда уже между вами не останется никаких чувств, кроме дружеских.
— Вы считаете, его можно оставлять наедине с собой?
— Я уверен, он выдержит.
— Неужели даже навестить его нельзя?
Апраксин покачал головой в знак отрицания.
— Даже письмо написать?
Снова тот же ответ от Апраксина.
Княжна вздохнула и опустила голову.
— Как у вас только получается держать себя так холодно? — обратилась она. — Неужели вы действительно за него не боитесь?
На это Апраксин не нашёл что ответить.
— Отдохните, княжна. Вы сильно устали.
Он развернулся и пошёл к двери.
— Но когда же вы к нему заедете? — вырвалось у Татьяны.
Григорий остановился и после небольших колебаний ответил:
— В конце месяца, пожалуй, заеду.
— В конце месяца!..
На этом их объяснение было кончено.
Татьяна, доверившись Апраксину, ничего не стала предпринимать: Шмитц не получил от неё ни визитов, ни писем. Сам же Григорий, как и обещал, заехал к нему в самом конце декабря. Ничто не мешало ему наведаться и раньше — ему просто не хотелось покидать дом Романовых…