XVI
Первые шаги для поправки дел в Вишнёвке уже были сделаны. Вишневскому удалось уговорить отца нанять управляющего, хоть это и стоило Николаю больших усилий.
Так в Вишнёвку прибыл человек высокого росту, с тёмными длинными волосами и бакенбардами, в узком синем сюртуке. Приехал он на собственном экипаже. Опираясь на трость, он вышел из коляски и подошёл к Николаю.
— Вы господин Вишневский? — обратился приезжий к Николаю.
— Да, это я. А вы господин Мерсье?
— Так точно, — с акцентом выговорил француз.
— Вы знакомы с Григорием Апраксиным?
— Да.
— Он рекомендовал мне вас как примерного управляющего.
— О, это приятно.
Они обменялись рукопожатием.
— Что же, пойдёмте скорее в дом: там всё и обсудим.
— С удовольствием… м…
— Николай, — подсказал ему Вишневский.
— Точно! Николай! С удовольствием, Николай.
Вишневский повёл его за собой.
— Вы говорите по-французски?
— Говорю.
— Oh, charmant. J'avoue que je ne parle pas très bien le russe (Ох, прелестно. Я, признаюсь не очень хорошо говорю по-русски)
— Ce n'est rien, M. Mercier. Tu peux me parler comme tu veux (Пустяки, господин Мерсье. Со мной вы можете говорить как вам удобно).
— Merci (Благодарю).
И Николай отвёл приезжего к отцу.
Спустя неделю, ознакомившись со всеми проблемами, нависшими над деревней, Мерсье объявил, что понадобится не менее года, чтобы дела пошли в гору. Своим видом француз смог внушить доверие не только Николаю, но даже и Петру Семёновичу.
Зима добралась до Вишнёвки. Появились непроходимые сугробы, которые мужики расчищали с утра до полудня, а то и дольше. Холодный воздух скользил по неприкрытым лицам. В избах топились печи, и дрова тихонько потрескивали в огне.
В один из таких морозных дней Николай сидел на берегу реки, облокотившись на крепкий ствол дерева. Кругом тишина. Серое небо совершенно спокойно: с него даже не падают пушинки снега. Оголённые деревья стоят неподвижно. Нет даже малейшего ветерка, чтобы колыхнуть какие-нибудь тоненькие веточки. Не слышны крики мужиков: каждый сидит в собственной избе и греется у огня. Река покрылась льдом — она так же безжизненна, как всё вокруг. На неё-то и устремил свой взгляд Николай. Он смотрит на неё и думает, как всё мертво кругом. Он припоминает её быстрое течение припоминает, как ещё недавно она безвозвратно уносила вдаль опавшие листья… как эти самые листья кружились в возухе… как птицы рассекали небо, улетая в тёплые края… как солнечные лучи ещё согревали…
Но вот уже завтра солнце снова поднимется над деревней и будет светить так же ярко, как светило прежде. Вновь будет падать снег, образуя большие сугробы, и мужикам с усердием придётся их расчищать. Под их ногами начнёт раздаваться негромкий хруст, а сами они будут беспрерывно говорить между собой. Это ли не жизнь?
А затем наступят и тёплые дни. Снег начнёт сходить. Лёд оттает, и река вновь понесётся вперёд. Птицы вернутся и громким гулом оповестят об этом. Сквозь белые пятна ещё не исчезнувших сугробов начнёт проявляться зелёный ковёр. Деревья снова расцветут.
Но Николай не думает об этом. Он ощущает себя единым со всею тишиной и тоской, что его окружает.
— Скоро я вернусь, ты только дождись меня… Знаю, что тяжело, но, пожалуйста, дождись… Обещаю, вернусь как только смогу! И все узнают, кто ты для меня! Женимся, как ты и хотела, весною… Я за это ручаюсь. Переедем сюда, в деревню, как ты мне говорила. И уже ничто нас не разлучит!
— А, может, напрасно я тебе про сон написал… Ты же всё-таки в сны веришь… Надеюсь, я тебя не напугал.