Ликорис

Поправив складки на джинсовой юбке, София спрыгнула с последней ступеньки автобуса и ощутила, как её белые, новенькие кеды погрузились во что-то вязкое. Чертыхнувшись, она отпрыгнула в сторону, схватилась за первое попавшееся дерево и посмотрела на свою обувь.

Отлично.

Грязь в июне. Густая, мягкая, чёртова грязь.

Немного порывшись в сумке, София достала салфетки и, всё ещё прыгая на одной ноге, протёрла подошву. Тщательно обследовав кеды и убедившись в том, что они чисты, она наконец-то успокоилась. Выкинула грязную салфетку и глянула на часы. Половина второго. До её встречи с мастером тату осталось минут десять, не больше.

Во второй раз ругнувшись, София направилась по нужному адресу.

Обычно она более организованна. И пунктуальность всегда была её отличительной чертой. Но вот в последнее время всё буквально валилось из рук, и сама София ощущала себя роботом, у которого давно не меняли батарейки. Обнадёживая себя тем, что это сказывается усталость после сессии, она пыталась хоть как-то привести себя в норму. Но все попытки самоорганизации проваливались: то она начинала вести ежедневник, но просыпала момент подъёма; то старалась бегать по утрам, но прохожие смотрели на неё так, словно она бежит голая с топором в руке; то хотела привести в порядок свою комнату, но в итоге просто доставала старые фото и засыпала с ними в руках. В итоге начало июня, состоящее из бесконечных попыток привести себя в нормальное состояние, можно было смело назвать провальным.

А ещё, кажется, ей следовало бы куда чаще выходить из дому, ибо в ориентировании на местности София полный ноль. Здание, которое, согласно её логике, должно было иметь нужный номер, его не имело, и вообще... это была не та улица.

Солнце, напоминающее приклеенную к небу белую монетку, светило так, что на голове уже можно было жарить яичницу. Обречённо вздохнув, девушка достала телефон. В такой ситуации есть всего два выхода: спросить кого-то или же найти дорогу самой. Второй расклад, конечно, может занять больше времени, но зато дурой не предстанешь.

Телефон полетел в сумку. Нахмурившись, Софи стала высматривать название улицы с другой стороны дороги. Логично, что и там, и здесь оно было одинаковым, но на супермаркете табличка была куда более длинной. Довольно кивнув, Соня решительно перешла через дорогу, добропорядочно дождавшись зелёного света.

Обойдя супермаркет, она увидела кирпичную девятиэтажку, первые этажи которой были полностью выкуплены различными конторами и магазинами. Боковая лестница была украшена белым плакатом с чёрным драконом — банальная реклама тату-салона, ничего не скажешь.

И в этот момент ноги Софи сами стали передвигаться медленнее. А разум, осознав происходящее, завопил.

— Ты сейчас серьёзно? — спросил голос разума, заставляя Софию остановиться.

— Полностью.

— Это больно и на всю жизнь.

— Моё лицо у меня тоже на всю жизнь, — огрызнулась она.

— Но твоё лицо не причиняет тебе боль.

— О, ты просто не был подростком. И вообще, заткнись.

Соня несколько раз вздохнула, прикрыв глаза. Серьёзно, откуда у неё это желание, как такое могло придти в её голову? Это же вначале было просто шуткой: ха-ха, заучка Софи никогда не сделает себе ни пирсинг, ни тату. София слишком послушная для этого, слишком правильная.

И когда Элла в очередной раз скептически изогнула бровь на комментарии Сони о том, что тату — это круто, девушка окончательно поняла, что просто обязана набить себе что-то. Это уже дело принципа. Её бунт против самой себя.

Да и на мастера она вышла как-то странно. Вначале ей просто кинули ссылку на группу во «Вконтакте», где выставляла свои работы довольно интересная художница, а потом оказалось, что она ещё и известный мастер тату. Имея привычку стирать все свои переписки, София даже не помнила, кто изначально кинул ей ссылку. Так или иначе, но она всё-таки оказалась на пороге между «Соня — ужасно правильная» и «Соня хочет перестать быть ужасно правильной».

Разум всё ещё настоятельно рекомендовал валить оттуда, но София уже поднималась по лестнице. Толкнув дверь, она невольно сделала глубокий вздох, точно нырнула в ледяную воду.

— О, привет.

На крутящемся стуле, держа в руке огромную кружку, сидела рыжая девушка. На ней было фиолетовое в пол платье и множество чёрных браслетов с шипами. Она взмахнула рукой, увидев Софи, и снова крутанулась на своём стуле.

— Привет.

Софи опустила сумку на пол и замерла у двери, растерянно озираясь по сторонам. Помещение было небольшим и жутко захламлённым: много проводов, раскрытый ноутбук на столе, два стула, круглый пуфик и радио с торчащей антеннкой, вешалка, стоящая у самых дверей, оранжевая шторка. В стоящем на полу горшке цвела бегония.

— Я — Софи.

— Ага, — кивнула рыжая и на мгновение зажмурилась, будто всё это время перед ней было нечто другое, а теперь она пыталась сфокусироваться, чтобы наконец, то разглядеть Софию. — Помню-помню. Ты... руническая девушка.

София нахмурилась.

— Кто?

— Руническая девушка. — Лёгкая усмешка тронула её лицо. — Я так зову тебя, после нашей небольшой переписки. — Она изящно соскочила со стула и протянула руку. — Алиса. Рада личному знакомству.

Соня расслабилась, ощущая, как лучезарная улыбка Алисы осветила тень волнения у неё внутри. Так светло и ясно улыбалась только Элла, и то только тогда, когда была в хорошем настроении.

— Первая татуировка?

— Ну да, — смущённо кивнула София. Казаться совсем уж забитой скромняжкой ей ужасно не хотелось.

Алиса скрылась за оранжевой шторкой. Раздался шум воды. Соня вытащила из коробки на полу бахилы и надела их на кеды. Подняв с пола сумку, прошла чуть дальше, осматриваясь по сторонам. На стенах были приклеены разные рисунки, надписи, забавные фото. На некоторых была Алиса, иногда она улыбалась.

— Где делать будем? — спросила Алиса, вернувшись.

— Плечо. Правая рука... эм, — Соня нервно сглотнула, — это больно, да?

— Ну, на руке не особо больно, как говорят. Скажу по опыту — мне было совсем не больно. Вот на рёбрах — да, болит и сильно. Если будет всё совсем плохо, придётся делать перерывы.

— Тогда ладно, — облегчённо выпалила Соня. — Ты меня успокоила немного.

Бросив на Соню оценивающий взгляд, Алиса покачала головой. Что ж, очевидно, поболтать у них получится, но вот ничего путного не выйдет. Потому что это... другая. Не она. Очередная пустышка. Алисе снова будет скучно, придётся сжечь новый замок у себя в голове.

— Ты не похожа на тех, кто делает тату. Я многих видела, и знаешь что? Такие, как ты, чаще всего пугаются и уходят.

— Я не испугаюсь.

— Ну ладно. Пошли.

Алиса отодвинула шторку, пропуская Софию во вторую комнату. Здесь было в разы чище, выложена нежно-голубая плитка и стояло высокое кресло, напоминающее кресло в кабинете дантиста.

— Я тут сделала набросок той руны, — Алиса дала ей лист бумаги, и София заметила чёрное кольцо на среднем пальце правой руки. — Вот, смотри: три размера. Выбери, пока я готовлюсь.

Софи, которая всё ещё где-то в самых тайных уголках разума думала о том, чтобы уйти, приложила листок к плечу и подошла к овальному зеркалу.

Самый крупный вариант она отмела сразу.

Переводя взгляд со своего плеча на лицо, София медленно опускалась в пучину самокопания. Нет, ну куда она лезет? Круглое лицо ребёнка, украшенное большими карими глазами, слишком тонкие брови, широкий нос, который с трудом можно было оттенить косметикой, и дурацкая короткая чёлка. Ещё очки нацепить — и можно фотографироваться в очередной раз для стенда «ими гордится наша школа». А ещё рубашка с короткими рукавами и... бабочка. Чёрная бабочка. София нервно сняла с себя бабочку и запихнула её в карман юбки.

— Выбрала?

— А? — Соня едва не дёрнулась, испугавшись. — Да, самый маленький.

— Отлииично, — выхватив рисунок из рук Сони, Алиса прошагала к своему столу. — Сейчас мы обработаем твоё плечо, сделаем перевод и... Ну и начнём. Готова?

Она достала из тумбочки медицинские перчатки, встряхнула их. Увидев больничный атрибут, Соня окончательно убедилась в том, что бежать уже поздно, и сейчас она переступит саму себя и всякое мнение окружающий о том, кто она такая — пусть это на самом деле только её заскоки, но её же, родимые.

— Не готова, — честно призналась девушка. — Но выбора у меня уже нет.

Она сама себя его лишила, решившись на это. Поздно делать шаг назад — не простит же себя за трусость.

Алиса усмехнулась. Пламя, опалявшее стены её замка, потускнело, уступая живому интересу к очередной клиентке.

«Занятно».

***

Если два человека, которые любят друг друга, не вместе, то значит один из них дурак. А может, и оба. Любовь ведь далеко не та слащавая мелодрама, которую люди впитывают буквально с молоком матери. По своей сути любые отношения — любовь не является исключением — это костёр, и если за ним не следить, он потухнет. На жалкие угли, конечно, никто смотреть не желает. А что делают с тем, что никому не нужно? Выбрасывают.

Эту истину Вика усвоила давно: спасибо множеству книг и слащавым сериалам. Стоило тонкому льду покрыть прежде прекрасные отношения её родителей, как Вика сразу же это заметила. Даже отец этого не почувствовал. В тех же сериалах Вика не видела таких ласковых взоров, столько нежности в прикосновениях, как у её родителей. Они были во всех отношениях чудесной парой.

Отец сидел на работе с ночи до утра, встречал там все праздники. Приносил работу домой, запирался в кабинете. Семейный обед превратился в быстрый перекус. Разговоры родителей походили на вежливую беседу. Как дела, что было на работе, спасибо за вкусные блюда.

Когда папа вообще не спустился к обеду, Вика забила тревогу.

Папа слишком занят. Мама слишком эмоциональна. А следить за тем, как рушится её собственная семья, Вика не хотела.

Взяв у отца машину — с личным транспортом решать дела в городе куда удобнее — она поехала вначале к кондитеру. Забрала ранее заказанную «Прагу», любимый мамин торт. Заехала в алкомаркет, купила обожаемый отцом коньяк и бутылку «Божоле нуво». В канцелярии накупила цветных лент и бантов для украшения дома. Цветы Вика решила приобрести недалеко от своего дома, чтобы букет не помялся в машине.

В супермаркете была большая очередь. Нетерпеливо кусая губу, Вика мелкими шажками пробиралась к кассе. Стоящая перед ней женщина, сняв с голову широкую тёмно-красную, как цветок ликориса, шляпу, обернулась.

— Вы можете пройти впереди меня. Я забыла купить молоко.

Погружённая в свои раздумья, Вика вздрогнула и несколько мгновений растерянно смотрела на женщину, хлопая ресницами.

— Я сказала, что вы можете выкладывать свой товар...

Прижимая к груди шляпу, что явно ей мешалась, дама вышла из очереди и направилась к молочному отделу. Девушка на кассе пододвинула корзину Вики ближе к себе.

Снова увидела Вику ту женщину, когда выезжала с парковки. Она стояла на остановке, придерживая одной рукой шляпу, что так и норовил унести ветер, а в другой руке держала сигарета. Красивая была шляпа. Вика купила бы такую матери.

Крутанув руль, она выехала на дорогу. Водить Вику учил папа — тогда он ещё уделял время своей семье, с получением прав проблем не возникло. Первую машину ей обещали на двадцатилетие, а пока она могла брать отцовскую. Вика вполне спокойно обходилась и общественным транспортом, но сегодня не хотелось ничего помять.

Папа на работе. Мама скоро начнёт готовить ужин, вслушиваясь в тиканье часов. Он, как всегда, опоздает. Они будут есть холодные блюда и неловко молчать. Из-за того холода, что воцарится дома, можно будет и простыть.

Вика в это время украсит свою комнату, поставит туда стол, зажжёт свечи. Потом позовёт родителей и закроет их там. Завтра суббота. Папа может пару часов не думать о своих проектах.

И мама будет счастлива. Она давно не выглядела счастливой. Иногда Вика думала, что в самом деле очень долгое время не видела мать с улыбкой на лице. Без той приклеенной маски, что надевала мама, когда дома были гости, или же идя спать и желая дочери хороших снов. Искренняя улыбка, что могла бы осветить самую мрачную тоску, давно не касалась маминых губ.

На заднем сидении шуршал пакет, и одна бутылка билась о другую. На повороте вино выскользнуло. Вика бросила взгляд в зеркало: бутылка каталась по кожаной обивке. Она нервно сцепила зубы и постаралась ехать чуть медленнее.

Во время поворота бутылка сползла куда-то и пропала из виду. Вика не выдержала и обернулась, потеряв контроль за дорогой. Совсем недолго осталось ехать, в их новом районе и жильцов пока нет почти. А значит, и дорога, ведущая туда, обычно свободна. Вика больше всего боялась за вино — уж больно мама любит его. В её голове уже были зажжены свечи, звучала музыка Томазо Альбинони, и родители выглядели счастливыми. А может, и не выглядели, а действительно были счастливыми.

Вика лишь вздрогнула, подпрыгнув на месте. Нажала на тормоз. Машина, недовольно зарычав, остановилась.

Она сидела в салоне, не моргая, смотря перед собой. Тишина давила. Вика не смотрела ни вперёд, ни назад. Только на свои дрожащие руки. Картинка в её голове складывалась как паззл: секунду назад точно кто-то кричал, она ощутила удар, и машина чуть подпрыгнула, будто они переехали преграду... Не было ни кусочка, ни одного воспоминания, что Вика могла бы рассказать —туман покрыл её всю. Это был крик или же ей показалось? Тот странный шум в её голове — это радио? Но тогда почему оно выключено?

Что-то красное мелькало перед глазами, но Вика смотрела на свои руки. Ей казалось, что по рукам течёт кровь. Чужая, чужая кровь.

Вика вышла, оставив дверь распахнутой. На дороге было пусто. Здесь редко проезжали машины. Она отошла назад. Через несколько метров замерла, увидев лежащую на асфальте женщину. Красная шляпа валялась на обочине.

Вику затошнило. Горький ком подкатился к горлу и замер: ни выдохнуть, ни вздохнуть. Она закрыла глаза. Сделала шаг назад. Сердце застыло. Женщина не шевелилась. Вика отступила.

На асфальте была кровь. Вика ощущала кровь на своих руках, хотя они были чисты.

Кто-то закричал. И Вика с ужасом поняла, что кричала она. Побежала к машине. Захлопнула дверь. Прижалась лбом к рулю. Ей было страшно.

Нога никак не попадала на нужную педаль. Глаза горели от слёз: зачем это? Почему она?

Проехав немного, она посмотрела в зеркало заднего вида.

Красная шляпа смотрела на неё, осуждая.