Где-то между завтра и вчера

If I smile with my teeth
Bet you believe me
If I smile with my teeth
I think I believe me
Paramore — Fake Happy

— Выглядишь неважно, Ноа. Круги под твоими глазами настолько большие и черные, что ещё немного и можно смело идти подрабатывать на детских утренниках пандой.

— Спасибо, для полного счастья осталось только травмировать бедную, ещё совсем неустойчивую психику маленьких детишек. Ты такой жестокий, старший брат. Совсем не бережёшь подрастающее поколение.

— Ты не смог поспать в самолёте? — Джейсон пропустил мимо ушей мой комментарий, полный сарказма, и бросил на меня короткий, но достаточно взволнованный взгляд.

— Я пытался, но как-то не сильно Морфей хотел видеть меня в своём царстве сновидений, — ответил я с грустной усмешкой. Кажется, мой внешний вид действительно оставлял желать лучшего, по крайней мере, чувствовал я себя достаточно помятым, и неудивительно, что на лице отразилась вся моя усталость и бессонные часы, проведённые в душном самолёте. Как же хотелось все-таки отдохнуть. Но, как я уже и говорил, мне это не светило.

— Ты действительно бодрствовал? Это же пятнадцать часов полёта, Ноа! Что же ты делал все это время?

Я повернул голову влево, чтобы взглянуть на брата. Он вел машину, внимательно глядя на дорогу и придерживаясь установленной правилами скорости, хотя трасса ведущая из Инчхона в Сеул была достаточна пустой для того, чтобы немного ускориться. Но Джейсон всегда был безопасным водителем, да и, держа в уме мой страх лишний раз садиться в автомобиль, он предпочитал не нарушить ни правила дорожного движения, ни мое спокойствие, за что я искренне был благодарен, потому что даже спустя столько лет поездка в передней части машины вызывала во мне нервную дрожь. Автомобили — явно не мое.

— Ничего особенного, просто пялился в иллюминатор и думал о своём, — скорее изводил бортпроводников своими нервными метаниями, пытался окончательно не сойти с ума и тихо ненавидел собственную жизнь. И лучше брату было не знать об этом миленьком наборчике заядлого неврастеника, как и не стоило о моих напарниках алкоголе и дурацких мыслях, что изводили весь полёт. Джейсон и так волновался, что было видно по одному его взгляду и встревоженному тону голоса, который он то и дело маскировал под непринужденностью и лёгкими нотами иронии. И кто я такой, чтобы добавлять ещё больше проблем и в без того гигантский список брата в преддверии его собственной свадьбы. Чем меньше знал Джейсон, тем крепче он спал, а быть точнее, — отвлекался от подготовки к самому главному событию своей жизни.

— Весёлый, видимо, выдался перелёт, — хмыкнул Джейсон, а после погрузился в думы в попытке перестроиться на другую полосу дороги.

Настолько, что я успел переосмыслить собственную жизнь, придумать миллион и один сценарий, по которому будет двигаться мое пребывание в Сеуле, а еще, видимо, утратил остатки последних сил и нервов, которых и без того было ничтожно мало. Определенно насыщенный получился перелет, после такого хотелось выйти в окно, желательно без парашюта.

***

— До сих пор не верю в то, что я всё-таки вернулся обратно, — какое-то время спустя пробормотал я, глядя с тоской в окно автомобиля на сменяющиеся пейзажи.

Да, все было таким же, как я помнил: те же высотки, огромный поток людей, бешенный ритм жизни. Сеул был похож на Нью-Йорк своим колоритом, ритмом и вечным бодрствованием. Два огромных мегаполиса, разделивших мою жизнь на неспешное до и резкое после, мое сердце на две борющиеся стороны, где каждой доставалась ровно половина, даже несмотря на то, что в Корее я прожил большую часть жизни, но оставшуюся явно планировал продолжать в Большом яблоке. Меня разрывало между двумя континентами, городами и часовыми поясами — между двумя различными жизнями, каждая из которых так или иначе оставила свой отпечаток, сделав меня совсем другим человеком, не похожим больше на себя когда-то. Да и вообще, каким я должен быть? Прошлый я — явно не самый хороший человек, не с таким-то багажем. Сегодняшний — запутанный юноша, потерявшийся во времени и в самой жизни и не знающий выхода из того лабиринта проблем, в который сам себя и вогнал; застрявший в вечной зиме без надежды на наступления тёплой весны. А завтрашний... а вот завтрашнего пока ещё не существовало.

Я потерял часть себя в Сеуле, надеясь заменить недостающий пазл в Нью-Йорке, но все, что находил, отпускал, потому что ничего не подходило на место потерянного кусочка души. Отыщу ли я себя прежнего, вернувшись обратно? Вряд ли, потому что та оставленная часть меня, мне больше не принадлежала. Как и я больше не принадлежал когда-то родному городу. Я больше не являлся собой. Новый я — кто-то совсем незнакомый, подавленный, потерянный.

— Поверь, мне все кажется, я моргну, и ты исчезнешь и окажешься плодом моего разыгравшегося на фоне стресса и волнения из-за подготовки и прочего воображения, — пошутил Джейсон, бросая на меня быстрый взгляд. Да вот только доля шутки в словах брата была настолько мизерной, и можно было считать, что ее и вовсе не было.

Я глянул на брата, закатив глаза.

— Не волнуйся, пока ты не отыграешь свадьбу, никуда я не денусь. Уж это я могу тебе обещать, — как бы я не хотел вернуться обратно к безопасному настоящему, которое осталось далеко за океаном, я должен был быть здесь, в своём прошлом, на празднике Джейсона, даже несмотря на то, что зимний Сеул приводил меня в ужас и вызывал непреодолимое желание бежать либо обратно в аэропорт, либо на приём к психотерапевту. Предпочтительней был первый вариант, но доступней только - второй.

Старший брат поджал губы, замолкая впервые с тех пор, как мы вышли из здания аэропорта и сели в машину. Вид его сменился с наигранно-радостного на правдиво-обеспокоенный. Настоящие эмоции все-таки вырвались наружу. Да, никто из нас не мог делать вид, что все происходящее несло исключительно положительней характер. Ничего не было замечательным, по крайней мере, в моем возвращении так точно не находилось и доли хорошей ноты для меня самого, может семья и была счастлива моему возвращению, но я точно нет.

Я не чувствовал себя в порядке, и Джейсон это понимал. Он читал это в моем испуганном взгляде, слышал в притворном спокойствии голоса, который то и дело скакал от тональности к тональности и иногда так невовремя подводил, и прослеживал по всему языку моего тела. Для него я всегда был открытой книгой, ничего не изменилось за столько лет моего отсутствия, как бы я не пытался совладать с собой. Мои эмоции всегда были почти на лицо.

— Прости за то, что из-за меня  тебе пришлось вернуться. Я уверен, что все происходящее для тебя сейчас похоже на оживший кошмар, и я знаю, как сложно тебе даётся вся эта поездка... — я покачал головой, прося остановиться и не продолжать разговор, к которому я был не готов и не буду, наверно, никогда, потому что не видел смысла вслух произносить то, что мы и так хорошо с братом знали.

События четырехлетней давности все ещё живы в памяти по сей день, и сейчас, когда я снова оказался в родном городе, картинки прошлого ярче врезались в мысли, и я будто бы видел перед глазами весь тот кошмар, от которого я убежал в надежде не найти дорогу обратно.

Но жизнь и правда особа поистине интересная. Она не позволит чему-то уйти навсегда, по крайней мере, до тех пор, пока ты сам не сможешь отпустить вещи, не дающие покоя. А я, как бы не пытался скрыться от проблем и похоронить все кошмары глубоко в прошлом, все ещё не мог с ними расстаться, потому что глубоко на подсознательном уровне понимал, что внутри меня все это время жило то не дающее спокойствия чувство незавершенности к произошедшему в ту роковую ночь празднования Нового года и к людям, которым причинил боль. А таких ведь не мало, одних родителей с лихвой было достаточно и той, о которой думать я запрещал себе все четыре года, и сейчас явно был не самый подходящий момент, чтобы позволить ее имени снова всплыть в моей голове, как и ожить воспоминаниям, разделённым с ней на двоих. Я уже говорил, что не стоило мне возвращаться в Сеул, и я правда считал это плохой идей. Но, кажется, кто-то сверху посчитал, что шутки кончились, собственно как и игры в прятки, раз сама судьба в лице старшего брата вернула меня в злополучный город разрушенных мечт и поломанных жизней.

К тому же, моё возвращение было лишь вопросом времени. Вечно же прятаться я не мог, верно? Рано или поздно все равно пришлось бы переступить порог родного дома. Тем более, когда речь шла о счастье старшего брата. Ради Джейсона я бы сделал все, что угодно, даже пожертвовал бы своим ментальным здоровьем, хотя было бы чем жертвовать, на самом деле, потому что это самое здоровье покинуло меня долгие годы назад, не желая возвращаться, по крайней мере, в размере достаточном, чтобы пережить следующие несколько недель в родном доме. Джейсон ведь в ответ сделал бы тоже все ради меня, костьми бы лёг, но помог непутевому младшему брату, но не всегда же любимому хёну выбирать мои сторону, верно? В его жизни появилось кое-что важное, ради чего ему нужно отодвинуть мои проблемы назад, как и стереть негативное прошлое, заменив его на то сладостное и прекрасное "долго и счастливо", и начать двигаться вперёд, лишь в светлое будущее.

Собственно поэтому я был здесь, в Сеуле, в середине декабря, за несколько дней до Рождества. Но я все понимал и принимал, потому что не был эгоистом и хотел, чтобы у старшего брата жизнь сложилась лучше, чем у меня, он тот, кто был достоин найти свое счастье и держаться за него крепко обеими руками, не отпуская. Я был искренне счастлив, что в его жизнь вошла та самая любовь, которая наполняла тебя силой и делала одновременно слабым перед человеком, которому ты с искренним обожанием и доверием отдаёшь на хранение собственное сердце, зная, что о нем точно позаботься. Так что, ради Джейсона и его счастья я поборю собственных демонов и на один день забуду про самый страшный для меня день в году и представлю, что канун Нового года и день после будут самыми обычными, праздничными, такими, какими они и должны были быть. По крайней мере, мне действительно стоит постараться и не испортить праздник брату и его чудесной невесте.

— Я знаю, как тебе не нравится сама мысль снова оказаться дома, и что это время года является для тебя самым кошмарным, — продолжил Джейсон со всей искренностью присущей одному ему. — Мне правда жаль, ведь знаю, что ты еле держишься, как бы не старался делать вид, что все прекрасно.

— Прошу, оставь эти извинения, они ни к чему, — чего юлить, рядом с братом можно и не притворяться, приберегу все фальшивые улыбки и слова для родителей, их они увидеть и услышать захотят больше, точнее перед ними придётся играть роль счастливого ребёнка без проблем охотнее, чем перед братом, который перестал вестись на мой театр одного актёра ещё в детском саду. — Просто давай будем игнорировать всю мою тревожность, отбросим ее на второй план. Я приехал на свадьбу, на твоё торжество и обещаю, что не стану приносить неприятности, а буду помогать и стану лучшим шафером. Тебе не нужно со мной нянчиться или что-либо в этом духе. Достаточно того, что ты снова рядом со мной, а с остальным я справлюсь.

— Я хочу, чтобы то недолгое твоё пребывание дома выдалось для тебя комфортным, и ты смог хотя бы ненадолго отбросить свои опасности и тревоги. По крайней мере, я собираюсь полностью отвлечь тебя от любых твоих мыслей, связанных ты сам знаешь с чем, — тихо, но со всей серьезностью пообещал мне Джейсон, что буквально на секунду мне захотелось ему поверить. Жаль, что как бы он не старался, я буду бояться даже собственной тени в этом огромном городе. Я просто буду опасаться самого себя, а ещё призраков подкравшегося прошлого, что так опасливо дышало в спину и норовило нанести удар. И я солгал бы, если сказал, что не заслужил всех этих кошмаров. Потому что, да, заслужил. Грехи отмолить я так и не смог.

— Давай постараемся, чтобы все не обернулось катастрофой, ладно?

— Давай сделаем это, младший брат, — он потянул ко мне правую руку с оттопыренным мизинцем, и глядя на это действие я захихикал, но протянул свой мизинец в ответ, мы переплели их и скрепили печатью наше обещание. Что же, главное не облажаться (спойлер: не вышло).

***

— В доме, наверно, сейчас творится сумасшествие, да? — спросил я какое-то время спустя, когда держали путь домой, через самый центр Сеула.

Вечерний город красиво сиял в свете огней вывесок и огромных баннеров, но даже несмотря на то, что солнце давно село, а рабочий день подошёл к завершению, люди словно с новыми силами вливались в пятничный вечер, который плавно подводил к начинающимся выходным и полному отсутствию работы. Витрины магазинов, первые этажи офисов и сами улицы были уже вовсю украшены разноцветными огнями и мишурой к предстоящим праздникам, то тут, то там на глаза попадались рождественские ели, ледяные фигуры и прочие специально возведённые сооружения, вокруг которых толпились парочки и семьи с детьми, чтобы урвать очередное фото. Глядя на развернувшееся виды, внутри все оборвалось, и я поспешно отвёл взгляд и перевёл его на старшего брата.

Встретить Рождество и Новый год - пытка, повторяющаяся из года в год, которую хотелось быстрее пережить и забыть до следующего наступления зимы. По крайней мере, в таком ритме приходилось жить последние несколько лет. Хотя раньше Рождество было моим любимым праздников. Ведь, что может быть лучше, когда вся семья собиралась за одним столом, обменивалась подарками и проводила время вместе в тёплом кругу, наполненным таким сказочным для этого бренного мира счастьем, уютом и безоговорочной поддержкой, такой, какую могут дать только близкие люди. Сейчас же Рождество — напоминание о вечных ссорах, недомолвках, раненных чувствах, Новый год — о потерянных мечтах, разрушенной дружбе и предательстве, которому нет прощения. Праздники, что никогда больше не вызовут улыбки и всегда будут напоминанием о тяжкой грузе на сердце и душе.

— Мама словно с цепи сорвалась, — усмешка сорвалась с губ Джейсона,  и взгляд который он бросил на меня, когда остановился на светофоре, так и говорил мне морально готовиться ко встрече с родителями, потому что те точно с меня не слезут, особенно мама. Возможность быть убитым от лавины заботы ещё никогда не звучала так устрашающе. — Она со вчерашнего дня готовиться к твоему приезду. Серьёзно, эта женщина передвинула все планы, связанные на подготовку к нашей с Мэй свадьбе на последующие дни, чтобы ничего не отвлекало ее от твоего скорого приезда, она подняла на уши весь дом, отец уже не знает, куда ему прятаться, настолько мама разошлась, перемыв все поверхности в доме, перебрав и переложив все, что только можно, а сегодня весь  день крутится у плиты, никого не подпуская и готовя абсолютно все твои любимые блюда, ведь по ее словам, буквально прямая цитата: "...в этой вашей Америке нет нормальной домашней еды". Мама вбила себе в голову откормить тебя и не выпускать из-за стола и, соответственно, от себя как минимум следующие несколько лет.

Слова старшего брата хоть и были приправлены сарказмом и подтруниванием, и поначалу могло показаться, что Джейсон просто нагонял на меня ужас, наблюдая за моим перекошенным лицом с явными признаками одного сплошного удовольствия и веселья, только он не врал, и, зная нашу матушку, она действительно собиралась отыграться на мне по полной, наверстывая все годы моего отсутствия.

— Я - труп, — застонал я, пряча лицо в ладонях. Джейсон только посмеялся, хлопнул меня ладонью по плечу и завёл машину, продолжая движение, когда свет на светофоре сменился на зелёный. — Мама же буквально не слезет с меня. Я уже представляю, как она долго и порно будет наседать на меня и припоминать мое решение уехать, виртуозно поиграет на совести, нервах и ушах. Господи, это одна из тех вещей, которых я боялся, когда покупал билет на самолёт; ведь нет ничего страшнее матери, которая увидится со своим ребёнком спустя столько лет разлуки.

«А ещё нет ничего страшнее разочарованной в собственном сыне матери».

Говорить это вслух я не стал, лишь бы не поднимать болезненную тему, которая было словно призрак, невидимая, но явно ощущаемая. Особенно сильно я собирался прочувствовать это сегодняшним вечером.

— Прости, но тут никто из нас тебе не помощник, тебе придется стойко выстоять в схватке с маминой заботой, только ещё никто из нас не выходил из нее победителем, и все мы пали смертью храбрых, так сказать, ведь сам знаешь, перед ней мы бессильны.

— Поднять белый и флаг сдаться без боя звучит как самый оптимально возможный вариант. Нужно просто перетерпеть, — пробормотал я, успокаивая самого себя.

Это всего лишь мама, всего лишь несколько дней в компании собственной семьи, всего лишь нужно притворяться, что со мной все в порядке, улыбаться и делать вид, что это не меня мучают кошмары, настигают панические атаки, а нахождение в зимнем Сеуле и вовсе сводит с ума в самом плохом смысле слова. Я не на столько хороший актёр, чтобы играть роль человека, не обременённого трагическим прошлым. Ах, и почему я звучал как персонаж из типичных мыльных подростковых драм? Но сыграть мне всё-таки придётся, и, возможно, не претендуя на Оскар, но хотя бы на Золотой Глобус постараться отыграть.

Помимо того, что само столкновение с маминой заботой вызывает желание зарыться подобно страусу головой в песок, так ещё придётся бороться с взглядами, полными разочарования, и, возможно, отблесками лёгкой неприязни. Родители уже смотрели на меня подобно этому, когда их планы на мое будущее полетели коту под хвост в тот самый момент, когда поняли, что я больше не в силах бороться за их мечты. Когда в прямом смысле слова переломал любую возможность хотя бы попытаться, потому что правда была такова: не существовало никакого шанса на восстановление.

Я опустил взгляд на свои руки, лежащие на коленях, и машинально потёр запястье правой руки, пытаясь унять фантомную боль, что резко кольнула, стоило мыслям переместиться далеко в прошлое. Перед глазами так и стояли родители, что совсем тихо перешёптывались между собой, думая, что я спал и не слышал, как они говорили о том, что я больше никогда не смогу оживить их мечты и стать тем, кем они всегда хотели, чтобы я был, продолжая и дальше не обращать никакого внимания на мои желания, ведь моим мечтам никогда не было места в их планах на мое собственное будущее.

Я чувствовал разочарование, когда понял, что больше не оправдаю надежд родителей, но и испытывал одновременно с этим затапливаемое меня облегчение, от которого мне становилось стыдно, потому что в первые в жизни я получил возможность искать собственную дорогу в жизни, больше не опираясь на карту, что вручили мне когда-то в детстве родители, которая привела бы меня в места, о которых я никогда не мечтал, но мечтали дорогие мне люди. Вот только эта возможность жить и исполнять собственные желания стоила мне слишком многого. Я заплатил потерей самого дорогого в жизни. Той, которую я обещал больше никогда не беспокоить. Ее некогда сияющие целыми галактиками глаза больше не загорятся так ярко и мечтательно по моей собственной вине. И это то, что я никогда себе прощу, даже если и когда-нибудь наступит такой день, когда (уже далеко не) моя яркая звёздочка сможет меня простить и снова засиять. А она не засияет, просто не сможет, потому что я собственноручно отобрал и буквально разрушил ее яркие и такие трепещущие душу мечты. Я виновник ее несчастья. Ведь без мечты человек  утрачивает сияние, звезды внутри него гаснут, его личный микрокосмос теряет силу и свет в какой-то момент просто исчезает, оставляя после себя лишь непроглядную тоску, боль и мрак и превращая жизнь в простое существование. Стремится становится некуда и не к чему, порой и не к кому. По крайней мере, до тех пор, пока человек не сможет оправиться от потери и не найти новое предназначение в жизни, которое заставит в глазах зажечься целой галактике, которая будет носить имя новой мечты. Возможно, она будет сиять не так ярко, как старая, или наполнена будет совсем другими звездами и значениями, но она однозначно подарит надежду на что-то хорошее.

Как бы мне хотелось, чтобы и она, моя дорогая и яркая звезда, нашла новую мечту, которая подарит ей спасительное облегчение, что сможет хоть немного залечить раны.

Но пока я продолжал видеть лишь потухший взгляд ее глаз за закрытыми веками, молился как никогда в жизни, чтобы она нашла свое счастье.

Избавлюсь ли я однажды от этих вспышек из прошлого и больше не вернусь к ним?

Нет.

Они навсегда со мной. Мой личный крест, который я обязан нести.

- Наверно, стоит купить что-нибудь. Букет или, возможно, хорошее вино, - задумчиво пробормотал я, постукивая указательным пальцем по подбородку. Хотелось сделать родителям приятное и немного смягчить свой приезд. В любом случае, мое появление уже будет ярким и значимым событием, хотя весьма неловким и таким не к месту, но разбавить и отвлечь от себя внимание все же эгоистично хотелось.

— Я искренне не советую покупать тебе цветы, потому что давай побережём твоё лицо, мы же не хотим подпортить твою внешностью несколькими новыми царапинами. Мама обрадуется, но отблагодарит тебя этими же самыми цветами за все твои отговорки, которыми ты ее закормил, когда отказывался приезжать домой на праздники. Ну, или, по крайней мере, купи те, что без шипов.

- Ну, не самое страшное, чего стоит бояться.

- И правда, ведь самое страшное - это просто пережить ужин.

— В любом случае, я задолжал маме цветы, подаренные лично из моих рук, а не из рук очередного доставщика. Мое пострадавшее лицо будет наименьшей платой за столько лет отсутствия в родном доме.

Джейсон хмыкнул:

— Ты так-то в курсе же, да, что никто тебя не винит, глупая ты голова. Они наши родители, которые давно больше не строят воздушных замков и живут в реальном мире? Никто ничего с тебя просить не станет. Они по-человечески скучают по их младшему ребёнку и не будут всячески тебе докучать, или как-то косо смотреть. Поверь на слово, уж я-то врать тебе не стану. Они тоже изменились, Ноа, время никого не пощадило. Я знаю, какие мысли посещают твою голову и понимаю, чего боишься. В конце концов, ты жил по их указке всю сознательную жизнь, но, могу сказать тебе честно, сейчас все будет по-другому.

— Скажи это моей изрядно подпорченной психике и тревожному расстройству. Они с удовольствием тебя послушают и в конце в качестве вердикта вынесут, что ты несёшь откровенную околесицу и помашут тебе ручкой, пожелав доброго пути.

— Просто постарайся не искать подвоха там, где его нет. Знаю, что это сложно, учитывая прошлое, но не только ты за последние годы учился справляться с действительностью.

От слов Джейсона стало не по себе. Я не стал говорить чего-либо в ответ, потому что попросту не находил слов. Встретиться с родителями было до ужаса страшно. Я скучал, да, и очень дико, но и одновременно испытывал страх увидеть, что в родном доме не изменилось ничего. Что я был все тем же разочарованием для них, что не смог оправдать надежд, что просто сбежал подобно трусу от проблем, взглядов, слов и решений. Но в глубине душу понимал, что я все тот же младший сын, которого любят и о котором беспокоятся, и что все мои страхи брались из головы. Но ведь не бывает дыма без огня, верно? Страшно оказаться дома и понять, что лучше бы я и не возвращался. Но слова Джейсона вселили крохотную надежду, что все мои опасения беспочвенны, и стоит просто довериться и поплыть по течению.

Спустя двадцать минут пути и бесконечных пробок (трафик Сеула такой же кошмарный, что и в Нью-Йорке) мы наконец-таки оказались в знакомом районе. Глаза жадно впитывали в себя каждую пролетающую мимо картинку, и на секунду показалось, что я вовсе не дышал. В груди потеплело от вида столь знакомых мест. Я помнил каждый поворот, дом, лавку и магазинчик. Каждый закуток некогда родной части города, которая хранила так много приятных сердцу воспоминаний. Сердце заныло и болезненно сжалось. Оно хотело вернуться в старые времена, когда все было простым и не испорченным, таким по-детски наивным. Хотел вернуться и я, исправить ошибки и не допустить ничего из произошедшего. Но вороченного не вернёшь. Становилось тоскливее и невыносимее. Смотреть на родной район больше не хотелось, ведь на место приятным воспоминаниям, приходились и те, которых лучше бы никогда не существовало. Я поспешно отвёл взгляд, опустил голову и перевёл взгляд на руки, что вцепились в купленный немного ранее букет. Хватит с меня душевных терзаний, хотя бы до тех пор, пока я не переступаю порог родного дома.

Еще через пять минут машина остановилась на подъездной дорожке возле родительского дома. В горле встал ком, а на глазах навернулись слёзы. Вернуться оказалось так сложно. И сейчас, когда меня отделяла буквально пара мгновений от встречи с родителями, я четко ощущал страх и потерянность, но и тоску и приятное волнение. Я скучал по маме с папой, по дому, по уюту и прошлому. Хотелось оказаться в маминых крепких объятиях, ощутить запах ее духов, такой родной и любимый с детства, увидеть в глазах папы тепло и радость, мерцающую в этих усталых от жизни глазах. Хотелось просто почувствовать себя снова частью семьи. Ощутить, что я снова дома.

Джейсон заглушил мотор и повернулся ко мне. Он молча глядел на меня, давая мне возможность собрать себя в кучу и настроиться. И когда я перевёл дыхание и кивнул сам себе спустя целую вечность, посмотрел в ответ на брата, давая понять, что готов.

— Ты же знаешь, что не обязан переступать через себя? - спросил тихо Джейсон, когда мы остановились возле двери, после того, как покинули автомобиль и вытащили из багажника мои чемоданы.

— Знаю, но так будет проще. Пусть родители будут спокойны. А о своём спокойствии я уже и так заботился последние четыре года.

Брат шумно вздохнул и покачал головой, как бы говоря, чтобы я прекратил снова ставить себя на последнее место, и что вовсе не обязан прятать истинные эмоции за маской, потому что родители поймут ту единственную правду, которая так и твердила: не все раны затягиваются быстро и что не все способны в целом исцелиться; что их младший сын большую часть времени будет не в порядке. Потому что в какой-то мере, сами приложили руку к тому, что их ребёнку буквально пришлось пройти через ад, ведь сами держали его руку на пути к пеклу. И эту простую, но такую очевидную, казалось на первый взгляд, истину они наконец-таки смогли понять лишь тогда, когда увидели, как перед ними окончательно потухли звезды в глазах их маленького солнышка, как оно утратило последний свет под действием не прекращающихся кошмаров и их, родительских, вечных наставлений на путь истинный. За это, пожалуй, они будут винить себя до конца собственной жизни.

У меня было хорошее детство, я не смел жаловаться. Мама с папой — хорошие люди. Ласковые, заботливые, в меру строгие, но дарящие любовь и поддержку. Мы с братом всегда ощущали эту благоприятную атмосферу, комфортную и такая тёплую, что всегда царила в доме. А сам дом всегда был тем самым местом, в которое хотелось возвращаться, потому что там ждали. Но с годами приходило осознание: а иногда, в те редкие минуты отчаяния и не способности выносить собственную жизнь, рвение вернуться после изнурительного дня обратно в родные стены сводилось к нули, а то и вовсе бежало в такую далёкую и не веселую отрицательную степь.

Я был хорошим и примерным сыном, который никогда не хотел разочаровывать родителей и прикладывал все силы, чтобы те мной гордились. И в какой-то не самый приятный, отрезвляющий разум момент осознал, что начал жертвовать собственными мечтами и счастьем во благо родительским, сам довёл всю ситуацию до того, что шагал по вытоптанной родителями тропе, не находя сил повернуть и найти свою, вечно пытался всем угодить и ни с кем не конфликтовать, просто только потому, что окончательно потерялся во времени, собственных страхах, в бессилии что-либо изменить из-за собственной глупости. Мама с отцом винили себя, что вовремя не остановились, продолжая двигаться вперёд, и не обернулись, чтобы убедиться, что я шагал с ними в ногу, а не застрял по среди дороги чуть не ли в самом ее начале, не понимая, почему никто из них не слышал тихий зов моей души, что никогда не лежала к уготовленному мне будущему. Ее большую часть времени не слышал и я, пока не дошёл до того края, когда все терзающие внутренними сомнения не сбили с ног подобно лавине и не влепили отрезвляющие пощёчины так и крича: "Оглянусь, посмотри, что ты делаешь с собственной жизнью? Разве ты счастлив? Этого хотел достичь?». Нет, не этого. Потому что если бы продолжил и дальше, то окончательно испортил себе жизнь (Какая ирония, ведь она как раз уже не подлежала восстановлению и становлению на путь истинного счастья).

Я окончательно потерялся в собственном желании делать родителей счастливыми, пытаясь угодить им, днями и ночами пропадая в школьных классах, не прекращающихся дополнительных занятиях и вечных репетициях. Ноа как личности не существовало. Был лишь примерный сын. Милый младший брат. Трудолюбивый ученик. Скромный и тихий юноша. Но и самое давящее: Подающий надежды золотой талант, которому пророчили яркое будущее, освещённое софитами.

Никто дома не видел самого меня за всеми этими ролями, пожалуй, кроме Джейсона, который правда пытался что-либо сделать, но был бессилен перед ничего не делающим мной. Мама с папой хотя бы раз остановились, обернулись и спросили: «А чего хочешь от жизни сам, ты? Что для тебя настоящее счастье?». Вот только никто не порывался поинтересоваться, потому что всем хватало моей услужливости и смиренности. Был только один человек, который всегда видел меня насквозь и всеми силами вытаскивал меня из раковины, и сейчас его рядом не было. И вряд ли снова озарит мою никчемную жизнь своим присутствием. Моя путеводная звезды потухла и больше не приведёт меня ко мне самому.

Знаю точно, что невиноватых нет. Они были, есть и будут. Каждый приложил руку к тому, что имелось сейчас. А что имелось по итогу? Разочарование, пустота, страх причинить близким людям боль и получить ее в ответ, снова потеряться в веренице чувств и старых терзаний и снова не найти себя настоящего.

Сейчас, в эту самую секунду, стоя перед дверью, за которой скрывалось прошлое, родимый дом и мама с папой, я понимал, что не время избавляться от неискренних улыбок и фальшивых слов. Жизнь меня ничему, как правильно пытался донести до меня Джейсон, не научила, потому что я зачем-то продолжал прятаться за маской, лишь бы не нарушить родительский комфорт и не увидеть боль и очередное разочарование в их утративших свое сияние в ту роковую ночь глазах.

— Тогда улыбаемся и машем, да, Ноа?

Я шумно вздохнул, пытаясь восстановить сердечный ритм, который все ещё не пришёл в норму. Улыбаться и махать — не посильная для меня ноша. Но ради спокойствия родителей я готов побыть улыбчивым пингвином, не вызывающим никаких подозрений у окружающих. В Нью-Йорке получалось играть и отключаться от реальности, могу постараться и сейчас.

— Улыбаемся и машем, — ответил, поднимая дрожащую руку и нажимая на дверной звонок.

По ту сторону раздались поспешные шаги и буквально через мгновение дверь открылась и перед глазами возникла мама. Родная, такая тёплая, с улыбкой на губах и звёздами в глазах.

— Ноа, — выдавила она, сдерживая подступившие слезы, которые ранили одним своим блеском в свете фонаря.

— Здравствуй, мама.

______
Диалогов будет дальше больше, обещаю. Но вся эта история больше базируется на внутренних монологах Ноа и его передачи происходящего, поэтому текста будет тоже не мало. Не знаю, может, работа кажется вам немного скучноватой? Но я правда вижу и пишу ее такой, какой она получается. Процесс написания не идёт быстро, потому что из-за ряда личных причин я просто не могу писать часто, быстро. Голова со мной не дружит, а я все ещё пытаюсь найти с ней точки соприкосновения и жить без тревоги. Так что, последующие главы выйдут не скоро. Может через месяц или около того. Но я правда постараюсь не затягивать.

Надеюсь, что те выпущенные две главы выглядят сносно. Дайте знать, что вы думаете. Буду рада любому мнению и мягкой критике.

Глава не отредачена, собственно, если увидите в тексту ошибки, дайте знать, чтобы я поправила текст.

Спасибо за вообще внимание и мысли!

Ваша Ди🥺