ТОРЕН

Рассвет окутывал покои золотистым свечением, мягко проскальзывая сквозь тяжёлые шторы, оттенённые глубоким алым и пурпуром. Каменный очаг давно остыл, а в воздухе всё ещё витал лёгкий аромат воска и пепла, перемешанный с тёплым дыханием прошедшей ночи.

Торен лежала среди рассыпавшихся мехов, едва касаясь кончиками пальцев грубой ткани простыней, но её мысли витали далеко, там, где ночь ещё не уступила место дню. Она не могла уснуть — сердце, что прежде било размеренный ритм, теперь срывалось с места всякий раз, когда её кожа вспоминала о его прикосновениях.

Рядом, чуть поодаль, он.

Кристиан.

Она украдкой взглянула на него, боясь нарушить тишину, что окутывала их, словно зыбкий шелковый саван. Даже во сне его черты сохраняли непоколебимость —  светлые брови чуть нахмурены, губы поджаты, но всё же мягкость утреннего света смягчала строгие линии лица. Теперь он не был тем воином, каким его знали при дворе, — не завоевателем, не стратегом, а просто мужчиной, что позволил себе отдохнуть, позволил себе быть уязвимым.

Торен медленно протянула руку, едва касаясь его волос. Их мягкость удивила её, пальцы невольно зарылись в шелковистые пряди. Её дыхание сбилось.

Она не осознавала, что улыбнулась.

Кристиан вздохнул, словно почувствовав её прикосновение даже сквозь сон, и его веки дрогнули. Ещё мгновение — и тяжёлый, сонный взгляд встретился с её, тёмные глаза, словно омуты, задержались на её лице.

— Ты не спишь, моя девочка, — голос его был хриплым, чуть охрипшим, наполненным той необъяснимой теплотой, что сжимала её сердце в сладкой неволе.

Торен хотела отвернуться, но он медленно вытянул руку, накрыв её ладонь своей, тёплой, крепкой, вселяющей в неё странную, почти болезненную уверенность.

— Постараюсь сделать всё возможное, чтобы на твоём лице сияла та улыбка, которая так сильно врезалась мне в память, — его губы дрогнули в тени улыбки, но глаза оставались серьёзными.

Торен едва ощутимо прикусила губу, чувствуя, как внутри поднимается дрожь.

— Ты говоришь безрассудно, — прошептала она, но не отняла руки.

Кристиан приподнялся на локте, его пальцы нашли непослушную прядь её волос, провели по ней медленно, с ласковой неспешностью.

— Быть может. Но есть вещи, которые следует сказать, покуда не настал час сожалений.

Торен чувствовала, как в груди её разрастается нечто неведомое, горячее, пугающее.

— Я...

Но её голос предательски дрогнул, и она не сумела закончить.

Он не дал ей времени для сомнений. Его ладонь осторожно скользнула к её лицу, тёплые пальцы заправили выбившуюся прядь за ухо. Затем — лёгкое прикосновение, почти неощутимое, его губы коснулись её виска, а затем — щеки, так бережно, будто она могла рассыпаться под его руками, будто она — хрупчайший из созданий.

— Я люблю тебя, моя девочка.

Слова эти прозвучали негромко, но они затмили собой всё — утреннюю свежесть за окном, тиканье старинных часов, даже шум собственного сердца.

Что-то в ней сломалось.

Её губы задрожали, а в глазах защипало. Она прижала ладонь к губам, но не сумела сдержать рваный вздох.

Кристиан резко сел, встревоженный, его пальцы тут же скользнули к её лицу, большой палец осторожно стер каплю слезы с её щеки.

— Почему ты вновь плачешь, принцесса? — его голос стал тише, но в нём звучала едва заметная тревога. — Чёрт, говорил же, что признания — это не моё...

Торен всхлипнула, но не отпрянула. Напротив, позволила себе опереться о него, уткнуться в его плечо, закрыв глаза.

— Ты дурак, — прошептала она в его кожу.

Он рассмеялся, но голос его всё ещё оставался хриплым.

— Возможно. Но я твой дурак.

Его объятия стали крепче, его губы вновь нашли её висок, а затем, не спеша, прошлись по линии волос.

— Ты моя, Торен, — шепнул он, словно давая клятву.

И впервые в жизни она захотела, чтобы это было правдой.

Хотя бы на этот миг