18 ГЛАВА
*
— Ксюш, ты такая красивая, я не могу просто, — обнимаю ее, разворачиваю к себе спиной, ладонями сжимаю упругую, охрененную просто грудь. Да у меня слюни текут от одного лишь вида своей девочки.
Моя. Теперь точно моя.
Она откидывается мне на грудь, прикрывает глаза, губки размыкает. И точно также, как и я теряет всякий контроль. А я снова ее хочу, как будто и не было ничего еще пару минут назад. С ней же всегда так, я каждую секунду ее хочу, каждое мгновение. Хочу ее касаться, к себе прижимать, хочу любить так, чтобы кричала, чтобы с моим именем на губах кончала. Я скотина еще та, конечно, она ведь болеет, а я, даже после лучше секса в моей жизни, в этой небольшой совсем кабинке, снова думаю о том, как взять свою малышку.
И она, училка моя правильная, прекрасно все понимает, чувствует, встает на носочки и сама своей попкой о мой член потирается.
Это нереально красивое зрелище, настолько, что у меня в глазах рябит, от вида моему взору открывшегося.
Ну что ты делаешь? Что ты со мной делаешь? Я же не фига не железный, я ведь снова тебя возьму, и мне вообще не будет стыдно.
— Ксюш, если ты продолжишь, то мы пойдем на второй круг, — шепчу в маленькое, порозовевшее ушко, сам улыбаюсь, потому что малышка моя вздрагивает, кожа ее нежная, мурашками покрывается.
— Егор…ох…
Я не выдерживаю, рукой ныряю меж стройных ножек, раздвигаю губки, чувствуя, что она снова готова, для меня готова, меня хочет. Ласкаю ее, глажу горячую, влажную от воды и возбуждения плоть, пальцами проникаю внутрь и кайфую от того, как она Ксюша меня сжимает.
— Иди сюда, вот так, приподнимись немного, вот так, — притягиваю ее ближе, руку на живот кладу, помогая удерживать равновесие, — ох ты ж черт…
Вхожу снова в свою долгожданную девочку, она вскрикивает от неожиданности, сжимается, вырывая из моей груди утробный, раскатистый стон удовольствия. Моя Ксюша, моя любимая малышка, черт, да я же реально в нее втрескался, вляпался по полной программе.
— Боооже, еще Егор, пожалуйста, — поскуливает едва слышно, явно сдерживаясь, чтобы не закричать в голос. А я хочу, хочу, чтобы она кричала, чтобы стонала в такт моим движениями.
— Что, пожалуйста, Ксюш? — замедляюсь нарочно, в моем состоянии это пытка, изощренная, жестокая пытка.
Но, черт возьми, со мной Александровна сдерживаться не будет, со мной она будет кричать и на стену от удовольствия лезть. Только выздоровеет окончательно, и я покажу, обязательно покажу, как это должно быть.
— Егор… — хнычет, сама на мой член насаживается.
— Моя ненасытная девочка, — целую ее шею, всасываю тонкую кожу, — как ты хочешь, малышка?
Она молчит, а мне даже смотреть на нее не нужно, чтобы понимать: она снова краснеет, стесняется. И с одной стороны, это вставляет, конечно, и кайф нереальный по телу разливается, потому что она у меня вся такая неопытная, смущается, а с другой неправильно это, не должно быть так, не должна она меня стесняться, она меня должна хотеть.
— Не делай так, малыш, нечего стыдиться, это нормально, то, что между нами происходит, нормально.
Медленно продолжаю двигаться, одной рукой сжимаю грудь, глажу остренький сосок. Офигеть. Одуреть просто можно. И я дурею, дурею от того, как звезда моя единственная и неповторимая расслабляется, снова попкой своей ко мне подается, и стонет от каждого моего проникновения.
— Хочешь… хочешь попробуем жестче, — шепчу, а у самого все перед глазами плывет, я вообще своей выдержке поражаюсь, сам не понимаю, как умудряюсь еще мыслить здраво.
— Я…
— Хочешь? — выхожу и делаю резкий толчок в нее, показывая, как это может быть, как кайфово может быть.
— Да… — выдыхает, полностью отдаваясь моей власти, окончательно передо мной капитулируя.
А я, получив ее согласие, ее едва слышное одобрение, начинаю двигаться быстрее, жестче и через минуту мы стонем оба от неземного просто удовольствия. Она такая тесная, теплая, влажная. Мне просто крышу рвет одно лишь понимание, что я снова в ней. Я дурею, сатанею просто, и ускоряюсь, двигаюсь размашисто, придерживая свою малышку за плоский животик. Я не могу больше, не могу себя в руках держать, окончательно с тормозов слетев просто вбиваюсь в нее яростно, со всей силы, под стоны ее сладкие. Она выгибается, царапает стенку душевой и срывается на крик, сжимая меня внутри. Кайф, нереальный просто кайф разливается по венам, впиваюсь зубами в тонкую шейку, и в последний момент вытаскиваю член, кончая на красивую, соблазнительную попку.
Мудак я, конечно.
Разворачиваю к себе свою малышку, в глаза ее смотрю, взгляд поплывший цепляю. Она сама ко мне тянется, обнимает меня, целует, прижимается сильнее. Ничего не говорит, но мне и не нужно, я и без слов все понимаю. Она моя теперь, что еще нужно.
А потом я ее мою, намыливаю хорошенько, ни единого сантиметра кожи не пропускаю. Ксюша со мною тоже самое проделывает, смущается, конечно, куда без этого, но делает. И мне так хорошо, с ней хорошо, и каждое ее прикосновение отдается теплом где-то глубоко внутри. Я снова ее целую, она же как наркотик, мой самый любимый наркотик, и в какой-то момент понимаю, что пора нам заканчивать эти водные процедуры, потому что мне все еще ее мало, и я снова ее хочу.
Смываю с нас пену, и в последний раз коснувшись губ Ксюши, выключаю воду и выхожу из душевой кабинки. Тянусь за полотенцем, висящем на крючке, оно большое, настолько, что мне не составляет труда завернуть в него свою Александровну.
— Не холодно?
— Нет, — она качает головой, губу нижнюю прикусывает. — Мне хорошо.
Моя ж ты сладкая.
Вытираюсь наскоро вторым полотенцем, бросаю его в стиралку и натягиваю джинсы, после чего подхватываю на руки Ксюшу и выношу ее из ванной.
— Ты с ума сошел, — вроде возмущается, а сама улыбается, лицо у меня на груди прячет.
Сошел. Давно сошел. Как только ее увидел, так и сошел.
На руках несу ее в комнату, только там опускаю на плотный ковер. Из шкафа достаю пижаму и смешные такие, простенькие трусишки, все-таки я был прав. Вот она моя Александровна, маленькая, смущающаяся девочка, в самых простых хлопковых трусиках. Такая нежная, домашняя, я ее сожру, точно сожру.
— Можно, я хотя бы оденусь сама? — смеется, отбрасывая полотенце на кровать, а я сглатываю густую слюну, скопившуюся во рту.
И, видимо, выражение, отразившееся на моем лице, Александровну отчего-то пугает, глядя на меня растерянно, она прикрывает руками грудь.
— Убери руки, — рычу, потому что не надо от меня прятаться, она только что кончила со мной в душе, дважды, на моем члене.
Убирает послушно руки, не сводя с меня взгляда.
— Нет.
— Что нет?
— Одеться ты сама не можешь, — подхожу к ней, сажусь на корточки, — подними ножку.
Она краснеет опять, но делает то, что я говорю, позволяет натянуть на себя белые хлопковые трусики.
— Ложись, зеленкой мазать тебя буду.
— Ты слишком много командуешь.
— Привыкай, Александровна, в доме главным буду я, — усмехаюсь, подталкиваю ее к кровати, убираю лежащее на ней полотенце, отбрасываю его на самый край кровати.
Ксюша на мои слова никак не реагирует, ложится молча на живот. Беру стоящие на столе зеленку и ватные палочки, возвращаюсь к своей малышке и приступаю к столь ответственному занятию. Ксюша вздрагивает при каждом соприкосновением горячей кожи с ватной палочкой, пока я старательно мажу новые пузырьки, возникшие на теле. Их, к счастью, не много.
— На спину, — командую, и Ксюша переворачивается, на меня смотрит, улыбается.
Осматриваю соблазнительную грудь, к которой так и хочется прикоснуться, сжать, прикусить, облизнуть. Я чокнусь, совершенно точно тронусь умом. Я же словно маньяк, завожусь с полуоборота. С животом и грудью справляюсь еще быстрее, а потом от греха подальше натягиваю на Ксюшу пижаму, под громкий смех своей Александровны.
— Смешно тебе, значит? — улыбаюсь, опрокидываю ее на кровать, сам сверху нависаю.
— Ты такой… такой милый, когда пытаешься сдерживаться, — улыбается, глаза светятся, вот такой она всегда должна быть, улыбаться, смотреть на меня блестящими от счастья глазами.
— Милый значит?
Кивает в ответ и приподнявшись, тянется к моим губам.
Отрываюсь от нее, едва справляясь с дыханием.
— Что-то не так? — спрашивает настороженно.
— Не так, — соглашаюсь, — без трусов как-то со стояком не очень удобно, — она моментально вспыхивает, взгляд отводит.
Нет. Мне никогда это не надоест.
Посмеиваясь, поднимаюсь с кровати, иду к своей сумке и достаю из нее боксеры, спортивные штаны и футболку. Быстро переодеваюсь, под пристальным взглядом, с интересом наблюдающей за мной Александровны.
— Скажи, я красавчик? — подмигиваю, улыбаясь.
— А еще очень скромный.
Собираюсь ответить, но в этот самый момент раздается стук в дверь. Кажется, мы разбудили ребенка. Открываю дверь, на пороге стоит малявка, смотрит на меня снизу вверх. На ней сыпи побольше будет, вся зеленая, смешная такая, в пижамке розовой, в тапочках с огромными ушами, принцесса маленькая. Глазками хлопает, кулачками маленькими их потирает, хорошенькая она все-таки.
— Ну привет, — улыбаюсь и подхватываю малышку на руки.
Она смеется и под звонкое «Егор», тянет ко мне свои ручки, обнимает меня, так по-детски наивно ко мне прижимаясь. А я перевожу взгляд на Ксюшу, и снова натыкаюсь на это обеспокоенное выражение лица, на тень страха и недоверия.
•
Актив=глава
________________
Ставь ⭐ пиши комментарии ❤️🔥