Сад падающих звезд

После того, как Саша высадил Полину у дома и наблюдал, как она убегала в подъезд, он почти не мог успокоиться от нарастающего волнения в связи с похоронами, которые состоятся уже в пятницу.

Он не представлял, как ему нужно вести себя. Родители вряд ли сочтут уместным уронить пару слёз, но это было бы более правильно, нежели оставаться бесчувственной ледышкой. Тем более, хоронили не чужого человека...

Он практически не отвечал на звонки друзей. Те били тревогу, куда он пропал, что случилось. Ему все же пришлось написать Тёме, что он будет отсутствовать в теплицах в четверг и в пятницу по семейным обстоятельствам. Решил, что не будет вдаваться в подробности. Получив ответ от друга, Пестеренко угомонился. Фихнеев был уверен, что друг включит свое сарафанное радио и скажет остальным, что Саша будет вне зоны доступа несколько дней.

Он приехал домой, поскитался по квартире, перекусил салатом и сидел на диване в абсолютно звенящей тишине. Ему было плохо, очень плохо, и он мог позволить себе страдать только в пределах своего личного пространства — квартира, которую он делил только сам с собой.

Он сидел долго, бесцельно. Пялился по сторонам в поисках ответах на свои внутренние, задевающие больное, вопросы. Ему хотелось узнать, почему так произошло? Можно ли это было изменить? Что было бы, если бы дед начал лечиться раньше?

Он курил, не выходя на балкон — просто в квартире, сидя на диване, запрокинув голову на мягкую спинку. Ему было физически тяжело передвигаться, будто мышцы отказывались нормально функционировать.

Он просидел так несколько часов, пока не понял, что накатила безбожная усталость.

Саша поспал несколько часов.

Утром он проснулся заряженный мыслью, что ему надо выпить. Прямо трясло от желания хлебнуть горечи, которая обожжёт горло и умчится в желудок, опьяняя и разъедая задушенное страдание.

Когда он окончательно проснулся и быстро умылся, пошёл в магазин, где накупил немного еды и много алкоголя. Ему хотелось забыться хотя бы на один день. В одиночестве выстрадать свою грусть, чтобы опять быть нормальным.

Он собирался напиться до отказа, затем лечь спать, чтобы потом страдать не из-за потери, а из-за головной боли и отравления.

Он хотел быть пьяным в стельку.

И потом, как назло, сидел, царапался в телефоне и вдруг заметил, что у него есть номер Ритки Шмелевой. Откуда сам не знал, но, возможно, он когда-то ей даже звонил. Наверное, это было еще в школе.

Саша позвонил с одной-единственной целью, и Шмелева, только что проснувшаяся, не поняла, что от неё хотел бывший одноклассник. К тому моменту он был ещё не пьян — выпил несколько глотков и соображал вполне здраво.

Цель — раздобыть номер Полины Ивановой.

Маленькой занозы, засевшей в голове. Он настолько был очарован их ночным разговором, что ему хотелось еще. Просто поговорить с ней, увидеть ее глубокие серо-голубые (или голубо-серые, он так и не понял) глаза.

Шмелева не пытала, вероятно, потому что только что проснулась и не совсем понимала, что происходит, да и Саша насел на её уши, забалтывая и уговаривая как можно скорее скинуть контакт.

У него было непреодолимое желание поговорить с ней. В идеале, конечно, встретиться, чтобы ещё раз ощутить персиково-ванильный шлейф, исходящий от волос. Они были гладкими, ухоженными и очень приятными наощупь.

Рита согласилась, но с условием, что он не будет так быстро говорить, потому что она ничего не понимает, ибо только проснулась.

Саша быстренько повторил свою просьбу.

Рита скинула ему номер, как закончился звонок, а закончился он быстро, учитывая, что Фихнеев выразил свое явное нетерпение быстрее получить контакт Ивановой.

И он без задней мысли начал писать, но перед этим выпил несколько больших глотков коньяка. Он не придавал уверенности. Фихнеев и без алкоголя хотел бы поговорить с ней, но нужен был какой-то предлог, чтобы написать ей.

И вот, ей отправляется бессмысленное сообщение и фотография. Только потом понял, что картинка была немного неудачной — смазанной.

Она ответила сразу, вступая с ним в переписку.

И ему от этого стало легче. Он сидел, давясь тупой улыбкой, и думал, как можно с ней встретиться.

Он даже на несколько минут стал серьезным, когда она написала, что Саша пьян, и ему нужно поспать.

Моментально вспомнил школьные флешбеки, где она называла его мерзким. Ему плевать на это, ведь он давно не тупоголовый подросток с переоцененными силами. Он вполне тот, кто может признать очевидную правду — он был мерзким, очень отвратительным, потому что вечно и постоянно задирал её отнюдь не ласковыми словами.

И вот, он просто переиграл её и уничтожил.

Она должна была приехать после клуба. Он сомневался в том, что Полина действительно решится на такой поступок. Зачем ей ехать к нему? Она считала его мерзким и ночные посиделки на заброшенном причале — это всего лишь жалость к его мерзкой заднице. Сделала ему грёбаное одолжение.

Саше стало от этого еще хуже, больнее и неприятнее.

Конечно, Полина никогда бы не смогла простить ему прошлые ошибки, потому что она четко и смело говорила о том, как сильно ненавидит его.

Вчерашний поступок, когда она ночью прискакала на пристань, не показатель того, что её мнение изменилось. Возможно, но не факт.

Она увидела в нём израненного ребёнка, которому нужна была поддержка, так как он был одинок в тяжёлый момент.

Действительно, Саша являлся одиноким человеком, который отказывался всецело доверять тем, кто крутился вокруг него целыми днями.

Доверие — это слишком высокая плата за то, что потом можно узнать о себе от третьих лиц.

Доверие — это как подарить частичку себя.

Доверие — это боль.

Он ненавидел доверять людям. Опыт показал, что это не самое приятное в жизни.

Саша не хотел показывать слабость перед Полиной. Он выстраивал внутренние стены, чтобы она не смогла добраться до разодранного сердца. Почему-то Фихнеев был уверен, что она сможет залатать рану, аккуратно зашить и ухаживать за ней, пока не останется рубец, как назойливое воспоминание.

И ему было плохо от осознания, что он ранее не заметил нечто прекрасное в душе Полины.

И почему он был так слеп? Чёрт его знает, но он немного начинал жалеть, что был в числе тех, кто хотел её как-то задеть, обидеть и показать свою власть над ней. Цель — никакая. Ее не было. Он просто был подростком, добивающийся хоть какого-то положения, издеваясь над слабыми.

Полина не была слабой. Точно нет.

Её ночные разговоры и мысли были вполне здравыми, как должна думать девятнадцатилетняя девушка. Он видел ее задумчивый взгляд, крутящиеся в мозгах шестеренки и равномерное дыхание. Она думала, переваривала, осмысляла и говорила только то, что считала нужны.

И да, она буквально открыла ему глаза на правду.

Она никогда не спала с Пашей Анисимовым, как трубила вся школа. И те грязные слухи, стреляющие из разных поганых ртов, были всего лишь домыслами и не более.

Он бы никогда не поверил в нечто подобное, но, если сопоставить мозаику, то её слова имеют место быть.

Ни одного реального доказательства, что ее зажимал Фихнеев в туалете или закрытых классах — нет.

Тем более, каким надо быть идиотом, чтобы поверить в это?

В их школе работали камеры видеонаблюдения. Вряд ли они бы стали проворачивать нечто подобное на территории учебного заведения.

Хотя Иванову вызывали к директору. Саша не знал повода, да и не хотел в этом разбираться.

Мысли туманились с каждым глотком, глаза закрывались, в теле появлялась усталость — он хотел спать.

Когда Полина перестала отвечать на сообщения, он сделал ещё пару глотков, покурил и лёг на диване в гостиной.

Он спал несколько часов, потом проснулся, чувствуя сухость во рту и шум в голове. На глаза попала бутылка с коньяком, и он тут же присосался к ней, когда услышал трель домофона.

Расширив глаза от удивления и глянув на часы, он подумал, что в это время, в половину пятого вечера, может зайти только мама. Она работала сама на себя, и ей бы не составило труда навестить сына в середине дня.

Не успел спросить: «Кто?», потому что на том конце провода пропищал неуверенный голос:

— Полина.

Его сердце буквально разорвалось, когда он вспомнил, что отправил ей геолокацию и сообщение с конкретными данными. По телу прошлась обжигающая льдом волна осознания.

«Идиот!» — подумал Саша, но все-таки открыл подъезд и повернул замок, чтобы она смогла войти.

Он сел на диван, прикуривая и делая размеренные глотки. Напиться так, чтобы забыть о том, что писал ей, как умалишенный?

Идеальное решение проблемы! Серьезно.

Через три минуты входная дверь хлопнула, и он сделал глубокую затяжку, когда по линолеуму зашуршали ноги.

Он не открыл глаза. Просто сидел, пил и курил, будто это было в порядке вещей. Его начало трясти, когда до носа дошел персиковый шлейф.

Зачем она приехала? Опять пожалеть? Показать, насколько он жалок и ничтожен, что пытается забыться с помощью алкоголя?

Это разозлило его, и он открыл глаза, смотря на нее с явным раздражением.

Полина стояла перед ним, одетая в шорты и майку. Руки сжимали кожаный ремешок сумки, а в глазах стояла полная, ничем неприкрытая, неуверенность. Она оглядывалась по сторонам, поджимая губы.

Ну, да. Несмотря на день (или уже вечер?), у Фихнеева были задернуты плотные шторы, предотвращающие попадания солнца.

Квартира в буквальном смысле погружена в мрак. Специально. Он не хотел видеть белый день.

Саша посмотрел на неё расфокусированным взглядом, не совсем понимая, что она тут забыла. Он позвал. Конечно.

— Пахнет отвратительно, — сказала она, сморщив носик.

Фихнеев хрипло рассмеялся, выдыхая струйку дыма.

— Не курил бы ты в квартире, иначе все провоняет, — продолжала наседать Полина.

Ему было все равно. Ее голос, словно пустой звук, отражался о стены, утопая в тишине.

И вдруг он поймал себя на мысли: спокойно.

Спокойно, когда она стоит, мнётся перед ним, кривит в отвращении губы, заинтересованно наблюдает за обстановкой, но не гнобит, вереща какие-то отвратительные слова, а просто стоит, молча оценивая ситуацию.

Просто спокойно от присутствия Полины.

И это заставляло беспокоиться. А почему так? Когда это странное чувство, напоминающее о беззаботности, появилось только сейчас?

Саша поднес бутылку к губам, прикрывая глаза. Глоток. Нужен был глоток, чтобы совсем окосеть и не думать, что она тут стояла.

Он встретил лёгкое сопротивление, а потом бутылка пропала из его рук.

Он выдохнул, открывая глаза и туша окурок в переполненной пепельнице.

Полина поставила бутылку на стол.

— Не знала, что ты решил записаться в алкоголики, — отметила она с легким смешком.

— Я хотел отдохнуть, — лениво отозвался он, понимая, как трудно говорить доступным языком, не коверкая слова.

Все-таки он выпил приличное количество алкоголя, чтобы не быть тем, кто четко проговаривал слоги.

— Ты достаточно отдохнул. Пошли, ляжешь спать, — мягко сказала Иванова, продолжая топтаться возле него.

Саша мазнул по ней хмурым взглядом. Его брови сошлись на переносице, и он искренне не понимал, почему она пришла. Чтобы что? Чтобы уложить спать? Чтобы в очередной триллионный раз сказать, что он мерзкий? Чтобы просто посмеяться? Чтобы поиздеваться?

— Я не могу завтра пойти, — тихо сказал Саша, неотрывно смотря в напряженные ярко-серые глаза, искрящиеся беспокойством.

Полина выдохнула и плавно опустилась рядом с ним, поворачиваясь лицом к парню, который скосил на нее расплывчатый взгляд. Она подогнула одну ногу, а вторую оставила на полу. Закинула руку на спинку и склонила голову на бок.

— Можешь и сделаешь это. Ты нужен ему, понимаешь?

Саша напрягся, ощущая напряженный ком в грудине, сдавивший легкие и перерывший кислород.

Конечно, он понимал, что ему нужно быть там. Сначала на прощании, то есть в доме, затем в церкви, а затем на процессе захоронения. Саша отчетливо знал, что это будет один из самых паршивых дней.

Он не готов был прощаться с дедом.

— Саш, тебе нужно отдохнуть. У тебя завтра долгий день, — прошептала Полина, и он перевёл на неё усталый взгляд.

— Если ты пришла, чтобы уложить меня спать, то это вряд ли, — усмехнулся он, поднимаясь с дивана и следуя к кухне.

Комната, где они сидели, была совмещена с кухней. В нее можно было попасть через своеобразный проем, напоминающий недостроенную арку — только с одной стороны был изгиб, а с другой нет.

Полина внимательно следила за перемещением Фихнеева, который подошел к холодильнику, открывая его.

— Мне надо что-то поесть, — сказал он, бросая на нее взгляд через плечо. — Ты голодна?

Иванова прикусила изнутри щеку. Несмотря на обед, в который она практически ничего не поела, она бы не отказалась съесть что-нибудь еще.

— Правда, у меня ничего нет, — он озадаченно потёр затылок, и она выгнула шею, чтобы увидеть содержимое холодильника. — Но я бы мог приготовить.

— Ты пьян, — тут же заметила девушка, поджимая губы.

— Это не значит, что я недееспособный, Иванова, — фыркнул он, открывая морозильный отсек.

Полина поднялась с дивана, когда Саша достал упаковку с заморозкой.

— Я могу пожарить мясо, — сказал он, оборачиваясь, чтобы оценить реакцию девушки.

Она приблизилась к нему и посмотрела на упаковку, в которой лежало два куска стейка.

— Отлично! — кивнув, Полина забрала у него подложку. — Добавить специи?

Саша вскинул брови.

— Хочешь мне помочь?

— Почему бы и нет, — она пожала плечами. — Готовка — это почти единственное, в чем я могу помочь тебе.

Какая больная фраза, напоминающая. Тяжелая.

Фихнеев сжал челюсти, с силой захлопывая дверцу морозилки. Иванова вздрогнула, делая шаг назад. Она не испугалась. Почти.

Конечно, он это заметил, делая глубокий вдох и потирая лицо ладонью.

— Я не... — он махнул рукой, ускользая с кухни. — Сковородка в большом ящике, а специи в ящике рядом с вытяжкой. Масло в холодильнике. Я курить!

Он мгновенно исчез, скрываясь в темных шторах, где был проход на балкон. Его знобило, но явно не от холода.

Полина проводила его тяжелым взглядом, но все-таки быстро достала все необходимое.

Кусочки стейка уже были готовы к хорошенькой жарке, когда Саша вернулся с балкона. Она использовала немного соли и перца, боясь трогать другие приправы, которые стояли в маленькой коробке.

Масло зашипело на сковородке, и она поспешно опустила первый кусок, доставая из еще одного кухонного ящика лопатку.

Саша вновь открыл холодильник. Она скользнула по его лицу беглым взглядом, оценивая его состояние. Он был по-прежнему напряжен, о чем свидетельствовали плотно сжатые губы и нахмуренные брови.

Фихнеев достал помидоры и твердый сыр. Полина внимательно следила за стейком, но не переставала бросать на него любопытные взгляды.

И вообще, ситуация была из самых неординарных.

Она стояла на кухне Саши Фихнеева, следя за идеальным приготовлением стейка.

Стояла. На кухне. Саши. Фихнеева. Ну... Как бы...

Если бы кто-то сказал ей об этом два года назад — что она будет настолько близка с ним, ни за что бы не поверила.

Эта мысль заставила ее мягко улыбнуться и перевернуть стейк на другую сторону.

Саша тем временем помыл помидоры и начал резать их. Он методично орудовал ножом, не обращая внимания на присутствие Полины. Он высыпал помидоры в глубокую емкость, затем достал пакет ржаных сухариков с солью из какого-то ящика, где лежали крупы, он высыпал добрую часть, а затем все припорошил мелко натертым сыром.

— Ты ешь майонез? — спросил он, бросив быстрый взгляд на девушку.

— Да, — тут же ответила Полина, переворачивая стейк на другую сторону.

Он добавил майонез и тщательно помешал.

Саша занимался сервировкой стола: расставил тарелки, разложил приборы и поставил салат в центре стола.

Какая-то странная идиллия сложилась между ними. Обычная, будто так и должно быть. Хотя совсем нет.

Саша подошел к плите, оценивая состояние стейков. Он мягко положил руку на ее талию, подталкивая к столу. Полина покорно отошла и села за стол, сдерживая порыв. Она неотрывно наблюдала за ним, не зная, как себя вести. Обстановка была напряженной и слегка смущающей. Не понимала, что нужно говорить. Да и нужно ли было вообще?

Он разложил стейки по тарелкам, убирая сковороду обратно на плиту. Сел за стол, и она вдруг раскраснелась, когда поняла, что Саша сидел напротив.

Она начала резать мясо по кусочкам, чтобы дать ему немного остыть — не хотела обжечься. Саша тем временем отрезал кусочек и отправлял в рот. Он наложил себе салат в тарелку, бросая любопытный взгляд на Полину, которая продолжала усердно резать мясо.

— Интересно ты ешь, — усмехнулся Саша.

Полина зарделась, замирая на секунду. Она поджала губы, поднимая на него острый взгляд.

— Как хочу, так и ем.

— Я не против. Хочешь что-нибудь выпить? Возможно, у меня есть что-нибудь более мягкое, чем коньяк.

— Воду, если только, — сказала она.

Он кивнул и быстро налил ей воды.

Казалось, что он вообще не обращал на то, как повернулись события этого дня. Саша, проснувшись утром, думал, что утонет в изобилие алкоголя и сигарет, а сейчас... Он просто сидел за одним столом с Полиной, наслаждался хорошо прожаренным стейком и тишиной, нарушаемой звоном вилок и ножей о тарелку.

— Как прошел день в теплицах? — спросил Саша.

Полина старательно пережевывала мясо, затем сделала глоток воды и мягко улыбнулась.

— Не так, как обычно.

— И что бы это значило?

Она призадумалась на минуту, пока пережевывала кусочек мяса. Внимательно смотрела на Сашу, думая, как правильно сказать, что ей было одиноко. Она вполне замечательно провела день, ковыряясь в оранжерее, но чего-то не хватало.

— Просто... Я не работала в теплице, — сказала она, делая глоток воды. — Я ухаживала за садовыми цветами, пока не приехала экскурсия.

— О, замечательно. И как тебе?

— Ну, своя стихия намного приятнее. Я люблю садовые цветы.

— Признаться, я тоже, хотя... Уже не знаю. Мне все по душе, что связано с растениями.

— Не знала, что тебе нравится это.

Полина не понимала, что ступала на скользкую дорожку. Не знала, что причиной и человеком, который научил всему Сашу, был покойный дедушка.

Он сделал глубокий вдох. Что будет, если он признается, что сейчас цветы — это самая отвратительная вещь для него? Она больше не представляла такой ценности, как раньше.

— Я тоже, — скупо ответил он.

Они продолжали молча есть. Саша помыл посуду, пока Полина нервно мялась позади. Он превратился в самого тихого и спокойного человека, пока старательно намывал чашки. Она не поняла, почему его настроение стало таким.

— Я хочу отдохнуть, — сказал он, вытирая руки полотенцем.

Иванова понимающе кивнула, вытирая влажные руки о бедра. Она прикусила нижнюю губу.

— Ты будешь в порядке?

Саша мазнул по ней внимательным, но уставшим взглядом.

Неужели она и вправду переживала за него? Какая неловкая ситуация.

— Да. Я... Мне жаль, что я заставил тебя приехать.

— Нет! — воскликнула Полина, поднимая ладони. Она сильнее заволновалась, покрываясь пятнами смущения. — Ты не заставлял. Нет. Просто... Я понимаю, что тебе тяжело, и я не хотела... Я просто...

Она лепетала полную несуразицу. Не знала, как правильно истолковать свои мысли. Приезд. Свое пребывание здесь.

Полина выдохнула, покачав головой.

— Я просто...

«Не бойся!» — вопил внутренний голос.

И... Раз. Два. Три.

Глубокий вдох и на выдохе:

— Боялась, что ты можешь сделать что-то с собой.

Глаза Фихнеева сузились, сверкая неверием. Неужели она действительно так думала? Идиотка!

— Просто... Я...

Мозг отказывался нормально функционировать. Опять!

Он сделал шаг к ней, Полина вздрогнула и собиралась сделать шаг назад, но не успела, потому что ее сгребли в крепкие объятья.

Она часто задышала, расширяя глаза, когда щека коснулась его голой груди. Ее руки на автомате коснулись крепких мышц спины.

— Я бы никогда не сделал этого, Полина, — прошептал Саша.

И ей вдруг стало легче, словно тяжелый ком свалился с плеч. Она выдохнула и кивнула головой, сильнее его обнимая.

— Все будет хорошо, — вновь шептал Фихнеев, склоняя голову к приятно пахнущим персиком волосам.

— Просто... Будь аккуратен, ладно? У тебя завтра трудный день...

— Я буду в порядке, — твердо ответил Саша.

Полина мягко оторвалась от него, поднимая голову. Она улыбнулась и поспешила на выход, чтобы не сделать что-нибудь еще, что заставило бы ее сердце пуститься в бешеный пляс.

Махнув рукой на прощанье и выскочив за дверь, Иванова понеслась по лестнице вниз, игнорируя гулкое сердцебиение, сбитое дыхание и ворох мурашек на спине.

«И что это только что было?» — подумала она, летя на автобусную остановку.

«Не сметь сближаться с ним!» — вопил внутренний голос, который Полина чуть не послала куда подальше.

«Ничего не будет. Мы не сближаемся!» — отвечала она со скрипом в челюстях.

«Ага, ага!» — затопил внутренний крик.

Она не могла отрицать факт сближения, но почему это происходило? Не знала точного ответа.

А, может, просто не хотела разбираться.

Саша выпил пару стаканов, затем покурил и заново опьяненный свалился спать, надеясь, что утром не будет болеть голова.