Сад падающих звезд

Саша был не в духе.

Полина поняла это, когда заметила его на пороге теплицы ровно в десять утра с бешеными глазами, искривлённым в отвращении ртом и сжатыми челюстями, отчего острые черты показались ещё острее.

Грешным делом подумала, что дело в ней, поэтому отказалась от приветствий и любопытных взглядов, хотя так и подмывало посмотреть на него и ехидно спросить: «Фихнеев, утро доброе, ага?»

Он быстро пояснил задание. Уход за хлорофитумом. Вернее, за восемью огромными горшками, которые он принёс из главной теплицы. Та же схема, что и с амариллисом, только быстрее и аккуратнее.

Они не разговаривали, пока работали. Он копошился на другом конце теплицы, видимо, посчитав, что присмотр за Ивановой не нужен. Она порывалась спросить у него, точно ли цветы нуждаются в пересадке, но отказалась.

Не хотела иметь дело с разгневанным парнем, который тихо ругался про себя, продолжая работать над геранью.

Полина не знала, что могло случиться за ночь у Саши, но это начинало немного беспокоить, потому что он никак — абсолютно, чёрт, никак — не обращал на неё внимания, будто ему всё равно, что она находилась в теплице.

Сегодня была облачная погода, обещали кратковременный дождь в первой половине дня, поэтому с самого утра на небе нависли тяжёлые, мрачные и серые тучи, не давая солнечным лучам пробраться сквозь облака.

Она сочла, что Фихнеев был метеозависимым, поэтому его настроение было паршивым.

На самом деле, Саша был зол абсолютно по другой причине.

А, может, и нет.

Утро было потрясающим, пока он не пришёл в оранжереи, где ему мягко намекнули, что до следующей экскурсии осталось совсем мало времени, и лучше бы поторопиться, чтобы приготовить стеллаж с хлорофитумом. Он надеялся, что этим займётся первая теплица, потому что там было куда больше людей и пар рук, нежели у него.

Гога кратко изложил, что первая теплица должна заняться двумя стеллажами с разновидными кактусами, которые нужно привести в порядок.

Ему давали выбор: либо два стеллажа с чёртовыми кактусами, которые он не переваривал, либо стеллаж с огромными горшками с хлорофитумом. Радовало одно: цветы не требовали пересадки. Их нужно было слегка пощипать с некоторых сторон, где подгорели листья. Чёткое указание: пышность цветов ни в коем случае не убирать!

Это было ещё терпимо.

Вишенкой на торте стала Маша, которая позвонила и сказала, что уже забронировала столик на среду. Она пыталась надавить на то, что они когда-то там договорились, и встреча уже близко, поэтому взяла на себя обязанность сделать шаг вперёд и выбрать заведение.

Саша был против такого и дал ясно понять, что он не ручная собачка, которая будет следовать за Ячневой попятам.

Она позвонила как раз в половину десятого.

Фихнеев был в бешенстве от этого. Мало того, что она вздумала решать за него такие мелкие вопросы, превознося свою значимость чуть ли не до небес. Так ещё додумалась позвонить в такую рань, чтобы испортить настроение.

Конечно, он не должен был злиться и показывать своё истеричное поведение, но его, мягко говоря, подбешивало, что девушка, которая не являлась его второй половинкой, была сумасшедшей наседкой, от которой начинала болеть голова.

Саша сказал Маше, что не стоило заморачиваться раньше времени, мягко намекая, что у него уже есть планы на среду. Какие — не сказал, решив, что это ни к чему, хотя девушка навязчиво просила сказать.

И вторым украшением в виде вишенки стала Иванова.

Он наивно полагал, что, после вчерашнего дня, она откажется посещать садоводческий клуб. Это было так странно — видеть её в своей теплице. Она была дочерью руководителя, и ей нравилось ютиться на низкой должности под его началом?

Полина была улыбчивой и настроенной на позитивную работу, пока не заметила, что ему буквально стало дурно от её вида.

Нет.

Дело совсем не в заплетённых в косу волосах, не в чёрно-белом фартуке, не в приятной улыбке и не в напряжённом взгляде.

В чём — непонятно.

Сашу просто взбесило, что она пришла.

Он просто сказал: «Твои хлорофитумы, мои герани», — на этом и порешали, что сегодня по работе у каждого.

Однако, он чувствовал на себе пронзительный взгляд, впивающийся в затылок. И было очень неприятно.

Полина не стеснялась. Смотрела на него любопытно, аккуратно ухаживая за пестрящим растением.

Фихнеев вышел из теплицы около одиннадцати часов, показательно кинув перчатки на стол. Полина обеспокоенно посмотрела ему вслед, не желая догонять и спрашивать, что у него случилось.

«Это меня не касается!» — бормотала про себя, пока старательно обрезала израненные длинные листья.

Она вытерла рукой пот со лба, ненавидя духоту. Несмотря на облачность, было очень душно, будто вот-вот польётся дождь.

Саша же сбежал, чтобы покурить и хотя бы немного успокоиться, прежде, чем вернётся и скажет, что хлорофитум не нуждается в пересадке. Его нужно было всего лишь удобрить.

Он заметил, что Иванова уже выдернула цветок из земли и с готовностью начала наполнять новый горшок.

Это было выше его сил — разговаривать сейчас, когда он был слишком агрессивно возбуждённым.

— Полина! — девушка вздрогнула, когда в теплицу вошёл Георгий.

Сегодня он был одет полностью в чёрное: штаны, футболка и фартук. На его руках были зелёные резиновые перчатки, испачканные землёй.

— Привет! — сказала она, расплываясь в улыбке.

На удивление, Иванова была в хорошем настроении. Позавтракала омлетом, который Ольга сделала на скорую руку, запила всё тёплым сладким чаем и сказала, что готова отправляться в путь.

Мама Полины скрыла своё удивление, хотя так и подмывало спросить, что же такого случилось у дочери, что она буквально сияла, освещая мрачное утро широкой улыбкой.

Девушка не знала причину своей улыбки. Просто хорошее настроение. Даже очень.

Гоша прошёл в теплицу, осматриваясь. Его внимание привлекли горшки с хлорофитумом, и он тяжко вздохнул.

— Трудишься?

— Ага. Этот цветок... Очень пышный, — она кивнула на горшки, из которых в разные стороны тянулись зелёные листья. — Мама любит хлорофитум, а вот я — не очень. Бесполезный цветок.

Мужчина улыбнулся.

— Ты же знаешь, что он обладает возможностью очищать воздух от угарного газа и формальдегидов. Чем больше грязи, тем быстрее растёт цветок.

— Да, я знаю, но у него нет соцветий, поэтому он и кажется невзрачным.

— Он очень даже красивый, когда распушится. Вот, посмотри, какая идеальная ланцетная форма у некоторых листьев, — он подошёл к столу, указывая рукой на самый маленький из присутствующих горшков. — У них есть период цветения, в который образуются маленькие белые цветки. Вот, глянь, — сказал он, указывая на другой цветок.

Полина пригляделась, отмечая, что действительно на одном из цветков было яркое цветение, выделяющееся на фоне обыкновенных зелёных листьев.

— Интересно, конечно, — изумилась Иванова. — Не знала, что этот цветок умеет цвести.

— Он имеет свои особенности, как и каждый другой цветок. Я зашёл, чтобы спросить: как дела? Всё получается? — обеспокоенно поинтересовался Гога, взглянув на девушку встревоженным взглядом.

— Да, всё в порядке.

<tab>Она решила умолчать о странном поведении Фихнеева. Это её не касалось.

— Отлично. Успеете сегодня сделать хлорофитумы? Ольга переживает, что они не будут готовы.

— Да, я сделаю их, — Полина улыбнулась.

— Не забудь повязать цветок розовой лентой!

Иванова нахмурилась, оборачиваясь на коробку с атласными лентами. Смышляев увидел её замешательство и тут же спросил:

— Ты же знаешь, что они значат, верно?

— О... — она зарделась, отрицательно качая головой. — Саша ещё не объяснял, а в работе не встречалось.

Фихнеев обещал, что расскажет об этих лентах, но, видимо, сегодня был не тот день, когда он падок на теорию.

Полина почувствовала себя глупой, поэтому поспешно отвела взгляд от Гоги, продолжая искать повреждённые участки на цветке.

— Странно, — мужчина почесал затылок, выглядя задумчивым. — Розовая лента — это цветы, которые не были пересажены, но нуждаются в частой поливке.

— Чем отличается от зелёной? — спросила девушка.

— Горшки, обвязанные розовой лентой, нуждаются в более обильной поливке. Тем более, им нужно восполнять свои полезные свойства, потому как ты обрезаешь израненные листья. Сейчас период засухи, и хлорофитуму нужно больше влаги. Некоторым цветам нужен простой уход.

— Поняла, — выдохнула Полина.

— Я зайду к вам чуть позже?

— Наблюдаете, как работаем? — усмехнулась девушка, взглянув на Георгия.

— Да, некоторые отлынивают от работы, возясь с одним цветком несколько часов, — фыркнул он.

Полина улыбнулась, когда мужчина кивнул и развернулся, чтобы выйти из теплицы.

— Хорошей работы!

— И вам!

Он ушёл, оставляя Полину наедине с собой. Так было недолго — успела закончить с одним цветком, повязать его лентой и перейти к другому, когда вошёл Саша, выглядя более расслабленным и собранным.

Сжав челюсти и приготовившись к атаке вопросов, Полина положила руки на холодный стол и внимательно посмотрела на парня, вернувшегося к гераням.

Она собиралась спросить про ленты, потому что, как ей стало ясно, это была важная деталь в уходе за цветами. Не успела сказать ни слова, потому что услышала низкий голос, пропитанный раздражением:

— Заканчивай пялиться, Иванова. Я не грёбаная картина. Если у тебя есть вопросы — задай их.

Полина расширила глаза от удивления, но тут же сильнее нахмурилась и сжала ладони в кулаки.

— Если бы ты был более обходителен со своим партнёром по теплице, то не забыл бы рассказать о чёртовых лентах, которыми нужно обвязывать горшки!

Саша не обернулся. Он продолжал копаться в горшках, но она увидела, как сжались его челюсти.

— И, если бы у тебя было нормальное настроение, ты был бы более щедр на объяснения, что мне нужно сделать с грёбаными горшками с хлорофитумом!

Она даже не поняла, почему так сильно завелась. Лучезарное настроение медленно спадало на нет, и она покривила в отвращении ртом, когда поняла, что причиной этому был Фихнеев.

Отвратительный.

Она ненавидела его.

Полина тяжело дышала, когда Фихнеев всё-таки повернулся, награждая её тяжёлым взглядом. Его губы скривились в отвращении.

— Я в полном порядке, — ответил он, прикрыв глаза и тяжело вздохнув.

Ему потребовалось несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, чтобы прийти в себя.

— Ты всё такая же крикунья, как и раньше, — она заметила, как его губы дрогнули в усмешке. — Прекращай, ладно?

— Ты раздражаешь меня, — Полина бросила на него злой взгляд. — Выводишь своим поведением. Одно твоё присутствие заставляет меня беситься!

— А ты перестань беситься, — просто сказал Саша, отворачиваясь к своему цветку. — Эти горшки не нуждаются в пересадке.

— Я уже поняла, — фыркнула она, не прекращая на него смотреть.

Её порядком взбесило, что он из раздражённого и апатичного переключился на доброжелательного и вполне нормального человека, которым был вчера.

— Их нужно будет повязать розовой лентой. Гоша уже объяснил, что она значит, верно?

— Да.

— Отлично. Эти хлорофитумы настоящее достояние твоей матери. Она любит их не меньше, чем мандариновое дерево.

Полина не смогла сдержать улыбки. Она была не настолько погружена в детали наполнения оранжерей, чтобы мысль о собственно выращенном дереве звучала очень хорошо. Гордо.

— Мандариновое дерево? — переспросила девушка, желая, чтобы Саша рассказал об этом поподробнее.

— Ага. Ольга посадила семечку мандарина в какой-то горшок, чтобы понять, приживётся ли. Потом заметила, что из земли начал пробиваться тонкий стебель, а после появились маленькие листочки. Забавно, что его быстрый рост пришёлся как раз на этот год. Его пришлось пересадить в отдельный горшок, так как он мешал росту другого цветка, и на этом всё. Мандариновое дерево стало проблемным.

Он словно прочитал её мысли, и она была рада, что напряжение, установившееся в теплице, медленно спадало на нет, а испорченное настроение приходило в норму.

Фихнеев мог быть нормальным, и ей это начинало нравиться.

— Почему?

— Оно зачахло, — он поморщился, вспоминая, как ему пришлось срочно «реанимировать» листья, повисшие от нехватки непонятно чего: нужной почвосмеси, поливки или какого-нибудь удобрения для роста.

— Вы спасли его?

— Ну, этот период выпал как раз на защиту дипломов, и твоя мама не смогла следить за деревом, поэтому дала мне и Гоше указание тщательно следить за ним. Я, конечно, люблю цветы, но никогда не работал с подобными растениями. Мне было тяжело приноровиться к выращиванию и щепетильному уходу, поэтому Гоша решил взять на себя всю ответственность.

Она была поражена его искренностью. Он говорил спокойно, без давления, но со смысловым поражением, будто ему было обидно, что не смог поучаствовать в этом деле в полной мере.

— Хотела бы я посмотреть на творения мамы, — тихо призналась Полина, прикусывая изнутри щёку.

Она никогда не была погружена в деятельность оранжерей на сто процентов. Её тяготили мысли, что она может быть только прислужником, который должен всецело подчиняться маме. Да и признаться, Иванова думала, что покончила с цветами, когда прекратила ездить в деревню к бабуле, чтобы поухаживать за клумбами.

Полина думала, что это хобби — несерьёзное. Не дело всей её жизни. Она полюбила цветы благодаря маме, которая говорила, что это очень важное дело, которое стоит трудов и сил, но девушка не воспринимала это всерьёз. Скорее, не хотела разочаровывать маму, которая надеялась, что дочь пойдёт по стопам и поступит на биологический факультет.

Когда она стала отдаляться от мамы, а это время пришлось на самый трудный период времени — период взросления, Полине хотелось быть подстать сверстникам, которые видели развлечения не в «бабушкиных садах», как говорил один парень из компании, а в хорошем алкоголе и шумной тусовке.

Она не хотела выделяться из толпы и признаваться, что ей очень нравится разводить садовые астры и бархатцы. Она не видела интереса в ежедневном опустошении бутылок с пивом, как делали многие, но всё равно пила, мысленно сгорая от стыда, что падала ниже плинтуса не только в глазах мамы, но и в своих. Иванова забивала на свои увлечения ради какого-то мимолётного кайфа.

Ей было очень грустно от этого, но признаваться маме в истинном положении дел не хотела. Полина просто отдалилась от родного человека, который днями и ночами сходил с ума, пытаясь вернуть былое общение и доверие. Она не замечала или не хотела замечать, насколько тяжело было Ольге наблюдать за собственным ребёнком, который переступал грани, начиная деградировать и саморазрушаться.

Ольга сделала несколько бесплодных попыток достучаться до девушки, чтобы убедить в неправильном ведении образа жизни. Безрезультатно. Полина продолжала делать так, как считала нужным, и это сказалось на всём: на учёбе, на взаимоотношениях, на моральном здоровье.

Она едва выкарабкалась из состояния «флегмы» до более-менее активного человека, но это почти никак не повлияло на общение с матерью, которая заведомо боялась, что дочь окончательно превратиться в своего непутёвого отца, которого совсем не знала. Ольга старалась поддерживать Полину, чтобы та окончательно не ушла с головой в болото проблем, но девушка отвергала любую помощь, думая, что справится сама.

Полина жалела о содеянном, но не могла забыть чёртов неудачный год. Он засел в жизни тяжёлым грузом, напоминанием, что она превратилась из послушного и счастливого ребёнка в вялую и безнравственную особу.

Иванова поджала губы, когда почувствовала горечь в горле. Она не собиралась настолько углубляться в воспоминания, чтобы вновь ощутить болезненные спазмы в груди.

— Я покажу тебе, когда ты закончишь с хлорофитумом.

Голос Саши вывел её из раздумий, и она лишь согласно промычала, не желая выдавать свой хриплый, надорванный от подступающих слёз голос.

Они пришли в главную оранжерею, когда часовая стрелка показывала два часа. Она закончила с хлорофитумами около получаса назад, но терпеливо дожидалась, пока Саша осмотрит последний горшок с геранью.

Несмотря на урчащий живот, требующий еды, Полина отправилась за Фихнеевым смотреть мандариновое дерево. Ей действительно было интересно посмотреть на мамино творчество.

Она кралась за его широкой фигурой, осматриваясь по сторонам. Небо оставалось затянутым тучами, воздух был слишком влажным и спрессованным, будто вот-вот начнётся дождь.

И правда, когда они были возле открытых дверей в оранжерею, раздался мощный гром, а с неба полетели крупные капли.

Взвизгнув, Полина тут же рванула под крышу, не желая промокнуть. Ворвалась в оранжерею, переступая порог, но неудачно запнулась одной ногой за другую и начала заваливаться в бок.

— О!

Она молниеносно теряла равновесие, не понимая, куда нужно поставить чёртову ногу, чтобы не упасть на грёбаные растения, расположившиеся в самом начале от дверей!

Она выставила руки, чтобы хоть как-то смягчить падение. Уже придумала несколько извиняющихся фраз перед мамой, так как обязательно приложится носом в землю и может задеть несколько цветков, ломая их.

Тяжёлые и крепкие руки, подхватившие её за талию, не дали столкнуться с землёй. Полина учащённо дышала, слыша гулкое сердцебиение во всём теле. Она сильно занервничала, готовясь к неизбежному.

Тело явно не держала земная гравитация, которая решила, что ей нужно было упасть на ровном бетонном напольном покрытии.

Она зажмурилась перед тем, как упасть, но тут же расширила глаза, когда поняла, что столкновения с твёрдой землёй не произошло.

Сильный обхват заставил шумно сглотнуть и обернуться через плечо, утыкаясь в синюю футболку. Саша сегодня был одет во всё синее: футболка, шорты и даже носки, торчащие из-под чёрных кроссовок.

Она аккуратно поставила вторую ногу, позволяя дрожи завладеть телом. Глубоко дышала, ощущая крепкие руки на животе. Приподняв голову, посмотрела на Сашу, на лице которого застыла усмешка.

Полина не стала как-то реагировать на это. Слишком уж была занята восстановлением дыхания.

Её лопатки соприкоснулись с твёрдой грудью, и она прикрыла глаза. Табун мурашек, скользнувший по спине, засел в пояснице.

Она была слишком близко к нему. Слишком близко.

Даже будучи школьниками, они никогда не были в такой ситуации — когда Фихнеев касался её, за исключением волос, которые трепал или дёргал, но это было в средней школе.

Он был тёплым — нет — горячим. От него исходил жар, заставляющий девушку потеть. Полина стала волноваться сильнее, пока до неё медленно доходило произошедшее.

Она рванула в оранжерею, чтобы не промокнуть. Он, вероятно, увидев занос, поспешил помочь. И теперь, стоя под крышей в провокационной и очень странной позе, они напоминали парочку!

Он обнимал её со спины, придерживая.

Раздался раскат грома, и Полина отскочила, позволяя тёплым рукам соскользнуть с живота. Резко обернулась, смущаясь и смотря неверующим взглядом.

Он помог ей?!

Это в каком таком странном фильме она находилась? Чтобы Саша Фихнеев помог? Ей?

О, боже. Этого она точно не ожидала.

У него было всё просто. Он увидел, как Полина начала заваливаться, и его внутренний голос, призывающий к помощи, едва сдерживался от смеха, потому что девушка так нелепо и забавно запнулась левой ногой о правую и начала падать в грёбанный куст, который был высажен только на прошлой неделе.

Он помог не ей, а кусту. Бедолага не заслужил такой участи.

Саша сделал два шага вперёд, вовремя перехватывая падающее тело, которое, по его меркам, было слишком лёгким. Он крепко удержал её в своих руках, начиная медленно ненавидеть себя за сделанное. С удовольствием наблюдал бы за эпичным падением, в главной роли которого выступала Полина.

Но...

Он был человечным, поэтому подхватил девушку и мягко дёрнул на себя, чтобы она выровняла равновесие и пришла в норму. Казалось, что её даже немного начало трясти, когда резво обернулась, чтобы посмотреть на спасителя.

«Спаситель!» — прожужжал внутренний голос, почти трясясь от смеха.

От неё приятно пахло персиком. Не насыщенным и не приторным, а лёгким и сладким. Он бы с удовольствием наклонился, чтобы вдохнуть аромат, исходящий от волос, но...

Она вдруг опомнилась, когда раздался гром.

<tab>Полина отскочила, как ошпаренная кипятком, и Саша поспешно убрал руки в карманы шорт, вскидывая брови. Язык так и норовил сказать что-нибудь язвительное.

— Интересно, обо что тут можно запнуться?

Иванова дёрнула плечом.

— Порог?..

Она звучала вопросительно, и это заставило Сашу усмехнуться.

— В оранжереях бетонные шершавые плитки, которые не позволят людям упасть, но ты, Иванова, бьёшь все рекорды. Молодец!

Полина фыркнула, сильнее заливаясь румянцем, который расползался теперь по тонкой, изящной шее.

— Ладно, мисс грация, пошли, покажу тебе мандариновое дерево.

Саша обошел её стороной, старательно не задевая, чтобы не привести девочку в ужас. Быстрым шагом свернул направо от входа и пошёл в углубление растительности, которая буквально наполняла каждый сантиметр оранжереи.

Полина двинулась за ним, оглядываясь и понимая, что с момента постройки главного корпуса многое изменилось. Увеличилось количество живности, появились новые виды, маленькие строительные доделки, указатели, столбики с названием и описанием растений — всё кричало о том, что над этим местом трудятся хорошие люди, любящие своё дело.

<tab>Они остановились примерно в середине оранжереи, и Саша кивнул головой на бледно-голубой горшок, в котором стояло то самое мандариновое дерево. Мохнатая овальная листва выглядела вполне здоровой и обласканной — за ним был тщательный присмотр. Ствол можно было бы спокойно обхватить ладонью — он был не очень большим. Но вот задаток самих мандарин не было.

Полина оглянулась на Сашу, который уже примкнул с интересом к каким-то кустам. Взрыхлял землю, подбивая её к стеблям.

Он был таким нормальным. Это выводило и немного пугало девушку, которая вовсе не привыкла наблюдать за трудящимся над растениями Фихнеевым.

Она недолго полюбовалась мандариновым деревом, слыша дождь, отбивающий ритм о крышу оранжереи.

— Ты закончила? — спросил Саша, выпрямляясь и бросая на Полину быстрый взгляд.

— Да.

— Пообедай, а потом возвращайся, — сказал он. — Я покажу тебе ещё пару горшков с хлорофитумом.

— Ладно, — сказала она, не представляя, как собиралась пойти на обед в дождь.

Полина не взяла с собой зонт и рассчитывала на маму, которая с самого утра засела в своём рабочем кабинете.