BAMBI

Проходит пятнадцать долгих минут, пока ноги Зигги не выдерживают и он опять не опускается, чтобы дать мышцам отдохнуть. Ройс за это время ничего не предпринял, давая возможность Зигги начать первым. Признать своё поражение.

– Вставай. – Увидев новую удобную позу, Ройс подходит ближе и слегка пинает Зигги под зад. – Не такой уж ты и крепыш, верно? Удивительно, как ты смог пройти подготовку у Йока с такой ужасной физической формой.

Ройс пытается вывести Зигги из себя, прощупывая слабые места. В голове рождаются десятки идей и мыслей, чем можно задеть ублюдка. Завышенное чувство собственной важности, ощущение себя альфа-самцом, популярность в женских кругах – всё это можно обернуть против его самого. Обычно, такие быстро лопаются, когда речь заходит о их мужественности, вернее, её отсутствии. Стоит только надавить в правильное место.

– Не переживай, сил трахнуть твою новенькую хватило. – Скалит зубы Фернандо, а после харкает в ноги Ройса, показывая своё неподчинение.

Толпа затихает в тот момент, когда кулак главаря встречается с лицом предателя. У Ройса срывает планку. Он со всей силы наносит точные, частые удары по щекам, ломая скулы, в нос, с первого раза деформируя его достаточно, чтобы тот смотрел вбок и в нижнюю челюсть, неестественно сдвигая её в сторону.

Его руки измазаны кровью – своей и Зигги, которая, словно трофей, впитывается в кожу. Давно сломанные от частых уличных потасовок костяшки, так и не смогшие срастись под правильным углом, пульсируют жгучей болью, но Ройсу недостаточно. Лицо Зигги, превратившееся в сплошное кровавое месиво, не приносит нужного спокойствия, будто и не было никакой мести. Всё случилось так быстро, что никто не понял в чём дело.

Просто срыв. Просто четыре перелома лицевых костей.

К главаря подлетает обеспокоенный Йок, стараясь отвести друга подальше от тела Зигги, валяющегося в собственной крови. Латинос бросает на него короткий гневный взгляд, говорящий, что ему не жаль.

– Эй, эй, парень. – Он слегка похлопывает Ройса по шее, стараясь привести в чувства. – Ты как, порядок? Я знаю, что это всё дерьмово, но ты не должен срываться, сечёшь? Сейчас на тебя смотрят дохрена твоих людей, которые хотят видеть адекватного, рассудительного лидера, поэтому, друг, возьми себя в руки, ладно? Пожалуйста.

В глазах Ройса пробегает понимание, а после он кивает как ни в чём ни бывало.

– Конечно, ты прав. – Главарь проводит рукой по шейным позвонкам, глубоко дыша. – Ладно, предисловие затянулось. Пора.

– Сначала это. – Йок не даёт отойти, хватая Ройса за кофту, и показывает на его окровавленные руки. – Ты же не хочешь подцепить какую-нибудь дрянь с этой псины? – Он говорит достаточно громко, чтобы его фраза закончилась одобрительным криком.

Йокки достаёт бутылку с питьевой водой и, откинув пробку, делает несколько жадных глотков, а после поливает на свежие раны друга.

– Ты в край охуел?! – Шипит Ройс, не ожидая спиртового раствора.

– Прости, брат, Кили велела так сделать, если ты набросишься на него с кулаками. Чертовка хорошо нас знает, да? – Йок заканчивает обрабатывать раны, в завершение делая ещё пару глотков. – Тебе не предлагаю.

Молча кивнув, Ройс возвращается в центр круга, готовясь завоевать всё внимание толпы. Сейчас ему придётся выключить всю человечность и в тысячный раз показать своё лидерство, быть безжалостным и, наверное, жестоким. Но этого требует обычай, ведь банда синих создавалась не для милых бесед.

Здесь нет места прощению. За каждым проступком незамедлительно следует расплата.

Он без слов вынимает нож, поднимая его над головой и, блеснув наточенным остриём, подходит к Зигги. Двое из толпы подрываются, чтобы схватить его под руки, усаживая на колени. Они остаются неподалёку на случай, если он опять упадёт.

– Кодекс учит нас, что крыса одной банды — крыса всех банд. Крысы похожи на болезнь; рано или поздно мы погибнем из-за них, хотя умирать должны они. – Громко начинает Ройс, подавляя нарастающую дрожь в голосе. Скоро всё закончится. – Вы знаете, что у нас не имеется места для предателей.

Толпа повторяет выдержки из главного закона крипсов, словно эхо. Они поддерживают своего лидера, каким бы ни было его решение.

– И сегодня я отсекаю Зигги от сета Сиб Комптон Крипс со всеми вытекающими. Теперь он считается бывшим и беззащитным Крипсом. – Главарь крепче сжимает рукоятку ножа. – В Кодексе сказано, что, при отсечении, с тела бывшего участника банды незамедлительно удаляются любые следы, связанные с бандой – тату, шрамирование и соответсвующий пирсинг. Никто не имеет права носить отметки банды, не входя в неё.

Ройс подходит к Зигги, садясь на корточки. Минуту он наблюдает за реакцией – страх в глазах, раздутые ноздри и потный лоб. Он прекрасно понимает, что сейчас будет. Поэтому боится.

Резким движением ножа вверх, Ройс раскраивает ткань футболки, открывая глазам вид на несколько небольших татуировок с символикой банды. Синие чернила покрывают смуглое предплечье, переплетаясь в непонятные для многих буксы SCC. Ниже – полностью выведенное название сета с изображёнными кистями рук, пальцы которых сложённы в BK – Blood Killa.

– С этим придётся попрощаться. – Ройс смотрит прямо в глаза Зигги, находясь так близко, что можно подумать, что они друзья. – Прямо сейчас.

Одно движение и кожа с чернилами падает к ногам главаря. Она вся в крови и пыли. Ройс слышит, как кого-то рвёт от увиденного, и, честно, у него самого сжимается желудок. В помещении поднимается железный запах крови, плотно оседающий в лёгких.

Болезненные крики Зигги, ревущая толпа, тусклый свет колышущейся лампы. Всё смешивается.

Ройс даёт себе минуту, чтобы собраться с мыслями. Впереди татуировка размером побольше, которую вряд-ли получится отрезать одним махом. Он закуривает сигарету, вытирая капающую с лезвия кровь об чёрные штаны.

2

После ухода Ройса Кира решает закрыться в комнате, предварительно заверив Кили, что она в порядке и помощь ей не нужна.

– Я хочу побыть одна. – Говорит девушка, стоя в дверях и не пуская темнокожую внутрь. – Со мной всё в порядке. Правда.

Кили сверлит новенькую своими чёрными задумчивыми глазами-сканерами, пытаясь уловить опасные нотки в её голосе и просьбе. Она сама безумно устала за эти несколько дней: постоянное наблюдение за Кирой, готовка и уборка не дают и малейшей возможности выспаться.

– Обещаешь вести себя, как взрослая, не наделать глупостей, – она загибает пальцы. – не пытаться улизнуть или причинить себе вред?

– Слово скаута. – Кира устало поднимает худощавую руку, показывая три вытянутых пальца.

– Сомневаюсь, что ты была записана в скауты. – Кили усмехается, внимательно рассматривая девушку. – Но ладно, несколько часов ты в состоянии побыть одна, так? Я буду у Йока в комнате, буди, если что. И не закрывай дверь на замок.

Кира тяжело выдыхает, но кивает. Пускай полностью закрыться не получится, но у неё вышло выиграть немного свободы и личного пространства. Находясь под надзором 24 часа в сутки, любой человек устанет. И она безумно хочет отдохнуть от постоянных тревожных взглядов в свою сторону, вечных вопросов про самочувствие и давящую на плечи вину, что из-за неё многим пришлось изменить свой ритм жизни.

Прислонившись спиной к деревянной раме двери, девушка осматривает комнату, пытаясь уловить даже малейшие детали, способные побольше рассказать о хозяине. Не смотря на то, что случилось, интерес к главарю никуда не делся. Кира анализирует все их разговоры, разбирает каждый диалог на фразы, стараясь найти скрытый смысл.

Она закусывает губу.

Он кажется таким сильным, волевым и загадочным, что у каждой девушки рано или поздно снесет крышу от такого парня. Кира же изо всех сил старается не поддаваться его чарам, хотя несколько раз она чуть не утонула в его тёмных глазах, но вовремя опомнилась. Это было ещё до того случая. А после она начала относится к Ройсу, как к старшему брату, готовому прийти на помощь в любую минуту. Почему-то до сегодняшнего дня все её чувства с уклоном на нежность были заблокированы, но теперь, оставшись одна, девушка вдруг замечает, как что-то большое и приятное расцветает где-то в груди, когда её мысли обращены к Ройсу.

С ней он был таким... другим. Чутким, нежным, заботливым. Прислушивался к каждому нервному вздоху, к каждой неверной эмоции. Пытался окружить вниманием и вытеснить всё плохое, что скопилось на юной душе.

Он был единственным, чьё общество не надоедало. Ненавязчивым в разговорах, но всегда готовым поговорить. Мудрым и немногословным, но попадающим в самую цель своими короткими фразами.

Её тело до сих пор помнит тепло его рук, когда он, ничего не понимая, обнимал её во время истерик. Его запах свежести и сейчас щекотал девичий нос. Он был особенным, скрывая свои настоящие эмоции под маской безразличия. И вдруг Кире захотелось узнать о нём всё. Любимый цвет, какой кофе он пьёт по утрам, что слушает и читает, сколько сигарет выкуривает. Что тревожит его долгими тёмными вечерами, когда он в одиночестве сидит на задней веранде с задумчивым видом. О чём думает на пробежках и что заставило его стать тем, кто он есть.

Она обходит всю комнату, проводя пальчиками по немногочисленными полкам, по рабочему столу и спинке кровати. Вся мебель пропитана им. Во всём читается сильный характер хозяина комнаты.

Кира останавливается у окна, из которого когда-то давно – кажется, что в прошлой жизни – он наблюдал за их занятиями, и слабая улыбка касается её губ. Всё это прекрасно, легко и красиво. Мысли о Ройсе вдохновляют продолжать жить, как жила. Будто и не было ничего, связанного с Зигги.

В конце концов, она бы никогда не узнала его с этой стороны.

И это понимание бьет прямо по рёбрам, перечеркивая недавние мысли.

Что, если он вёл себя так, потому что чувствовал ответственность за случившееся и пытался загладить вину? Что, если он вообще считает её душевнобольной и старается не вызывать новых приступов истерики? Что, если Ройс всего-лишь хороший психолог и умеет обращаться с такими, как она?

Осознавать это больно. Но в голове у Киры такая версия звучит куда правдоподобнее. Скорее всего, так и есть. Она – обуза, заставляющая бегать за ней, как за ребёнком, пряча все острые предметы.

Слёзы прыскают из глаз, оставляя на языке кислый привкус. Она никогда бы не заинтересовала Ройса, как девушка. Раньше он никогда её не замечал или, когда замечал, относился с небрежностью и высокомерием, каждый раз тыкая её своим положением в Доме.

Он обратил на неё внимание только из-за случившегося! Возможно, пытался быть хорошим, чтобы Кира не побежала в полицию, докладывать на Зигги и о его преступлении. Тогда их всех завернули бы. Нагло втерся в доверие в своих грязных целях!

Кира стирает слёзы тыльной стороной ладони, думая, что ей делать дальше. На глаза попадаются ножницы. Большие и блестящие. Острые. Манящие.

Почему нет?

Она хватает их, сгребая с тумбочки непослушными пальцами и с силой сжимая в руке, пока идёт в ванную комнату. У неё нет сил закрываться, поэтому дверь остаётся открытой нараспашку.

Используя стекло душевой кабинки в качестве зеркала, девушка садится на пол, поджимая под себя ноги. Она хлюпает носом, рассматривая ножницы, невинно лежащие в маленькой ладони. Они, как магнит, провоцируют на действия.

Сколько у неё есть времени, пока кто-нибудь не захочет её проверить? Возможно, через минуту сюда забежит Кили, а, может, скоро вернётся Ройс...

Кира разглядывает своё отражение, приходясь руками вслед за взглядом. Мешки под глазами, красный от рыданий нос, впалые щеки из-за отсутствия аппетита, распухшие и накусанные губы, окрасившиеся в яркий алый, а не привычный бледно-розовый. Весь её вид так и кричит о жалости. Кем она вообще стала?

Ещё полтора месяца назад она блистала на сцене, танцуя в паре с парнем, в которого была безумно влюблена. Постоянно светилась от счастья, стараясь не обращать внимание на извечные недовольства матери. Хорошо училась, пытаясь полюбить ту специальность, на которую её записали родители. А сейчас она превратилась в тряпку. В самую настоящую тряпку, не способную бороться за себя.

Так чего она ждёт? Терять уже нечего.

Раскрытыми лезвиями ножницы поднимаются в воздух и замирают на уровне изящной шеи. Кира зажмуривается, выравнивая сбившееся из-за истерики дыхание.

– Трусиха! Какая же ты всё-таки трусиха, Кира Лоррейн Картер.

В следующее мгновение в тишине ванной комнаты раздаётся характерный «чик». Кира широко распахивает глаза, всматриваясь в новую себя.

Толстая прядь русых волос падает на пол, сворачиваясь крендельком. Она выглядит инородно на светлом чистейшем кафеле, редкими волосинками забиваясь в швы плитки.

Кира продолжает задуманное. После первой прядки становится проще говорить длинным волосам «пока». Это первый раз в жизни, когда её причёска доходит до плеч. Из-за танцев и материнской прихоти всё детство и юность Кира провела с длинными красивыми волосами. Но ей не жалко. Многолетние труды россыпью падают на пол.

Девушка стрижёт и стрижёт. Стараясь резать под одну длину, но всё равно получается неаккуратная лесенка, что, по сути, совершенно её не заботит. Она представляет, как с каждым движением ножниц отсекает из своей жизни плохие моменты. Эта прядь – предательство Джимми, эта – вечные ссоры с матерью, эта – приезд в Дом синих.

Последняя и самая толстая – ночь, когда Зигги вошёл в комнату.

На душе становится легче, будто весь груз уходит с её плеч. А ведь и правда, теперь на плечах ничего нет, ни волос, ни вины. Кира встряхивает головой, последний раз любуясь своей новой стрижкой. Необычно, но она обязательно привыкнет.

Руки сами проходятся по коротким волосам, пытаются поднять их достаточно, чтобы убедиться, что получится сделать хвост. Получится, лишь несколько задних прядок предательски выбиваются из общей массы. Кира вертит головой, рассматривая себя с разных сторон. Теперь лицо не выглядит таким впалым, а волосы такими запущенными.

– Сойдёт. – Говорит она.

В этот момент в ванную заходит обеспокоенный Ройс. Она застаёт Киру за безумным занятием и первым делом забирает острые ножницы, откидывая их в раковину. Он так испугался, что не сразу заметил разбросанные по кафелю волосы.

Только когда их глаза встречаются, он с болью в сердце смотрит на неуклюже подстриженные пряди, обволакивающие красивое, но уставшее лицо девушки.

Кира же со страхом замечает засохшие пятна крови на его запястьях. Ей остаётся лишь догадываться, чем он занимался, пока был в отъезде, ведь никто ей ничего не говорит. Ройс выглядит устрашающе, такой крупный, что занимает почти всё свободное место. Но его лицо расслабленно, что успокаивает девушку. Это не его кровь, понимает она.

– Привет. – Говорит он, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Решила сменить стиль?

Ему безумно, просто безумно хочется дотронуться до мягкой русой копны, но приходится заставить себя держать руки при себе, чтобы не напугать Киру. Его глаза бегают по её лицу, волосам и беспрепятственно вглядываются в изящный изгиб шеи, теперь открытый для чужих взоров.

Ройс не может не признать, что даже такая неаккуратная стрижка идёт Кире. Теперь её волосы слегка завиваются на концах, так и крича о просьбе накрутить их на палец. Маняще. Завораживающе.

Теперь русый его любимый цвет.

Она смотрит на него из-под густых ресниц, готовясь к выговору за беспорядок в ванной.

– Я всё уберу. – Слова тяжело оседают между ними, разрушая всё волшебство момента. Кира ещё раз взмахивает волосами, вычесывая ладонями оставшиеся отстриженные пряди.

Чёрт возьми, до чего ты прекрасна.

– Я всё сделаю. – Ройс проходится руками по голове, не зная их чем занять. – Как себя чувствуешь?

– Я в норме. Теперь я в норме.