«Сломленный наркотиками»

Перед глазами всё расплывается, но различить черты лица стоящего передо мной человека удаётся до безобразия просто. Слишком знакомая мордашка, слишком знакомая фигура. Твою ж мать, неужели даже в полумёртвом состоянии я подсознательно хочу трахнуть свою же фантазию?! 

— Я... не... ммх... — язык немеет и заплетается, выдавая всё моё ущербное состояние. Бля, да я и слова из себя выдавить не могу. Грёбанный наркотик, будь он трижды проклят, совсем отключает мне то, что люди называют мозгом. Чувствую себя овощем. Да и выгляжу я наверняка так же. 

— Вам нужно в больницу! Возможно вы... 

— Ты, — тяжело дыша хриплю я, поднимая на неё мутный взгляд. Девушка ахает и делает шаг назад, прикрывая рот ладонью. Должно быть, я и впрямь выгляжу как кусок дерьма, раз малышка так от меня шарахается. Зато теперь я на все сто уверен в том, что передо мной не плод моего убитого воображения, а вполне реальный человек. Блядская несправедливость. Почему же для того, чтобы встретиться с объектом моих сексуальных фантазий, мне пришлось вколоть себе критическую дозу морфия, который так неудачно сочетается с принятым в баре алкоголем? Я закрываю глаза, борясь с тошнотой и головокружением. Мне не нравится этот критический контраст между блевотными позывами и отголосками кайфа. Твою мать, всё было так хорошо, что сейчас стало невообразимо плохо. 

— Я тебя узнала, — тихий голос режет мне по слуху, заставляя вновь поднять голову. Если бы мне не было так отвратительно дерьмово, я бы удивился. Вот уж не думал, что она запомнит меня. Хотя, если посмотреть на это со стороны внешности, я явно надолго задерживаюсь в человеческой памяти как минимум цветом глаз, волос и острыми зубами. — Потерпи немного, я вызову скорую, — я с трудом глотаю обжигающий воздух, наблюдая за тем, как малышка дрожащими руками достаёт из сумки мобильный телефон. Меня не хватает на что-то большее, кроме как замычать, протестующе мотая головой. От последнего, правда, болезненно сдавливает виски. 

— Д...мо... дм... — я мысленно чертыхаюсь, отсутствующим взглядом впялившись в противоположную стену. Та медленно окрашивается кислотными цветами, морально насилуя моё и без того страдающее зрение. Я делаю глубокий вздох, чувствуя, что кислорода катастрофически не хватает, после чего медленно поворачиваю свою многострадальную голову к притихшей девушке. Увиденное заставляет меня дёрнуться в сторону и упасть набок, с трудом переворачиваясь на локти. 

— Что случилось?! — Тот самый нежный и приятный голос, теперь звучит грубо и изломанно. С примесью странного бульканья и хрипа. А перед глазами снова предстаёт ещё более ужасная, но от того не менее отвратительная картина. Вместо знакомой девичьей фигуры я вижу перед собой труп. В буквальном смысле. Живой, полуразложившийся труп. Запёкшаяся кровь комками висит на краях разорванной в клочки грудной клетки. Кишечник свободно болтается возле переломанных ног, цепляясь за проткнувшие кожу рёбра. Нижняя челюсть отсутствует, открывая вид на изрезанный язык. Одна из глазниц пустует, оставляя на полустертом в кровь лице, странные тёмные подтёки. Второй глаз на месте - мутный, пожелтевший и мотающийся из стороны в сторону с бешеной скоростью. Немногочисленные волосы спутаны, покрыты грязью и засохшей кровью, клоками висят с одной стороны головы. Вторая сторона открывает вид на раскроенный череп. У этой твари отсутствует часть скальпа, руки выгнуты под неестественным углом — переломаны как минимум в десяти местах. Одежда пропитана ненавистными, ядовито-яркими красками, из-за чего в душе всё больше нарастает паника. Сил не хватает даже для того, чтобы подняться, когда это существо с гортанным рёвом ковыляет в мою стороны, с хрустом переставляя изломанные конечности, дергаясь и плюясь сгустками желчи. Я не могу и на сантиметр сдвинуть свою тушу, обездвиженную препаратом. Поэтому всё, на что меня хватает, плотно зажмурить глаза и замотать головой. Когда моей щеки касается что-то влажное и холодное, я из последних сил вскидываю руку. Глаза распахиваются сами собой, когда я слышу еле слышный возглас. Перед моим более-менее пришедшим в норму взором пристаёт совершенно другая картина. Серые, без остатков цветных разводов краски, стены подворотни. Мокрая дорожка, с лужами, в которые я так неудачно приземлился при падении. Едва заметный свет фонарей с главной улицы. И испуганная, притихшая девушка, прижимающая ладони к груди. Ох блядь, только не говорите, что я... 

— Прости, я не хотела тебя напугать, — на лице малышки расцветает виноватая улыбка. Я киваю головой, пытаясь выдавить усмешку. Но скулы не слушаются, превращая усмешку в стрёмную гримасу. Нечто среднее между судорогой и болью. Сучий день, ну почему именно она должна была найти меня в таком состоянии?! — Давай-ка я помогу тебе подняться на ноги, иначе ты рискуешь простыть.

* * *

Я уже и не помню, как и когда говорю ей свой адрес. Меня весь путь волнует только то, как бы не упасть на свою «спасительницу», которая и без того через силы служит мне опорой. Ноги передвигаются с большим трудом, из-за чего четыре первые попытки заканчиваются одинаково. На земле. В луже и грязи. Но, как ни странно, малышку это не слишком-то расстраивает. Она поднимается и снова протягивает мне руку, чтобы помочь встать. Пару раз по дороге, она останавливается, давая мне передышку и возможность подчистить желудок. Мы медленно, но верно двигаемся в сторону знакомого мне дома. 

И уже возле входной двери меня накрывает осознание. Я понимаю, что совершаю огромную ошибку, ведя её к себе домой. Это последнее место, где она должна находиться. Там же просто блядский ужас. Полупустая, двухкомнатная квартира, с затхлым воздухом и еле живым освещением — пик романтики, ничего не скажешь. Больше похоже на наркоманский притон, нежели на место, где кто-то живёт. Хотя, в каком-то смысле, это действительно так и есть. Я же наркоман, да и шныряюсь я обычно дома, чтобы не нарваться на проблемы. И притон остаётся притоном в любом случае. Это не то место, куда приводят приличную девушку. Но именно эта девушка, наспех извинившись, залезает ко мне в карман, вытаскивая ключ. 

Обычно меня не беспокоит бардак в доме. Я и в Подземелье не славился особой чистоплотностью. Следовательно, не привык наводить порядок. Но теперь не столько от природной лени, сколько от того, что после очередной дозы, разбросанные по полу вещи смягчают неожиданные падения после потери сознания. Спёртый воздух, пропитанный сигаретным дымом, тоже меня не беспокоит. После той мерзости, что плещется у меня в крови — сигаретный дым наименее опасен. Если честно, я не могу вспомнить, когда в последний раз открывались окна в этой квартире. 

Моя комната и вовсе является моим отдельным миром. Самое маленькое, но захламлённое помещение, в отличие от почти пустой квартиры. Небольшой комод, в котором покоятся грязные вещи. Потрёпанный, но пригодный для сна матрац, с небрежно накинутой простынёй и перьевой подушкой. Торшер, с обшарпанным абажуром, но тем не менее рабочий и неплохо освещающий комнату, располагается чуть поодаль от спального места. Заколоченное изнутри окно, что не пропускает дневной свет. Пол усыпан следами от излюбленного занятия. Порошок, таблетки, трава, и кровавые пятна, вперемешку с жидкой энергией, что выделяет в моменты особого удовольствия душа. Просто грёбанный суповой набор среднестатистического монстра-наркомана. 

Любой нормальный человек, или монстр, пришёл бы в ужас от такой обстановки. И малышка не становится исключением, как только в квартире включается свет. Я боязливо смотрю в её сторону. Несмотря на жгучее удивление, явные проблемы с воздухом и крохотную долю страха, она всё так же крепко придерживает меня, ведя в сторону заветной комнаты. Я так и не понимаю, по каким признакам она вычисляет нужную дверь, но категорически мотаю головой, промычав своё «против». Однако отголоски наркотического опьянения не дают мне оказать хоть какое-то сопротивление в физическом плане. Сил едва хватает на то, чтобы не упасть грёбанным мешком мусора. И в итоге я снова сдаюсь, решив, что приму любой исход. 

Малышка кашляет, едва переступая порог моей обители. Сразу видно, что она не сторонница курения. Я через силу усмехаюсь, впервые жалея о том, что когда-то решил заколотить окно. Мы медленно ковыляем до спального места, куда меня поспешно укладывают, накрывая потрёпанным, жёстким, колючим пледом. Я тяжело вздыхаю, переводя взгляд на девушку, что поднимает с пола торшер, включая его. Как только в комнате увеличивается видимость, малышка осматривается по сторонам. Она наверняка не глупая, и сразу понимает, что к чему. Интересно, она испугается, разозлится, или проявит брезгливость? Я с полуопущенными веками наблюдаю за тем, как она обходит комнату, перед тем как вернуться ко мне. Я едва сдерживаю в себе разочарованный стон. Она смотрит на меня с грустью, сочувствием и жалостью. И я спешу отвернуться к стене, раздражённо цыкнув. Это совсем не тот взгляд, который я хочу от неё получить. Лучше бы она злилась, или испытывала брезгливость. Отчитала, как нерадивого котёнка натыкав мордой в мои проступки. Разошлась бы триадой о том, что это мерзко и неправильно. Копалась бы в моём мозгу, выискивая причины ебучей зависимости... Но только не жалость. Только не это злоебучее сострадание. Я не нуждаюсь в сочувствии. Я не настолько отчаялся. Мне не нужно сожаление... Только не от неё. Я вздрагиваю, когда малышка осторожно проводит ладонью по моим волосам, и тут же громко чертыхаюсь, услышав, как закрывается дверь комнаты. Этого, в общем-то, и стоило ожидать. Снова дохнуть от грёбанных наркотиков в одиночестве. На что я вообще надеялся?! 

Именно в этот раз крепкий сон после передозировки казался мне самым простым решением всех навалившихся проблем.