Дом злых ведьм с холма. Том I.

1.

Остроконечная серебристо-черная корона с прозрачными кристаллами в бессилии покатилась по полу, выскользнув из моих рук. Венец проследовал до ножки стола, и глухо стукнувшись об нее, упал острыми концами вниз.

Я стоял, не смея шелохнуться – лишь пять минут назад до меня дошло, что все это время корона самого Холодного принца – символ его величия и власти, что была отлита в северных горах, находилась в моей комнате. И не просто находилась, а небрежно валялась, словно бесполезный реквизит среди прочего здешнего хлама и безделушек.

Ох, Холодный принц весьма дорожил своей короной, и вот теперь они, как в плену, разделяют одну участь на двоих под крышей дома на холме. Интересно, сколько еще вещей хранится в особняке, что надежно упрятаны и скрыты от посторонних глаз, дабы кто-то чересчур любопытный не пожелал наткнуться на какую-нибудь из них? Что еще здесь спрятано помимо клинка?

Легкий мороз волнительного томления пробирал мое нутро от одной мысли, что я нахожусь в опасной близости с Холодным принцем. Рири, эта рыжая бестия, сказала, что Филиция забрала лишь тело... но отчего-то, наученный враньем сестриц, я был уверен, что тетушка прихватила с собой и душу несчастного муженька.

Ха-ха... бедняга господин Больфис! Его доверие было обмануто самым наглым и дерзким образом! Как насмехалась над ним судьба! Не зря глава вампиров не доверял жене, ведь Филиция ему вовсе не союзник... она – хуже любого врага.

Я наклонился в некоим забвении, чтобы поднять с пола заветную корону. Кто мог подумать – она покрывала голову самого Холодного принца... а теперь его покрывает лишь прозрачное стекло крышки гроба.

«Он может и принц, – говорила мне матушка, но ты ведь настоящий дьявол, Милон».

Я медленно занес корону над головой, и неотрывно глядя на свое отражение в зеркале, неспешно, словно опасаясь спугнуть, стал опускать венец величия себе на голову.

«Ты знаешь, в чем скрыта сила дьявола, который притаился под этой внешностью сущего ангела, – так и стоял образ матушки у меня перед глазами, – и в чем заключается слабость всех людей».

Корона коснулась моих волос.

– Он всего лишь принц, она истинная императрица, – прошептал я в полузабытье, все еще глядя на себя в зеркало, – а я падший бог.

Через несколько мгновений я посчитал нужным спуститься вниз и отыскать Рири, дабы узреть лично ее реакцию, когда я сообщу ей о своей находке. Решительным шагом я направился в библиотеку, пологая, что девушка находится именно там (ведь утром она сообщила свою необъяснимую охоту дочитать любовный роман, который ранее показался ей скучным).

Увлеченный своими мыслями, не сразу я заметил грохот, от которого содрогались многострадальные стены особняка. Ничего удивительного в этом, впрочем, не было, ведь бесконечные драки и свары стали чем-то вполне обыденным и привычным для обитателей дома, и служили лишь фоном и дополнением к прочему.

Поэтому, держа в руках корону и миновав бильярдную, я в совершенном неведении и спокойствии отворил двери гостиной, и к своему ужасу узрел, как наша уютная главная комната превратилась в кровавое поле боя с участием моих кузин, тетушки и бесчисленным количеством вампиров!

Я потерял дар речи, как подобает приличному господину в таких ситуациях, вытаращил глаза и, вцепившись покрепче в корону, захлопнул двери обратно, дабы не видеть весь этот кошмар. Но так как я в тот миг был далек от своей привычной роли «приличного господина», я решил поучаствовать в сомнительной бойне.

Я отворил двери вновь.

Девушки не на жизнь, а на смерть бились с вампирами – Франческа вооружившись лишь своими верными помощниками – длинными ногтями, раздирала незваных гостей голыми руками на куски. Филиппа, ловко маневрируя между мебелью, с ужасающей точностью вырывала кровососам сердца. Роберта с привычным достоинством быстро отбивалась деревянной шваброй, пока Мэри с Русланом на руках силилась укрыться где-нибудь.

Рири со Скарлетт, усевшись посреди учиненного хаоса и взявшись за руки, бормотали какое-то заклинание себе под нос – волосы их поднимались в воздух и жутко шевелились (от этого зрелища шевелились и мои волосы на голове), глаза их сделались белесыми, а кожа побледнела.

Филиция же безжалостно, подобно своим дочерям, кромсала вампиров в фарш в холле, не особо мешкая и разбираясь. Как я уже говорил, тетушка не жаловала излишних и обременительных на ее взгляд церемоний. Алессандра, вооружившись ружьем, что стреляло деревянными остроконечными пулями, с пугающей точностью сбивала каждого кровососа, что попадался ей под прицел.

Вампиров была тьма... казалось им не было конца – кровожадные и безжалостные, они предстали в своем диком, нечеловеческом обличии. Клыки их, полные желания впиться в живую плоть, угрожающе торчали изо рта, глаза налитые кровью так и жаждали убийств.

Они пришли за ним...

За моим племянником...

Приличное количество кровососов окружило Мэри с Русланом, и девушка в бессилии и отчаянии, что так и отражались в ее безжизненных и пустых глазах, металась, пытаясь дать отпор своим зонтиком. Она казалась среди них, словно сахарной фарфоровой куклой, такой беспомощной и жалкой. Сестры не могли прийти ей на помощь – утопая в крови вампиров, они не имели возможности вырваться.

Не медля ни секунды, я бросился к моей сахарной кузине, по пути нещадно забивая вампиров короной Холодного принца, острые концы которой пришлись весьма кстати.

– Забери его! Спрячь, ради богов! – взмолилась Мэри, почти что плача. Она всунула мне в руки самое дорогое, что было в ее жизни – своего сыночка, который замер, словно неживой, – прошу, укрой его, спаси, Милон!

Она знала, что в битве я бесполезен, но то, что она доверила мне сына, несказанно поразило меня. Невероятный страх за собственное дитя проступал на лице Мэри. Ее мольба о помощи раздирала мое черное сердце на куски.

Чертов Кай Мор...

Стремглав я помчался в холл, затем в бильярдную, попутно отбиваясь от вампиров единственным оружием, которое было в моих руках – короной Холодного принца. Я намеревался выскочить в сад, дабы сбросить хвост в лесу. Это было сложным делом, ведь вампиры с легкостью выследят малыша по запаху крови. Да и меня тоже.

Я прижимал к себе Руслана, словно боялся выпустить его из рук. Он прижался ко мне, не издавая ни малейшего звука. Лишь огромные небесные глаза взирали на все происходящее без единого ропота.

В бильярдной мы наткнулись на троих вампиров, что поджидали нас. Я, быстро среагировав, ускользнул в открытые двери библиотеки, поздно поняв, что совершил глупость, ведь путь отхода был лишь обратно в гостиную, кишащую кровососами.

Я тяжело дышал, осознав, что деваться мне более некуда. Медленно я спустил племянника с рук.

– Руслан, – тихо произнес я, неотрывно глядя на вампиров, вид которых был безумным и развязанным, под стать тому, кто их послал, – полезай в шкаф, закрой глаза и ни за что не открывай их, пока я не скажу. Ты меня понял?

Он не ответил, сразу проследовав туда, куда ему велели. Его тяжелое и прерывистое дыхание, которое свидетельствовало о том, что мальчик насилу подавляет свой страх, проявляя невероятное мужество, еще долго доносилось из шкафа.

– Думаешь, спасешь его этим жалким укрытием? – усмехнулся один из вампиров.

– Ты воняешь, как человек, мы свернем твою шею в секунду, – заключил тут же второй, мерзко скалясь.

Я же спокойно вздохнул, хрустя пальцами.

– Что такого пообещал вам Кай Мор за убийство этого ребенка? – слегка наклонил я голову.

– Он обещал – того, кто разорвет мелкого внука Холодного принца на куски, принять в свою элиту и сделать своим приспешником, – гордо выпалил первый вампир, – а это сам знаешь, что означает – безграничную власть!

– Ах... – вздохнул я, усмехаясь, – Кай Мор, – протянул я, поглядев на них с ноткой жалости, – никогда не выполняет своих обещаний. Известно ли вам это?

– Посмотрим, – оскалился третий вампир.

– Как глупо, – лишь вымолвил я и все трое кровососов с невероятной быстротой набросились на меня.

Я понял это сразу – догадался по еле уловимому чувству, что Руслан ослушался меня в тот день в первый и последний раз. Он, впервые находясь невластным над собственным любопытством, приоткрыл узкую щелочку и лично увидел, как я жестко и беспощадно расправился с тремя вампирами.

Мне было неведомо, какое впечатление это оказало на моего племянника. Поразило ли его это, или же наоборот ничуть не изумило, но одно я знал точно, выглядело это весьма ужасающе.

Я, намеренно выронив корону Холодного принца из рук, быстро блокировал попытку первого вампира схватить меня за шею и воткнул ему в грудь свои острые пальцы, кромсая на пути его ребра и разрывая плоть. Нащупав горячее небьющееся сердце, я вцепился в него и без промедлений вырвал из груди. Вампир пораженно проводил его взглядом и рухнул на пол.

Небрежно отбросив сердце в сторону, я на ходу отломал ножку стула (да простит меня Алессандра), и, воспользовавшись заминкой, в которую оставшиеся вампиры осознавали смерть своего собрата, проткнул грудь второго.

Вытащив ножку стула, я, недолго мешкая, пронзил сердце третьего.

Все для них закончилось быстро, думаю, они даже не успели ничего понять. Что тут скажешь – иначе быть не могло.

Тела вампиров, что знатно залили пол бильярдной черной кровью, я выбросил в окно, решив, что займусь ими позже. Полагаю, они составят неплохую компанию своему собрату по несчастью, останки которого покоятся на нашем заднем дворе.

Затем, немного переведя дух, я отворил дверцу шкафа – голубые глаза с предельным вниманием уставились на меня из темноты.

– Ты все видел? – тут же понял я.

– Да, – честно признался Руслан, замерев на месте.

– Ты расскажешь маме?

– Нет, дядя Милон, – искренне заверил меня племянник.

Я молча взял его на руки и крепко обнял.

– Нам нужно выбираться отсюда.

Тем временем в холле Мэри проткнула последнего вампира зонтиком, наконечник которого, как оказалось, был сделан из вишневого дерева. Заметив, что все стихло, мы с Русланом рискнули вернуться к нашему семейству.

Всюду стоял гнилой запах вампирской крови, пол был скользким, а кузины выглядели так, словно пережили конец света. Алессандра начала уборку, Скарлетт, Рири и Филиция обходили владения, дабы восстановить защиту.

Завидев нас, Мэри тут же бросилась ко мне с криками неодобрения:

– Закрой ему глазки! Зачем ты его сюда привел?! – она кинулась к сыну, силясь закрыть ему обзор ладошкой, но я поспешно отстранил ее, уводя Руслана в сторону.

– Мэри, – мягким, но внушительным тоном произнес я, пристально глядя на кузину, – в дальнейшем ему придется видеть подобное в жизни часто. Так что пусть привыкает. Он уже не маленький.

Мэри замерла, немного оторопев – она не ожидала от меня подобной настойчивости в тоне. Я вручил ей Руслана в руки, а она все еще продолжала на меня растерянно глядеть.

Измученные неравной по силе борьбой, мы стали прибираться. Весь наш особняк был испачкан в крови, тут и там лежали тела павших вампиров. Эта картина вызывала во мне особо тревожное чувство ужаса, мне отчего-то было жаль наш дом, хотя под его крышей я жил всего лишь месяц.

Когда долгая уборка, наконец, подошла к концу, а тела троих небезызвестных вампиров хорошо спрятаны, я решил выйти на свежий воздух, дабы немного перевести дух.

Все на той же скамейке, под огромным дубом, сидела Филиппа и задумчиво смотрела куда-то вдаль, где на склоне дня дребезжали золотые лучи затухавшего солнца, касаясь одного из островов, что лежал неподалеку. Раньше я не замечал, что отсюда видно океан.

– Куда делись трое вампиров? – внезапно спросила кузина, все еще глядя вдаль, – я посчитала, троих точно не хватает.

– Сбежали, стало быть, – опустившись рядом на скамью, ответил я.

– Мне так не кажется, – она пристально поглядела на меня, прожигая взглядом.

– Я их убил, – резко выпалил я, вмиг сменив личину, – будут еще вопросы?

– Данного ответа вполне достаточно, – удовлетворенно ответила Филиппа, вновь устремляя взгляд вдаль.

Какое-то время мы сидели молча, ощущая некую обреченность друг друга. Я переживал приступы угрызения совести, Филиппа.. кажется она все это время безмолвием переживала препятствия своей любви. Я понял это лишь совсем недавно... на минувшем приеме.

– Какого это, Филиппа, быть мертвым? – провожая последние лучи солнца взглядом, спросил я.

– То же, что и живым, – спокойно ответила она.

– Ты, правда, любишь господина Берти Пай?

– Да, я его люблю... и он когда-то тоже любил меня, – взволнованно вздохнула девушка.

– Вот как... да, – кивнул я понимающе, – я видел это.

– Что? – нахмурилась она.

– Любовь в его глазах... знаешь, Филиппа?

– Да?

– Давай заберем Берти у старухи Пай для тебя? – я повернулся к ней – коварный огонек адским пламенем плясал в моих глазах.

Вдруг мне захотелось заполучить для нее то, что она, возможно, желала больше всего на свете. И не ради выгодной партии, а для души.

Филиппа прищурилась, хитрая улыбка одобрения коснулась ее губ. Ответа не последовало, но он был и не нужен, ведь мы с кузиной в тот миг прекрасно поняли друг друга.

2.

В ночь после нападения вампиров мне не спалось, что не удивительно. Возле открытого окна, вдыхая прохладный ночной воздух, я, наконец, закончил пьесу, ощутив как обычно единение с моим выдуманным миром и привычное одиночество.

Пьеса была написана ради прихоти моей дорогой тетушки, к ногам которой я кидал свой бесценный талант и приносил в жертву искусство.

Поразительно, как вдохновение придавливает тебя своей значимостью в минуты упадка духа, в тот самый миг, когда ты находишься над пропастью безысходного отчаяния. В моменты же счастья и покоя капризная муза и вовсе не желает тебя видеть.

На сей раз, я вымучил из себя весь свой потенциал, выжав до последней капли. Я расставил акценты и ловушки в ролях, уготованных заранее для жертв моего коварного плана. Я гордился своим трудом и от всего сердца желал ему успеха.

На следующее утро, превозмогая усталость и неутолимую тягу ко сну, я с измученным и болезненным видом, с синяками под глазами, спустился вниз. Ничего особенного – так выглядят писатели, те, кто помешан на том, что происходит в их голове, нежели на том, что их окружает на самом деле.

Мы с кузинами расположились в библиотеке, собираясь сговориться насчет нашего хитроумного плана. Я вручил свежую рукопись Роберте, и она на правах главенствующей сестры поставленным и четким голосом зачитывала пьесу вслух. Приглушенная тишина окутала особняк – девушки, все как одна, внимали каждому слову, что срывалось с уст Роберты. Я же не в силах более анализировать свою работу, как и обычно диву дивился, что данную вещь сотворил я и никто иной.

Когда кузина окончила чтение, минутное молчание повисло в воздухе – девушки прибывали в глубокой задумчивости и осознании. Первая (кто бы сомневался) решилась высказаться Франческа:

– Вы так славно пишите, господин Милон! – восторженно выпалила девушка, ее синие огромные глаза блестели восхищением, – по вам так и не скажешь! Я полагала, что вы обычный бульварный писака!

Ну, вот как это у них только получается – сделать комплимент и оскорбить одновременно?!

– Я чувствовала, что у вас есть потенциал, – дельно заметила Филиппа, поглядев на меня понимающим взглядом.

– Должна заметить, это весьма провокационная вещь, особенно для нашего скромного пригорода, – приложив палец к губам, в задумчивости высказалась Мэри, – у многих, не будем указывать пальцем, от данного зрелища вскипят нервы. Мне это нравится!

– Мне тоже! – с жаром подхватила Франческа.

– Та... и мне, – хищно облизнув губы, проговорила Рири, прожигая меня взглядом.

– Каков план действий? Вероятно, вы писали персонажей под определенных людей? – со знанием дела высказала свои предположения Роберта.

– Да, вы правы, кузина, – я мягко улыбнулся, – любезная тетушка, как я уже понял, посвятила вас в детали нашего непростого дела, поэтому я не буду долго распинаться. Нам нужно свести госпожу Розмари Астраль с господином Иэном Иваницким. Сделать это будет крайне непросто, однако я планирую поставить их на главные роли... надеюсь это нам поможет.

– Я тоже хочу роль! – тут же спохватилась Франческа, обеспокоенно взирая на меня с некой претензией. – Я бы с радостью могла исполнить роль Богатой вдовы! Или же Куртизанки, например! Да! – тут же загорелась она не к добру, – я же могу в своей роли соблазнить персонажа Вора, которого будет исполнять господин Иваницкий!

– Ни в коем случае, Франческа! – тут же нахмурился я, тон мой выражал неодобрение и непреклонность. – Вы еще девушка незамужняя и подставлять своих кузин я не намерен. Роль Куртизанки... как бы помягче выразиться... она очень полезна в моем замысле, однако она может навредить репутации приличной барышни. Уже достаточно, что мы устраиваем театр!

– Но если эту роль будет играть кто-то посторонний, – серьезно заметила Филиппа, – то боюсь, ваш замысел не возымеет успеха. Ведь иная барышня не будет посвящена в детали нашего плана, а значит, ее цели будут отличаться.

Боги... об этом я как-то не подумал...

– Я это сделаю, – робко подала голос Мэри.

– Что? – изумился я, совершенно не представляя кузину в данной роли.

– Я вдова, кузен, – поспешно пояснила она, – я уже девушка не то чтобы порочная, но многое повидавшая, так что никто не посмеет мне запретить развращать молодых людей.

Минутное молчание повисло в библиотеке – смысл ее слов долго доходил до меня. Иногда Мэри просто обескураживала меня и ставила в полнейшее замешательство намного изящнее, чем кто бы то ни было.

– Госпожа Мэри, – деловито покашлял я, – вы, правда, справитесь с такой сложной задачей? Ведь господин Иваницкий обладает скверным и непоколебимым нравом. Я вообще не уверен, что хотя бы кто-то в этом бренном мире знает, что твориться в его голове и чего от него можно ожидать.

– О, не волнуйтесь, пожалуйста, я справлюсь – этот орешек мне по зубам, – мило улыбнулась Мэри, прищурив свои безликие глаза, – разве даме, что успела побывать в браке, страшен какой-то юноша?

– Он старше вас, – поспешно добавил я, понимая, к чему она клонит.

– О, не волнуйтесь, – вмиг взгляд девушки стал ясным и острым, словно бритва, – это мне только на руку.

– Что ж, – я судорожнее похлопал себя по коленям, – в таком случае, никто не против?

– Возражений нет, мы уверены, что Мэри прекрасно справится, – заверила меня Филиппа, и очарование ее бархатного голоса мгновенно подействовало на меня – я тут же успокоился.

– А как же моя роль?! – решила напомнить о себе Франческа. Она выпучила глаза, и выглядела так, словно собиралась отстаивать на суде свои права, которые были нарушены самым несправедливым образом.

– Не переживай, дорогая Франческа, думаю роль Богатой вдовы тебе подойдет, – поспешил я ее успокоить, опасаясь попасть под горячую руку, – в ней как раз нет ничего недозволительного, но она довольно интересная и яркая.

Этого было достаточно, чтобы возмущение Франчески поутихло и на смену ему пришло удовлетворение.

– И для меня найдется роль? – лукаво стреляя глазками, спросила Рири.

– Безусловно, – пристально поглядел я в ответ.

– Я же с вашего позволения играть не стану, – заявила тут же Роберта во всеуслышание, – сцена это не по мне. Я лучше пошью костюмы, надеюсь, Софиан мне поможет в этом, ведь он так хорошо к вам относится, господин Милон. Так же я могу аккомпанировать во время спектакля.

– Замечательно! – тут же обрадовался я, – конечно Софиан согласится и сомнений быть не может! Он всегда готов быть мне полезным.

– Я могу помогать во время репетиций и подыскать реквизит с декорациями, – выразила свое желание Филиппа.

– Я тоже хочу помогать за кулисами, – присоединилась Скарлетт, до этого хранившая молчание.

– Отлично, так и поступим! – воодушевился я, как Роберта поспешила прояснить одну немало важную деталь:

– А как вы собираетесь заставить всех участвовать в нашей затее?

Я мягко улыбнулся и, подняв глаза, спокойно ответил:

– Поверьте, они согласятся.

– Я верю вам, – с напускной невинностью произнесла кузина, и уголки ее губ дрогнули в полуулыбке.

С этого дня мы начали наши непростые приготовления к постановочному зрелищу. Тяжелая работа закипела в доме на холме – рисовались и яро обсуждались наброски будущих костюмов, сестрицы со мной неустанно корпели над декорациями, велись непрерывные поиски реквизита. Алессандра только и успевала подавать нам цитрусовый лимонад с сырными закусками. Тетушка же, выражая привычную апатичность, не лезла в наши дела, демонстративно игнорируя столь сомнительное занятие, как участие в театральных представлениях. Русланчик же в противовес бабушке, старался быть наиболее полезным, выполняя каждое поручение с особой тщательностью и старанием.

Тем временем Франческа, обладающая бесценным талантом к сплетничеству и распространению нужной информации в народ, радостно сообщила всей округе новости о том, что дом на холме готовится дать спектакль в пригороде, поставленный по эксклюзивной пьесе, написанной самим главой клана Альдофин. Что удивительно – кузина четко знала, где нужно обронить те или иные слова и фразы, чтобы новость распространилась по городу, словно чума. Поэтому уже на следующий день в каждой лавке и пекарне велись толки и жаркие обсуждения на данную тему, что, конечно же, было мне на руку.

Однако наш дом был слишком мал, для подобной затеи. При всем желании здесь едва ли бы поместилась театральная труппа. Посему было особенно печально осознавать, что нам никак не обойтись без господина Оли Тихого и его огромного Тихого дворца, который был полон различных театральных принадлежностей, декораций, реквизита и странных костюмов. И как бы я не отнекивался от данной затеи, все же сестрицы убедили меня, что иного выхода нет, и я обреченный принести в жертву собственную гордость, с отчаянием в голосе согласился.

К счастью, господин Тихий обладал чрезмерным энтузиазмом и непозволительной бесцеремонностью, поэтому он так любезно избавил меня от необходимости самому напрашиваться в гости, и едва прознав про наш замысел, выслал приглашение сам.

И вот уже в субботу с утра пораньше мы расположились в огромной бальной зале Тихого дворца, в которой пару недель назад мне приходилось изнывать от ужаса, смотря спектакль сомнительного содержания, что давал здесь сам хозяин.

Честно могу признаться, что по прибытию на так называемые «пробы», я как мог старался быть сдержанным и вежливым, но господин Тихий, словно решил во что бы то ни стало вывести меня из себя. Возомнив себя главным во всем, он казался энергичней обычного, радостно приветствовал прибывших господ (которых к слову тоже позвал без моего ведома), суетился, отпускал неуместные замечания, раздавал советы и прочее.

Он откуда-то достал копию моей рукописи и уже во всю размахивал ею перед лицами сестричек Бетси, которые вероятно на правах важных персон (этими правами они наградили себя сами, полагаю) ожидали получить главные роли. Рядом с ними с вымученным и несчастным видом стоял Фелес, недалеко от него на диване сидел Иэн и курил. Создавалось впечатление, что обоих джентльменов заставила сюда явиться Айрис, иначе я никак не мог объяснить себе их добровольное появление.

Натаниэль вместе с Даниэлем и Луи восседали в противоположной стороне залы, в самом темном углу – они выпивали и что-то оживленно обсуждали, то и дело посмеиваясь. В общем, господа были настроены легкомысленно, как и ожидалось, не придавая данному событию какой-либо значимости.

Что было удивительно, и вовсе не радостно лично для меня – это то, что здесь присутствовал сам Дориан Беднам, как и в первую нашу встречу безустанно поражаясь всему на свете, будто он только вчера вышел в свет. Он, видимо не ведая, куда себя пристроить, маялся посреди залы, то и дело, подходя к каждой группке, чем вызывал неминуемое раздражение.

Не сразу заприметил я Софиана, что стоял возле одной из портьер, прибывая во власти полного спокойствия и покорности своей судьбе. В руках он держал канделябр, отчего выглядел крайне театрально и устрашающе.

Что же касается нашей главной цели Розмари – она, забившись в самый дальний угол, с потухшим и унылым видом сидела на стуле, безвольно опустив плечи. Рядом с ней находилась Консетта Эсмальт, которая что-то говорила госпоже Астраль – по ее непроницаемому лицу сложно было догадаться, о чем идет речь. Но я заметил, что госпожа Эсмальт одета уже не в траурные одежды, а это значит, что оплакивание главы их клана подошло к концу и вскоре Консетта пойдет под венец.

Всю эту картину я узрел, в тот миг, когда едва переступил порог бальной залы. Меня покоробило и несколько взволновало, что господин Тихий распоряжается моей пьесой без моего непосредственного участия.

– Ах, господин Альдофин! – воскликнул Оли, заметив меня, – наконец-то вы прибыли! Мы уже заждались!

– Откуда у вас рукопись моей пьесы? – вздернул я бровями, силясь подловить его. Все это совершенно мне не нравилось.

Мои кузины тем временем проследовали в залу, погруженные в театральные заботы.

– У меня имеются свои источники, – он хитро подмигнул мне, – полно вам, господин Альдофин! Вы неопытны в таких делах, доверьтесь мне! И ваша постановка будет безумно фееричной!

Этого мне не хватало.

– Это ваша первая пьеса, я полагаю? – продолжил Тихий напускать на себя значимость. В его тоне так и скользили надменность и небрежность, замаскированные под напускное дружелюбие.

– Да, первая, – протянул я, ощущая неприятный осадок.

– Вот! – подтвердил он с важным видом, – так что вам следует довериться мне! Господин Милон, – он проговорил это таким тоном, словно я являл собой неразумного человека, – мне не хочется вас пугать или что еще хуже расстраивать, упасите боги и богини! Но, видите ли, театр, – закричал он чересчур наигранно, – это дело не простое! Может вам кажется, что это легко, но на самом деле это далеко не так!

– Неужели? – слегка улыбаясь, произнес я с сарказмом. Этот клоун не производил на меня никакого впечатления своими жаркими речами.

– Ну конечно! – подхватил тут же Тихий, видя, что слова его достигают нужной цели, – вы же не хотите все испортить едва начав? Доверьтесь мне, и вы не пожалеете!

– Непременно, – бросил я, стараясь как можно скорее отвязаться от господина Тихого – меня настигала физическая тошнота, если разговор с ним уходил дальше формальных любезностей.

Я поприветствовал всех собравшихся с милой улыбкой и предельным радушием и, когда очередь дошла до Софиана, я, конечно, не удержался чтобы не спросить его про канделябр, который парень не выпускал отчего-то из рук.

– Софиан, почему ты держишь эту вещь в руках? – оглядел я его с непонимающим видом.

– Я держу его в руках, дабы ощущать его тяжесть, господин Милон, – судорожно выдохнув, поведал Софиан, – и если мне захочется треснуть им господина Тихого, эта тяжесть мне напомнит о виселице, на которую меня отправят в случае убийства вышеупомянутого господина.

В ответ я понимающе закивал, не высказав ни малейшего удивления.

– Не волнуйся, Софиан, если ты все же проявишь подобную неосторожность, обещаю вытащить тебя из тюрьмы Лунсанна, – спокойно сказал я, наблюдая за тем, как Иви с Айрис крутятся возле Оли.

– Я вам очень признателен, господин Милон, но будучи идеальным слугой, я знаю множество способов, как избавиться от трупа, – с привлекательным хладнокровием бесстрастно произнес Софиан, также наблюдая за сестричками Бетси.

– Ты нравишься мне все больше и больше, – улыбнулся я, и наша жестокость в совокупности с пониманием объединила нас, как никого другого в этом мире.

– Так! – воскликнул неожиданно Тихий, подпрыгивая на месте, – пора начинать, нечего тут долго думать и рассиживаться! Роли должны подбираться очень быстро по первому зову сердца и сиюминутному вдохновению!

Он резво захлопал в ладоши, а я аж скривился, ведь большего бреда в своей жизни мне слышать не приходилось. Тем временем Тихий, ухватив внимание, продолжил:

– Актер может быть любого телосложения, внешности и так далее! Не знаю, что там вбили себе в голову театральные режиссеры столиц, но это всего лишь пафос и ничего более! В моем театре нет никаких критериев!

– Как и театра в целом, – пробормотал я себе под нос.

– Вы что-то хотели сказать, господин Милон? – с нарочитым вниманием обратился ко мне господин Тихий, который вероятно слышал мои слова.

– Да, хочу, очень. – Я выпрямился, проследовав на середину залы, дабы оказаться в центре всеобщего внимания, – я хотел бы поблагодарить всех, кто собрался сегодня на наши пробы, и конечно, особую благодарность я хочу выразить господину Тихому, – я повернулся к нему, давя из себя невероятно приторную улыбку, – без вашего дворца и сцены ничего этого бы не было.

– Я очень рад, что мой дворец, – проговорил он сквозь зубы, – и сцена пришлись вам так кстати.

Видя накал страстей, что закипал между нами с невероятной силой, Натаниэль поспешил уладить образовавшийся конфликт. Вот только он не понимал, что данный конфликт уладить можно лишь одним способом – нейтрализовать одного из его участников. На веки вечные.

– Господа, – дружелюбно вступился Романов, – полно, давайте приступим к пробам, у меня еще есть незавершенные дела по работе, да и у остальных, уверен, полно забот.

– Приступим, – процедил Тихий, неотрывно глядя на меня.

Это было похоже на объявление войны. Я видел в его маленьких глазках злобу, невероятную колкую злобу, какую приходилось мне видеть, увы, часто в людях.

Все засуетились, мы же с моим новоиспеченным врагом уселись напротив сцены, обжигая друг друга ледяным молчанием. К моему удивлению рядом со мной плюхнулся Дориан Беднам, на настроение которого никак не отразилась наша перепалка. По правую руку от меня опустилась Филиппа – мой самый драгоценный советчик в подобных делах. Софиан же так и остался стоять на своем месте, решив видимо не сводить глаз с хозяина дворца, словно ожидая от него внезапного подвоха.

– Разве вы не будете пробоваться на роль? – спросил я Дориана, в надежде избавиться от него.

– Нет, вы что! Ха! Я хочу вам помочь, думаю, вам очень пригодится моя помощь! – поведал Беднам и без каких-либо подтекстов добавил, – ведь находиться за кулисами так интересно! Столько власти!

– Как это вы не станете пробоваться на роль?! – завопил Тихий, чем в очередной раз привел меня в раздражение, – что я скажу господину Дезмонду Беднаму, достопочтенному главе клана?! Как я в глаза ему буду смотреть?!

– А вы не смотрите, господин Тихий, и проблема будет решена, – язвительно подметил я, чем вызвал его недовольство.

– Да не переживайте! – беспечно отмахнулся Дориан, – дядя обрадуется, что я выполняю важную роль за сценой!

– Сильно сомневаюсь, – поджав нос, пробормотал Тихий.

Меня не особо интересовали желания господина Тихого, я больше беспокоился относительно Розмари Астраль, которая осталась ко всему безучастной. Она даже не сдвинулась с места, так и, продолжая сидеть, нервно покусывая губу. Консетта все оставалась подле нее, что удивительно – я даже не знал, что барышни общаются.

Иэн как и предполагалось не выразил ни малейшего желания пробоваться на роль. Он дымил на диване, предпочитая оставаться наблюдателем, нежели участником столь сомнительной затеи.

Все как я того и ожидал.

Тем временем пробы начались и на сцену, не оставляя другим выбора, вихрем ворвался господин Натаниэль. Он сиял ослепительнее обычного, улыбка не сходила с его уст.

– На кого изволите пробоваться? – спросил я, к сожалению, заранее зная ответ.

– На Слугу-конферансье, – ухмыльнувшись, ответил Романов, чем удивил меня – я-то считал, что он будет претендовать на главную роль, которую я любовно приберег для господина Иваницкого. Натаниэль добавил, – как я заметил, у Слуги самый нарядный костюм, хотя он и персонаж второго плана.

В этот миг полицейский бросил лукавый взгляд на Роберту, что сидела в стороне со своими набросками. Девушка, уловив его хищный взгляд, с волнением поглядела на него в ответ.

Я повернулся к Филиппе, которая все так же сидела подле меня с неизменном фужером в руках. Она утвердительно закивала головой, и я окончательно убедился в правильности своего решения.

– Отлично, – улыбнулся я, крайне одобряя выбор Романова.

– Не стоит торопиться, – влез тут же Тихий, применяя на себя напыщенный и важный вид, – мне кажется, роль Слуги более подходит господину Дориану, а вы, господин Натаниэль, лучше бы смотрелись в роли Наследного принца.

– Но господин Дориан отказался играть, так что не стоит и рассуждать об этом, – отрезал я, даже не удостоив Оли взглядом.

– Позвольте, – не унимался Тихий, – я требую...

– Вы приняты на роль, господин Романов, – выпалил я, даже не дав полицейскому зачитать ни одной строчки.

– Что? – опешил он, растерявшись.

– Что?! – повторил Тихий, закипая от возмущения.

– Вы нам особенно подходите, так что не вижу смысла в долгих пробах, – спокойно заявил я, демонстрируя свою непоколебимость. – Следующий.

Оли Тихий прищурился, явно замышляя нечто недоброе.

– Вы очень самостоятельны, господин Милон, – прошипел он с угрозой в голосе, – смотрите, как бы вам это не вышло боком.

– Несамостоятельность крайне неудобна в этом мире, – парировал я, вновь не глядя на своего врага.

– А, по-моему, господин Натаниэль очень подойдет на эту роль! Ха! Он же такой пройдоха, прямо как его персонаж! Словно эту роль писали под него – поразительно! – радостно поделился своим мнением Дориан, вновь, как и обычно не понимая двусмысленности своих слов.

– Э, – поднял руку в воздух Луи Хитрый, – а можно мне тоже быстрый кастинг, пока мою роль не ухватил кто-нибудь другой?

– Пожалуйста, прошу, господин Хитрый, – приглашая его на сцену, проговорил я.

– Я стану пробоваться на роль Пекаря, – заявил Хитрый и в неком смущении добавил, – как вам известно, я весьма искусен в выпечке, и даже хожу в кружок «пекарей-любителей» по понедельникам.

Я вновь вопрошающе покосился на Филиппу, но на этот раз девушка поморщилась, выражая сомнение и повела ладонью в воздухе, что говорило о том, что господин Хитрый привел не очень убедительный довод.

– Прочитайте что-нибудь, можно не из пьесы, – на выдохе проговорил я, весьма деловито задрав голову.

– Кхм, – прокашлялся Луи, – что ж, внемлите, – воскликнул он, нелепо растопырив руки, и в невероятно торжественном трепете стал зачитывать:

«Ты прекрасна, слов не подобрать

И не суть, что скажут люди,

О любви своей готов кричать

И облобызать твои я...».

– Все достаточно, благодарим! – поспешил я прервать столь откровенный порыв, – вы приняты на роль Пекаря, господин Хитрый – в ваших способностях более нет никаких сомнений!

В этот миг Филиппа одобрительно закивала головой, а на лице Франчески, которая сидела неподалеку, уткнувшись в пьесу, я заметил отвращение вперемешку с брезгливостью. Кажется, чудесная публика, перед которой только что раскланялся господин Хитрый, не оценила его старания.

– Раз вы только что позволили себе выбрать на роль Пекаря того, кого посчитали нужным, а я заметьте, не препятствовал этому, – встрял Тихий, вздернув бровями, – теперь моя очередь – и на главную женскую роль я хочу предложить нашу Айрис Бетси.

Я чуть не упал со стула, когда услышал столь дерзкое и нелепое предложение.

– Вы сейчас говорите про роль Певицы? – уставился я на него в неприкрытом изумлении.

– О ней, о ней, господин Милон, что вас так удивляет?

– Госпожа Айрис настолько хороша в пении? – прищурился я.

– За нее может петь кто-нибудь за кулисами, она же будет открывать рот на сцене, – спокойно объяснил Оли без капли смущения, – вы что, не знаете, как это работает?

– Догадываюсь, – закипал я, насилу сдерживая гнев, что обжигал мою грудь.

– А зачем такие сложности? – искренне не понимал Дориан, – всем известно, что Розмари хорошо поет, пускай она и играет главную роль!

Я поразительно уставился на Дориана – никак не мог представить себе, что смогу найти помощь и поддержку в нем. И хотя господин Беднам был весьма недалеким человеком, мягко говоря, все же он имел неоспоримый вес в любом обществе, благодаря своему клану и статусу наследника.

– Уф, ммм... – начал мямлить Тихий, поставленный в невыгодное положение, – стоит сделать перерыв, как мне кажется... все хорошо обдумать.

– Как вам угодно, – холодно произнес я, уверенный в своей правоте.

Может Тихий и имел слишком длинный язык и неуместный энтузиазм, но против наследника клана Беднам он пойти не мог.

Во время перерыва, когда все были по-прежнему слишком заняты своими делами, чтобы обращать внимания на наши перепалки с господином Тихим, ко мне подошла Консетта Эсмальт. Она выглядела решительной и как никогда серьезной.

– Господин Милон, – тихо начала она, – прошу вас позволить мне поставить танцевальные части спектакля, так как я долгое время занималась в Балетной школе для девочек и знаю в этом толк. На сцене мне места нет, рисую я также плохо, но тут я могу помочь. Как я заметила в вашей пьесе очень много музыкальных номеров, а там где есть место вокалу, найдется и танцам.

– Это было бы чудесно! – воскликнул я – в моей голове зародился очередной план шантажа. – Вы бы нас очень выручили, госпожа Эсмальт!

– Тогда я приступлю тот час, – присела она в легком реверансе, – благодарю.

Немного помешкав, я бросил грустный взгляд в сторону Розмари, что одиноко сидела неподалеку, и решился действовать – тем более господин Тихий куда-то вышел, а это означало, что он не будет мне мешать.

– Госпожа Астраль, – подошел я к девушке, которая казалась отсутствующей и незаинтересованной ни в чем.

– Да, господин Альдофин? Чем я могу вам помочь? – тут же отозвалась она, привыкшая действовать согласно этикету общества даже будучи в дурном расположении духа.

– Я бы очень хотел, чтобы главную роль сыграли вы, – спокойно заявил я, стараясь излишне ее не волновать.

Девушка ошарашено поглядела на меня, будто не верила собственным ушам.

– Прошу прощения?

– Разве вы не хотите попробовать себя в актерском мастерстве, госпожа Астраль? – я пристально поглядел на нее, – думаю, у вас вышло бы весьма неплохо.

– Я бы может и хотела, только ведь главная роль прописана в основном на вокальных партиях, – нахмурилась Розмари.

– Ваша правда.

– В таком случае незачем притворятся, господин Альдофин. Все слышали, что сделалось с моим голосом, право не знаю, что с ним такое произошло, – нервно покусывая губы, говорила девушка – ей это давалось нелегко, – но он подвел меня и более уже никому не сможет помочь.

– А вы после того неудачного случая пробовали петь? – поинтересовался я деликатным тоном.

– Нет, – потупив взгляд, ответила она, – я опасаюсь, что голос... что он может остаться таким навсегда...

– Я уверен, у вас получится спеть, ведь вы прекрасно владеете своим голосом, – заверил я ее как можно искренне, – главное не боятся. А что касается того раза... кажется такое случается с каждым выдающимся артистом, так что я советую вам забыть об этом и более не вспоминать.

– Вы, правда, так считаете? – с еле теплящийся надеждой в голосе спросила Розмари.

– Конечно, – подтвердил я, – подумайте об этом.

Мы на время распрощались, и я решил прогуляться в коридоре, дабы обдумать дальнейшую стратегию. Пока я прохаживался вдоль высоких окон, что выходили на пасмурный сад с чарующей зеленью, ко мне подлетел Оли Тихий, неуемная энергия которого начинала мне порядком надоедать.

– Господин Милон! Одумайтесь, ваш выбор не практичен, – зашептал он в неистовстве, – я не хотел это говорить при бедняжке Розмари, но она же потеряла голос – мы все это слышали на минувшем приеме в доме на холме! Я уж право не знаю, что с ней приключилось, но факты налицо – она не сможет петь! Мы все с вами потеряем! Все будет уничтожено! Загублено! Разве этого вы хотите?!

– Я не думаю, что она потеряла голос навсегда, – пытался выкрутиться я, про себя ругая озорницу Рири, – я считаю, что будет наилучшим вариантом поддержать госпожу Астраль в непростое для нее время. Если уж совсем будет худо, я готов вызвать лучшего лекаря из столицы для нее. Тем более, если она не сможет исполнять свои партии, какой толк менять ее на госпожу Айрис Бетси? Она вообще не умеет петь, насколько мне известно.

– О, право! Тогда может быть, и вовсе откажемся от идеи «мюзикла»? – выдал Тихий, – в современных театрах не особо жалуют этот пошлый жанр!

Я прищурился, поглядев на него внимательнее обычного (обычно-то я стараюсь на него и вовсе не глядеть) и немного подумав, ответил:

– Знаете, а вы правы, возможно, при наших силах это будет крайне сложным воплотить в жизнь. Так что стоит попробовать поставить просто спектакль, без песен и танцев.

– Вот! – оживленно воскликнул Оли, не веря в то, что удалось переубедить меня. – Нужно больше реквизита и декораций, дабы прикрыть непрофессионализм актеров!

– Конечно, – фальшиво улыбнулся я, – несите все, что у вас есть!

Он подорвался с места, словно ошпаренный и помчался в комнатку, где лежали горы театрального хлама, который господин Тихий любовно хранил и берег, называя это «реквизитом». Я проследовал за ним, и стоило только ему перелететь порог дивной комнаты, как я тут же захлопнул за ним дверь и подпер ее одним из стульев, что стояли в коридоре. Долго еще раздавались его возмущенные крики и мольбы выпустить его, но к счастью, комнатка находилась в одном из дальних коридоров, и всем остальным обитателям Тихого дворца ничего не было слышно.

Я преисполненный приятным чувством проделанной пакости, вернулся в бальную залу.

– Что ж, господа и дамы, продолжим наши пробы, – объявил я, опускаясь на свой стул между Филиппой и Дорианом.

– А где господин Тихий? – прогнусавила Иви Бетси.

– Он решил немного отдохнуть, ведь у него страшно разболелась голова от такого сложного занятия, – известил я радостнее, чем следовало бы.

– Не мудрено, – заметила Филиппа.

– Ха! Наконец-то вы не станете ссориться! – подхватил Дориан.

– Вы решили, кто будет играть роль Певицы? – допытывалась Иви, Айрис же сидела с таким видом, будто роль уже давно отведена ей, и волноваться тут не о чем.

– Да, она достанется госпоже Астраль, – спокойно ответил я и добавил, – если она, конечно, будет не против.

На этих словах Розмари вздрогнула и с тревогой уставилась на меня.

– Что это значит?! Роль была предложена моей сестре! – внезапно вся притаившаяся агрессия, которую Иви скрывала от посторонних и приберегала для таких вот случаев, проявилась в ее облике.

– Да, я сыграю эту роль, господин Альдофин, иначе моему дяде это не понравится, – высказалась, наконец, Айрис.

– Госпожа Айрис, вам незачем волноваться, ведь главная роль очень сложна и требует много сил, – пожал я плечами, – зачем вам так утруждать себя? Не легче ли сыграть одну из танцовщиц – время вы проведете на сцене даже больше, чем главная героиня. Разве это не выгодно для вас?

Айрис призадумалась – процессы в ее белобрысой головушке работали с большим затруднением. И может, Айрис было переубедить не так уж и сложно, но вот Иви...

– Ах, конечно! Что за вздор! – запротестовала девушка, – я буду играть роль Богатой вдовы, а моя сестра какую-то танцовщицу?!

– Не волнуйтесь, госпожа Иви, я избавлю вас от этой дилеммы, – мягко парировал я, – в таком случае вы будете так же играть роль танцовщицы, дабы поддержать сестру.

– Кто же тогда сыграет роль Богатой вдовы? – с презрением и злостью выплюнула Иви.

Я, примерив на себя невинное выражение лица (сделать это было, как вы уже догадались, не сложно), оглядел всех присутствующих и протянул милым голосом:

– Кто еще претендует на роль Богатой вдовы? – спросил я, прекрасно зная исход событий. Ведь в зале не пристроенными к делу остались лишь мои кузины, все остальные девушки уже нашли себе занятие.

– Я хочу! – выпалила Франческа и, спотыкаясь, забежала на сцену так, словно кто-то мог увести у нее из-под носа заветную роль.

– Вот бред! – выплевывая агрессивно слова, фыркнула Иви, сложив руки на груди.

– О, богини, Франческа... не мог подумать, что ты так хорошо будешь смотреться на сцене, – с наигранным очарованием пролепетал я, словно не верил собственным глазам, – я сейчас увидел тебя здесь и понял, что ты словно рождена для сцены... Как думаешь, Филиппа?

– Она невероятна, – сдержанно, но с большим чувством подтвердила Филиппа.

– Дориан? – я заискивающе поглядел на парня, надеясь своим давлением повлиять на его податливое мнение.

– Да... – протянул он в неком осознании, – знаете, господин Милон, вот вы сейчас это заметили, и я как прозрел!

– О, благодарю, – в притворном смущении закокетничала Франческа. Клянусь, плутовка даже умудрилась покраснеть – как ей только это удавалось! – Я зачитаю что-нибудь для вас!

– Мы с нетерпением и превеликим удовольствием послушаем! – вдохновенно пролепетал я.

И тут началось настоящее шоу. Франческа зачитывала отрывок из пьесы, всячески мечась по сцене, то тут, то там впадая в настоящие эмоции, прикладывая драматично руку ко лбу... в общем, актриса из нее была никакая. Но я, преисполненный братским чувством и долгом, отчего-то прощал ей все, даже невежество к искусству.

– Браво! До чего же трогательно! – подскочил я с места, как только она закончила, – я давно не испытывал подобных ощущений, богини!

Я пустил слезу, небрежно смахивая ее с глаз, и в мгновение наткнулся взглядом на Рири, что глядела на меня с усмешкой. Глаза ее лукаво светились – вот плутовка, видит меня насквозь!

– Дорогая, – томно проговорила Филиппа, нарочно выпуская из рук фужер и – о, ужас, он разбился вдребезги, но девушка даже не обратила на это внимание, – ты была умопомрачительна. Ты просто обязана играть!

– Дориан? – вновь я воспользовался мягкостью Беднама.

– У меня нет слов, господин Милон, госпожа Франческа... – качал головой он, пребывая в неком помешательстве, – я рукоплескаю вам до конца своих дней... подобного я никогда не видел.

Богини, Дориан, я тоже подобного не видел. В противном случае уже давно бы ослеп.

– У вас все еще имеются сомнения, госпожа Иви? – поглядел я обескуражено на девушку.

Что ты думала, Иви, неужто я мог забыть твои грязные речи о моей семье?

– Никаких, – прикусила язык госпожа Бетси. Но я явно ощутил, что она затаила нешуточную обиду, которая может позже вылиться во что-нибудь неприятное.

Ничего, прелестная Иви, мы с тобой еще не закончили. Веселье только начинается и у меня на тебя большие планы.

– Так, кто следующий? – тут же сменил я тему.

– Сложно будет затмить госпожу Франческу, – проговорил Дориан, все еще прибывая в навязанном ему восхищении.

– Господин Фелес, – резко спросил я, словно ждал этого, – что насчет вас?

– Что вам угодно, господин Милон? – с весьма равнодушным видом произнес Русаков.

– Кого вы намерены сыграть?

– Я не имею желания прыгать по сцене, словно ваш послушный болванчик, – ядовито улыбнулся Фелес, – так что увольте.

– Хм, – напускно призадумался я, бросив красноречивый взгляд на Филиппу, которая на выпад Фелеса закатила глаза, – в таком случае будете помогать госпоже Консетте в постановке танцев.

– Я согласен играть роль Наследного принца! – чуть ли не закричал он, подпрыгивая на месте.

– Хм, – вновь театрально призадумался я, специально действуя Фелесу на нервы, – а может все же отдать эту роль кому-то другому?

– Что?! Ни в коем случае! – запротестовал Фелес, нелепо заметавшись вдоль сцены, – я же дал уже свое согласие!

– Было бы справедливым, господин Русаков, чтобы вы прочитали что-нибудь, – с дьявольской ухмылкой поглядел я на него, – ведь все присутствующие господа что-то да изображали.

Пыхтя от негодования, Фелес бросил на меня ненавистный взгляд и с трудом протопал на сцену. Мне было приятно осознавать, что господин Русаков уже давно понял, с кем имеет дело, но ничего не мог с этим поделать. И унижения сыпались на его прелестную головушку раз за разом, а он подавляемый ими, был вынужден терпеть и следовать моим провокациям.

Стоило только Фелесу раскрыть рот, как я тут же прервал его, обращаясь к Филиппе:

– Может нам все же припасти эту роль для господина Иваницкого?

Филиппа в ответ многозначно закивала головой, в тот момент как Фелес аж побелел от ужаса и возмущения.

Тут же Иэн, который прежде сохранял молчание, оставаясь при этом в стороне, громко усмехнулся.

– Чего ты там фыркаешь?! – исходя от злости, прошипел Русаков.

– Забавно, что вы считаете, якобы я буду кого-либо играть, господин Альдофин, – с наслаждением проговорил Иваницкий, игнорируя Фелеса.

– Даже на главную роль вас не упросить? – вздернул я бровями.

– Верно понимаете, – он так же повел бровью и затянулся.

Этого я и ожидал. Ничего, смеется последним тот, кто действует не спеша.

– В таком случае, – равнодушно произнес я, – главную роль Вора сыграю я. А вы, господин Русаков, – внезапно я вспомнил о его существовании, – так и быть сыграете роль Наследного принца.

Фелес скорчил мне в ответ подобие улыбки и измученно спустился со сцены.

Не успел я продолжить свою игру, как в бальную залу на всех парах, сбивая все на своем пути с озверелом видом ворвался Оли Тихий, который, наконец, был вызволен из заточения. И кто такой добрый его только освободил?

– Постойте! Погодите! Вы! – он остановился и согнулся, ибо более не мог говорить, так как ужасно запыхался, – господин Милон, зачем вы заперли меня в комнате с реквизитом? Если бы не Дориан, я остался бы там навечно.

Да, это была бы идеальная могила для тебя.

– Ха! Мне хотелось узнать все ли в порядке с господином Тихим, и я отправился на его поиски, – радостно сообщил Дориан, отсутствие которого я даже не заметил, – мне нужно было осознать высокое после того, как выступила госпожа Франческа!

Ах, Дориан, все же проку от тебя меньше, лишь вреда больше. Что ты там «высокое» осознавал даже богам неведомо...

– Я?! – изумленно протянул я, обращаясь к Оли Тихому, – запер вас?! С чего такие оскорбительные мысли?

Все присутствующие, наконец, отвлеклись от своих суетных забот и занятий и обратили внимания на нас – ведь кульминация конфликта достигла самой интересной точки.

– Да, вы! – подтвердил Тихий, – кошмар средь белого дня, но вы так просто от меня не отделаетесь! И не мечтайте! Я хочу сказать, что главная мужская роль... вух, – он громко выдохнул, ведь дыхание его еще не восстановилось.

– Ну что? – устало проговорил я с весьма унылым видом.

– Я хотел сказать, что роль Вора крайне ответственна и сложна! Ее может сыграть лишь тот, кто имеет огромный опыт и невероятную харизму! – выпалил Оли, наконец, выпрямившись, – ведь только такой человек знает все хитрости и тонкости театра!

– Вы на себя сейчас намекаете, или что? – спросил я все с тем же кислым лицом.

– Ох, право! Вы предлагаете мне роль! – громко возвестил всех Тихий, притворно засмущавшись. – Ну, уж если вы настаиваете, я сыграю ее так и быть! Принесу себя, как говориться, в жертву ради высшей цели!

– А, нет, господин Тихий, – беспощадно произнесла Франческа, не собираясь щадить ни чьих чувств, – господин Милон сыграет эту роль, так как господин Иваницкий отказался. Так что можете не приносить себя в жертву, на это все равно смотреть никто не захочет.

Девушка одарила его брезгливым взглядом, и я еще больше возгордился ею, прочувствовав всю мощь собственного клана.

– Что...? – промямлил Оли, явно застигнутый врасплох.

– Да что вы так переживаете! – радостно хлопнул его по плечу Дориан, – вы только поглядите, какой господин Милон красавец! Он будто рожден для главных ролей! Вам не о чем беспокоится!

– А... ну да, – понуро проговорил Тихий, и с крайне недовольным видом опустился на ближайший стул.

– Благодарю за столь высокую характеристику, господин Беднам, я польщен, – раскланялся я.

Сердце мое ликовало, видя поражение надоедливого врага, а то с каким треском он опозорился при всех, грело мне душу еще долгие годы. Но, так или иначе, нашу партию нужно было заканчивать.

– Госпожа Астраль, – обратился я к девушке при всех, – вы подумали над моим предложением?

Розмари поглядела на меня и в глазах ее была пропасть нескончаемого отчаяния. Но вместо ответа девушка решилась рискнуть и запеть. И она запела. Запела так, что казалось, все настоящее растворилось и вознеслось к небесам. Я, как и озорница Рири знали это, но для остальных возращение таланта госпожи Астраль стало удивлением.

Пока Розмари вновь, как и прежде завладела вниманием присутствующих, я, воспользовавшись моментом, тихо прокрался к Иваницкому. Он расслабленно сидел на диване и продолжал курить – я подошел со стороны спинки и, облокотившись на нее, заговорил манящим и вкрадчивым тоном:

– Госпожа Астраль прекрасна, о лучшей главной героине я не смел и помыслить, – произнес я, как бы рассуждая вслух.

Иваницкий лишь покосился на меня, одарив пренебрежительным взглядом, и усмехнулся. Я же преисполненный дьявольским терпением продолжил:

– Ох, ее голос божественен, словно пение херувимов, – заворожено прошептал я, – а в совокупности с неземной красотой...

– Зачем вы мне это говорите, господин Альдофин? – не выдержал Иэн, смерив меня недобрым взглядом.

– Честно говоря, господин Иваницкий, я вам очень благодарен за то, что вы прилюдно отказались от предложенной вам роли, – приняв на себя ангельскую личину, признался я.

– Отчего же? – гробовым голосом спросил Иэн.

– Видите ли, мне безумно нравится госпожа Астраль, я очарован ею с первой встречи, – с обожанием и страстью проговорил я, совершенно не стыдясь столь искусной лжи, – понимаете, я постеснялся предложить себя на главную роль.

– Вы постеснялись? – с сарказмом в голосе произнес Иэн.

Ах, да, господин Иваницкий ведь давно раскусил меня.

– Как же ваша невеста? – поспешно спросил он.

– Ох, моя невеста... – я тяжко вздохнул, – этот союз был заключен по прихоти моей матушки и сейчас, после ее смерти, Мариэль намеренна разорвать помолвку, – я наклонился к нему ближе, – я млел каждый раз, представляя как мы с Розмари будем играть влюбленную пару на сцене...вам ли не знать, как девушки податливы и влюбчивы... как легко они подменяют реальность иллюзией... кто знает, во что это может вылиться.

С каждым произнесенным мною словом, Иваницкий все больше мрачнел. Тень неистовства и чуть заметной ревности проступала на его хмуром лице.

Розмари к этому моменту закончила петь, все ей стали аплодировать, а она, кажется, была невероятно трогательна и счастлива. Я, просияв, обратился к ней, силясь опередить восторженные возгласы Оли Тихого:

– Госпожа Астраль, вы пели божественно! Браво, я вас сердечно поздравляю! Вы прекрасно справитесь с отведенной вам ролью!

– Боги, благодарю вас, господин Альдофин! – бросилась ко мне девушка, находясь во власти восторга.

Я взял ее за руки, скорее как сердечный друг, но этого было достаточно, чтобы нервный комок злости застрял у Иэна в горле.

– Мы с вами отлично сыграем! Я не сомневаюсь в этом! Сколько интересных и плодотворных репетиций нас ждет! – подливал я масла в огонь.

– Ох, это так замечательно! – воскликнула девушка, и каждый в бальной зале разделял с ней это счастье.

Почти каждый.

– Господин Альдофин, – внезапно во всеуслышание заговорил Иваницкий. Я обернулся, – я передумал. Раз Розмари будет играть главную роль, то я составлю ей пару. Не могу допустить, – он красноречиво выдержал паузу, – чтобы кто-то чужой играл с госпожой Астраль такую откровенную партию. Так что поймите меня правильно.

Я мягко и коварно улыбнулся.

– Это просто замечательно, господин Иваницкий – это то, чего я желал.

Моя реакция явно обескуражила его, он на мгновение позволил себе растеряться, но вмиг проявив над собой усилие, прищурился, словно тут же все понял.

Да, все идет, как того хочу я.

Все как уготовлено мной.

Прекрасно – карты розданы, пора начинать игру.

3.

Никто и никогда не видел, куда пропадает кузина Филиппа. Бывало, я частенько не заставал ее ни в собственных покоях, ни близ особняка, и в такие моменты даже скамейка под огромным дубом – излюбленное место кузины для отдыха, пустовало. Этого не могла объяснить ни Алессандра, ни Франческа, которую к слову мучило не меньшее любопытство относительно загадочных исчезновений ее двойняшки.

Впрочем, никто из обитателей дома на холме особо не беспокоился по данному поводу, объясняя это тем, что Филиппа была весьма скрытным и таинственным человеком по натуре. К тому же, как выяснилось, она обладала врожденными способностями к медицине, даже какое-то время ей пророчили блестящее будущее лекаря, но, увы, в какой-то не особо удачный период своей жизни Филиппа резко остыла к своему призванию и забросила его, чем огорчила свое семейство. Однако никто не посмел ей возразить, выражая лишь поддержку и понимание.

Однажды я стал свидетелем очередного исчезновения кузины, когда заметил, как она старается проскользнуть через черный вход незаметной тенью. Не долго размышляя, я, не обремененный никакими делами, решил проследовать за ней. Мой амулет, что давал мне божественный дар оставаться незамеченным для любой нечисти, был, как и обычно, при мне и от этого я ощущал себя неуязвимым.

Вымотанный долгой погоней через лес, а затем и через центр пригорода, я неустанно следовал за Филиппой, не собираясь отставать от нее ни на шаг. Она явно знала, куда направляется – дорога была хорошо ей знакома, ее шустрые ножки ловко обходили каждую кочку и каждый камень. Небо хмурилось, не позволяя солнцу захватить небосвод, и я был этому чрезвычайно рад, ведь денек стоял прохладный и приятный. В середине пути мы свернули с главной улицы направляясь на Ледяную площадь, и только в тот момент я, наконец, догадался, куда ведет нас сей путь.

Вдали, меж уютных лавочек и магазинчиков пригорода, что ютились тут, плотно прижатые друг к другу, показался огромный отель «Леди Пай», которым заведовала, как вы уже догадались, Клаудия Генриховна Пай.

Этого еще не хватало. Смутные сомнения зародились в моей злосчастной душе.

Как было известно, клан Пай издавна владел различными гостиницами и постоялыми дворами, которые славились безукоризненным обслуживанием и безупречной репутацией. Их дела шли довольно неплохо, они даже смогли преуспеть на данном поприще, однако с того времени, как прежний глава клана господин Хэмфри занемог, бразды правления пришлось взять в свои руки его жене – Клаудии Генриховне, которая будучи преданной политике Холодного принца тут же запретила в своих заведениях любое присутствие вампиров и ведьм. Это в свою очередь ее очень роднило с позицией эльфлянского императорского двора, который прознав про данный запрет, тут же выслал приглашение клану Пай построить в столице Эльфляндии, Рахатске, отель, по новейшим технологиям, что и не снились обычным людям нашей страны. Сама императрица Зижель лично приветствовала Клаудию Генриховну, и руководство проекта осуществлялось под пристальным вниманием обеих дам. Так, клан Пай вышел на новый уровень всемирного влияния, обогатив свои хранилища и репутацию, а в пригороде, столице мира, и в Рахатске выросли прекрасные три отеля, ранее невиданной величины.

Отель величественно возвышался среди двухэтажных домишек, словно стройный кипарис, блистая теплым огнем в окнах, и от этого был похож на огромный фонарь. Здесь царила невероятная суета и праздность, подходя к широкой парадной лестнице можно было невольно ощутить ни чем необъяснимый восторг и трепет.

Филиппа, облаченная в черное платье с красной отделкой стояла как раз таки напротив входа. Ее глаза скользили по пробегающим мимо постояльцам, что сновали туда-сюда, а лицо ее выражало глубокую задумчивость.

Конечно, тут было место лишь для элитных персон, о прибытие в отель людей чуть пониже статусом или богатых, но в то же время не имевших определенного титула, не могло быть и речи. Поэтому все здешние постояльцы были людьми чрезвычайно важными и значимыми.

Едва Филиппа занесла ногу, дабы подняться по парадной лестнице, не успел я охнуть, как она вмиг оказалась подле меня. Я был унизительно застигнут врасплох, схвачен и прижат к фонарному столбу без возможности на какое-либо снисхождение со стороны противника.

– Ты следишь за мной? – нахмурившись, прошипела она, намерено впившись ногтями в мою рубашку.

От неожиданности я вмиг растерялся и даже не сразу нашелся, что сказать в свое оправдание. В жутких глазах девушки я видел Филицию – она под стать матери хмурилась не к добру. Забегав трусливо глазами, я поклялся себе больше не злить кузину, но кто бы мог подумать, что она так страшна в гневе?

– Филиппа... – все же промямлил я, силясь отыскать подходящие слова, дабы усмирить ярость девушки. – Прости меня, я правда сожалею... но еще сидя в столовой за чашкой кофе, я заметил, как ты вновь устремлена покинуть дом без какого-либо объяснения, и мне стало интересно, куда ты направляешься столь стремительно... ведь я глава клана и единственный мужчина в доме, поэтому мне приходится влезать в ваши дела, дабы убедиться, что с вами все в порядке. Вы же не посвящаете меня в подробности своих дел... не злись, прошу...

– Я не злюсь на тебя, – заверила меня кузина, однако ее карие глаза так и прожигали меня насквозь, взывая к моей совести.

Что зря, этого отродясь не было и вызвать нельзя.

– Зачем же, позволь узнать, ты пришла сюда, в самое логово старухи? – недоумевал я, – все же решилась забрать то, что принадлежит тебе по праву? И без меня?

В голосе моем проскользнула едва заметная обида.

– У меня тут важное дело, Милон, – спокойно ответила Филиппа, наконец, освободив меня из своих цепких рук. – Ни один ты трудишься ради клана.

Я прищурился, нервно расправляя многострадальный воротничок рубашки.

– Какие дела могут быть у вампирши, тем более у дочери Филиции, со старухой Пай? – вновь спросил я.

– Раз ты тут, то пойдешь со мной, – решила она, и, достав из потаенного кармашка в платье маленький пузырек, протянула его мне, – вот выпей это и тебя никто не заметит.

– Это еще что такое? – подозрительно окинул я взглядом неприятную на вид жидкость.

– Это кровь вампира и демона, которую я заколдовала, – пояснила Филиппа, – ты же знаешь о моих экспериментах с кровью.

– Да, наслышан, – вздохнул я, внутри меня передернуло, – не хочу даже знать, откуда ты ее берешь в таких количествах.

Я поспешно осушил пузырек.

– Да, Милон, лучше тебе не знать, – хитро улыбнулась кузина, и мы проследовали внутрь шикарного отеля.

Нас встретил огромный холл, который так и блистал своей чистотой и великолепием. За лакированной продолговатой стойкой возвышался паренек-консьерж, который с чрезвычайно деловым видом раскладывал почту. Возле него пыхтел маленький носильщик, прилагая неимоверное усилие, дабы поднять огромных размеров чемодан. Между ними метался коридорный – бедолага был завален поручениями, с которыми едва успевал управляться.

На диванах восседали господа и их дамы с напыщенным и надменным видом. К входу то и дело подъезжали кареты роскошного вида запряженные породистыми лошадьми.

Филиппа, словно неугомонный ветерок, проскользнула мимо стойки администратора, направляясь прямиком к лифтовой кабине, которая была новейшим изобретением и большой редкостью в то время. Мы зашли внутрь, где все было отделано красным бархатом и позолоченной нитью. Лифтер любезно закрыл за нами решетку, то и дело косясь на кузину, и механизм заскрежетав, стал поднимать нас вверх.

Внутри у меня все замирало от волнения, как в детстве, когда крадешься стащить перед ужином из банки еще печенья, находясь в опасной близости быть застуканным на месте преступления. Филиппа же в противовес мне выглядела спокойнее обычного, не выражая каких-либо волнений.

Лифт, тяжело скрипя, остановился, звякнул, осведомляя посетителей о прибытии на нужный им этаж, и двери были медленно отворены новым лифтером, что дежурил на этом этаже. Филиппа, не удостоив его взглядом, также решительно направилась по одному из коридоров, а я поспешил за ней, все еще опасаясь оказаться замеченным.

Мимо нас мелькали чудаковатые картины, номера и чудовищного вида вазы. Я лишь и успевал перебирать ногами, так как девушка была в нескольких мгновениях оттого, чтобы перейти на вампирский шаг. Внезапно кузина резко остановилась возле номера шестьдесят восемь. На нас глядел позолоченный номерок, высеченный красивой гравировкой, что констатировал с темной дубовой дверью.

Филиппа выдохнула, словно ей предстоял нешуточный бой, и тихо постучала. Дверь мигом отворилась и перед нами предстала во всей своей красе невеста Берти – Изабель! Она была одета в домашнюю одежду – роскошный халат из бежевого шелка струился и волочился по полу в виде огромного шлейфа.

– Проходи, – хмыкнула она с неким пренебрежением, приглашая гостью войти в свой дорогой и элитный номер.

Филиппа проследовала внутрь, а я еле успел отскочить, потому что Изабель чуть не пришибла меня дверью, захлопнув ее с такой силой, будто она ей что-то сделала. Ее движения были довольно резки, таких людей всегда следует опасаться – они не чувствуют личного пространства других.

Главная комната номера представляла собой уютную гостиную с шикарными диванами, мини-баром, книжными шкафами, камином, круглым обеденным столом, маленьким столиком для писем и мягкими креслами. Сама спальня с ванной комнатой находились по соседству, а окна выходили на задний двор отеля, в котором располагался чудесный садик.

– Чего хотела? – нелюбезно осведомилась Изабель, беззаботно плюхнувшись на диван. Она демонстративно стала листать журнальчик мод, всем видом показывая гостье свою незаинтересованность.

– Я пришла поговорить о твоем влиянии, Изабель, на настроения Клаудии Генриховны, – спокойно объяснила Филиппа, совершенно не обращая внимания на пренебрежительный тон хозяйки. Она облокотилась руками об спинку дивана, что стоял напротив Изабель.

– О каком еще влиянии? – девушка сделала непонимающий вид, приподняв в недоумении брови.

– Твое притворство здесь ни к чему, – слегка нахмурилась Филиппа, – я знаю, ты намеренно науськиваешь Клаудию Генриховну против моей семьи, каждый день подпитывая ее ненависть к вампирам!

– Вообще-то, – манерно произнесла Изабель, откладывая журнал в сторону, – клан Пай славится своей нетерпимостью к вампирскому отродью, я лишь стараюсь войти в семью. Так что не понимаю, почему ты взъелась именно на меня?!

Филиппа не к добру прищурилась:

– Я лишь требую оставить мою семью в покое, – проговорила кузина ледяным тоном, слегка наклонив голову.

– Ах, мне все ясно! – подскочила Изабель от негодования, – я так и знала! Ты прицепилась ко мне из-за Берти, так? Ох, меня предупреждали, что ты влюблена в него! Но вот теперь знай, он мой жених и будущий супруг, и тебе придется с этим смириться! – она замахала руками, голос ее сделался ужасно капризным, – знай, если я лишь замечу, что ты глядишь в его сторону, я тут же учиню скандал! Ведь негоже зариться на чужое, ты поняла?

Кузина замерла, и сердце мое дрогнуло, ведь я знал, какие чувства она испытывает относительно господина Пай. Однако к моему изумлению, девушка лишь слегка улыбнулась – и в ухмылке этой проглядывалось некое коварство.

Затем Филиппа набросилась на разволновавшуюся Изабель, схватив ее за горло и впечатав в диван.

– Я обожаю Берти, – прошептала с ранее невиданной мною страстью Филиппа, прямо возле лица перепуганной до смерти Изабель, – он всегда принадлежал мне, ведь он любит меня. И даже вмешательство его сестриц и полоумной бабки, что решили стереть его воспоминания с помощью вампира, не помешало ему все также испытывать ко мне пылкие чувства, – глаза девушки краснели, показались клыки, она судорожно выдохнула. – Ты можешь быть его невестой и потом женой, но все это не имеет никакой силы, если он млеет передо мной и мечтает в глубине своей души о сладострастном укусе, оставленным на его бархатной коже...

Внутри у меня все сжалось в комок, Изабель не успела заплакать, хотя на глазах ее так и застыли беспомощные слезы. Филиппа впилась в ее шею, кровавые струйки маняще потекли по шелковому халату, ужасающе впитываясь в ткань. Девушка упала без чувств, скорее от испуга, нежели от потери крови.

Филиппа жадно облизывая губы и тяжело дыша, молча вскрыла себе вену, чтобы залечить раны своей жертвы. Нежная кожа на шее барышни мучительно затянулась, и кузина в неком помутнении проследовала к выходу.

Так вот как разбирается с проблемами Филиппа. Кто бы мог подумать... ах, да, никто и никогда точно не знает, сколько на самом деле демонов притаилось в приличной женщине.

Прикрыв за собой двери, мы покинули номер в гробовом молчании, будто кузина и вовсе позабыла о моем существовании. Она, нисколько не смущаясь, прошагала по коридору с размазанной кровью на лице, не сделав и малейшую попытку вытереть ее. В тот миг я осознал, что Филиппа на самом деле в отличие от сестер упивается своей вампирской сущностью и пить кровь ей безумно нравится.

К счастью, дежурного лифтера не было на месте, и мы беспрепятственно стали ожидать лифт, без опаски быть замеченными нежеланными свидетелями. Хотя, признаться, я и нервничал.

Наконец лифт прибыл, Филиппа отдернула решетку, двери разомкнулись, и внутри находился никто иной, как сам Берти Пай! Он, как и при нашей первой встрече, был сдержан и аккуратно одет, внешний вид Филиппы ничуть не смутил его, и он даже не дал намека на то, будто заметил кровь на ее лице. Девушка невозмутимо зашла внутрь, захлопнув за собой решетку. Я все так же старался находиться подле нее, чтобы не остаться одному в логове врага.

Механизм скрипел, Берти учтиво сохранял молчание, но лишь одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как сильно бьется его сердце. Он изредка позволял себе скосить взгляд на застывшие следы крови, что остались на пухлых губах Филиппы. Но более он не подавал никакого виду, будто его это вовсе не беспокоит.

Внезапно лифт остановился на третьем этаже, скрипнула решетка, Берти вытаращил глаза, словно осознав нечто нехорошее, и прежде чем двери отворились, парень бросился к кузине и впился ей прямо в губы, чем изумил меня до глубины души. Филиппа же не поддавшись удивлению, мгновенно обвила шею Берти руками, ласково припав к его губам в ответ.

Двери лифта, наконец, разомкнулись, и внутрь зашел мужчина упитанной наружности. Он осуждающе попыхтел в свои усы, увидев влюбленную парочку, и немного помешкав, демонстративно отвернулся и вышел прочь. Двери опять сомкнулись, затрещал механизм.

Берти виновато отпрянул от Филиппы, все еще заворожено глядя на ее манящие губы.

– Простите меня, ради богов, дорогая госпожа Альдофин, – поспешно объяснился он, слова взволнованно срывались с его уст, – я ни в коем случае не хотел оскорбить вас... но если бы кто-то из постояльцев заметил кровь на ваших губах, он бы непременно нажаловался госпоже Пай, что в отель пустили вампира... в общем был бы скандал...

– Я понимаю, не нужно извинений, – стала вытирать губы Филиппа, будто только вспомнила о них.

Берти тут же протянул ей платок, и она сдержанно поблагодарила его.

– Это, правда, что вы готовите пьесу? – поинтересовался тут же он, стараясь избежать то чувство неловкости, которое царило в лифтовой кабине. – Я слышал, как госпожа Пай запрещает моим сестрам в этом участвовать.

– Да, кузен написал пьесу и теперь намерен ее поставить, – поддержала разговор девушка, – вчера прошли пробы.

– А вы пробовались на роль? – нерешительно спросил он.

– Нет, я предпочитаю помогать за кулисами.

– Как вы думаете... госпожа Альдофин, я бы мог вам пригодиться? – с надеждой в голосе задал вопрос Берти, – я отлично играю на многих инструментах, так что я вполне мог бы аккомпанировать... да и с декорациями я бы справился...

– Как же ваша семья? – Филиппа пронзительно поглядела на него, – разве госпожа Пай не будет против вашего участия?

– Все-таки я прямой наследник клана, так что могу решать такие вопросы самостоятельно, – в смущении проговорил Берти, – но госпоже Пай об этом все же лучше не знать.

– Я думаю, – слегка улыбаясь, произнесла девушка, – господин Милон будет очень рад вам и с удовольствием примет вас в нашу труппу. И конечно мы не сообщим об этом Клаудии Генриховне.

– Благодарю вас, Филиппа, – он на мгновение испугался и поспешил исправиться, – госпожа Альдофин!

Двери лифта тем временем открылись, решетка скрипнула, и лифтер тут же поклонился господину Пай с особым трепетом и почтением, едва увидев его. Филиппа наспех распрощалась с Берти, любовно убрав предложенный им платок в карман своего платья.

Мы вышли на свежий воздух, легкий душный ветерок ударил нам в лицо.

– Надеюсь, ты не против, что я пригласила к нам Берти? – наконец нарушила молчание Филиппа.

– Нет, конечно, нет, – заверил я ее и искренне добавил, – мне кажется, Филиппа, что господин Пай очень хороший человек.

– Я знаю, – тяжело вздохнула девушка.

– Филиппа, – мягко проговорил я, – нам правда угрожает опасность от клана Пай?

– Я сама разберусь с этим, Милон, не нужно тревожиться, – отрезала она, не особо выражая охоту это обсуждать. – У каждого из клана Альдофин есть обязанности, так вот – это мои.

– Вот как... – в задумчивости произнес я.

– Кстати, эффект заклятия спадет лишь через полчаса, так пока что можем немного прогуляться.

– Прекрасно, – с сарказмом поджал я губы, и мы неспешно направились домой.

4.

Роберта искусно шила наряды. Ни для кого не было секретом, что моя кузина была наделена особым талантом и чувством вкуса. Все это в совокупности давало ей преимущество перед другими дамами, ведь она могла создать искусство из, казалось бы, простого кусочка ткани.

Она подолгу вырисовывала наброски будущих костюмов, то и дело, советуясь со мной и с Софианом, как с человечком своей профессии. Когда наброски, доработанные и переделанные несчитанное количество раз, были, наконец, готовы, девушка с невероятным упорством принялась за шитье. Рука ее работала ловко и быстро, старенькая швейная машинка, поскрипывая строчила, что есть сил.

Накануне первой репетиции, сразу же после многострадальных проб, когда Роберта по обыкновению погрузилась с головой в любимое дело, неожиданно для всех прибыл слуга из Кастонского поместья с небольшим сундучком и посланием, адресованным госпоже Роберте Альдофин.

Застигнутая врасплох девушка распечатала послание и обнаружила, что подарок оказался новенькой швейной машинкой, сделанной в самой Эльфляндии по последним технологиям. Господин Романов искренне уверял барышню в письме, что сей щедрый жест не что иное, как вклад в наш скромный театр. Но все мы прекрасно понимали, зачем и к чему это было подарено.

Поэтому с самого утра первого репетиционного дня Роберта постоянно косилась в сторону Натаниэля, который с большим усердием повторял реплики своего персонажа себе под нос, деловито расхаживая по зале Тихого дворца и мечась перед глазами девушки. Он бросал украдкой взгляды на предмет своей пылкой страсти, при этом напуская на себя чрезвычайно важный вид.

Розмари Астраль тем временем обеспокоенно следила за данным действом, сохраняя ледяное молчание и непоколебимое достоинство. Ее роль уже была вызубрена до последнего словечка, а все музыкальные партии распеты и перепеты бесчисленное количество раз. Тогда я еще не знал, с какой ответственностью и серьезностью подошла к делу девушка. Каждую свободную минуту она посвящала роли, отчего ее домочадцы уже не знали, куда им деться от столь усердного порыва. Но на репетициях было сложно догадаться с каким трепетом госпожа Астраль относиться к отведенной ей роли, ведь она сохраняла лицо и привычное ей бесстрастие, что отпечаталось на ее характере еще с детства, привитое беспощадными правилами этикета.

В бальной зале Тихого дворца царила невероятная суматоха, от этого никто не замечал, какие страсти кипели между этими троими. Но я точно знал, что все же один человек определенно подмечает все, особенно то, что касается госпожи Астраль. И хотя господин Иваницкий по большей своей части вел молчаливую политику поведения в обществе, это не отменяло того факта, что мысли его были точны и остры, как клинок Холодного принца.

Он, как и в прошлый раз расположился на одном из диванов и с наслаждением курил. Листки с моей пьесой покоились рядом в неком отстранении, но я был уверен, что парню не составило труда все выучить и быть готовым к театральным сражениям.

Глаза господина Иваницкого неотрывно следили за Розмари, хотя совсем рядом находилась госпожа Айрис Бетси, та самая девушка, которая была вечным яблоком раздора между ним и господином Русаковым. Когда я только подступился к обдумыванию своего плана, я полагал, что главным препятствием со стороны Иэна станет именно его неуместная сердечная привязанность к госпоже Бетси. И я все ломал голову, как же мне остудить его пылкие чувства, дабы обратить взор парня в нужную мне сторону. Однако сейчас, глядя на внезапное равнодушие Иваницкого к белокурой «красавице», я право терялся и едва находил этому объяснение.

Если уж на то пошло, я искренне не мог понять, что вообще оба молодых человека нашли в госпоже Айрис. Она была дурна, капризна и избалована, и что самое кошмарное – она была невежественна и глупа. Но сердце необузданное создание и ему не прикажешь, кого любить – так я объяснял себе сие сомнительное явление.

– Фелес, не вертись так! – раздался недовольный и требовательный голос Консетты, который прервал мои скрупулезные размышления, – я закончила хореографический класс и знаю, что ты неправильно используешь мышцы во время танца!

Иэн громко усмехнулся на этих словах, впервые оторвавшись от наблюдения за Розмари. Русаков уловив унизительную насмешку, залился пунцовой краской и вспыхнул:

– Я и без тебя это знаю! – он выпучил глаза, будто опасаясь, что сию секунду каждый из присутствующих прознает про его тайную связь с госпожой Эсмальт.

Но люди, как правило, не замечают очевидных вещей, предпочитая выдумывать что поинтереснее.

– Да, Консетта, я понимаю, ты весьма сведуща в танцах, – закатив глаза, проговорила Айрис, решившая, что без ее вмешательства не обойтись, – видишь ли, Фелес отличный танцор, иначе бы я его не выбрала в кавалеры!

Консетта на данный выпад лишь растерянно нахмурилась, понятия не имея как реагировать на столь неуместное замечание. Айрис же, не обладая ни чутьем, ни интуицией навряд ли заметила особое отношение этих двоих друг к другу – лишь что-то внутри, спрятанное очень глубоко, давало о себе знать и подсказывало госпоже Бетси о том, что нужно почаще заявлять права на своих мужчин, особенно перед девушками, на фоне которых она явно проигрывала.

– Айрис, не могла бы ты надеть тот розовый бант, что тебе так приглянулся с утра в гримерной комнате? – ласково заговорила Консетта непривычным для нее голосом.

– Но ты же решила, что он подойдет больше Иви? – надула тут же губки Айрис.

– Хм, – театрально призадумалась госпожа Эсмальт, приложив указательный палец к щеке, – знаешь, я передумала. Иди и забери его у Иви, скажи, что я так велела.

– Правда? – просияла девушка и, позабыв о том, что только что яростно защищала своего возлюбленного, стремглав помчалась к сестре отобрать заветную вещицу.

Ни Фелес, ни Иэн не выразили к этому никакого интереса. Господин Иваницкий вновь был поглощен госпожой Астраль, вероятно глубоко внутри обеспокоенный ее поникшим расположением духа, а господин Русаков испытывающе уставился на госпожу Эсмальт.

– Господин Русаков, – мягко начала Консетта, поправляя костюм парня, – прошу вас, перестаньте все время краснеть при мне, иначе краснеть начну я, а это в свою очередь вызовет немало вопросов, ведь за моей особой подобное не водиться. – Она резко затянула пояс Фелеса, и он недовольно поджал губы, еще больше пронзая ее упрямым взглядом. – Что же касается той ночи, – продолжила Консетта, – я понимаю, что вы, скорее всего, действовали ради неведомой мне цели, и я не зла на вас за то, что произошло. Это было всецело моим решением, и я о нем ничуть не жалею. У меня скоро будет помолвка, так что сделаете мне одолжение – забудьте об этом.

Фелес заметно помрачнел, посмотрев на свою собеседницу тяжелым взглядом.

– Отчего вы тогда это устроили? – спросил он.

Консетта лишь улыбнулась какой-то печальной улыбкой и, проведя ладонью по щеке парня, прошептала:

– От большого и страстного чувства к вам.

Мурашки покрыли тело Фелеса, он вмиг вспомнил все постыдные моменты роковой ночи и коварные картинки замелькали в его голове. Он уже приготовился вновь покраснеть, как его внимание привлек жуткий грохот, что раздался неподалеку. Это Дориан Беднам рылся в сундуках с реквизитом с невероятным самозабвением. Он также неминуемо привлек внимание и госпожи Эсмальт.

– Ха! – подошел он к ним, – вы все репетируете! Как это здорово! Как это прекрасно! А! Я нашел эту шляпу, – он продемонстрировал крайне уродливый, потрепанный головной убор, – мне кажется, нет, я уверен, она нам очень пригодиться!

И с этими словами Дориан, любуясь собственной находкой, прошествовал и дальше учинять поиски невероятного и, по его мнению, очень нужного реквизита. Возможно его, как и всех остальных, могло отвлечь появление Берти Пай на пороге бальной залы Тихого дворца, но Дориан был слишком увлечен своим занятием, чтобы обращать внимание на внешние мелочи.

Берти прибыл, как и обещал. Господин Пай выглядел крайне заинтересованным, в глазах его горел огонек нарастающего любопытства, он выискивал ту, ради которой он пришел, поступившись с принципами собственного клана. Он на ходу приветствовал каждого, стараясь пробиться ближе к сцене, где он заметил Филиппу, что возилась с декорацией.

– Боги, господин Пай! Как это? Вы, отчего не предупредили меня, что прибудете? – засыпал его тут же ворохом вопросов Оли Тихий, – а ваша бабушка, госпожа Клаудия, знает, что вы здесь?

– Прошу прощения, что не предупредил вас заранее, господин Тихий, – Берти поглядел на него в упор, в глазах его промелькнули нотки раздражения, – но господин Альдофин пригласил меня, ведь он ставит пьесу. Оплошность с моей стороны, что я не оповестил вас о своем прибытии, ведь полагал, что вы должны быть в курсе. Ведь вы хозяин Тихого дворца.

Я никак не ожидал подобной дерзости и защиты собственной чести от этого милого юноши – он мне начинал импонировать, а сказанные им последние слова явно давали намек на то, что я и так давно подозревал.

– Мы вам, безусловно, рады, не может быть и речи! – выпалил с жаром Тихий, пропуская колкости и неприкрытые намеки мимо ушей. – Двери моего дома всегда открыты для господ, тем более тех, кто состоит в Совете!

– Я польщен, – слегка поклонился Берти, все еще силясь прорваться вперед.

– Берти, дружище! – тут же подхватил Романов, похлопав новоиспеченного гостя по плечу.

Дружище? Он теперь каждого другом считает?

– Наконец-то ты вернулся к нам! – продолжил он.

– Не заглянешь на Совет? – лукаво улыбнулся подоспевший Даниэль.

– Непременно, – вежливо кивал Берти, – я все еще помню о своих обязательствах.

– Ох, это греет душу, – протянул Натаниэль, хитро сверкая глазами, – знаешь, нам так тебя не хватало.

– Догадываюсь, право, – пристально поглядел на него Берти, уловив некий намек, суть которого была не вполне ясна остальным.

Мне это совсем не понравилось, я пристально проследил за господами и более не заметил ничего подозрительного. Натаниэль продолжил повторять роль с прежним самозабвением, а Берти подошел к Филиппе, чем вызвал презрительное и пристальное внимание к себе со стороны Франчески, которая все еще неласково косилась в сторону парня.

– Я помогу вам с декорацией, госпожа Альдофин, – тут же подхватил он ношу, которую пыталась дотащить девушка. – Только скажите, чем я могу быть вам полезен, и я постараюсь все сделать.

– Благодарю, господин Пай, – несколько засмущавшись, но в то же время, стараясь не подавать виду, проговорила кузина, – не могли бы вы сходить в комнату с реквизитом и принести мне два старых черных стула, что стоят прямо возле входа? Нам надобно будет их перекрасить на террасе.

– Безусловно, – тут же повиновался Берти и проследовал в коридор.

Натаниэль, бросив хитрый взгляд на присутствующих и убедившись, что никто на него не смотрит, как бы невзначай проскользнул следом за господином Пай.

Интересно, Берти, по его же словам, не было в пригороде пять лет, так какие дела могут объединять этих двоих?

Я, мешкая и изнывая в мучительных сомнениях в бессилии заметался на месте, не зная пойти ли мне за господами и оставить Оли Тихого в опасной близости с властью, что он тут же захватит в моем театре? Или же остаться отстаивать свои авторские права и возможно упустить ту информацию, незнание которой сохранит мне жизнь?

Бросив ревностный взгляд на Тихого, я, внутри проклиная себя за все на свете, юркнул в открытую дверь и стал красться по коридору, ладонью нащупывая амулет – мое единственное спасение и привилегию, без которого я давно бы пропал.

Добравшись до комнатки с реквизитом (к слову той самой, что еще недавно послужила заточением господина Тихого), я с трепетом припал ухом к двери. Дыхание мое было взволнованным и тяжелым, а сердце отбивало четкий такт в замершей тишине.

– Зачем тебе эта скрипка? – раздался голос Берти. Он был непривычно серьезным.

– Пойми меня, Берти, мне жизненно необходимо достать, как можно больше артефактов Холодного принца, – выдохнул Натаниэль, голос его был приглушенным и задумчивым, – если я этого не сделаю, моей безопасности настанет конец. Тот, для кого я ищу эти вещицы, щедро платит мне, благодаря ее влиянию я остаюсь в живых.

– С чего ты решил, что я так просто расстанусь с наследием своего клана? – спросил Берти, – эта скрипка очень важна для госпожи Пай, неужели ты думаешь, что она не заметит пропажи? Будет скандал.

– Я прошу тебя, потому что я уважаю тебя и доверяю тебе, – искренне заговорил Натаниэль, – мы выросли вместе, я знаю тебя всю свою жизнь. Если бы я не относился к тебе, как к брату, я бы не спрашивал позволения, а молча бы забрал скрипку и никто не смог бы ничего доказать. Ведь я лучше любого вора, потому что я тот, кто может его поймать. – Романов вновь тяжело вздохнул, – твоя бабушка украла эту скрипку, как и все остальные, воспользовавшись переполохом. Эта вещь никогда не была наследием вашего клана, ведь Холодный принц не дарил ее вам. К тому же, Берти, – некое призрение промелькнуло в голосе полицейского, я даже через дверь ощутил, как он прищурился, – разве есть что-либо хорошего в этой скрипке? Тебе было всего девять лет, когда Клаудия начала заставлять тебя играть на ней, дабы приманить русалок. На твоих глазах она перерезала им глотки, отдавая тем самым дань уважения ее покровителю. Ты считаешь, это нормально, учить ребенка не защищаться, даже не нападать, а обманом истреблять врагов? Благодаря госпоже Пай здесь не осталось ни одной русалки, но будь уверен, если они вдруг появятся вновь, то тебя ждет все та же участь.

Минутное молчание повисло в комнате, затем Берти заговорил:

– Я принесу тебе скрипку, обещаю, но, – немного понизив голос, он добавил, – в свою очередь я тоже попрошу тебя об услуге.

– Что же ты хочешь? – с интересом спросил Натаниэль.

– Я хочу, чтобы ты, как глава графства выразил свое возражение против моего назначения в палату правительства в столице. Я бы желал остаться тут, работать на благо моего пригорода, потому что здесь мой дом, – Берти вновь сделал паузу, – у меня никогда не возникало желания покидать эти окрестности. Я, как мой отец, мы другие, нежели госпожа Пай. Она всегда жаждала высот и ждет стремлений и побед от меня, но мне этого не нужно. Я хочу остаться там, где моя душа.

– Без проблем, Берти, – отозвался Романов, – я сделаю все, чтобы ты смог остаться, мне это будет лишь в радость.

– Почему ты переменил свои планы? – внезапно спросил господин Пай, – ты писал мне еще недавно, что ищешь клинок, и что остальные артефакты для тебя не столь важны.

– Видишь ли, – опять тяжко вздохнул Натаниэль, – я прочесал каждый уголок того места, где точно находится клинок. Просто хозяин дома его очень хорошо спрятал.

Мурашки пробежали по моей коже, в горле пересохло. То, с каким злорадством и хладнокровием это произнес полицейский отчего-то привело меня в оцепенение и ужас.

– Поэтому, – продолжил Романов, – мне нужно принести хотя бы что-то, дабы задобрить своего покровителя. Пусть даже русалочью скрипку, от которой толку меньше всего.

«Меньше всего? – пронеслось в моей голове».

– Надеюсь, ты его отыщешь, – произнес Берти, – ты изменился Натаниэль. Я не понимаю, что именно в тебе переменилось, но оно очень сильно повлияло на тебя.

– Прошло много времени, – с некой тоскою в голосе отозвался Натаниэль, – ты тоже повзрослел.

– Мне очень жаль твоего отца, позволь лично принять мои соболезнования. – С грустью произнес Берти, – господин Эдвард относился к нам, как к собственным детям. Я очень скорбел, когда узнал об его кончине. Еще раз прости меня, что не смог приехать.

– Благодарю и не нужно. Я знаю причины и все прекрасно понимаю, – тут же прервал его Романов, словно вовсе не хотел на этом заострять внимание, – многое изменилось. Плут Кель наконец пал.

– Кто же убил его, Нат? – прямо спросил Берти.

– Не имею ни малейшего понятия, – произнес он с напускной невинностью, как мне показалось. – Но его больше нет и его власть над нами отныне бессильна.

– Кто бы это не сделал, он оказал всем нам большую услугу, – холодно произнес Берти, голос его был бесстрастным, – я до сих пор уверен, что Плут Кель приложил руку к смерти моих родителей.

Я сильнее припал ухом к двери, сердце мое билось в волнующем предвкушении, а горло пересохло. И вот, в очередной раз, особа моя стала жертвой судьбы-насмешницы – оказалось, что коварная дверь отворяется в обе стороны, поэтому стоило мне сильнее навалиться на нее своим несчастным тельцем, как я кубарем завалился прямо в реквизитную комнату, постыдно распластавшись перед господами Пай и Романовым.

Изумление на их лицах застыло, минутное неловкое молчание повисло над молодыми людьми, а я, растянувшись во весь порог, так и продолжал глупо глядеть на них, изредка виновато моргая.

– Прошу прощения, – наконец пролепетал я, поджав губы, мысленно желая провалиться на месте, – я, кажется, споткнулся об эти шикарные ковры, которые господин Тихий расстелил повсюду в коридорах, будто в гостиных.

– О, господин Альдофин, – словно придя в себя, кинулся ко мне Берти. Лицо его вновь приобрело ту миловидность и невинность, а проскальзывающая холодность и серьезность исчезли без следа. – Вы не сильно ушиблись?

– Как сказать... я уже привык, – сконфужено промямлил я, поднимаясь с пола.

На этих словах Натаниэль, не в силах сдерживаться, рассмеялся от души:

– Да, Милон, ну ты даешь, дружище! – он покачал головой и во взгляде его я заметил некое сомнение, – неужто возможно поскользнуться на этих коврах, что покоятся тут не одно десятилетие? Ты просто-таки особенный.

– Это все моя врожденная неуклюжесть, – скромно оправдывался я, прекрасно понимая, что Натаниэль мне нисколько не поверил.

Я и не надеялся его провести, ведь как можно обмануть того, кто обман придумал?

Слава дорогим богиням, что в этот щекотливый момент подозрения моей особы, к нам в реквизитную комнату вошел Дориан Беднам, в который раз выручая меня своим чудаковатым и неуместным поведением.

– Ха! Вы тут, господа! – радостно воскликнул он, совершенно не обращая вникания на неловкую атмосферу, – я, видите ли, здесь нахожусь в творческих поисках особенного реквизита для нашей пьесы! Господин Милон будет рад!

– Господин Беднам, – нахмурился я, решив напомнить о своем скромном присутствии, – я здесь.

– Ой! А я вас и не заметил! Ха! – засмеялся Дориан, забавляясь собственной невнимательностью, – вы знаете, господин Тихий уже вовсю репетирует любовную сцену! И мне совершенно не нравится, как он это делает. Мне, как человеку, по уши потонувшему в любви, претит подобное изображения столь возвышенного чувства! Вот я и решил заняться иными, более важными делами! Ха!

Я не дослушал то, что господин Беднам так трепетно ведал нам, ведь лишь уловив то, что мерзкий Оли Тихий вновь вмешивается в мой план, я тут же рванул помешать ему как можно скорее.

Я ворвался в залу, как сумасшедший ревнивец, ворвавшийся на нежеланную свадьбу, дабы помешать ей. Все с изумлением уставились на меня, и о, богини, как же в последнее время я часто замечал на себе эти взгляды.

Моих кузин не наблюдалось, они видимо занимались закулисными делами за пределами репетиционного поля битвы. На сцене с измученным видом находилась Розмари – она удрученно наблюдала за своим мучителем господином Тихим и видимо была им крайне недовольна. Рядом с ней находился Иэн. Лишь завидев меня, он вмиг оживился, брови его приподнялись в легкой иронии, видимо с интересом предвкушая, как я буду предотвращать сложившуюся ситуацию.

– Ох, господин Милон, это всего лишь вы! – выпалил Тихий с ноткой надменности в голосе, – мы репетируем, пока вы бродите неизвестно где.

На данных словах, мой верный соратник Софиан, что скромно стоял возле стены, держа в руках все тот же многострадальный канделябр, демонстративно закатил глаза. В силу своего низкого статуса, он, увы, не смел перечить хозяину Тихого дворца.

– По какому праву, вы решили начать репетицию столь важной сцены без меня? – сердито проговорил я, решив сразу вступить в открытый бой.

– Вас где-то носило, как обычно, а времени у нас не так уж и много, – скорчив гримасу недовольства, ответил Оли, – вот я и принял на себя столь обременительную ношу, подставил крепкое плечо, так сказать.

– Где-то носило?! – повторил я, закипая от нешуточного гнева. – Я попрошу вас более, без моего ведома и согласия, не брать на себя никаких нош, особенно тех, что касаются моей пьесы. – Возмутился я, впадая в крайнюю растерянность от подобной наглости.

– Может быть пьеса и ваша, господин Милон, – не собирался отступать господин Тихий, – но театр по праву мой, так что я также как и вы, имею полное право участвовать в репетиционном процессе.

Мы приблизились друг к другу совсем вплотную. Сестрички Бетси глазели на нас, как на ярмарочных шутов, Иваницкий, облокотившись на спинку стула, с насмешкою наблюдал за конфликтом со сцены.

– Вы изрядно помяты, благороднейший, – процедил Тихий, бойко взирая на меня снизу вверх. – Ваша одежда помялась, – добавил он уже шепотом, – видно вы вновь подслушивали под дверьми, как вы это частенько делаете, только жаль вас никто не предупредил, что большинство дверей моего дома отворяются в обе стороны.

Хитрая, мерзкая улыбочка расползлась по его ядовитому лицу, отчего волна обжигающей злости прокатился по моему нутру.

Ах, он подлец!

Обставил меня!

Да где это видано?!

– Что ж, полагаю, вам возразить нечего, – удовлетворенно поджал губы Оли, – так что прошу, садитесь рядом и репетируете со мной.

Я сохранял лихорадочное безмолвие, не ведая как мне поступить дальше. Любой необдуманный шаг, мог грозить погибели моего плана... весьма жестокая расплата за то, что я недооценил собственного противника.

В ледяном и сдержанном молчании я опустился на стул, не выпуская из поля зрения господина Тихого. Он же, преисполненный притворного радушия, уселся рядом, в душе вероятно ликуя от победы.

Ничего, ты можешь радоваться сколько угодно, только победа всегда за теми, кто с трепетом выжидает, подкрадывается и ест.

Однако поглощенный собственным коварством, не успел я опуститься на стул, как в залу ворвался Дориан Беднам с крайне озабоченным и скорбящим видом, словно кто-то умер.

– Господин Милон! – истошно проголосил он, отчего все вновь, отвлеченные от своих занятий, уставились на новую драму. – Вам нехорошо?! Один из слуг сообщил мне, что вы себя ужасно чувствуете!

– Что? – только и смог вымолвить я.

Надеюсь, эта моральная поддержка спешит мне на помощь пристрелить меня, потому что чувствую я себя и правда неважно.

Последние четыре недели.

– Ох, право, не обижайтесь, господин Милон! – тут же решил объясниться Оли Тихий, – но слуга передал мне, как вы ни с того ни с сего грохнулись посреди коридора и влетели в реквизитную комнату! Вы сказали, что поскользнулись на коврах, но это просто нелепо, ведь мои ковры прибиты к полам гвоздями! Из чего я делаю вывод, что вы испытываете недомогание!

– А? – нахмурился я, ощущая собственное бессилие против этих двоих.

– Боги, не умирайте только! – истерично прокричал Дориан, бросаясь мне в ноги.

На этот припадок Даниэль лишь закатил глаза, явно раздраженный поведением старшего брата.

– Что это за произвол?! Со мною все хорошо, – проворчал я, силясь высвободиться из сострадательных объятий господина Беднама.

– Ох, господин Милон, я понимаю, – жалостливо простонал Тихий, изображая потуги актерской игры, – но нельзя так легкомысленно относиться к собственному здоровью! Потерять равновесие на ровном месте! Это я скажу вам, не шутки!

Вот же черт – второй удар за такое короткое время!

– Надеюсь это не заразно? – брезгливо поинтересовался Фелес из дальнего угла комнаты, чем заслужил взгляд неодобрения госпожи Эсмальт.

– Фу! – тут же поморщилась Айрис, делая поспешно шаг назад.

– О боги, это же может быть исмекская чума! – тут же панически заметалась Иви, – говорят, на соседнем континенте была замечена новая вспышка!

Вместо того, чтобы как то вмешаться на правах представителя закона, Луи Хитрый, как и обычно, лишь потешался над ситуацией, смачно впитывая подробности и детали смеха ради.

– О нет! – почти ревел Дориан, все не отцепляясь от моих ног, – я к вам успел так привязаться, господин Милон!

Неадекватных людей на одно помещение превышало норму, и я про себя изо всех сил проклинал Оли Тихого и его глупую стратегию по устранению моей персоны с поля битвы. Я не понимал, куда запропастились все мои кузины, ведь их помощь сейчас мне бы не помешала. Мне совершенно не хотелось прилюдно выходить из себя, к тому же в данном положении, любой протест с моей стороны послужил бы мне во вред, нежели в пользу.

Тем временем одна из моих кузин Роберта в неведении возилась с нарядами в соседней гостиной, которую наша труппа окрестила костюмерной комнатой. Здесь было тесно и неудобно, все помещение было заставлено громоздкой мебелью и занавешено тяжелыми портьерами. Но изящная Роберта с легкостью скользила между гарнитурой, с самозабвением подшивая пуговицы и кружева.

– Госпожа Роберта? – раздался знакомый самоуверенный голос.

Девушка повернула голову и увидела на пороге никого иного, как господина Романова, который уличив момент, поспешил остаться наедине с объектом своей пылкой привязанности.

– Что вам угодно, господин Натаниэль? – с еле уловимым любопытством спросила она, при этом стараясь сдержать проступающую улыбку на устах.

– Мой костюм случайно не готов? – хитро прищурив глаза, поинтересовался парень, проходя вглубь комнаты.

– Да, почти, можете примерить за ширмой. Я посмотрю, идеально ли он сидит, – Роберта взмахнула рукой, указывая на огромную вешалку с различными нарядами, что стояла возле старинной ширмы.

Натаниэль лишь на мгновение задержал на Роберте взгляд, прежде чем идти на примерку.

– Я хотела, – начала Роберта неуверенно, слова поддавались ей с трудом. Она отвернулась к комоду, сделав вид, что ее очень заинтересовали бусины, что лежали в шкатулке. – Я хотела поблагодарить вас, господин Натаниэль, за швейную машинку... вы очень надежный друг, и столь щедрым жестом вы оказали неоценимую услугу моему кузену. Благодаря вам наряды шились в два раза быстрее, ведь ваш подарок... – девушка запнулась, закусив губу, и на выдохе окончила, – чудесен...

Натаниэль выслушивал речь девушки с невероятным удовольствием, поглядывая на нее из-за ширмы.

– Вообще-то, госпожа Роберта, – ухмыльнулся он, видя, как девушка стесняется взглянуть ему в лицо, – когда я заказывал швейную машинку, то думал в первую очередь о вас. Ведь это произошло задолго до того, как я узнал о том, что будет ставиться пьеса. Я увидел однажды вашу старую машинку и подумал, что вероятно вам очень трудно с ней управляться, и что для творческих подвигов просто необходимо облегчить вам работу.

Роберта резко повернулась, оставив несчастные бусины в покое.

– В любом случае я вам глубоко благодарна, – поспешно произнесла она, все еще стараясь не глядеть на своего собеседника, который к тому моменту уже переоделся и вышел из-за ширмы.

– Не стоит, – с напускным равнодушием отмахнулся парень, но глаза его так и горели огоньком, – вы знаете, как я желал получить костюм, сшитый вашими нежными руками, и теперь он у меня есть. И после спектакля я обязательно его заберу, не отдам ни вашему кузену, ни господину Тихому.

– Как вам будет угодно, – сдержанно ответила Роберта, быстро берясь за дело.

Она взяла в руки нитку с иглой, и они завертелись в ее пальцах, будто сами по себе, словно они были живые.

– Вот тут я немного поубавлю, – пояснила Роберта, делая пометки на жилете.

Романов улыбался, явно испытывая удовольствие от того, что девушка находилась к нему неприлично близко.

– Отчего вы решили играть роль Слуги? – спросила Роберта, не поднимая головы. Она сосредоточенно работала иглой, пока что парень не сводил с нее глаз. – На вас это не похоже, мне казалось, вы будете претендовать на главную роль.

– Что ж, главная роль весьма привлекательна, не спорю, но, – покачал головой Натаниэль, – роль Слуги более интересная и живая. К тому же главная роль требует определенных актерских навыков, а я не так уж и хорош на данном поприще.

– Неужели? – вздернула бровями Роберта, улыбаясь с явным намеком, – какого вы невысокого мнения о себе, кто бы мог подумать.

Натаниэль улыбнулся в ответ, прекрасно понимая, что ему не обмануть госпожу Альдофин.

– Вы и, правда, очень талантливы, госпожа Роберта, – искренне произнес он, – у вас вышли прекрасные костюмы. Они сыграют большую роль в нашем представлении.

– Вы льстите мне, и я знаю, с какой целью вы это делаете, – покачала головой Роберта, выражая свойственное ей недоверие.

– Я не имею привычки льстить, кому бы то ни было – ни просто так, ни с корыстной целью, – серьезно произнес Натаниэль, пристально поглядев на девушку.

Роберта поглядела на него в ответ, игла застыла в воздухе, и Натаниэль, более не имеющий воли притворяться джентльменом, впился девушке в губы, страстно обнимая ее за изящную талию.

И она позволила ему это сделать.

Когда Роберта с Натаниэлем вернулись в залу, то перед их взором открылась сцена весьма сомнительного действа. Дориан Беднам валялся у меня в ногах, умоляя не отправляться мой чистую и светлую душу к ангелам, Софиан преисполненный долга, силился оттащить несчастного. Даниэль курил и не выказывал ни малейших попыток остановить брата от позора.

Иви и Айрис хватаясь за голову, метались в самом дальнем углу, то и дело, тряся Фелеса за плечи с невероятными возгласами и криками. Консетта тщетно старалась успокоить барышень. Луи катался со смеху, собирая своим жилетом всю здешнюю пыль, Иэн с Розмари устало взирали на все это со сцены.

Оли Тихий – виновник всего адова зрелища, с упоением продолжал подливать масла в огонь, бесконечно жужжа у меня над ухом о моем якобы утерянном здоровье.

– Что это за беспорядок! – крикнула на нас Роберта, нахмурившись ни к добру.

Ее голос был уверенным и непоколебимым, он отчего-то внушал стыд и послушание, даже если ты ни в чем не провинился. У Натаниэля вытянулось лицо, он никак не ожидал подобного от госпожи Альдофин.

– Что вы тут устроили?! – продолжила она, так как не дождалась ответа, – какое бесстыдство! Вместо того, чтобы репетировать, вы занимаетесь не пойми чем!

Все вмиг присмирели и начали расползаться в разные стороны, уже позабыв о том, что я якобы смертельно болен. Но вот господин Беднам... его, кажется, ни чем не проймешь, он так и остался возле моих ног!

– Господин Тихий, я крайне разочарована в вас! – неожиданно обратилась она к Оли, отчего тот замер на месте, – вы же взрослый человек, в отличие от остальных! Могли бы направить молодых в нужное русло! Как вам не стыдно?!

Натаниэль позади девушки еле сдерживал смех.

– Но я... а... – лишь смог вымолвить Тихий в свое оправдание. Он явно не ожидал, что Роберта посмеет публично его пристыдить, да и еще в стенах собственного дома.

– Ничего не хочу слышать! У нас слишком мало времени, так что все быстро за работу! – распорядилась кузина, не принимая ни единой поблажки.

Вдруг ее суровый взгляд упал на Дориана, что так и продолжал сидеть на полу. В глазах его блестели слезы.

– Что вы себе позволяете, господин Беднам, – еле сдерживаясь от пренебрежения, проговорила Роберта, – вы же наследник клана, как вы себе позволили сесть на пол?

– Но господин Милон смертельно болен! – всхлипнул Дориан.

– Никто ничем не болен, мой кузен абсолютно здоров, – заверила его девушка спокойным тоном.

– Правда?! – просиял парень, тут же поверив в новую истину.

Но кузина не успела ему ответить, неожиданно для всех в залу вошел Дезмонд Беднам, видимо решивший, что может врываться в любые помещения без ненужного разрешения.

– Дориан! – грозно проговорил он, – какого черта ты расселся здесь на полу? Прислуга сообщила мне, что ты тут балбесничаешь, вместо того чтобы заниматься бумагами.

И хотя тон его и казался суровым, все же в голосе чувствовалась теплота и мягкость, что выдавали любовь к племяннику. Чего нельзя было сказать о Даниэле с Габриэлем – с ними он вел разговор иначе.

Дориан же, слишком увлеченный оплакиванием моей особы, не сразу понял, что обращаются именно к нему. Он в некой нерешительности, недоуменно покосился на Даниэля, который так и сидел неподалеку в кресле с сигаретой, будто надеялся найти в нем помощь и поддержку.

– Тебя зовут, дурилка, – усмехнувшись, беспощадно изрек Даниэль. Он сидел с важным видом, закинув ногу на колено, даже не помышляя подняться, чтобы поприветствовать главу своего клана.

Дориан медленно поднялся, и он не успел что-либо ответить в свое оправдание, как Оли Тихий перехватил инициативу (кто бы сомневался):

– Боги! Господин Беднам! Я вам так рад! – он пожал ему руку слишком восторженно и слишком сердечно.

– Да-да, господин Тихий, взаимно, – отмахнулся от него Дезмонд, также пожимая ему руку.

– Так славно, что вы заглянули! – все повторял Оли, перебирая нелепо своими короткими ножками. А я своим зорким глазом увидел, что Дезмонд незаметно передал Тихому какое-то письмо. Тот тут же спрятал его в карман, даже не глядя.

Их движения были так отточены, вероятно, им приходилось это делать множество раз.

Что-то мне это совсем не нравится.

– Дядя! Ха! Тут так здорово! Гляди, здесь всюду костюмы и декорации и все такое! Господин Милон написал пьесу, вы представляете? – пораженно и в то же время восхищенно лепетал Дориан.

– Господин Милон, – он одарил меня нехорошим взглядом, что был присущ их жуткому семейству. – Я обязательно расскажу о вашей пьесе господину Ярузалевскому. Любому творчеству не помешает хорошая встряска.

– Нет нужды, – мило улыбнулся я, делая над собой неимоверное усилие, – я уже имел возможность рассказать господину Ярузалевскому о пьесе.

– В таком случае, жду не дождусь премьеры, – процедил он, – Дориан, нам пора, нас ждут дела.

– Да, дядя, премьера будет высший класс, – подал голос Даниэль из своего кресла, чем обратил внимание Дезмонда на себя.

– Ты тоже тут? – как бы между делом поинтересовался он, не выражая при этом ни малейшей заинтересованности.

– Как видишь, – ухмыльнулся Даниэль.

Они говорили так, будто между ними существовал некий скрытый конфликт. Ранее я такого за ними не замечал.

– Я надеюсь, Дориан, ты играешь ведущую роль? – спросил Беднам старший, намеренно игнорируя Даниэля. Но тот оставался невозмутим – вероятно, привык.

– Лучше, дядя! – воодушевился племянник, – я помогаю за сценой!

– Это что еще значит? – недовольно нахмурился Беднам.

– Ох, а я предупреждал господина Милона... – было уже начал причитать Оли Тихий, но я его поспешно перебил.

– Это значит то, что Дориан, – заговорил я непоколебимым тоном, – вносит неоценимый вклад в создание спектакля, господин Беднам. Так что прошу вас позволить окончить нам репетицию.

– Как вам будет угодно, – процедил Дезмонд, – но Дориана мне придется забрать.

О, богини, как мне пережить эту потерю?!

Однако ответил я следующее:

– Прискорбно, нам будет очень не хватать дорогого господина Дориана.

– Тогда я с удовольствием останусь! – тут же с готовностью выпалил парень, но Дезмонд схватил племянника за плечо и потащил к выходу, не оставляя ему права на выбор.

– Пошли, – проговорил он, не собираясь прощаться ни с кем из присутствующих.

– Господин Милон, я обязательно вернусь! Не вздумайте скучать по мне! – кричал довольный Дориан, пока не скрылся в дверях.

– Ох, какая наивность, – усмехнулся тихо Даниэль, – никто и не будет скучать по тебе, дурилка.

Он поглядел хитро на меня, и я вновь уловил в его взгляде невероятную жестокость и хладнокровие, которые видеть мне приходилось не часто. Что ж, это прозвучало довольно-таки угрожающе.

Вся эта сцена произвела на меня крайне неприятное впечатление – подозрения увеличивались в моей душе, порождая все большие сомнения и опасения. И даже последующие стычки с господином Тихим в этот день, не смогли вытеснить их, продолжая подпитывать прискорбные догадки и чувства.

5.

Душа моя пылала негодованием, я вышел на улицу перевести дух – солнце клонилось к горизонту, выкрашивая небо в кровавые цвета. Я заметил, что Филиппа также вышла подышать свежим воздухом, сидя на лавочке под одним из деревьев. Я без промедлений проследовал к ней, содрогаясь от бушующей ярости в моей груди, рука моя тянулась к сигаретам, и кажется, я более был не в силах сопротивляться.

– Чертов Оли Тихий! – прошипел я гневно с той ненавистью, на которую только был способен. Достав сигарету, я стал нервно ее поджигать тонкой спичкой, что никак не хотела гореть.

– Эй, Милон, – позвала Филиппа своим мягким бархатным голосом, – ты куришь?

Легкое удивление проскользнуло в ее тоне, она поглядела на меня в неком сомнении.

– Я в завязке, – я тут же смял сигарету и уставился в одну точку, еле сдерживая огненные чувства.

– Хм, интересно, – призадумалась девушка, – ты не похож на того, кто борется с пагубной привычкой. Однако этот Оли Тихий всего лишь надоедливый тип. Тебе незачем так убиваться из-за него.

– Как же ты не понимаешь, Филиппа! – в бессилии воскликнул я, – это дело принципа! Этот Тихий, будучи чьей-то никчемной пешкой, пытается командовать мной, будто представляет из себя важную фигуру! Вот бы узнать кто его покровитель, – судорожно размышлял я, – тогда он будет у меня в кармане...

– Я думаю, – спокойно рассуждала Филиппа, пока я бессознательно бил кулаком о кору дерева, – тебе стоит сходить со мной в вампирский притон.

– Куда? – опешил я, вмиг позабыв о своих невзгодах, – ты что, ходишь в подобные места?

– Да.

– Филиппа! – лишь выпалил я, не в силах подобрать слов.

Кузина слегка улыбнулась, и, наклонившись поближе, прошептала:

– Ты не пожалеешь, поверь мне.

Я на мгновение застыл, прибывая в осознании. А на самом ли деле я знаю Филиппу?

Удалось ли мне взаправду разгадать ее суть, или я все это время видел лишь то, что мне было позволено видеть?

Был вечер.

Репетиция была давно окончена, дом на холме готовился ко сну. Солнце исчезло в безграничном океане, оставляя за собой непроглядную тьму летней ночи, которую сегодня не нарушал ни стрекот сверчков, ни игривый ветерок.

Пожелав друг другу «Добрых снов», мы по-обыкновению отправились в свои покои. Я припал ухом к двери в своей комнате и стал с жадным нетерпением выжидать. Через минут десять, когда все улеглось, я услышал, как дверь в покои двойняшек отворилась – я еще сильнее навострил слух, в гробовой тишине отчетливо слыша собственное взволнованное дыхание.

Ха... мне там бывать нельзя – я знал это, как никто другой, но все же на свой страх и риск согласился наведаться в одно из самых развратных мест на свете. Обычные бордели и прочие вакханалии тех, кто обладает всем золотом мира никогда не сравняться с тем кровавым пиром, какой творится в стенах вампирской обители.

Филиппа отворила мою дверь, и я увидел ее бледное лицо, которое было прикрыто маскарадной маской. Она молча вложила в мои руки такую же и жестом указала надеть ее. Я в безмолвии повиновался, и мы, утопая в темноте, стали красться по собственному дому, словно двое злоумышленников.

Лишь пара небесных глаз подглядывала за нами в дверную щелку из спальни Мэри. Ведь детское любопытство, даже у самого послушного ребенка, ни за что нельзя обуздать.

Мы вышли на свежий воздух, пахло... свободой и приятным щиплющим чувством, будто ты совершаешь нечто противозаконное. Филиппа стремительно направилась вниз со склона – пробираться в кромешной тьме было невероятно трудно, особенно спуск с холма в нынешней видимости казался мне более крутым, чем при дневном свете.

Пройдя в молчании по дороге, что вела в центр, Филиппа неожиданно остановилась. Деревья возвышались на обочине в величественной тишине, вдали чуть слышно шелестели пшеничные поля.

– Рошшш, – прошептала кузина с невероятно таинственным видом и... ничего не произошло.

Я огляделся, чтобы еще раз убедиться, что ничего не упустил из виду – вокруг царила все та же непроглядная тьма.

– Э... Филиппа? – неуверенно произнес я, пытаясь хоть что-либо понять.

Но девушка, решившая видимо не отвлекаться на излишние объяснения, проследовала дальше, резко свернув с дороги в самую чащу леса. Я же поспешил за ней, предпочитая не оставаться в одиночку на мрачной и опасной тропе.

Шли мы не долго – уже вскоре Филиппа выбежала на небольшую поляну, на которой в тени томных деревьев ютился небольшой трактир. Я оторопел и встал, как вкопанный – клянусь, раньше его здесь не было! Сколько раз мне приходилось обследовать местные уголки, никогда не видел я на этой поляне никакого трактира.

Мы вошли внутрь, тут было душно и пыльно – мелкие соринки будто застыли в воздухе, не желая оседать на пол. Зато это никак не мешало неимоверному веселью царить здесь – каждый уголок ходил ходуном. Музыканты бодро отыгрывали ритмичный мотивчик на стареньких инструментах, худощавый пианист ловко перебирал по звучным клавишам длинными пальцами. Тут приятно пахло зажаренными куриными крылышками и сыром.

И все бы это казалось вполне естественным, и не было бы ничего поразительного, если бы постояльцы этого трактира не были призраками, что плыли в воздухе, подобно той пыли, которая их окружала.

– Что это за место? – шепнул я Филиппе, нервно сглатывая. Мои догадки мне совершенно не нравились, и я хотел, как можно скорее их опровергнуть.

Но кузина, не удостоив меня ответом, направилась к барной стойке, и, положив на нее решительным движением руки монетки, произнесла:

– Месье Паншет, один экипаж для леди и джентльмена.

Мужчина средних лет, что угрюмо протирал бокалы за стойкой, прищурился. Его лысина блестела в свете от огня, что полыхал жаром в камне.

– Флоренс занят, – отрезал он, забирая деньги.

– Но мне нужен Флоренс, – настаивала девушка.

– Ничем не могу помочь.

– Филиция знает твою тайну, – вмиг проговорила Филиппа быстрой скороговоркой.

– И Филиция не лжет, – ответил хозяин, слегка усмехнувшись, – с этого и нужно было начинать.

Пока они вели столь непринужденную беседу, я нервно оглядывался, не в силах перестать глазеть на местных мертвецов. Конечно, человек способен привыкнуть ко всему, но у меня для этого было крайне мало времени.

Филиппа же ни проронив лишнего слова, проследовала к двери, что вела на задний двор трактира. Я поспешил за ней, опасаясь отстать, ведь оставаться здесь у меня не возникало ни малейшего желания.

Дверь распахнулась, и я увидел прямо перед порогом крыльца красиво отделанный экипаж с гербом в виде лилии – герб клана Альдофин. У меня тут же возникло много вопросов, но не успел я их задать, как к нам обратился незнакомец, что сидел в тени винных бочек. Фонарь не доставал туда своим проворным светом и очертания этого таинственного человека мне разглядеть не удавалось, как бы я не напрягал зрение.

– Куда собрались? – небрежно осведомился он тягучим голосом, в котором так и скользили нотки жгучей хитрости и лукавства.

– Мы держим путь в притон, – пояснила спокойно Филиппа.

– Опа-на, мать не одобрит, – игривым тоном протянул незнакомец.

– Флоренс, ты должен слушаться, – недовольно прищурилась Филиппа, словно теряла всякое терпение.

– Я и не ослушиваюсь, – беспечно отозвался Флоренс.

Он вышел в свет фонаря, и я онемел – передо мной вышагивал круглый пушистый котяра с хитрыми узкими глазами и деловой ухмылкой.

– А это кто? – спросил кот, полизывая лапу, имея в виду мою скромную персону.

– Это наш знакомый, – уклончиво ответила Филиппа.

– Все с вами ясненько, – протянул Флоренс, – чего застыли, садитесь.

Он указал нам на карету, что не была запряжена лошадьми, и я, пропустив Филиппу вперед, проследовал внутрь. Сиденье и стенки экипажа были обшиты дорогим бархатом с золотыми заклепками. Дверца за нами захлопнулась, кот переваливаясь, забрался на вожжи и карета, которая была окутана призрачным туманом, помчалась со скоростью света вдоль высоких деревьев, рассекая непроглядную тьму.

– Мы скоро прибудем, с этого момента не смей говорить со мной, никому не отвечай. Помни, вампиры все слышат, – дала мне краткие наставления кузина, – маску не снимай, и не волнуйся – ее никто не сможет сорвать с тебя, она заколдована.

Я послушно кивнул, не издавая ни звука. И хотя все происходящее крайне изумляло меня, послушание, что было мне привито в воспитании с детства, как и всегда, взяло вверх.

– Кого ты увидишь в притоне, может шокировать тебя, так что будь готов, – сказала она напоследок.

Поверь мне, милая Филиппа, меня уже ничего не сможет шокировать, особенно в свете последних событий.

К тому же... ах, неважно.

Карета тем временем ловко неслась, подскакивая с грохотом на кочках – Флоренс не обращал на такие пустяки внимания. Этот упитанный котяра был полностью поглощен управлением заколдованной каретой, что ехала без какой-либо помощи, сама по себе.

Все дремало беспробудным сладким сном в центре пригорода. Лавки стояли темные и закрытые, выжидая, когда задребезжит рассвет и настанет их время. Фонари были погашены, фонтан отключен. Лишь вдали виднелся отель «Леди Пай», что, как известно, всегда пренебрегал сном, предпочитая бодрствовать и гореть огнями в мрачной ночи.

Экипаж съехал с главной улицы пригорода, едва заглянув в центр. Под ужасающий грохот и тряску, я силился придать своему лицу спокойное выражение и привести мысли в порядок, но в данном положении это было весьма трудно сделать.

Осторожно я выглянул в окно и увидел, что мы приближаемся к зловещему поместью, резиденции самого Холодного принца. Когда-то подобные резиденции возводились в каждом уголке страны, дабы правитель вместе со слугами мог путешествовать без излишних затруднений. Внутри каждый дом был отделан и обставлен мебелью по подобию главного дворца, что находился в столице. Ведь для капризов Холодного принца не было ничего невозможного.

Многие из поместий пали, каким-то из них вампиры нашли свое применение. Как, например для этого – ныне обитель Холодного принца служила местом для кровавых забав элиты кровососов. Возможно, с подачи Редьярда Больфис это было сделано намерено, как в насмешку над пропавшим врагом.

Здание со стороны выглядело одиноким и нежилым – свет тут не горел, лишь лунные блики, сверкавшие на стеклах окон, отделяли его от тьмы. Но едва подъехав к парадному входу, я сразу почуял, что множество вампиров пируют здесь – их мертвая жизнь плещется через край в этих унылых стенах.

Экипаж остановился, и мы в сдержанном молчании покинули карету.

– Зови, если что, – протянул Флоренс хитрым голоском и, поднимая непроглядный столб пыли, умчался прочь.

Тут даже воздух казался другим – не было того летнего приятного ветерка. Все тут пропиталось затхлостью и мертвечиной.

Филиппа взяла меня за руку. Сложно было сказать, что под максой скрывается именно она – держалась кузина как-то по-особенному, иначе, под стать моменту и атмосфере. Она казалась весьма важной особой, ступала зрело и уверенно, от нее веяло непоколебимой верой в собственной силы. И это признаться успокаивало и меня.

Внутри поместья, как я и предполагал, царил полумрак. Холодное колдовское свечение заполняло комнаты. Я прекрасно знал, что «синее пламя» было подвластно лишь демонам и демоницам – отчего оно горело и здесь, оставалось загадкой.

В каждой зале беспечные вампиры придавались веселью и разврату, забавляясь с простыми смертными, что служили им верным угощением.

Сколько же их тут было...

Никогда я не мог помыслить, что всего лишь за четверть века наш мир наполниться таким количеством кровососов.

«Неужели этого она желала...? – все вертелось в моей голове».

Кровь была всюду. Кровь стыла в моих жилах от ужасающего и такого волнующего зрелища, кровь стекала по шеям, запястьям, заливая весь пол. Мебель, обивка, портьеры и скатерти – все было в крови. Казалось, ее запах пропитал здешний воздух, придавая синему свечению более темный оттенок.

Я беспрекословно следовал за Филиппой, не выпуская ее руки из своей. До сих пор для меня оставалось загадкой, зачем мы здесь и для чего? Но я был терпелив и беспрекословно ждал.

Мы, наконец, добрались до бальной залы, что была знаменита своими узкими ступеньками и пьедесталами, которые так любил Холодный принц. Ни один бал был проведен тут, и он, любимец своего народа сполна упивался своей славой и величием на данных помостах. Но теперь, когда его давно уже здесь не было, зала превратилась в нечто противоположное. Вся она была заставлена мягкими диванами, пуфами, креслами и устлана коврами, что пропитались багряной кровью.

Однако вся эта мебель скрылась под огромным количеством голодных, жаждущих до крови, вампиров, которые придавались кровавым утехам, вкушая своих жертв. Некоторые люди бездыханно лежали на полу, и никто не обращал на них никакого внимания.

Признаться мне стало дурно, я ощущал себя так, словно мое тело облепила запекшиеся кровь, и я не мог ее смыть. Но ради Филиппы я делал над собою усилие и подавлял неприятные чувства.

Мы опустились на один из свободных диванов, и официант, молоденький вампир, тут же предложил нам по бокалу свежей крови.

Филиппа взяла один. Взял и я.

Так уж вышло, что сидели мы прямо напротив огромного портрета Холодного принца, что висел тут с забытых времен. Полотно местами облезло и порвалось, края его были изрядно запачканы кровью, но взгляд Холодного принца, что смотрел на нас с портрета оставался неизменным – все такой же ясный и острый, готовый в любую минуту безжалостно разделаться с тобой.

Без каких-либо сомнений.

Насилу подавляя отвращение, я испил крови из бокала, затем испытав ужасающую тошноту. Этот отчаянный жест даже Филиппу заставил покоситься на меня. Но более она никак не выразила своих чувств.

Она все это время неустанно наблюдала за мной боковым зрением. Я кожей чувствовал ее внимательный взгляд на себе. Возможно, она опасалась, что я могу выдать нас чем-либо, или же дивилась моему спокойствию, ведь кругом царило непривычное для меня истинное безумие.

Но кузина тогда еще не знала, что безумие и есть моя жизнь.

Люди, одурманенные собственным помешательством, добровольно отдавались в смертельные объятья вампиров, умоляя испить их грешной крови. Кто-то, не стесняясь ничего, предавался ласкам прямо в общей зале. Ведь лица господ были надежно скрыты под масками, а, как известно, за анонимностью и безнаказанностью приходит вседозволенность и распущенность.

Я уверен, преисподняя выглядит именно так.

Нервный ком в моей груди нарастал, я никак не мог вразумить, почему мы здесь?

Зачем Филиппа сюда ходит?

Она явно не принадлежала к числу тех, кто прилюдно забавляется со своей жертвой. Вероятно, кузина вообще побрезговала бы касаться здесь чего бы то ни было.

Я уже хотел подать какие-нибудь знаки моей дорогой сестрице, дабы узнать, в чем дело, как взгляд мой зацепился за знакомую фигуру девушки, что неторопливо вышагивала вдоль залы, словно ей принадлежало здесь каждое существо и каждый предмет. Ее маска кровавого оттенка в виде хищной бабочки и откровенный корсет выделялись дорогой отделкой золотой нити. У нее была пышная короткая юбка из фатина, подьюбник был разодран и запачкан в крови. Шея и грудь также блестели кровавыми следами. Ее ноги были обнажены, а вожделенный затуманенный взгляд блуждал по зале в поисках новой жертвы.

Милана...

Подружка Кая Мора и любовница Дориана Беднама.

Этого не хватало...

Что она тут делает?!

Я вмиг осушил бокал с кровью, намерено пролив немного на воротник. Филиппа подозрительно окинула меня взглядом.

В свою очередь я вопросительно уставился на Филиппу, но не успел я вдоволь поглядеть на нее с укоризной, как она мягко взяла меня за подбородок и повернула мою голову обратно, обращая мой взор все на ту же Милану.

Девушка тем временем дошла до своей цели и вкусила его – это был низкий мужчина, одетый в темные одежды. Но из его кармана, как будто нарочно чтобы позлить меня, торчал платок оранжевого цвета. Его словно положили туда в знак некого протеста.

Осознание пришло ко мне не сразу. Я долго всматривался в фигуру мужчины, улавливая неясный силуэт в полумраке синего пламени, цеплялся за движения... и тут мысль, словно гром, поразила меня – это же Оли Тихий!

Я тут же в недоумении уставился на Филиппу, будто ища подтверждения в реакции кузины. Словно прочитав мои мысли, девушка коротко кивнула в ответ, тем самым удовлетворяя мою догадку.

Вмиг я оживился, тело мое преисполнилось энергией – мозги мои кипели, мне было некогда – я судорожно размышлял. Все, наконец, встало на свои места, картинка складывалась с невероятной быстротой.

– Укуси меня, обрати меня, – умолял Тихий не своим голосом, на что Милана лишь улыбалась той безумной и устрашающей улыбкой, какая была присуща Каю Мору.

Ни для кого не было секретом, что Милана была пустышкой, которая существует лишь мнениями и желаниями своего властного покровителя. Но здесь и сейчас властительницей была она сама. Поэтому девушка всласть насмехалась над мольбами Оли, не воспринимая их всерьез.

Так вот почему Филиппа ходит сюда... она собирает компромат, ведь притон посещают все знатные господа пригорода. Да что уж говорить, как я понял, и члены Совета здесь не редкие гости. Лишь одна семья Пай сюда и носа не сует...

Я моча поглядел на Филиппу, а она на меня. И мы, по традиции хорошо поняли друг друга. Мне все больше казалось, что нет, и не будет того, кто бы меня лучше понимал.

6.

Благодаря Филиппе на следующую репетицию я вступал со знанием своего дела. Во мне не осталось и капли той уничтожающей силы, что господствовала надо мной в прошлый раз.

Может вчера я и дал слабину, позволив господину Тихому захватить власть, которая как ему казалось не испариться уже более никогда. Но он очень сильно заблуждается – ветер переменился. И явно не в его сторону.

В первой половине дня я стал выжидать. Я вел себя тихо и неприметно, добровольно позволив господину Тихому главенствовать и распоряжаться на репетиции так, как ему заблагорассудится. Как и подобает истинному Альдофин я затаился.

Еще с детства матушка твердила мне, что в моей обманчивой внешности сущего ангелочка скрыта невероятная сила. Я не верил ей и злился, что все принимают меня за безобидного недотепу, а в совокупности с безупречными манерами и воспитанием это вводило людей в еще большее заблуждения относительно моей истинной сущности. Но вот я вырос и понял, что матушка имела в виду. Теперь я и сам намеренно делаю беззащитный вид, дабы противник подобрался ко мне поближе. Я нарочно даю почувствовать ему собственное превосходство. И когда он уже заранее начнет праздновать собственную победу, я кусаю.

Внешность самая обманчивая вещь в мире.

Вскоре наступило время обеда и господин Тихий, оставив гостей на попечении прислуги, удалился в свой кабинет. Я аккуратно шел по его следу, постучал в двери и без приглашения вошел внутрь.

– Господин Альдофин... что вам угодно? – растерялся он, вставая из-за стола в неком беспокойстве.

Я же не спеша удовлетворить его любопытство, лениво огляделся – комната была хорошо обставлена... впрочем, как и все здешние покои, что были не обделены роскошью и богатством.

– Мило, весьма, – произнес я, продолжая нехотя осматриваться.

– Вас что-то беспокоит? – допытывался Тихий, явно прибывая в замешательстве от моей бесцеремонности.

– Раз я тут, то очевидно, что беспокоит, – резко перевел я взгляд с вычурной вазы на него. Тихий вздрогнул, – вы очень бедный человек. Деньги это не про вас, не про вашу семью. – Он застыл, как неживой, дыхание его потяжелело. Я же, облокотившись на статую, продолжил пренебрежительным тоном, – ваш брат живет в столице, он лавочник, не так ли?

– Все верно, господин Альдофин, – процедил Оли, а уместнее сказать Оливер.

– У вас никогда не было клана, ведь ваша семья никогда и нигде не играла особой роли, – слегка улыбнулся я. Он хотел было что-то ответить, но я его опередил, – в таком случае возникает вопрос, откуда у вас столько денег? Кто вам позволил жить в этом дворце? Чей это дом, такой огромный с множеством пристроек, сооруженных наспех?

– Я верно служил многим господам, в том числе и вашей драгоценной тетушке, – тяжело дыша, проговорил Тихий со скользящей обидой в голосе, – поэтому своей верной и упорной службой я многого добился. У меня есть покровители, господин Альдофин, а ваша необоснованная и непростительная дерзость меня оскорбляет. Я попрошу вас уйти!

Я расплылся в еще большей ухмылке и, проигнорировав его последние слова, зацепился за нужное мне:

– «Покровители» говорите? Полно, для подобного дворца достаточно иметь одного покровителя – Кая Мора.

Тихий мертвецки побледнел и возвел на меня округленные глаза:

– Что вы такое говорите?! Кай Мор не может быть мне покровителем! Разве вы не знаете, что мы с вашей тетушкой заодно?! Заодно против вампиров, – его трясло, жилки на его шее так и барабанили. Он понизил голос и зашептал, – да я же всеми силами пытаюсь защитить малыша дорогой Мэри, о котором в пригороде знает пара человек!

– Вы, правда, призираете вампиров? – с сомнением в голосе протянул я.

– Да! – горячо подтвердил Тихий.

– Даже больше, чем это делает семейство Пай? – уточнил я.

– Да! – опять с жаром подтвердил он.

– А что вы тогда делали вчера в вампирском притоне с Миланой, подружкой Кая Мора? – я уставился на него, выжидая, что же он на это противопоставит.

Его лицо дрогнуло, он застыл, не смея шелохнуться, а самое главное, он совершенно не знал, куда ему деться.

– Я... я не посещаю вампирские притоны, господин Альдофин, вы ошиблись... – он мямлил и выглядел крайне жалко. Господин Тихий хоть и предпринимал слабую попытку оправдаться, но уже все понял. Понял, что отнекиваться и бежать было бесполезно – это конец.

– Дезмонд Беднам передал вчера вам письмо от Кая Мора, – я подошел к нему вплотную.

– С чего бы... как Дезмонд связан с Каем? – нервно облизнулся Оливер.

Меня это позабавило – я усмехнулся.

– Не нужно придуриваться, я знаю, что Кай Мор прародитель рода Беднам.

– Откуда... откуда вам только это известно? – нервный смешок вырвался из его груди.

– Мне известно все, – прошептал я зловеще, – теперь все. Послушайте, господин Тихий, впредь, если хотя бы один волос упадет с головы моего племянника, я вскрою вам живот вот этими руками, присяду вон там, – я указал на кресло мятного цвета, что стояло неподалеку, – и буду с наслаждением наблюдать, как вы истекаете кровью. Обычно я не предупреждаю. Но сегодня я сделал исключение. Передайте вашему покровителю, что больше нет надобности посылать своих кровососов в дом на холме.

– Вы понимаете, о чем вы говорите... как...как я это сделаю? – дрожащим голосом проговорил Оливер, испарина выступила на его круглом лбу.

– Я не знаю, как вы это сделаете, – повел я плечами, выказывая свое хладнокровие и равнодушие, – а на что вы рассчитывали, заключая сделку с Каем Мором?

Я отошел от него, пятясь назад, все еще не собираясь сбрасывать с себя беспечный вид.

– Он обещал мне все, – заворожено проговорил Тихий, словно на последнем издыхании, – он обещал обратить меня в вампира.

На секунду я замер, не веря своим ушам, не выдержал и расхохотался.

– Кто? Кай Мор? Обещал? Ха-ха, – потешался я, – это слово не может стоять рядом с его именем.

– Прошу, господин Альдофин, – оживился он не к добру, – умоляю, спасите мою жизнь! Не отправляйте меня к нему, боги! Не говорите Филиции – они же забьют меня с обеих сторон!

– Это намного лучше, нежели вашей смертью займусь я, поверьте, – усмехнулся я, оставаясь равнодушным к его мольбам.

– И что же вы хотите?! – взревел Оливер, – и что, Кай лишь растерзает меня на куски, проку будет ноль! Он так и продолжит охоту на вашего племянника!

– Почему ноль? – удивился я, – вы же сами только что сказали, что вас растерзают на куски? – улыбка не сходила с моих уст.

– Вы готовы пожертвовать живым человеком ради этого мальца?! – терял последнюю надежду Тихий, – он же внук Холодного принца!

Я резко схватил его за воротник и, наклонившись, бесстрастно произнес:

– Он сын моей кузины Мэри и внук моей тетушки. Господин Тихий, если вы не хотите вдобавок к гневу Кая Мора получить гнев Филиции Альдофин, то прошу вас смириться с отведенной вам участью и более ни мне, ни моей семье не докучать.

Я отпустил его и собрался уже уходить, как вспомнил:

– И да, театр мой оставьте в покое, на сцене двум режиссерам нет места.

И одарив его жалкий вид снисходительным взглядом, я удалился.

После Оливер Тихий еще долго оставался в своем кабинете, ссылаясь на внезапно охватившее его недомогание. Но Филиппа, которая могла помочь, даже не дернулась, по моему взгляду, прекрасно понимая, какое именно недомогание охватило господина Тихого.

Репетиция проходила прекрасно, я ощутил свободу действий и это меня несказанно окрыляло. Однако радоваться мне пришлось недолго. Как по заказу в Тихий дворец неожиданно явился издатель Марк Ярузалевский, под предлогом праздного любопытства.

Мы раскланялись перед ним, поприветствовав нежеланного гостя, и когда с церемониями было покончено, он занял кресло прямо за моей спиной, нависая, словно ангел смерти над умирающим, чем конечно несказанно нервировал меня. Я старался не обращать на него внимания и сосредоточиться на сцене, что мы репетировали, но это было делом сложным.

Кто он такой?

Он был вовсе не похож на типичного издателя... что-то в нем было не до конца ясное, не совсем уловимое – то, что трудно понять...

– Ваша пьеса... кажется не дотягивает до знаменитого Эльфлянского театра Дьесен, но, – внезапно заговорил Ярузалевский, поддавшись вперед так, что оказался возле моего плеча, – тоже весьма неплохо... стало быть лучше вашей книги.

– Вы читали мою книгу? – не отрывая взгляда от Розмари с Иэном, которые в это время играли на сцене, холодно спросил я.

– Пару страниц, – улыбка расползлась по его неприятному лицу, а я никак не мог взять в толк, зачем этот господин, мне вовсе незнакомый близко, меня провоцирует.

– Господин Ярузалевский, – спокойно ответил я, – вы только вдумайтесь, ведь я писатель, а это означает, что я могу уничтожать и исцелять души, рушить надежды и возводить миры, создавая их буквально из ничего, лишь легким взмахом пера. А что можете вы? Выплескивать яд на труды других под маской того, кто якобы имеет на это право?

– Вы все пишите, все, что вам только взбредет в голову, – спокойно парировал он, не поведя и бровью, – не заботясь ни о качестве, ни об идее. Слова имеют огромные последствия и несут за собой не меньшую ответственность.

Я медленно повернулся к нему и, пристально поглядев в его безжизненные глаза, ответил:

– Думаю, пока вы не читали ни одного моего произведения, вы, откровенно говоря, не знаете меня. Сейчас вы напоминаете слепого кутенка, что уверен якобы может тягаться со мной, но дьявол всегда тот, кто пишет. И вы ошибаетесь на мой счет, – я поддался вперед, заворожено глядя в его жуткие глаза, – вы вступаете со мною в конфликт, добровольно позволяя себе быть неосведомленным относительно истинной личины своего врага. Хотя ответ на все ваши вопросы и ключ к разгадке находится в моих рукописях – стоит лишь протянуть руку.

Марк тихо и пугающе улыбнулся, словно что-то решая для себя.

– Да, Альдофин, – произнес он самозабвенно, что меня несколько встревожило, – в самом деле.

– Были сомнения? – насторожено спросил я.

– Ничуть, теперь все в порядке, – он странно поджал губы, – что ж, не смею мешать вашему торжественному процессу. Меня ждут, – он усмехнулся и добавил приглушенным тоном, – меня всегда ждут. Еще обязательно увидимся, господин Альдофин.

– Взаимно, – бросил я, сохраняя непроницаемое лицо.

Ярузалевский радушно со всеми распрощался, а я охваченный беспричинным беспокойством, подозвал к себе Софиана. Он тут же поспешил ко мне.

Парень наклонился, внимая моему приказу.

– Мне нужно все, что только есть на господина Ярузалевского.

– Будет исполнено, – лишь ответил Софиан и учтиво удалился.

А репетиция, подобно кровавому балу, продолжалась.